Глава IV. ГУСТАВ АДОЛЬФ.

Глава IV. ГУСТАВ АДОЛЬФ.

 Последователем военного искусства Морица Оранского был Густав Адольф, который не только воспринял и развил новую тактику, но и положил ее в основу стратегии широкого масштаба.

 К концу средних веков едва не произошло объединение в одно государство Швеции, Дании и Норвегии подобно тому, как около того же времени объединились друг с другом Кастилия и Арагония. Но шведы воспротивились такому объединению и в борьбе за свою национальную независимость образовали военное государство невиданной дотоле силы. Страна, с включением Финляндии и Эстляндии, насчитывала тогда едва один миллион жителей (не более чем тогдашние курфюршества Саксонское и Бранденбургское вместе взятые), но и народ, и сословия, и король сомкнулись в одно неразрывное целое, в то время как в немецких странах, подчиненных как Габсбургам, так и Гогенцоллернам, вся дееспособность была парализована противоречиями, разделявшими государей и сословия, а простой народ прозябал в тупом безразличии. Королевская власть династии Вазы, не имевшая своим источником феодальное наследственное право, а созданная народным избранием, носила совсем иной характер, чем власть немецких князей, и как королевская власть в Швеции отличалась от власти немецких государей, так и шведские сословия весьма существенно отличались от сословного представительства в остальной романо- германской Европе. Шведский рейхстаг был своего рода профессиональным представительством, не являющимся носителем чьих-либо прав, а созываемым королем по его усмотрению для его поддержки. С этой целью король созывал не только дворян, духовенство и бюргеров, но и крестьян, а наряду с ними также и представителей офицеров, судей, чиновников, горняков и других профессий100. Последние группы постепенно отпали, а представительство от офицеров объединилось с представительством от дворян, так что образовалось прочное представительство четырех сословий, которые сливались в одних стремлениях с королем и выражали единую волю по отношению к внешнему миру. Вступив в 17 лет (1611 г.) на престол, внук Густава Вазы Густав Адольф приобрел в борьбе с русскими и поляками Карелию, Ингерманландию и Лифляндию и довел численность своей армии до 70 000 человек, что в отношении к народонаселению Швеции представляло больший процент, чем выставленный Пруссией в 1813 г.101.

 Надо полагать, что финансовые силы небогатой Швеции подверглись крайнему напряжению для того, чтобы содержать такое войско. Долго - это было бы невозможно, но война питает войну. Раз организованная армия содержалась и даже пополнялась из областей, которые она покоряла.

 Национальное пополнение армии происходило не только путем добровольной вербовки: при посредстве духовенства составлялись посемейные списки по всей стране всех мужчин старше 15 лет, и производился набор по усмотрению местных властей. Таким образом, шведы были первым народом, который организовал у себя национальную армию. Швейцарцы представляли воинственное народное ополчение, но не армию. Ландскнехты носили специфически немецкий характер, но они ничем не были связаны с немецким государством. Французские банды были слишком ничтожны, чтобы их можно было назвать национальной армией. Испанцы уже больше приближались к этому понятию, в то время как нидерландцы, в свою очередь, представляли чистейший тип интернациональных наемников. Между тем шведское войско представляет вполне сформированный военный организм, служащий для защиты, величия и славы отечества. Народ дает своих сынов в качестве солдат, а офицерский корпус образуется из местного дворянства. Правда, во время войны этот национальный характер не сохранялся полностью: завербовывалось и много чужеземцев, зачисляли в ряды также значительное число пленных и принимались на службу офицеры не шведского происхождения. Уже когда Густав Адольф отправлялся в Германию, в его войсках было много шотландцев, и чем дольше тянулась война в Германии, тем шведское войско постепенно все более онемечивалось по составу как солдат, так и офицеров.

 Войско было дисциплинировано и обучено по нидерландскому образцу. В то время как "в Германии солдаты часто бродят, как стадо быков или свиней", Траупиц в своем "Военном искусстве по королевско-шведской методе" (1633 г.) поучает, что надлежит равняться по фронту и в глубину, и точно соблюдать интервалы. И он, и другие писатели описывают нам формы, которые вырабатывались и которые часто были настолько искусственны, что их в серьезном деле никак нельзя было бы применить; но сам факт, что ими занимались, свидетельствует о том, что в ходу было чрезвычайно интенсивное строевое обучение.

 Шотландец Монро описывает один шотландский полк, который сражался под начальством Густава Адольфа при Брейтенфельде и Люцене: "Целый полк, дисциплинированный как этот, представляет как бы одно тело, одно движение: уши слышат в одно и то же время команду, глаза поворачиваются одним движением, руки работают как одна рука".

