Глава IV. ВНУТРЕННЯЯ ОРГАНИЗАЦИЯ НАЕМНЫХ ВОЙСК96.

Глава IV. ВНУТРЕННЯЯ ОРГАНИЗАЦИЯ НАЕМНЫХ ВОЙСК96.

 В средние века военный начальник всегда являлся в то же время и организатором войска. Это можно сказать как о феодальном ополчении, так и о наемных дружинах; тот же порядок переходит и к наемным войскам XVI века вплоть до Тридцатилетней войны.

 Верховный вождь дает - в большом масштабе нескольким полковникам, в менее значительном нескольким капитанам - деньги и поручение навербовать и содержать ландскнехтов или рейтаров; но часто эти полковники и капитаны являются и подрядчиками-предпринимателями в том смысле, что авансируют сразу или по мере развития действия все деньги либо часть их.

 В очень широком масштабе какой-нибудь "генерал-подрядчик", вроде Валленштейна, берет на себя обязанность выставить армию; он же является и ее полководцем.

 Полковник назначал своих капитанов, а эти последние - своих лейтенантов (loco-tenentes - заместителей), прапорщика, фельдфебеля97, фурьера и ротмистров (отделенных), последних нередко избирали сами солдаты.

 Различное число рот (TAhnlein), от 10 до 18, образуют полк (Regiment) (в собственном смысле - режим, правление), это выражение означает, что полковник установил свое командование, свою власть над ротами. В роте насчитывается до 400 человек и более. Сообразно с этим и численность полков была весьма различной. Как рота, так и полк - чисто административные, а не тактические единицы.

 Тактической единицей, как мы видим, являлась колонна, квадратная колонна, называемая также батальоном.

 О внутренней структуре средневековых наемных дружин нам мало что известно; по-видимому, они всецело зависели от неограниченной дисциплинарной власти начальника и силы его личности.

 Позднее стали составлять полевой устав, старейшим примером какового является "лагерный устав" Барбароссы. Дабы обеспечить повиновение этим правилам, в швейцарской федерации начали с того, что присягой обязывали солдата к повиновению. Этому примеру стали подражать в Германии с конца XV столетия, когда возникли ландскнехты, и заставляли таким образом эту дикую орду, дабы держать ее в порядке, при вступлении на службу обязаться присягой соблюдать полевой устав, все более и более детализировавшийся, - так называемую "Артикульную грамоту" (Artikelbrief). Автор "Надежного советника" (Фрундсберг) рекомендует приводить к присяге солдат последовательно, маленькими группами, - "ибо, - говорит он, - раз они, не приняв присяги, соберутся в один большой отряд, вы их не заставите присягнуть на исполнение этой артикульной грамоты, так как они тогда выдвинут вам тот режим, которым они хотят управляться и который им нравится, и вам придется подчиниться, а тогда уже сама жизнь ваша в опасности. Не имея возможности всегда держать солдат в повиновении силою, вы должны иметь возможность предъявить им те законы, соблюдать которые они поклялись". Содержание и форма этой свободной присяги на верность и на соблюдение полевого устава, естественно, были неодинаковы у различных военачальников, в различных странах и в разные времена. Основная идея заключалась в двустороннем договоре между наемными солдатами, с одной стороны, и военачальником или кондотьером - с другой. Солдаты клялись выполнить принятые на себя обязанности, которым соответствовали обещания, данные их нанимателем. Мало-помалу, с превращением на время завербованных наемных дружин в постоянную армию, двусторонность стала исчезать, демократическое начало было упразднено и заменено односторонней дисциплинарной властью военачальника. Артикульные грамоты, из которых создались нынешние военные уставы, представляют документы громадного культурно-исторического и военно-исторического значения.

 Из массы подробностей, дополненных и разъясненных данными, почерпнутыми из других источников, я выбрал несколько характерных черт.

