МИКОЯН

МИКОЯН

Товарищи, Президиум Центрального Комитета очень много занимается вопросом создания и вооружения нашей Советской Армии современным оружием, как от нас требуют решения XX съезда партии. Что это делается успешно и последовательно, — говорит хотя бы то, что водородная бомба и баллистическая ракета впервые Созданы и имеются на вооружении нашей Краснойc Армии.[195]

До политико-партийной работы мы только недавно дошли, и вот т. Жуков говорит, что без него провели активы. Казалось бы, что этот упрек формально заслуживает внимания, но, я думаю, что хорошо, что без него устроили. Вот видите, сколько ценных мыслей у наших маршалов, генералов, как они хорошо выступают, все понимают, а они все молчали, потому что мысль была задавлена у них. И если бы он был на активах, то мы многого не знали бы, что должен знать ЦК.

Голоса. Правильно.

МИКОЯН. Так что здесь должен быть не упрек, а благодарность ЦК, что хорошо, что вы не видели или не знали и теперь узнали об ошибках. Так что упрек только формальный, хорошо, что мы так сделали.

Тов. Жуков сказал, что ЦК не интересуется политработой в армии, что они впервые в прошлом году созвали совещание политработников, и на это совещание никто не пришел, кроме заведующих отделами ЦК.

Он формально пригласил, а если бы он хотел, то он пригласил бы. Что было такое совещание, я узнал об этом в Одессе. Начальник Политуправления т. Крюков рассказал, что созвали их, но создали такие условия террора, зажима, запугивания, что они не могли сказать того, что думали.

Наконец, имел ли право член Центрального Комитета, созывая такой актив, не обратиться в ЦК с вопросом, какое дать направление работе этого актива? Это же всеармейское совещание политработников, я так думаю, вы так думаете, посоветуемся. Он этого не сделал и теперь упрекает нас, что мы не участвовали.

ХРУЩЕВ. Когда хлопкоробов собирались слушать, то т. Мухитдинов поставил вопрос в Президиуме и дал доклад нам посмотреть.[196]

МИКОЯН. Тов. Жуков знает это, но он не хотел, чтобы мы влезали в дела армейские, и поэтому оказалось, что мы не были И совещание действительно было не полезным, а, может быть, даже вредным, потому что политическое направление было дано не то, которое было необходимо.

Что показали активы в военных округах? Я был по решению ЦК на двух активах.[197] Они показали высокий уровень политической подготовки наших коммунистов вообще и командиров, поскольку в армии 90 процентов офицеров коммунисты. Я должен признать, что я не ожидал, что политическая подготовка на таком высоком уровнеg. Все до единого выступавшие — это люди с высшим образованием, которые имеют и политическое образование, чуть ли не большинство. Это высокая квалификация, это первое.

Второе. Контраст, подавленность этих людей, страх, неуверенность и боязнь высказать свои мысли. И когда активу дали возможность высказаться, то говорили наконец, Центральный Комитет обратился к нам и дали возможность высказать свои мысли Видите, что? Я не знал об этом.

Такая текучесть командных кадров в армии. Непонятно, почему это происходило. Кого не спросишь, сколько служите? Ответ год, полгода. И такая перегруппировка, в мирное время, она ничем не вызвана. Ведь всем нам известно, чем больше сменяемость командиров, тем больше создается обезличка командного состава в глазах солдата, o командиру не хватает времени, чтобы хорошо узнать солдат.

Критика совершенно подавлена, ничего не могли говорить, особенно политработники и командиры-коммунисты то же самоеa. Под флагом борьбы за поддержание авторитета командира в армии, по существу у тов. Жукова получается, что он якобы не понимал необходимости внесения этого, была запрещена критика, за это изгонялись из армии, И это после XX съезда партии, товарищи!

Вот товарищ Жуков говорил в отношении приказа 0090, что он якобы повторял приказ 0085, изданный в 1951 году, с одобрения Центрального Комитета. Если это повторение, то зачем издавать новый приказ? Значит не повторение, ясно. Когда сличаешь оба приказа, то видишь, что не повторение, там еще больше навинчивания в подавленииc партийной работы в армии.