 Рюстов в своей "Истории пехоты" начертил чрезвычайно наглядную картину "шведского боевого порядка". Каждый полк состоит из пикинеров и мушкетеров; тактическое построение называется бригадой; она основана на плоском, в шесть шеренг глубиною, линейном построении, причем отрады пикинеров и мушкетеров чередуются между собою; проблема прикрытия мушкетеров пикинерами разрешается тем, что мушкетеры, при угрозе кавалерийской атаки, отступают за линию пикинеров, а образовавшиеся через это промежутки заполняются отрядами пикинеров, стоявших позади первой линии и образовывавших вторую линию.

 Однако эта картина не подтверждается теми цитатами, которые приводит Рюстов, а другие сообщения гласят о совершенно ином. Да и по существу представляется чрезвычайно сомнительным, чтобы пред лицом надвигающейся неприятельской атаки мушкетеры успели отступить за шеренги пикинеров, стоящих рядом с ними, а выдвинутые из второй линии пикинеры смогли замкнуть разрывы фронта. Сверх того, мушкетеры второй линии оказываются настолько закрытыми первой линией, что они не могут использовать своего оружия, и не видно, как и где они могут быть вообще применены к делу.

 Впрочем, я отказываюсь углубляться в возникающие при этом вопросы (ср. экскурс ниже), так как они носят чисто технический характер: вопрос военно-исторического и всемирно-исторического значения не ставится этим под какое-либо сомнение; он сводится к большому числу мушкетеров, какое мы уже видели в войсках Морица, связанному с усовершенствованием их оружия. Вес мушкетов настолько уменьшается, что можно обойтись уже без сошки. Это означает ускорение стрельбы. Все еще продолжают держаться того взгляда, что мушкетеры без пикинеров не могут противостоять кавалерийской атаке. Однако в противоречии с этим существуют уже полки, составленные из одних мушкетеров, и уже в 1630 г. Неймайер фон Рамсла писал в своих "Воспоминаниях и правилах военного дела"102: "Длинные пики представляют скорее ослабляющий войну элемент, чем ее нерв. Ружья защищают пики"103.

 Один шотландец, участник сражения при Брейтенфельде подполковник Мёскамп, командовавший батальоном мушкетеров, следующим образом описывает пехотный бой104: "Сперва я велел стрелять из трех небольших орудий, которые я поставил перед собою, и не разрешил своим мушкетерам дать ни одного залпа, прежде чем мы не подошли на расстояние пистолетного выстрела к неприятелю; тогда я скомандовал залп трем первым шеренгам, а затем и трем следующим. После чего мы ворвались в их ряды, нанося им удары мушкетами и саблями.

 "Неприятель, хотя мы уже вступили с ним в рукопашную, однако, дал два или три залпа из мушкетов. В начале нашей атаки четыре бойких эскадрона кирасиров, шедших впереди неприятельской пехоты, повели атаку на наши колонны пикинеров, они близко к ним подъезжали, давали по ним один или два пистолетных залпа и перестреляли всех шотландских знаменосцев, так что сразу рухнуло на землю столько знамен. Наши им здорово отплатили. Один их храбрый командир, весь в красном с золотым шитьем, как раз оказался перед нами; мы видели, как он лупил собственных людей саблей по голове и по плечам, подгоняя их, так как они не хотели идти вперед. Этот господин протянул бой более чем на час, но когда он пал, мы видели, как их пики и значки попадали одни на другие, а все его люди бросились бежать, а мы их преследовали, пока ночь нас не разлучила".

 Такое же картинное изображение пехотного боя находим мы в другом английском источнике, в биографии короля Якова II. Здесь мы читаем105: "Когда королевская армия (при Эджгиле, 1642 г.) подошла к неприятелю на расстояние мушкетного выстрела, пехота с обеих сторон открыла огонь. Королевские войска двинулись вперед, а бунтовщики остались на своих местах, так что они настолько сблизились, что некоторые батальоны могли наносить удары пиками, особенно гвардейский полк лорда Уиллугби и некоторые другие. Сам лорд Уиллугби убивает пикой одного офицера из полка лорда Эссекса и ранит другого. Раз пехота так горячо и близко сошлась, можно было ожидать, что одна из сторон обратится в бегство и рассеется; однако дело приняло иной оборот, ибо обе стороны, словно по обоюдному соглашению, отступили на несколько шагов, плотно воткнули свои значки в землю и продолжали стрелять друг в друга вплоть до самой ночи; явление столь изумительное, что никто ему не поверил бы, если бы при этом не было столько свидетелей".