 Основоположным пунктом было то, что солдаты обязывались не образовывать "общины", т.е., говоря современным языком, они не имели права организовывать профессиональные союзы. Но они вправе заявлять претензии и приносить жалобы старшему капитану через своих товарищей, получавших двойной оклад, выбор которых был им предоставлен.

 Чтобы подкрепить свои приказания, начальники, вероятно, при случае учиняли физическую расправу98. В остальном действует входящее в сферу дисциплинарной власти судебное производство. Еще со времени средних веков установилось правило, что судом ведает "фельдмаршал", ибо войско состояло из всадников, а маршал ведал лошадьми и всем тем, что с ними было связано. На его месте появились старшина (Schultheiss) и профос из опытных старых воинов. Однако за фельдмаршалом долго еще оставалась функция - делить добычу99.

 Порядок производства военного суда тесно примыкает по существу и по форме к производству немецкого суда присяжных. Судебное производство было публичным.

 Присяжные или заседавшие с ними офицеры должны были быть товарищами или старшими по службе обвиняемого.

 Наряду с этим судом, в собственном смысле этого слова, существовал и так называемый суд рядового солдата с его разновидностью - "судом длинных пик". Этот суд мог функционировать лишь по распоряжению полковника и представлял демократический народный суд, а на практике превращался в грубый суд Линча. С установлением более прочной организации в войсках он исчезает.

 В значительной степени отличалось право в кавалерии от права у пехотных солдат, так как кавалеристы развились из среды феодального рыцарства. Поэтому еще долго сохранялся обычай вербовать не единичного всадника, а какого-нибудь дворянина с более или менее многочисленной свитой солдат, что, несомненно, отражалось на внутренней жизни конных частей. Артиллерия тоже пользовалась своими особыми вольностями.

 Корпоративный дух, царивший в этом военном устройстве, добился в XVII веке того, что солдаты были совершенно изъяты из ведения общегражданских судов и даже по чисто гражданским преступлениям должны были отвечать только перед своим профессиональным судом.

 Хозяйственное управление упрощалось тем, что каждый солдат сам должен был заботиться о своем вооружении, одежде и коне. Продовольствие войска было также в значительной мере предоставлено маркитантам и регулировалось таксой, устанавливаемой профосом.

 Филипп Гессенский сам продавал своим наемным солдатам жизненные припасы и надеялся таким образом вернуть себе половину выплаченного им жалования; следовательно, он применял то, что в современной промышленности называется у немцев "trьcksystem"100. Если у самого Филиппа нечего было продавать, то он, чтобы не лишаться доходов, взимал с маркитантов пошлину. Понятно, что для больших войсковых масс такая система продовольствия была недостаточна, и солдаты брали на месте то, что им было нужно. Такой порядок не только страшно истощал страну, но и в военном отношении создавал нестерпимые условия.

 В дружественных и нейтральных странах Филипп и Иоганн-Фридрих Саксонский требовали от своих солдат, чтобы они брали только фураж и овес для лошадей, хлеб, овощи, сало, вяленое мясо и прочие съестные припасы, не трогали бы скота и домашней утвари, не взламывали бы шкафов, сундуков и ящиков.

 Де Ля Ну пишет101, что Колиньи озаботился тем, чтобы завести для своего войска искусных комиссаров и достаточный обоз. Когда ему приходилось организовывать войско, он обычно говорил: "Начнем создание этого чудовища с живота" ("Commencons а former се monstre раг le ventre"). На каждый эскадрон держали по одному хлебопеку, который, как только войско располагалось по квартирам, приступал к выпечке хлеба. Угрозой все предать огню население в районе квартирного расположения принуждалось поставлять все необходимое.

 Месячное жалование (в XVI столетии для пехотного солдата - 4 гульдена) устанавливалось военными артикулами. Часто, однако, возникали споры, как исчислять месяц: солдаты требовали, чтобы после каждого сражения или штурма города начинался новый отсчет месяца. Король Франциск I однажды оказался вынужденным держать солдат на службе не менее 10 месяцев и выдавать им накануне сражения жалование за один лишний месяц. Филипп Гессенский рекомендовал в своем завещании сыновьям вести лишь оборонительные войны, так как стало невозможным удовлетворять требования наемников102.