Наконец, если повторение, то разве можно через шесть лет повторять предыдущий приказ? Ведь шесть лет у нас прошли не зря, разве можно повторять и делать практически то, что делалось шесть лет тому назад?

Наконец, уничтожениеe культа личности, который был при Сталине, замена его внутрипартийной демократией и коллективным руководством — это важнейшее событие в истории нашей партии и это не давало ли повода задуматься, не нужно ли пересмотреть приказ, изданный в 1951 году? Значит, нравились некоторые плохие пункты приказа 1951 года, потому что они вопреки XX съезду партии повторились в новом приказе.

Или другой вопрос. Даже все рядовые коммунисты знают, разве можно, говоря о партийно-политической работе в армии после XX съезда партии, не упомянутьh слова — «XX съезд»? А я вот перечитывал приказ и не мог найти этих слов. Любой коммунист указал бы на этот недостаток после XX съезда.

И, наконец, это можно было бы исправить и привести все в норму, тем более, что к этому был хороший повод 26 мая,[198] после XX съезда, по свежим следам дать соответствующие установки XX съезда партии, но этого сделано не было. Конечно, в этом деле товарищ Жуков показал свое неправильное поведение, не оправдывающее члена ЦК, который обязан бороться за этот съезд, который его поднял и я считаю, что это хуже, чем просто промах.

Он, по существу, решил, что указания XX съезда ему явно мало подходят и вот поэтому он еще раз решил повторить приказ — 1951 года.

Но тов. Конев здесь сказал, что он до издания приказа обращал внимание тов. Жукова на необходимость внесения вопроса в ЦК КПСС А ведь тов. Конев член ЦК. Значит, тов. Жуков издал этот приказ без ведома ЦК неспроста.

Это не один факт. Наконец, говорит — надо комиссию, которая бы проверила документы. А чего создавать комиссию?

Жуков здесь говорил, что нужны факты. Ну, факты здесь привели. Мы все достойны быть членами такой комиссии. Давайте объявим Пленум ЦК комиссией и познакомимся с этим документом. Вот я читаю приказ. Это документ. «Всякие попытки критики служебной деятельности и подрыва авторитета командира-единоначальника решительно и немедленно пресекать, а виновных в этом привлекать к строгой ответственности» (Приказ Министра обороны СССР от 12 мая 1956 г. № 0090, стр. 4) И это после XX съезда партии.

Во-первых, что такое критика армейской служебной деятельности? Это и кухня, и общежитие, и обращение с людьми, это все служебная деятельность. Армия не такая организация, чтобы можно было это разделить. А чем же заниматься коммунистам и комсомольцам на своих партийных и комсомольских собраниях? Вот некоторые занимаются пьянством, потому что идейной пищи никакой нет. В гражданских организациях люди привыкли говорить, участвовать в самодеятельности, а в армии сразу лишили этого и человек начинает пьянствовать и хулиганить.

ХРУЩЕВ. Если захотят офицеры вместе собраться и пообедать, оказывается нельзя.

МИКОЯН. Правильно. Мне задают вопрос: «Товарищ Микоян, можно ли нам с женами собраться и отметить праздник?» Я спрашиваю, почему такой странный вопрос задаете. Оказывается, министр приказал запретить такие обеды с целью борьбы с пьянством. С детьми можно так обращаться и то они не слушаются. Офицерство, военная интеллигенция, окончившие академию, если она не может во время праздника вести себя, какие же это командиры, как можно им довериться в бою, если за столом они не могут вести себя как следует?

Это солдафонское увлечение тов. Жукова. Он-то садится со своей женой за стол вместе с нами. Он против пьянки, но надо бороться разумно. Все эти меры не дают эффекта, и в результате командиры уважение к себе теряют.

ХРУЩЕВ. Это создает своего рода условия подпольной деятельности в этом направлении командного состава Советской Армии. (Смех).

МИКОЯН. Уважение к себе теряешь. Командирам многое доверено, а этого не доверяют. Командир должен уважать себя.