 Даже после введения линейного построения пехоты огневой бой производился в первое время еще в форме караколе; линию мушкетеров разделяли на несколько групп, между которыми оставлялись проходы. После того как первая шеренга дала залп, она через проход отходила назад, чтобы зарядить свои мушкеты, в то время как вторая становилась на ее место, чтобы, в свою очередь, дать залп, и так далее. При продвижении вперед выворачивали, так сказать, караколе наизнанку: шеренга, давшая свой залп, оставалась на месте, а последующие выходили вперед. Дошли и до того, что стреляли за раз две шеренги и затем обе отходили назад. Чтобы проделывать это без длительных пауз, требовалась большая быстрота заряжания. Шотландцы при Брейтенфельде умножили свой шестишеренговый строй до трех шеренг путем сдваивания их; передняя шеренга становилась на колено и все три давали одновременные залпы. Так как нельзя предполагать, чтобы первоначальное построение было настолько широко, что можно было непосредственно произвести сдваивание, то, надо полагать, было достаточно и пространства и времени, чтобы прежде разомкнуться106.

 Колонны пикинеров стали слишком небольшими, чтобы наносить свой старый, увесистый, сокрушительный удар. Но не только это. Разработка кавалерийской тактики отразилась и на них.

 Теперь стало нетрудным для способных к маневрированию кавалерийских эскадронов зайти во фланг наступающей колонне пикинеров и атакой с двух сторон заставить ее остановиться. А тогда беззащитная колонна пикинеров подвергалась пистолетному обстрелу рейтаров. Таким образом, пикинеры опустились до роли вспомогательного рода войск при стрелках.

 Густав Адольф не только умножил огнестрельное оружие в пехоте, но в такой же мере и артиллерию. Введена была новая система очень легких орудий, обтянутых кожей, а потому прозванных кожаными пушками. Когда они были сконструированы и как долго ими пользовались, не установлено в точности. Как бы то ни было, шведский король при Брейтенфельде располагал многочисленной легкой артиллерией107.

 Густав Адольф преобразовал и кавалерию. Мы видели, как образовывалась кавалерия в XVI столетии, причем старые рыцарские элементы с их конными вооруженными слугами были сгруппированы в сплоченные единицы, а пистолет с караколирующей стрельбой стал применяться как главное оружие. Это упразднило само существо собственно кавалерийской атаки. Нидерландцы, уменьшившие глубину эскадронов до 5-6 шеренг, все же сохранили караколирующую стрельбу как боевой прием. И вот Густав Адольф предписал, чтобы кавалерия строилась только в три шеренги и в галоп атаковала бы неприятеля холодным оружием, причем только первые две шеренги имели право дать в упор по одному выстрелу. Валленштейн после сражения при Люцене также запретил караколирование108.

 Состояние дисциплины в армии Густава Адольфа и вообще в армиях, принимавших участие в Тридцатилетней войне, требует еще дальнейшего исследования. С одной стороны, бесспорно установлено, что войска жестоко утесняли страну и ее население, с другой - что чисто военная дисциплина была поставлена лучше и строже, чем у ландскнехтов. Это уже являлось естественным последствием постоянного пребывания солдат под знаменами, а полководцы, со своей стороны, принимали меры, чтобы "подтянуть вожжи". О Густаве Адольфе сообщают, будто он изобрел наказание - прогонять сквозь строй (шпицрутены) для того, чтобы иметь возможность налагать тяжкие наказания, не теряя наказанного солдата. Телесное наказание, выполняемое палачом, лишало солдата чести, и товарищи уже не терпели его в своей среде. Прогоняя его сквозь строй, его наказывали сами товарищи, что не считалось бесчестием109.

 Подобно тому как в римском войске поклонение капитолийским богам шло рука об руку со строжайшим осуществлением карательной власти, так и Густав Адольф строил мораль своих войск не только на начальственной власти командиров, но и на развитии в своих войсках религиозного чувства. Его армия имела, как мы видели, национально-шведскую базу и еще в большей мере протестантско-лютеранское настроение. "После победы под Виттштоком, - подробно повествует нам англичанин-очевидец, - генерал Бауер велел совершать трехдневное благодарственное богослужение, заменив при этом звуки органа барабанным боем, игрою на флейтах и трубах, ружейными залпами и громом орудий"110.

