ФИНАЛ «ДЕЛА» И РОЛЬ БЕРИИ.

ФИНАЛ «ДЕЛА» И РОЛЬ БЕРИИ.

Диктатор агонизировал, а его ближайшие соратники, деля между собой власть, с нетерпением ожидали логической развязки. И вот 6 марта ТАСС сообщил, что сердце гениального продолжателя дела Ленина перестало биться 5 марта в 21 час 50 минут. Похороны Сталина, сопровождавшиеся грандиозной давкой, унесшей жизни почти 400 человек, состоялись 9 марта. О процессе над врачами (даже закрытом) теперь не могло быть и речи. Может быть, потому, что «дело» было в значительной мере инспирировано в 1951 году Маленковым и Берией, стремившимися таким образом устранить Абакумова (но в дальнейшем оно «держалось» исключительно на Сталине), они нисколько не сомневались в его фальшивом характере. К тому же, видя в нем реальную угрозу общественной стабильности в стране[1486], преемники диктатора хотели как можно быстрей поставить на нем крест и отмежеваться от него. И тут инициативу взял на себя Берия, который, став первым заместителем председателя Совета министров СССР и министром внутренних дел СССР, уже 10 марта своим распоряжением выпустил Жемчужину на свободу[1487]. А через три дня он, не скрывавший уверенности в том, что «дело врачей» с самого начала было незаконным, приказал специально созданной следственной группе его пересмотреть. Это было нужно ему скорее всего для того, чтобы, публично продемонстрировав стремление к восстановлению попранной справедливости, укрепить свою популярность в народе, и прежде всего в среде интеллигенции, особенно тяжело пострадавшей в последние годы сталинского террора. Берия надеялся на повторение того положительного для него эффекта в общественном мнении, который имел место в конце 1938–1939 годов, когда он провел так называемую мини-реабилитацию, сменив на посту наркома внутренних дел патологически жестокого Ежова. К тому же, вскрывая беззакония, творившиеся в МГБ, Берия преследовал цель дискредитировать старое его руководство, особенно Игнатьева, и расчистить место для своих людей в этом ведомстве.

Арестованным врачам было предложено подробно изложить на бумаге претензии к следствию. Им дали понять, что новое руководство страны не сомневается в их невиновности и они должны помочь ему восстановить социалистическую законность. В результате все узники, ссылаясь на применение к ним физического и психологического насилия, отказались от прежних показаний, в которых обвиняли себя и своих коллег в тяжких преступлениях. Некоторые из них не только подвергли критике незаконные методы следствия, но и довольно искренне высказались о политике советского руководства в отношении евреев. Свое кредо по этому поводу изложил тогда и профессор Я.Л. Рапопорт, глубоко и оригинально мыслящий интеллектуал, автор интересных и объективных мемуаров о «деле врачей».

15 марта в надежде на лучшее будущее, но в то же время с очевидной опасливой оглядкой на остававшийся неизменным в основе своей режим он писал:

«С полным чистосердечием и полной искренностью излагаю обстоятельства дела такими, какими они были в действительности… Я лично никогда не допускал мысли, что политика ограничения в отношении евреев (наличие которой я признавал) обусловлена расистскими антисемитскими побуждениями. Я утверждал, что она вызвана недоверием к евреям вследствие их многочисленных родственных связей с зарубежным капиталистическим миром (особенно США и Израилем), что такая политика в известной мере оправдана соображениями охраны государственна безопасности СССР, особенно при большой насыщенности лицами еврейского происхождения ряда учреждений, в частности медицинских. Я считал также, что состав некоторых учреждений, в частности научно-медицинских, свидетельствует о наличии националистических тенденций в подборе кадров и представляет собой ненормальное явление. Однако эти соображения не устраняли чувства недовольства и обиды, особенно за молодежь, не имеющую никаких связей с еврейством и якобы вынужденную подвергаться различным ограничениям только в силу своего еврейского происхождения… В период формирования Государства Израиль я и мои единомышленники проявили большой интерес ко всем этапам и всем проявлениям борьбы этого государства за свою самостоятельность, мы следили за ней с чувством большой симпатии и испытывали чувство большой благодарности к советскому правительству за ту поддержку, Которую оно оказывало организации этого государства. Однако никто из моих собеседников (даже Этингер) не высказывал взглядов на Израиль как на вновь обретенную Родину, а в дальнейшем мне и моим близким друзьям (Ш.Д. Мошковскому и др.) стало совершенно очевидным, что в современном виде Израиль — игрушечная нежизненная марионетка американских империалистов, служащая их целям и осложняющая положение евреев в СССР…»[1488].