Но это новый приказ, и в нем говорится: «Вместо принятия решительных мер против офицеров и особеннои политработников имеют место неправильные настроения по вопросу о роли командира-единоначальника». Откуда он взял это, неизвестно. Что случилось? Никаких данных нет. «И даже выступления с критикой служебной деятельности командира на партийных собраниях, партийных конференциях». Значит, до этогое приказа это имело место, вопреки приказу № 0085. Партию нельзя задавить, Жуков или не Жуков, все-таки партия пробьет себе дорогу. Это новый приказ, он и говорит: «Такие выступления ведут к подрыву авторитета командира-единоначальника. Снижение требовательности вместо принятия решительных мер против лиц, допускающих подобные явления, вплоть до увольнения из Вооруженных Сил. Старшие начальники и политорганы проходят мимо этих неправильных явлений». И дальше: «или занимаются разъяснением всем известных истин о значении единоначалия». Значит и объяснять ничего не надо. Для чего политорган, для чего командир? Не рассуждайте, не разъясняйте, увольняйте из армии, привлекайте к ответственности.

Ну, что за режим? Я думаю, что и в буржуазных армиях это недопустимо. В старой армии считались с офицерами, больше уважали и меньше оскорбляли.

Честь по чинам считается. Разве это правильно?

«Нередки случаи, когда вместо того, чтобы к нарушителям воинской дисциплины применить строгие меры взыскания, их уговаривают и без конца предупреждают». Политработник, — главное — убеждение, потом — принуждение. Но командир тоже должен убеждать. А здесь запрещается и политработникам, и командирам убеждать, разъяснять. Эта слепая палочная дисциплина кому нужна? Дисциплина в нашей армии крепка тем, что она сознательная.

Мы всегда об этом говорили, а здесь уже другие нравы получаются. Здесь любая комиссия не скажет другого, потому что здесь написано об этом.

Голос. Правильно.

МИКОЯН. Я думаю, что и экспертизы не нужно для того, чтобы понять, что это противоречит партийной линии.

А если взять пункт, что командир должен руководить партработой. Это же ликвидация партийного руководства в армии, раз мы подчиняем политорганы командирам. Это первое.

Второе. Лишение права коммунистов в армии обсуждать вопросы и критиковать командиров и служебную деятельность частей, то есть выхолащивание содержания партийной работы в армии, превращение коммуниста в армии только в исполнителя по подъему авторитета командира, не взирая на его ошибки и недостатки, без права куда-нибудь обратиться для того, чтобы поправить или предупредить командира. А от этого — ликвидация Политуправления в армии. Здесь виновен т. Желтов, но был бы кто-нибудь другой на его месте, вряд ли что-нибудь можно было бы сделать. Единственное, что он мог, — это жаловаться Центральному Комитету, чего он не сделал вовремя. Но он не виноват, потому что его держали под угрозой увольнения. Режим такой неправильный был.

Поэтому какой может быть разговор о комиссии? Все доказано. Почему нет ссылки в Уставе на XX съезд партии? Мы не можем терпеть такого положения.

И другие факты. Как можно допустить (мы об этом узнали на активе, ЦК не докладывали об этом), чтобы секретарем партийного бюро назначался человек, аттестованный командиром полка. Ведь это выборная должность, а аттестовал его командир полка. Это невероятные вещи. Ведь интендант подчинен командиру полка, а секретарь партийной организации это выборная должность, интенданты обижаются, когда сравнивают с ними, но можно взять любой отдел штаба.

Тов. Жуков останавливался на том, чтобы подмять партию, но это такое подавление партии в Армии, что никому раньше в голову не приходило.

И любая комиссия не скажет вам ничего другого, потому что здесь, в приказе, ясно. Взять хотя бы пункт, где говорится «…командиры-единоначальники недостаточно руководят работой политорганов и должным образом не направляют деятельность партийных и комсомольских организаций», — а дальше приказывается: «командирам-единоначальникам улучшить руководство политорганами, партийными и комсомольскими организациями» (стр. 5).