 В тексте присяги о повиновении категорически говорилось, что воины обязаны исполнять все приказания, "будь они благородные или неблагородные, будь они птицы крупного или мелкого полета"103.

 Не только отдельный солдат, но и каждое отделение, каждая рота обязывались исполнять приказания своего капитана или его заместителя.

 При посылке в 1480 г. 6 000 наемников на службу французского короля швейцарский съезд постановил, что в войске должен быть мир и что "если кто нарушит мир, хотя бы словом, бранью или сквернословием, то капитаны должны иметь власть, в силу присяги, наказывать виновного, каждый в своей часта, либо телесным наказанием, либо смертью. Кто же мир нарушит делом, тому отрубить голову, а кто во время мира убьет другого, того, как убийцу, колесовать".

 В 1499 г. ландтаг швейцарской федерации издал постановление, что все солдаты обязаны повиновением каждому капитану104.

 Если взят город, военные артикулы категорически обязывают солдат вести преследование по приказанию полковника, даже если жалование еще им не выплачено. Гарнизоны обязываются выполнять саперные и строительные работы. Когда богемские войска в 1619 г. должны были строить укрепления, они отказались это делать и объявили, что это противно их чести, так как они еще не получили жалования.

 Во время драк было строго запрещено призывать земляков; слишком часто случалось, что когда к двум дерущимся приходили на помощь их земляки, то между солдатами возникали форменные сражения. А к спорам всегда было достаточно поводов: провиант, добыча, женщины и особенно азартная игра, во время которой проигравший легко шел на обвинение партнера в шулерстве.

 "Драка" (das Balgen), т.е. дуэль, не наказывалась безусловно как таковая, но так или иначе вводилась в известные рамки: в ней нельзя было применять смертоносного оружия или же она могла происходить лишь на определенном месте и непременно утром.

 Различные правила регулируют вопросы, связанные с добычей, но основной принцип - "кто что добыл, то и должно достаться ему, согласно роду войны и уставу". Взятые орудия и порох принадлежат старшему начальнику.

 Средневековый воин был, как мы видели, квалифицированным солдатом; не только рыцарь, но и рядовой наемный солдат должен был отличаться ярко выраженной физической храбростью и телесной силой, чтобы быть пригодным на войне. То же требовалось и от ландскнехтов. Однако их действенность в основе своей зиждилась на их массе и сплоченности; эта сплоченность включала и отдельного человека, обладавшего первоначально недостаточными данными, воспитывала и превращала его общим всему целому духом в вполне пригодного воина. При той неуклюжей форме колонны, в которой велся бой, не требовалось трудных упражнений, длительного обучения, чтобы сделать из здорового, крепкого человека солдата. Достаточно было знать несколько приемов и получить простые навыки - сохранять свое место в строю. Раз были созданы кадры, нетрудно уже было набирать большие массы таких наемных солдат. Массы давали решительный исход делу. Тот, кто вел на штурм самые большие колонны, должен был победить. Средние века были еще слишком слабы экономически, чтобы выставлять в поле такие массы, да от них не было бы и прока без образования из них тактических единиц. Таким образом, экономико-политическая предпосылка этого нового явления в военном деле - образование больших государств: Французского национального королевства, объединения Арагонии и Кастилии, объединения Габсбургских и Бургундских владений через брак Максимилиана с дочерью и наследницей Карла Смелого. Как велики и богаты ресурсами ни были эти новые государственные образования, однако в своих войнах они стремились превзойти друг друга и поэтому не только доходили до пределов своих ресурсов, но и переступали через них, ибо, как мы видели, увеличить число солдат было нетрудно, и лишь большое их число открывало путь к победе. Естественную границу численности войск должны были указывать пределы финансовых ресурсов государей, ведущих войну. Но если противник выходил за эти пределы в расчете на то, что такое напряжение сил должно дать ему победу и что победа пополнит его дефицит по выплате жалования? Что тогда? Эта надежда с самого начала заставляла обе стороны выходить за пределы их ресурсов. Численность армий намного переросла нормальную численность средневековых войск не только в меру того, что теперь появились государи, которые могли их оплатить, но и гораздо выше того, что они могли оплатить. Ведь солдат можно было набрать достаточно за задаточные деньги и за посулы будущей оплаты. Что сдержать эти обещания едва ли удастся, знали наперед; даже в военных артикулах мы встречаем оговорку, что солдаты и при неаккуратной выплате им жалования не должны терять терпения и отказываться от дальнейшей службы. Фактически жалование очень часто и подолгу не выплачивалось. О стратегических последствиях этого недостатка мы еще будем говорить в дальнейшем. Здесь же речь идет о влиянии, которое он оказывал на внутренний характер института ландскнехтов. Несмотря на присягу, несмотря на наличие военных судов, старшин и профосов, внедрить в среду этих наемников действительную дисциплину было невозможно. Как могли они чувствовать себя связанными своей присягой, когда нанявший их военачальник не держал своих обещаний, которые он им дал?

