№ 6 ПИСЬМО Г.К. ЖУКОВА В ПРЕЗИДИУМ ЦК КПСС 16 марта 1965 г

№ 6 ПИСЬМО Г.К. ЖУКОВА В ПРЕЗИДИУМ ЦК КПСС 16 марта 1965 г

Прошло более семи лет после октябрьского пленума ЦК КПСС 1957 года, на котором я был исключен из состава Президиума ЦК и членов ЦК КПСС.

А за что? Ясно было тогда, а теперь тем более, что я оказался нежелательным человеком для Хрущева, который уже тогда держал курс на личную диктатуру в руководстве партии и государством, в чем он не мог рассчитывать на мою поддержку.

Для того, чтобы убрать меня со своего пути, нужен был повод, и он был найден в некоторых моих ошибках по руководству Вооруженными Силами, которые (эти ошибки) при нормальном подходе могли быть устранены в текущемпорядке.

Спрашивается — зачем надо было меня так дискредитировать и чернить мою многолетнюю работу в армии и в партии? Разве не такой же преданный член партии и сын своего народа, как и другие?

Как известно, вся моя работа проходила под руководством и контролем партии, по заданиям партии, во имя народа и Родины.

Пошел 47-й год моего пребывания в партии, в рядах которой я всегда непоколебимо боролся за генеральную линию партии. Никакими иными чувствами, кроме безграничной любви к Родине, к партии, советскому народу я не руководствовался, когда отдавал все свои силы в строительстве Вооруженных Сил и в борьбе с врагами нашей Родины.

Естественно, в практической работе каждого человека могут быть те или иные ошибки. Были они и у меня.

Но разве такими методами их исправляют?

Мало того, что меня вывели из состава ЦК и Президиума ЦК, вопреки решению Пленума о предоставлении работы, меня уволили в отставку, хотя я еще был полон сил и мог приносить Родине пользу. Меня подвергли всеобщему остракизму. Больше года не давали мне возможности посещать партсобрания парторганизации, где состоял на учете.

В течение семи лет я не был приглашен ни на один партактив, ни на одно торжественное заседание, посвященное Вооруженным Силам, ни на один парад или демонстрацию. Всюду был закрыт доступ. На вопросы о причинах, следовал неизменный ответ: «Нет в списках».

Иначе говоря, меня превратили в политического мертвеца.

После октябрьского пленума 1957 года широким фронтом началось охаивание в печати моей военной деятельности, чем особенно увлекались отдельные военные. Каких только грехов не приписывали мне, зная наперед, что я лишен возможности дать отпор. Увлечение таким опорочиванием моей деятельности нередко выходило за рамки личности и наносило ущерб престижу советского военного искусства. Не трудно понять, как злорадствовали по поводу этого наши противники.

Какими нервами я должен был обладать, чтобы читать и слышать по радио о той клевете, которая возводилась на меня? И все же меня поддерживала вера в то, что так могут поносить меня лишь единицы, ничтожная доля людей.

Разве не является вопиющим нарушением устава КПСС тот факт, что я, находясь за пределами Родины, был лишен возможности присутствовать на активах, где обсуждалась моя работа, мое поведение, где формировалось крайне отрицательное мнение обо мне. На Пленуме ЦК резолюция обо мне также принималась в моем отсутствии и я не имел возможности сказать слова в свою защиту.

Наряду с правильными замечаниями в мой адрес, мне предъявили обвинение в нелойяльном отношении к Хрущеву на том основании, что я не рекомендовал маршалам Гречко и Захарову устраивать Хрущеву встречи, не предусмотренные нашими воинскими уставами (тогда Хрущев еще не был главой Правительства). Хрущеву это не понравилось, так как он стал привыкать к помпезным встречам, устраиваемым ему в других местах, к чему он скоро почувствовал вкус и принимал всё это как должное.

На Пленуме Хрущев заявил, что ему в Хабаровске в 1955 году Малиновский сказал по секрету: «Берегитесь Жукова, это растущий Бонапарт, он опасный человек, ни перед чем не остановится».

Кто же мог всерьез признать меня за авантюриста, за бонапартиста? Я долго думал, на каком основании Малиновский сделал такое провокационное заявление? До сих пор меня не оставляет мысль, что им руководили сугубо личные соображения.

И это не первый случай принесения меня в жертву провокации.

В 1945 году Берия и Абакумов доложили Сталину сфабрикованное на меня дело «о нелойяльном отношении маршала Жукова к Сталину». И тогда не захотели объективно и глубоко разобраться в клевете. Я был выведен из состава ЦК, снят с должности Главкома сухопутных войск и послан командовать округом. Лишь спустя 7 лет выяснилось, что это была преднамеренная клевета со стороны карьеристов и предателей.

Летом 1964 года мне позвонил Хрущев. В процессе разговора об октябрьском Пленуме 1957 года, он сказал: «Знаешь, мне тогда трудно было разобраться что у тебя было в голове, но ко мне приходили и говорили: «Жуков опасный человек, он игнорирует тебя, в любой момент он может сделать всё, что захочет. Слишком велик его авторитет в армии, видимо, «корона Эйзерхауэра» не дает ему покоя.»

Я ответил: «Как же можно было решать судьбу человека на основании таких домыслов?»

Хрущев сказал: «Сейчас я крепко занят. Вернусь с отдыха — встретимся и подружески поговорим.»

Не знаю, какова степень искренности приведенных слов Хрущева, так как мне известно, что он непосредственно перед октябрьским Пленумом 1957 года лично занимался индивидуальной обработкой некоторых военных, прежде чем вынести вопрос на Пленум.

Я долго молчал, но дело дошло до того, что мои воспоминания к 20-й годовщине Победы над фашистской Германией отказались печатать под предлогом, что, якобы, имеется указание печатать мои статьи преждевременно.

Считаю, что за 46-летнюю работу в партии и активное участие в четырех войнах по защите Родины, я не заслужил такого к себе отношения. Прошу исправить допущенную ко мне несправедливость и дать возможность принимать активное участие в общественной и партийной жизни страны.

Член КПСС с 1.3.1919 года Г.К. ЖУКОВ

РГВА. Ф. 41107. Оп. 2. Д 13. Лл. 29–32. Заверенная автором копия. Машинопись.