Все это показывает, что тов. Жуков куда как больше, чем кто-либо до него, в нарушение партийных норм, добивался того, чтобы подмять партию в армии

Тов. Жуков говорит — почему раньше мне не говорили о недостатках — упрек бросает. Вроде все было хорошо, я уезжал в хорошем настроении, а вернулся — сразу по голове, столько фактов.

Во-первых, многие факты мы узнали недавно во время обсуждения на активе. Если бы раньше сказали, то помогло бы или нет? По его характеру — не помогло бы. Взять хотя бы этот вопросc о Военных Советах.

Мы его убеждали, что неправильно ликвидировать Военный Совет. Он упорно настаивал. Вместо того, чтобы настроить Министерство обороны на выполнение решения ЦК, он говорит — это решение временное, оно будет отменено.

Как же оно будет отменяться? Если ЦК после упорной дискуссии по этому вопросу принял решение, то как он думал его изменитьe? На что он рассчитывал? Наконец, такое заявление — это временное решение, оно будет отменено — есть подрыв решения Центрального Комитета. Я спросил, как Военный Совет работает? Получил ответ — фактически Военного Совета нет, потому что старый отменили, а новый не утвердили, и члены Военного Советаg — меняются. Предупреждали товарища Жукова? Предупреждали, но результат такой. Конечно, если бы многое знали, то предупредили бы. О чем знали, о том предупреждали, но он пошел против.

Вы предложили Главный Военный Совет ликвидировать. ЦК не согласился. А Вы сделали вывод? Нет. Не собрали Военный Совет. Вам полагалось бы учесть мнение Центрального Комитета, собрать Главный Военный Совет, чтобы обсудить. И если бы Вы были более партийный человек, то Вы бы сказали — нужен такой Совет или не нужен? У меня мол на этот счет, как у министра, сомнение. Но Вы этого не сделали.

В своем выступлении Вы сказали, если бы вовремя предупредили, то Вы бы все исправили. Это непонятно, так как и по тем случаям, по которым предупреждали, не было результатов.

ХРУЩЕВ. Такая простая вещь. Козлов рассказывал: когда прием был, он заставил всех командиров флота в черных бушлатах праздновать, а сам одел белый морской костюм. Люди парились в черном, чтобы он, как белая чайка, был бы лучше виден на черном фоне.

МИКОЯН. То, что здесь было рассказано — это для меня на 90 процентов явилось новостью.

Я думал, что хотя бы по части военной он руководил со знанием дела. Мы его считали крупным военным деятелем. Но он настолько перестал над собой работать, что у него и этого уже не стало.

Я знал, что у него в политическом отношении недостатки есть. Но думал, что как военный работник, он один из лучших.

Но, товарищи, всякий человек станет хуже, если он зазнается, перестанет над собой работать, перестанет считаться с мнением людей, лучше его образованных. Это и случилось с тов. Жуковым.

А как он с маршалами обращается? Их не слушает, ругает, оскорбляет. Если им начать борьбу против Жукова, — нельзя, ведь это политика. Значит надо молчать. И такие храбрые маршалы, генералы, которые не колебались даже перед смертью, боятся выступить против Жукова Вот в какое положение он поставил наших лучших командиров. И принципиальные люди становятся беспринципными. А ведь принципиальность — это отличие наших военных людей от других. В буржуазных армиях к мнениям маршалов прислушиваются, министры изучают ux, считаются с ними и только после этого принимают решения. А наш министр зазнался. Поймите, что получается: в армии подавлены партийные организации, они лишеныi иметь свое мнение, подчинены командиру. Маршалы не имеют права говорить и писать в Центральный Комитет. Тов. Бирюзов рассказывал, как его ругали за то, что он написал в ЦК. Встречи маршалов с руководителями Партии и Правительства не поощряются, а их надо поощрять в интересах армии, чтобы руководители Партии и Правительства лучше знали положение дел в армии, чтобы быстрее продвигать те или иные вопросы. Что, разве армия пострадает, если ЦК будет знать о положении дел в нашей армии? Значит онт хотел монополизировать связь армии с партией в лице одного человека. Это неправильно и очень опасно.