Почти неразрывно связан с самим существом ландскнехтов военный бунт. Уже в 1490 г., когда они взяли Штулвейссенбург, они отказались продолжить кампанию из-за недоплаты Максимилианом им жалования, и это явление повторяется постоянно.

 В 1516 г. ландскнехты взбунтовались под Миланом из-за того, что они получили меньшее жалование, чем швейцарцы. Максимилиан обратился к ним с речью, называя их "своими дорогими, верными, немецкими ландскнехтами", и, "...хотя его императорское величество и говорил такие и еще более прекрасные слова солдатам, все же они его не послушались", - говорит летописец.

 То, что ландскнехту недоплачивали жалованием, он требовал, чтобы ему возместили добычей; как же мог начальник помешать ему в этом, раз он не имел возможности уплатить ему жалования? Последствием такого порядка было ужасающее опустошение страны и притеснение ее жителей там, где проходили войска. Совершенно неправильно представление, будто лишь позднейшее, выродившееся наемничество представляло подобные уродливые явления105. Неверно также, что только всякий сброд и преступники шли на призывный бой барабана вербовщика. Конечно, сбегалось много всякого негодного элемента, но масса состояла из сыновей бюргеров и крестьян, часто из хороших семей; патриции и рыцари служили среди них на двойном окладе жалования. Но сила, когда ей не ставит пределов другая сила, в данном случае - дисциплина, нередко слишком скоро чувствует за собою право совершать дикие насилия. Даже относительно рыцарей, которые воспитанием и обычаями своего сословия удерживались в известных границах, нам приходится слышать не раз об актах разбоя и жестокости. Пехотинцы были в отдельных случаях еще свирепее и страшнее благодаря своей массе. В городе, взятом штурмом, им все было дозволено, и все женщины были представлены на их произвол. Кульминационным пунктом было, когда захваченные в плен горожане и крестьяне систематически подвергались пыткам, чтобы заставить их указать предполагаемые скрытые сокровища или чтобы принудить родственников уплатить выкуп. Нередко даже в тех случаях, когда главнокомандующий заключал капитуляцию с осажденным городом и торжественно обещал неприкосновенность жизни и имущества, солдаты не хотели выпустить из рук добычи, грабили и бесчинствовали в сдавшемся городе, как будто он был взят штурмом; начальники не имели власти этому воспрепятствовать и наперед отказывались перечить этой дикой орде.