 Чем были Канны для Ганнибала, тем было сражение при Брейтенфельде для Густава Адольфа: победой искусства над безусловно имевшейся налицо высокой, но чересчур неуклюжей боеспособностью. Даже во многих отдельных моментах боя мы находим аналогию между Каннами и Брейтенфельдом. Ниже мы даем среди ряда сражений подробное описание этого решающего момента мировой истории, которое наглядно изобразит нам новое шведское и старое испанское военное искусство в их взаимном столкновении. Густавом Адольфом как стратегом мы займемся ниже в общем изложении последовательного хода развития стратегии.

 В заключение приведем величественную характеристику шведского короля, переданную нам Филиппом Богуславом Хемницем. "Неоднократно проявлял он надлежащую заботу не только о королевском достоинстве и власти, но и о благе государства и подданных, каждого в отдельности и всех вместе; он с корнем вырывал все поводы к внутреннему возмущению и раздорам и удивительным образом соединял и связывал между собою две различные, да и почти противоположные вещи, а именно - свободу подданных и величие верховной власти".

 "Далее, в военном деле насколько он превзошел в славных деяниях бывших до него высоких военачальников, настолько же он затмил их в познании военного искусства и в учреждении доброго порядка: так что все его деяния надо приписать не слепому, голому счастью, но, после Божьего всемогущества, его превосходной доблести, высокому разуму и доброму руководству. С выгодой свести армию с неприятелем, без ущерба снова отвести ее от противника, с удобством расположиться в поле и быстро обеспечить армию укрепленным лагерем - все это он умел делать мастерски; едва ли кто мог бы его превзойти в укреплении какого-либо места или в "атакировании" его; никто лучше его не мог судить о враге, ориентироваться в неопределимых случайностях войны и экспромтом (aus dem Stegreif), наспех, сообразно с условиями времени или внешним обликом неприятеля, принимать полезные для дела решения; в организации сражения он не имел равного. Его принципом в отношении кавалерии было не допускать разных хитросплетений, не ведущих прямо к цели, заездов и караколе; он строил ее в три шеренги, прямо устремлял на неприятеля, ударял на него и позволял стрелять не более как двум первым шеренгам лишь на таком расстоянии, когда они различали белки глаз противника; после чего должны были браться за палаши, а последняя шеренга должна была ударить на врага одними лишь палашами, приберегая оба пистолета (первые шеренги - только один пистолет) про запас для рукопашной схватки. Пехота была разделена в порядке на полки и роты, роты - на взводы и отделения, и каждое отделение имело своего старшего и младшего отделенного; каждый рядовой солдат и без указания офицера уже наперед знал, на каком месте он должен стоять и сражаться. А так как король нашел, что в глубоких колоннах, какие строили на старый лад, спереди стоящие мешали сражаться задним, а также что они несли большие потери от огня пушек, то строил он свою пехоту не больше как по шесть человек в глубину. Когда же дело доходило до боя, пехота сдваивала шеренги так, что уже стояло лишь по три человека в глубину. Благодаря этому неприятельские орудия оказывали меньшее действие, а оружием против неприятеля могли пользоваться как передние, так и задние: первая шеренга стреляла с колена, вторая - пригнувшись, а третья - стоя во весь рост, одни через плечи других. Он изобрел особый способ строить пехоту так, чтобы мушкетеров прикрывали пикинеры, а последних, в свою очередь, поддерживали первые; подобно тому как взводы поддерживали друг друга, так и каждая бригада, как небольшая подвижная крепость, имела свои куртины и фланги, которые друг друга защищали и поддерживали перекрестным огнем. Так стояли и бригады в различных линиях и на достаточной дистанции друг от друга, рядом и одна за другою; с флангов же и с тыла они были ограждены рейтарами; а последние были перемешаны с откомандированными к ним мушкетерами, так что одни могли отступить за других, и одни - могли прийти на выручку к другим. Изобретение рогаток, хотя шведская армия таковых и не держала при себе в немецких войнах, дало королю большое преимущество над многочисленной и бешеной польской конницей. Кожаные орудия он с успехом использовал против поляков в Пруссии, а впоследствии ему пригодились во время немецкой войны короткие, легкие полковые пушки с широким дулом, из которых больше стреляли по неприятелю картечью и дробью, чем ядрами. Действие их особенно ощутили войска Тилли, разбитые под Лейпцигом, благодаря чувствительному урону, который эти орудия им нанесли".