Получив формальные доказательства изначальной фальсификации «дела врачей» и его полной юридической несостоятельности, Берия 31 марта утвердил постановление о прекращении уголовного преследования всех подследственных, по нему проходивших. На следующий день глава МВД СССР секретной запиской проинформировал обо всем Маленкова, возложив основную ответственность за инспирирование и фальсификацию «дела» на Рюмина, а также обвинив бывшего министра госбезопасности Игнатьева в том, что тот «не обеспечил должного контроля за следствием, шел на поводу у Рюмина…». Одновременно Берия «счел необходимым» «всех… арестованных врачей и членов их семей полностью реабилитировать и немедленно из-под стражи освободить». Уже 3 апреля это предложение было утверждено президиумом ЦК КПСС, и в тот же день все бывшие кремлевские «врачи-вредители» были выпущены на свободу. Советские граждане узнали об этом из опубликованного 4 апреля в печати «Сообщения Министерства внутренних дел СССР», в котором говорилось также о том, что Л.Ф. Тимашук лишается ордена Ленина «в связи с выявившимися в настоящее время действительными обстоятельствами»[1489]. После этого 2 млн. 250 тыс. советских евреев, которые после смерти Сталина пребывали в смятении, не ведая, как будут развиваться события дальше, смогли перевести дух.

На заседании президиума ЦК 3 апреля было принято решение и о привлечении к «уголовной ответственности работников бывшего МГБ СССР, особо изощрявшихся в фабрикации… провокационного дела и в грубейших извращениях советских законов»[1490]. По сути то была формальная санкция, причем данная задним числом, ибо Берия еще 16 марта распорядился арестовать главного «зачинщика» «дела», бывшего заместителя министра государственной безопасности СССР Рюмина. И хотя в сущности этот человек являлся всего лишь послушным инструментом в руках главного творца «дела» — Сталина, ему, не обладавшему никакой поддержкой в партийно-государственных структурах, пришлось теперь расплачиваться не только за свои грехи, но и за преступления, совершенные вождем и его ближайшим окружением. Поскольку Рюмину была уготована роль козла отпущения, не было принято во внимание то обстоятельство, что его увольнение из органов безопасности и тем самым отстранение от «дела» произошло за два месяца до его кульминации — опубликования 13 января 1953 г. печально знаменитого сообщения ТАСС. Помимо того, что Рюмина обвинили в обмане правительства и инспирировании фальшивого дела, на него фактически возложили и политическую ответственность за проводившуюся Сталиным неправильную национальную политику. 6 апреля «Правда» писала:

«Презренные авантюристы типа Рюмина сфабрикованным им следственным делом пытались разжечь в советском обществе, спаянном морально-политическим единством, идеями пролетарского интернационализма, глубоко чуждые социалистической идеологии чувства национальной вражды. В этих провокационных целях они не останавливались перед оголтелой клеветой на советских людей. Тщательной проверкой установлено, например, что таким образом был оклеветан честный общественный деятель, народный артист СССР Михоэлс».

Рюмин вначале отрицал предъявляемые ему обвинения, однако вскоре вынужден был сдаться. Произошло это после того, как допрашивавшим его следователям надоели пустопорожние препирательства и они применили такой действенный метод добывания нужных показаний, как пытка строптивого заключенного пребыванием в раздетом виде в холодном карцере. 7 июля 1954 г. военная коллегия Верховного суда СССР вынесла Рюмину расстрельный приговор, который был приведен в исполнение 22 июля.

Понесли наказание и другие бывшие руководители МГБ, причем, думается, не столько за попрание «социалистической законности», допущенное ими в ходе борьбы с «еврейским национализмом», сколько за свои прошлые интриги против Берии. Последний, организовав расследование обстоятельств гибели Михоэлса, представил 2 апреля в президиум ЦК записку, в которой констатировалось, что обвинения в шпионаже и еврейском национализме, выдвинутые против Михоэлса в конце 1947 — начале 1948 года, были сфальсифицированы руководством МГБ. На основании этого 4 апреля были арестованы такие давние противники Берии, как бывшие заместители министра госбезопасности Цанава[1491] и Огольцов[1492]. Главный же организатор этой тайной операции по линии МГБ бывший министр госбезопасности Абакумов к тому времени уже почти как два года пребывал в заключении. 19 декабря 1954 г. его расстреляют, но не за незаконные репрессии против «еврейских националистов», а за инспирирование «ленинградского дела». Одновременно с ним по тому же самому обвинению казнят бывшего руководителя следственной части по особо важным делам МГБ СССР А.Г. Леонова, а также зверски допрашивавших в свое время арестованных членов ЕАК следователей Комарова и Лихачева.