 Хотя солдаты и обязывались присягой соблюдать артикул, предписывавший не сопротивляться профосу, когда он их будет арестовывать, и хотя у полковников и капитанов имелось по нескольку драбантов в качестве личных телохранителей, однако даже про таких полководцев, как Гонсало ди Кордова и Пескара, нам передают, что они не решались принимать мер против разбушевавшейся толпы, но приказывали хватать и вешать преступника ночью или же мстили впоследствии вожакам бунта.

 Полковники и капитаны не могли оказывать воздействие на солдат своим моральным авторитетом, потому что прекрасно знали, как их офицеры не только сами были жадны до добычи, но и всячески старались обмануть своего нанимателя, содержа под знаменами меньше число солдат, чтобы положить в карман излишнее жалование. То же, вероятно, происходило и во время великого переселения народов и у арабов. В средние века, когда мы почти не слышим о численности войск и когда исход битвы решало качество бойцов, это зло не могло играть такой существенной роли. Но в наемных войсках XVI и

XVII столетий это представляет регулярно повторяющееся и доведенное до невероятных пределов явление. Лазарус Швенди называет обман на смотрах "пагубой немцев". На смотр выводили обозных мальчишек и даже женщин, переодетых в ландскнехтов и поставленных в строй для заполнения обусловленного числа солдат.

 Иногда предписывалось отрезать носы этим "пассиволантам", чтобы, с одной стороны, наказать их за обман, а с другой стороны - сделать их негодными для его повторения.

 Все беды, причиняемые распущенностью, усугублялись тем, что за каждой ротой ландскнехтов тащился ее обоз. Притязательный ландскнехт непременно хотел иметь при себе свою жену или, по крайней мере, мальчика для услуг. Впрочем, трудно было обойтись без этой поддержки в случае заболевания и ранения при недостатке лазаретов, а заболевания играли огромную роль в этих скученных массах с их дикой, распущенной жизнью, переходящей от излишеств к лишениям, при недостатках их размещения и крайне антисанитарных условиях, при отсутствии всякой медицинской помощи.

 Против вспыхивающих эпидемий люди были бессильны. Богемская армия под Будвейсом зимой 1618 - 1619 гг. потеряла от заболеваний две трети своего состава, более 8 000 человек. У испанцев организовывались товарищества взаимной помощи на случай заболевания или ранения106. Главную же медицинскую помощь оказывали женщины, как законные супруги, так и проститутки.

 Когда в 1567 г. герцог Альба шел походом из Италии во Фландрию, за его войском следовали 400 куртизанок верхами, "...красивые и нарядные, как принцессы", - говорит Брантом; другие описывают их нам как мегер, более злобных, чем мужчины. Как бы то ни было, такой обоз представлял большие затруднения для передвижения и продовольствия всех армий и усугублял бедствия, обрушившиеся на страну, через которую проходили. Некая рукописная военная книга следующим образом описывает нам этих солдатских женщин107:

 "Надлежит отметить, что у римлян в походе не дозволялось брать с собою женщин ни лицам высокого ранга, ни лицам низкого ранга, что было бы крайне желательным и в наши времена, как у нашей нации, так и у валлонов. В том, что этим так страшно злоупотребляют у нас, виновны не одни простые солдаты, но и высоких рангов офицеры, да и сам государь. Впрочем, немецкие женщины оказались весьма полезными нашим солдатам для ухода во время болезни и для переноски вещей, особенно в Венгрии. Редко из них встретишь такую, которая тащила бы на себе менее 50-60 фунтов. Тогда как сам солдат нагружен продовольствием и другими вещами, а на нее наваливает солому и дрова, не говоря о том, что многие из них несут вдобавок на спине пару или больше детей. Обычно, впрочем, она носит на себе для мужа сверх надетого на него платья 1 пару штанов, 1 пару чулок, 1 пару башмаков, да и для себя столько же чулок и башмаков, 1 куртку, 2 рубашки, 1 сковороду, 1 горшок, 1 или 2 тарелки, 1 простыню, 1 плащ, 1 палатку, 3 колышка. К тому же на стоянках она не получает дров для варки пищи и поэтому еще нагружается ими по дороге. А в довершение бремени она обычно еще ведет собачку на веревочке или несет ее на руках в плохую погоду".