 "Вообще на войне он был героем не только в совете, но и на деле. При обсуждении - осторожный, в решении - быстрый; сердцем и мужеством - бесстрашный, в рукопашном бою - отважный, всегда готовый и командовать и сражаться, и в облике своем - истинный образец не только высокопроницательного главнокомандующего, но и храброго бесстрашного солдата. Ему даже многие это ставили в укор; но упрекавшие его или не знали, или недостаточно обдумали, что его презрение ко всякой опасности и даже к самой смерти исходило от любви к отечеству; и если даже оно переходит всякие границы и, таким образом, превозмогает всякие человеческие недостатки и слабости, то все же является свойством великих героев, на которые никогда не может быть способна мелкая, подлая душа".

ШВЕДСКИЙ БОЕВОЙ ПОРЯДОК

 Мы, казалось бы, хорошо осведомлены относительно шведской пехотной тактики. Помимо сведений, помещенных в "Европейском театре" ("Theatrum Europaeum") и у Хемница, мы располагаем двумя специальными сочинениями: "Шведское войско" ("Arma Suecica") Арланибэуса (1631 г.) и "Военное искусство по методу шведского короля" Траупица111 (1633 г.) и 20 чертежей построений в сражениях 1630-1632 гг., исполненных собственноручно самим королем, опубликованных в "Архиве шведской военной истории", т. I (1854 г.). Однако в этих источниках нет согласованности.

 По расчетам Рюстова, бригада состоит из 576 пикинеров и 432 мушкетеров. Между тем Траупиц говорит, что у шведов на 2/3 мушкетеров приходилось 1/3 пикинеров и полемизирует весьма пространно против тенденции численно уравнять оба рода войск, хотя он и на этот случай дает свои правила.

 Это противоречие между изложением Рюстова и показаниями Траупица можно было бы примирить предположением, что при построении бригады часть мушкетеров не используется. Сам Рюстов это допускает. Тем не менее разница в числах слишком велика, чтобы она могла быть сглажена этим компромиссом.

 Далее, впрочем, не согласуются также и чертежи. На чертежах самого короля перед главным фронтом бригады выдвинуты две колонны, одна за другой. То же изображение наблюдается и у бригад Горна в их первоначальном расположении на плане Брейтенфельдского сражения в "Европейском театре" ("Theatrum Europaeum"). Что означают эти колонны, пикинеры ли то, или мушкетеры? По этому поводу я еще не пришел к обоснованному заключению.

 Траупиц делит роты (вместе с офицерами 156 человек) на три взвода (Squadronen) по 48 человек в каждом - 6 человек в глубину и 8 в ширину: в середине - взвод копейщиков, справа и слева - по взводу мушкетеров. Между взводами интервалы, ширина которых, правда, определяется лишь в "3 или 4 длинных локтя", но в которых, однако, на линии задней шеренги устанавливается по два орудия, что по пространству представляется почти невыполнимым. Но наличие самих орудий имеет большое значение.

 При атаке кавалерии колонна пикинеров выдвигается вперед, но мушкетеры не укрываются за ней, а лишь стоят на некотором расстоянии позади.

 Все колонны, как одиночные, так и организованные из трех частей, в тексте "Европейского театра" ("Theatrum Europaeum") всегда обозначаются как "четыре значка пехоты". Разница между чертежом Густава Адольфа и "Theatrum Europaeum" заключается в том, что в последнем выдвинутые вперед колонны по фронту гораздо короче.

 В первой линии совершенно ясно видно, что колонны составлены по всему фронту вполне равномерно из пикинеров, имеющих на обоих флангах стрелков. Так как колонны изображены весьма глубокими, то стрелки являются маскировкой (Umkleidung).

 На чертежах короля интервалы между отдельными войсковыми частями изображены большей частью небольшими, местами же они и широки.

 Первое построение для боя под Штеттином несколько напоминает построение богемцев при Белой горе. По-видимому, в основание положен известный общий образец. Но у Густава Адольфа кавалерия не распределена между пехотой, а стоит на флангах.

 Траупиц (стр. 28-45) описал и начертил 5 (собственно говоря, 6) боевых порядков, которые рота должна уметь развернуть из нормального построения. Каждое рассчитано на определенный тактический случай; командиру надо только скомандовать: "Стройся, неприятель приближается своей пехотой, кавалерией, всеми своими силами и т.д.". Тогда младшие командиры отдают соответственные команды, чтобы принять заученное для данного случая построение.

 Отдельные эволюции детализированы с большой точностью: не только взводы, но и полувзводы перемещаются в отдельности.

 Из описания шведской тактики (Arma Suecica) Арланибэуса 1631 г. единственно, что можно почерпнуть - это то, что все рода войск друг друга поддерживают, что построение стрелков - неглубокое, что их прикрывают как пикинеры, так и кавалерия.

 Как преимущество такого боевого построения, восхваляют не столько его наступательную силу, как его неприступность.