Насчет разговора Жукова с Гречко и Рокоссовским мы узнали только недавно. Случай с Еременко мне был рассказан самим Еременко в Ростове. За то, что в своем военном округе командующий встречает маршала Югославии и сопровождающую его партийно-правительственную делегацию Советского Союза, к тому же по вызову секретаря ЦК, его Жуков прорабатывает в течение двух часов. Разве Жуков не понимает, что прорабатывать два часа маршала неправильно?

А в Германии дал приказ Гречко не встречать партийно-правительственную делегацию. Что бы подумало все немецкое руководство, если все встречают партийно-правительственную делегацию Советского Союза, а одно лишь советское командование отсутствует? Вы поймите, что было бы, если бы Гречко оказался солдафоном и подчинился Жукову? А он обязан был подчиниться, но не подчинился. Какой бы был скандал! А вы думаете, Жуков этого не понимает? Попробовали бы его встретить не в полном составе, что тогда бы было?!

ХРУЩЕВ. Анастас Иванович, Жукова толкнуло на это то, что мы изменили состав делегации.[199] Он был очень против, под влиянием этого дал такой приказe. Понимаешь?

МИКОЯН. Я не этим объясняю

ХРУЩЕВ. Чем же тогда?

МИКОЯН. Я объясняю это пренебрежением к партийному руководству, возвышением своего «я», чтобы Гречко знал, что не Хрущев и другие, а Жуков решает сам. Он воспитывает маршалов в своем духе, в антипартийном, антигосударственном духе Он четырех маршалов проработал — Гречко, Рокоссовского, Еременко, Бирюзова — за связь с руководством партии и правительства. До одних не дойдет, а до других дойдет. Это целая линия, но линия антипартийная и чрезвычайно опасная. В любом государстве отрыв армии от правительства — это величайшее несчастье, а в нашем государстве совершенно недопустимо позволить таким тенденциям развернуться. Такое возможно только тогда, когда мы потеряли всякое сознание и ответственность перед нашей партией.

Тов. Жуков говорит — не надо припоминать обиду. Разве это обида Хрущева или моя, что нас не встречали? Во-первых, встретили, тов. Еременко все-таки пришел, а, во-вторых, какое это значение имеет для нас? Это не обида, а Жуков рассматривает даже и это с личной точки зрения. Дело не в обиде, а в том, что это политический вопрос, и поэтому мы не можем пройти мимо него.

У тов. Жукова — не партийная политика, а личная политика, в этом главная беда. Вокруг личного вопроса решаются им все политические вопросы. Отсюда и отрыв, отсюда и антипартийность. При такой политике есть опасность, что если бы ЦК не вмешался сейчас, армия из инструмента партии превратилась бы в инструмент тов. Жукова, который не только хотел быть министром, а, как видно по всему, хотел взять еще большую власть и иметь этот инструмент в своих руках. Вот почему он был против коммунистов, против политорганов, против партии. Он знает, что если люди будут обращаться к партии, будут рассуждать, этот инструмент не будет хорошо слушаться, потому что люди будут обращаться к партии. А если этот инструмент будет зажат, то можно вестиа куда хочешь. Как показали активы и как показали маршалы и генералы, здесь выступавшие, Жуков, как ни странно, стал препятствием для роста нашей армии в дальнейшем. Мы знали, что в политическом отношении он себя не оправдал, мы выяснили это на Президиуме. Но на Пленуме доказано, что он и в деловом отношении за последнее время показал свое несоответствие званию министра обороны Советского Союза. Он, я думаю, не понимал этого, а теперь, наверное, поймет. Я вчера ему сказал: я всего ожидал, но такой критики со стороны военных не ожидал. Да, говорит он, я сам не ожидал. Вот как Жуков оторвался не только от нас, а от маршалов, от ближайших к нему людей: он не знает их настроения, их мнения. Ведь это же несчастье! И мы сегодня спасаем Жукова: ведь он от всего оторвался, а такой человек должен погибнуть. Такие планы в нашей стране никогда не удадутся, — надо знать нашу страну. Такие планы могут напортить, принести неприятность, но не могут удасться. Тов. Жуков погиб бы, ибо он применял совершенно непартийные методы руководства. Как можно оставаться членом ЦК, применяя такие методы руководства?