 Граф Иоганн Нассауский предлагал заменить жен маркитантами, врачами и санитарами: "холостые ребята должны образовывать товарищества, как испанцы, чтобы помогать друг другу во время болезни или иной беды".

 Договором рейтаров с гугенотами в 1568 г. было обусловлено, что на каждые четыре или шесть всадников они должны были получить по одной подводе. У ландскнехтов - на каждые 10 человек полагалось по одной повозке108.

 Дисциплина - дело не только карательной власти и наказаний, но и воспитания и привычки. Если препятствием выработке дисциплины служила уже неаккуратная выплата жалования, то чуть ли не в большей мере служило и то обстоятельство, что ландскнехта всегда брали на службу временно, на несколько месяцев или на продолжительность данного похода. Валльгаузен передает нам109, как солдаты после увольнения, "как только знамя снято с древка и полк распущен", мстят строгим начальникам и тем их запугивают; "тут самый ничтожный, распущенный и пустой негодяй может вызвать на поединок своего капитана, своего лейтенанта, своего знаменосца, своего фельдфебеля, своего капрала, своего вагмейстера, своего квартирмейстера, самого профоса и его ассистентов, которые не смеют показаться. Мало того, он может им сказать: "Ну, брат, ты был моим начальником, теперь уж - нет! теперь ты ни на волос не лучше меня, теперь фунт волос (да и грубых волос, выдранных из места, где скверно пахнет) стоит то же, что фунт ваты. Ну-ка, выходи со мною на бой! Посмотрим, лучше ли ты мошенника или вора? Помнишь, как ты меня там-то и там-то смазал на карауле, там-то и там-то угощал?"

 Немецкие солдаты служили то у одного государя, то у другого, то императору, то французскому королю, то папе, Венецианской республике либо Нидерландам или Англии, а там - датскому королю и особенно часто королю шведскому. Наоборот, мы нередко встречаем поляков на службе немецких государей110 и, конечно, венгерцев и кроатов на службе у императора. Наемный солдат идет к тому, кто ему платит; он не спрашивает, за что сражается. Правда, религия иногда оказывала известное влияние. Ландскнехты Фрундсберга были сторонниками Лютера; но главную роль при этом играла отрицательная, а не положительная сторона - ненависть к попам. Во время религиозных войн во Франции католики-швейцарцы помогали Карлу IX, а немецкие протестанты посылали подмогу своим единоверцам. Надо было полагать, что в Тридцатилетнюю войну войска должны бы стоять друг против друга, строго различаясь в конфессиональном отношении. Поначалу так и было, и немцев-католиков поддерживали испанцы и итальянцы, а протестантов - венгерцы, англичане и шотландцы.

Однако антагонизм внедрился в массы недостаточно глубоко для того, чтобы исключен был переход из одного лагеря в другой. В особенности пленные весьма охотно поступали на службу к победителю. "Когда в 1594 г., - пишет граф Эбергарт Сольмс111 своему двоюродному брату Иоганну Нассаускому, - Гронинген капитулировал, Мориц предоставил свободный выход гарнизону и из милости почтил и пожаловал им их 9 знамен. Когда они выходили, многие из них убежали от своих капитанов и стали под знамена победителя; если бы знамена сорвали с древков еще в городе, то, пожалуй, как они дали понять, перебежала бы половина". Когда в 1600 г. нидерландцы завоевали крепость Св. Андрея, почти весь гарнизон, 1 100 человек, перешел на службу Генеральных штатов112.

 После сражения при Брейтенфельде Густав Адольф писал домой, что он взял столько пленных, что пополнил ими все свои потери. В сражении при Лейпциге, в 1642 г., к концу боя имперская пехота оказалась окруженной в открытом поле и частью была перебита, "частью же попросила пардона и предложила поступить на службу, чем и сохранила себе жизнь. Затем они колоннами и ротами, частью даже со знаменами, продефилировали в таком порядке сначала по полю сражения, а затем к шведскому обозу, словно они присягнули королеве и шведской короне. Так как полковник Даниэль, взятый с ними в плен, пользовался большим авторитетом среди этих солдат, то он отправился с ними к фельдмаршалу (Торстенсону). С разрешения последнего он сформировал почти целый новый полк, ибо прежний его полк был сильно разбит. Этот полк просуществовал долгое время и исправно нес службу в шведской армии"113.

 В 1647 г. император и Врангель стояли друг против друга на р. Эгер в двух укрепленных лагерях. Имперцы терпели нужду. "Много старых солдат перебежало к шведам, так что пехоту пришлось сторожить кавалеристам114.

 Когда швейцарцы в свое время противопоставили рыцарству свою военную организацию, жестокость войны усилилась до крайних пределов. Рыцари часто больше стремились к тому, чтобы взять противника в плен, чем его убить. Швейцарцы не только во время боя не давали спуску, но закалывали и избивали всех мужчин в городах, взятых приступом. Швейцарцы и ландскнехты также долгое время были врагами, не дававшими друг другу пощады. Постепенно, однако, стало проявляться некоторое смягчение нравов; стали различать "злую" и "добрую" войну и по этому поводу заключали между собою конвенции, которые предусматривали выкуп пленных; так, выкупная плата устанавливалась, например, в размере месячного жалования; эти договоры устанавливали также пределы грабежам, убийствам и поджогам в стране. Со временем такая взаимная пощада стала даже опасной в военном отношении, так что Валленштейн однажды нашел нужным запретить принимать в плен без того, чтобы перед этим действительно произошел бой115.

 Однако мы нередко наблюдаем, как при взятии приступом крепости избивались целые неприятельские гарнизоны и что противная сторона платила при первом случае той же монетой.

 Особое явление в этой военной организации представляет ландскнехт после его увольнения со службы. Редко он желает или может вернуться к какой-либо гражданской профессии: он ждет, пока его снова не призовут, или сам отправляется на поиски нового военного вождя. Покамест он добывает себе пропитание нищенством, воровством и грабежом. По не вполне достоверно истолкованному выражению, которое, может быть, просто означало "ожидать", это называлось "auf die Gart gehen" (идти на сторожку) и говорили о "gardende Knechte" или "Garde Brader". Конечно, они были жестоким бичом для страны. Уже в XII веке Барбаросса и Людовик VII французский, заключили между собой соглашение об их подавлении; в XV веке под названием "арманьяков" и "живодеров" (Schinder) они оставили по себе дурную память.

 В январе 1546 г. Дания, Кёльн, курфюрст Саксонский, Мюнстер, Люнебург, Гессен, Мансфельд, Текленбург, Аугсбург, Гамбург, Гослар, Магдебург, Брауншвейг, Гильдесгейм, Ганновер объединились друг с другом, чтобы вместе со своими соседями принять меры против безработных (gardende) ландскнехтов.

 Валльгаузен116 прекрасно разъясняет, что народам дешевле обошлось бы, если бы солдат все время оставляли под знаменами и тем поддерживали бы порядок, чем то, что им предоставляли самим добывать себе пропитание таким путем. Но для этого требовалась правильная налоговая система, а налоговую систему, как мы увидим ниже, не так-то легко организовать.