Можно сказать, что теперь директивы XX съезда будут узаконены в армии, — и это только через полтора года. Теперь голос съезда будет слышаться в армии.

После этого решения, после освобождения тов. Жукова из армии, наша армия будет еще более сознательной. Дисциплина в армии была крепкой и останется такой, никто не позволит расшатывать дисциплину. К тому, что есть хорошего в армии, мы прибавим партийную принципиальность и творческую военную мысль, которая до сих пор подавлялась, и тем самым поднимем боеспособность нашей Советской Армии.

Товарищи, заслуги у тов. Жукова, конечно, есть, и никто не хочет их оспаривать. Зачем нам оспаривать заслуги тов. Жукова? Должен сказать, что мы с ним были в самых лучших отношениях, скажу честно, я любил Жукова. Но когда столько фактов, о которых здесь говорили, накопилось, нельзя терпеть. Не очень приятно критиковать тов. Жукова. Но одно дело неприятность личная, я думаю и вам неприятно, но другое дело — долг политического деятеля. Имели ли мы право пройти мимо таких фактов? Когда эти факты осветишь светом политическим то выходит, что это антипартийная линия.

Но зачем ему надо добиваться взятия руководства? Зачем нужно было все рычаги, все органы подавления пролетарской диктатуры подчинить Жукову: — это армию, госбезопасность, милицию? Зачем и с какой целью надо было этого добиваться? Зачем армию и милицию отвлекать на такие дела? Это были, товарищи, замыслы плохие, антипартийные. Если бы мы вовремя не рассмотрели и не оказались бы на своем месте в Центральном Комитете, мы оказались бы слепыми обывателями. Зачем позволять доводить дело до такой низости?

Тов. Жуков должен признать, что все это справедливо и ничего наносного здесь нет. Мы говорили здесь без лишних эпитетов, но мы не даем полной оценки, мы должны более резко критиковать, но мы его спасаем.

На XX съезде мы критиковали культ личности Сталина, а сейчас он заменяет культ Сталина культом Жукова. Это непартийные, невозможные вещиb.

Мы все, когда выдвигали Жукова в Президиум ЦК, надеялись, что из Жукова вырастет политический деятель, но мы просчитались, он не оправдал нашего доверия. Если бы онс взял над собой контроль, он не допустил бы ошибок, но он не сделал этого и погубил себя как политический деятель, а нас поставил в неудобное, в нехорошее положение. Мы виноваты не в том, что сегодня критикуем Жукова, а в том, что мы тогда его выдвинули, оказали ему чрезмерное доверие, а он его не оправдал. Он захотел стоять над партией.

Меня больше всего поразило из всех вещей — это два заявления тов. Жукова, которые он сделал. Первое, может быть это случайно, может быть объясняется малой политической подготовкой, но еще перед июньским Пленумом, когдаe обсуждали антипартийную группу, он сделал всем известное заявление,[200] когда Сабуров говорил, что они обещали двинуть танки. В это время министр обороны заявляет: без меня танки не пойдут, пойдут они тогда, когда я скажу. Оказывается, танки пойдут не тогда, когда ЦК скажет, а когда скажет министр обороны. Мне тогда показалось, что, может быть, Жуков употребил неправильный оборот речи. Ho это не так.

Недавно я узнал, что звонил генерал Попов[201] и сообщил, что на собрании коммунистов после военных учений в г. Борисове тов Жуков сказал, что во время борьбы с антипартийной группой на Президиуме ЦК он заявил: «Если группа не прекратит борьбу, то он, Жуков, обратится к армии и к народу и его поддержат». Как теперь стало известно от тов. Малиновского, аналогичное заявление тов. Жуков сделал и на собрании военного актива в Москве. Надо сказать, что никто из членов Президиума ЦК не помнит такого заявления тов. Жукова на Президиуме, и на Пленуме ЦК никто об этом не говорил. Да мы бы и не могли пройти мимо такого заявления. С какой целью выступал так тов Жуков на военных активах? Да с целью той, чтобы приучать к мысли, что он может обратиться к армии, к народу. А против кого?