 Таким образом, дело дошло до уродливого промежуточного положения между безработицей ландскнехта и систематическим сбором налогов. Курфюрст Георг Вильгельм Бранденбургский издал по этому поводу (5 мая 1620 г.) эдикт, который я привожу здесь дословно, как культурно-исторический документ, обладающий величайшим значением и отличающийся большой показательностью. Он гласит:

 "Поелику ведомо нам, что мы приказали вербовать и принимать на службу известное число пехотных солдат и что при этом последние, особенно до того времени, которое назначено для смотра, бродят повсюду и обременяют бедных селян своими многими просьбами, дабы тому положена была известная мера и порядок, то сим повелеваем этим нашим солдатам накрепко, дабы они не бродили толпами более 10 человек, и притом без удостоверений своих капитанов и командиров, и удовлетворялись бы тем, что на отряд из десяти человек в каждом селе им будут давать три рейхсгрошена, или тридцать шесть пфеннигов, по предъявлении ими их удостоверений. Когда же они бродят в одиночку и им каждый крестьянин или хуторянин (Hьfner) подадут два пфеннига, а половинщик и огородник - по одному пфеннигу, то и этим они должны удовлетворяться и никого из-за этого не обижать; особенно же да не дерзнут они похищать кур или другое что; если же у одного или нескольких из них выйдет при этом неладно и их прогонят побоями, то пусть не пеняют ни на кого, кроме как на себя самих.

 Не хотим мы также, чтобы они взяли в обычай слишком часто или в слишком большом числе посещать одно какое-нибудь село и тем высасывали бы все соки из тамошней бедноты; как только они придут на село, они должны, как уже сказано, предъявить свои удостоверения, а так как нигде или почти нигде нельзя найти такого села, в котором не было бы ни одного грамотея, то надлежит записать имена тех, которые заходили, и день их прихода, а запись эту хранить.

 Предоставляем выбору самих поселян, будут ли они каждый подавать безработному солдату положенные два или один пфенниг, или же они вместе соберут свои гроши и отдадут их своему помещику (Junker), чтобы тот их распределил между солдатами. В таком случае прибывающих солдат надо всякий раз отсылать к помещику. В тех селах, где помещик не проживает, деньги эти можно сдавать и сельскому старосте".

 Таким образом, эдикт предусматривает и тот случай, когда безработный солдат вместо подаяния получит лупку. В действительности надо полагать, что когда один или несколько таких буйных молодцов со шпагой у бедра или с алебардой на плече входили на крестьянский двор, да еще в отсутствие мужа, который работал в поле, то крестьянка рада была, когда, получив несколько грошей или курицу, они проходили дальше. Однако не будем смеяться над неловкостью или недомыслием наших предков: безработный наших дней, выброшенный на улицу, чтобы искать заработок, а тем временем питаться подаяниями, - явление, знакомое и нашим временам.

 В журнале немецкого языковедения (Zeitschrift fer deutsche Sprachkunde, 1912) Гельблинг сделал несколько весьма интересных сопоставлений тех иностранных военных терминов, которые проникли к нам еще до Тридцатилетней войны. Tross (обоз с франц.) появился еще в средние века. Proviant (провиант), или Profandt, Bastei (бастея) - еще в XV веке; Leutenant - лейтенант, Quartier - квартира, Furier - фурьер, Munition - огнестрельные припасы, marschiren - маршировать, Profoss (от лат. propositus - предложенный) - профос, Sдbel (со слав.) - сабля, с начала XVI века, Soldat (с итал.) - солдат, приблизительно с 1550 г., более распространено с 1600 г., General - генерал (сперва в соединении General-hauptmann - генерал-капитан и т. п.), Commiss - комиссар для снабжения солдат провиантом; Marketender (с итал.) - маркитант, с середины XVI века, Officier - офицер (сначала придворный служащий, с конца XVI века применяется и к военным должностным лицам), Disciplin - дисциплина, конец XVI века, Infanterie - инфантерия, или пехота, Front - фронт (впервые у Валльгаузена), Armйe - армия, Kompagnie - рота, Kavallerie - кавалерия, Kanone - пушка, Garnison - гарнизон, Bagage - войсковой багаж (Paggagie), Exerzieren - строевое учение, около 1600 г. или в начале XVII века.