Такое заявление может сделать только человек, который считает, что нет никакой Коммунистической партии в Советском Союзе.

Если бы сказал, что армейцыa вместе с ЦК, вместе с партией, под ленинским знаменем, это понимаю. Так нет, «я». Кто уполномачивал обращаться к народу? Он не спрашивает никого, он не сказал.

Заявление на двух активах не случайное. На одном можно выболтать, а на другом правду доложить. На Президиуме подтвердил, да, это правильно. Выступая, хотел переделать, что имел в виду обратиться к коммунистам армии. Это неправильно, так не было. Имеем письменные сообщения генерала Попова, тов. Пронина, устное заявление тов. Малиновскогоe, что так и говорил: к армии и народу обратится.

Что такое, он обратится к военным коммунистам? Это противопоставлять другим коммунистам нашим? Он хотел вчера сказать лучше, но это тоже плохо. Почему должен обратиться к народу и армии? Это делают в Латинской Америке, в странах, где коммунистическая партия в подполье, а не у власти, где всякие хунты-мунты. У нас климат не подходит для таких вещей. 40 лет Советской власти, а вот такие вещи, к сожалению, происходят.

Я считаю, что это заявление, по существу говоря, не совместимо с партийностью. Это значит плевать на все, только армия и народ, больше никого. Что случилось? Я не хочу расшифровывать какая партийная подоплека под этим заявлением. Всякий понимает, кто имеет марксистское образование. Я не хочу расшифровывать, углублять, понимаете о чем речь идет. Эти два заявления совершенно уничтожают тов. Жукова, но мы считаем, что он может остаться в партии, но в ЦК нельзя.

ЦК — руководящий орган. Человек с такими методами руководства не может руководить. Он может исправиться, учиться и т. д. Я присоединяюсь к тому, что здесь единодушно предлагают.

Тов. Жуков, ваши друзья военные критикуют так, что просто невозможно представить себе. Соколовский и Конев при Сталине защищали от неправильных ударов Сталина. И теперь Конев большой друг Жукова, я знаю. Это не упрек делаю. Но, когда он выступал, не защищал, а, наоборот, помог партии освободитъся от его руководства. Это что-то значит. Это очень многое значит. Это не так просто, раз все и я поддержу. Он говорит: я не хочу догадываться, почему со мной так поступают. Зачем догадываться? Ты посмотри, до чего довел себя. Оглянись назад немного. Становись на почву советскую. Неужели аппетитам конца нет? Сколько орденов, сколько почета, званий? Если бы обывательская жадность, а то ведь это политическое явление.

Говоришь, что члены ЦК боятся. Это чепуха. Чего боятся? Боятся опасной линии тов. Жукова. Если бы не боялись и сказали: пускай, закусил удила и пускай идет, тогда были бы политическими слепцами. Это опасное явление, тов. Жуков. Мы боимся этого явления. Мы не хотим, чтобы это процветало. Это не боязнь Жукова. Чего Жукова боятся? Зачем? Что у нас нет ЦК, нет партии, армии? Вы думаете, армия «ваша». Когда ребром будет поставлен вопрос: Жуков или партия. Армия настолько партийная, никогда не заколебалась бы.

Вы политически оторвались. Мы хотим оградить партию от неправильной линии товарища Жукова. Вот почему принимаются эти решения.

Я думаю, что решение о снятии товарища Жукова с работы из армии и решение Пленума Центрального Комитета партии об освобожденииi его из членов Центрального Комитета партии — это дело совершенно справедливое. Я думаю, что в этом сам Жуков убедится. Эти решения принимаются единодушно, по совести каждого из нас. Я думаю, что наша армия станет сильнее и наша партия сплотится вокруг Центрального Комитета. (Аплодисменты).

Председательствующий тов. КИРИЧЕНКО. Объявляется перерыв на 20 минут.

* * *

Председательствующий тов. КИРИЧЕНКО. Слово предоставляется тов. Захарову — командующему войсками Ленинградского военного округа. Следующий тов. Куусинен.