Напирая на беззакония, творившиеся в органах госбезопасности в последние годы жизни Сталина, добирался Берия и до бывшего министра Игнатьева. Но поскольку последний входил в слой высшей партноменклатуры и поддерживался Маленковым, Берии удалось только, использовав формулировку «за политическую слепоту и ротозейство», добиться вывода Игнатьева из состава ЦК и снятия его с должности секретаря ЦК, которую тот получил сразу после смерти Сталина. Но недолго этому питомцу партаппарата пришлось пребывать в опале. Уже 7 июля 1953 г., то есть вскоре после ареста Берии, Игнатьева вновь ввели в ЦК, а в декабре того же года назначили первым секретарем Башкирского обкома партии.

Другие высокопоставленные партаппаратчики, активно боровшиеся с реабилитированными теперь так называемыми еврейскими националистами, также в общем-то отделались булавочными уколами, да и то полученными совсем по другим поводам. Скажем, Суслов, хотя и лишался на время членства в президиуме ЦК (в июле 1955 г. его там восстановят), однако остался секретарем ЦК. С Михайловым обошлись несколько круче, выставив не только из секретарей ЦК, но и из центрального партаппарата. В качестве компенсации ему разрешили какое-то время поруководить столичной партийной организацией. Однако здесь он проявил себя не лучшим образом, и в 1954 году его отправят послом в Польшу. Громивший в свое время научные кадры Ю. Жданов перебрался на периферию, став в J 957 году ректором Ростовского университета. В провинции оказался и другой агитпроповец, бывший заведующий отделом ЦК Чесноков. В марте 1953-го его сплавили в Горьковский обком, где он возглавил один из отделов. В 1957 году он вновь объявился в столице, теперь уже в качестве председателя Гостелерадио СССР. Уже при Брежневе эту должность наследует Н.Н. Месяцев, который находился в руководстве следственной части по особо важным делам МГБ СССР в разгар «дела врачей».

Крупным скандалом завершилась карьера бывшего руководителя Агитпропа Г.Ф. Александрова, немало потрудившегося на «идеологическом фронте» по реализации политики государственного антисемитизма. Правда, перед тем как нанести Александрову роковой удар, изменчивая и коварная судьба улыбнулась ему, позволив на время опальному директору академического Института философии вновь подняться на верхние ступени номенклатурной пирамиды.

В марте 1954 года Александрову доверили кресло министра культуры СССР. Однако долго почивать на лаврах ему не пришлось. Протежировавший ему Маленков уже в конце января 1955 года был отставлен с поста премьер-министра рвавшимся к власти Хрущевым. А вскоре то ли случайно, то ли благодаря стараниям И.А. Серова, ставленника Хрущева на посту председателя КГБ при Совете министров СССР, в ЦК поступило анонимное письмо, содержавшее убийственный для карьеры Александрова компромат[1493]. Хрущев, проводивший тогда чистку аппарата от креатуры бывшего главы правительства, решил воспользоваться удобным случаем. 10 марта 1955 г. с его подачи президиум ЦК утвердил постановление «О недостойном поведении тт. Александрова Г.Ф., Еголина А.М. и других», с которым в виде так называемого «закрытого письма ЦК» ознакомилась вскоре вся партийная масса. Александрова сняли с министерского поста, вывели из состава кандидатов в члены ЦК, лишили депутатства в Верховном Совете СССР и отправили в ссылку в Минск, назначив заведующим сектором Института философии и права АН БССР.

Как вспоминал потом Шепилов, «в последующие годы Александров все глубже погружался в пучину алкоголизма» ив 1961 году умер от цирроза печени[1494].

Кстати, партийный интеллектуал Шепилов без какого-либо ущерба для себя пережил «дело врачей». Он еще в течение трех лет оставался главным редактором «Правды», задававшей в начале 1953-го погромный тон всей советской пропаганде. Только летом 1957 года ему, а также другому, еще более крупному организатору антиеврейских кампаний, Маленкову, каким-то образом воздастся за их прежние грехи. Тогда в результате аппаратной схватки с Хрущевым они будут изгнаны с кремлевского Олимпа[1495].

Все они — Суслов, Михайлов, Чесноков, Игнатьев, Шепилов, Маленков — закончили свой земной путь в преклонных летах и в своих постелях, и их не мучили угрызения совести за организацию и проведение антигуманной акции в далеком 1953-м. В отличие от них основной инициатор освобождения незаконно репрессированных врачей — Берия умер трагической и позорной смертью. Консерваторы в партаппарате не простили ему того, что после кончины Сталина он позволил себе ряд самостоятельных и смелых решений и поступков, которые резонно были восприняты Хрущевым и другими членами президиума ЦК как заявка на диктаторскую власть. К тому же они опасались, что, проводя по своему усмотрению расследование преступлений власть имущих в период правления Сталина и используя для этого находившиеся в его распоряжении архивные материалы, Берия в конце концов вполне может обвинить каждого из них в беззаконных действиях. Например, по его указанию активно проводился пересмотр «дела ЕАК»: допрашивались бывшие руководители МГБ СССР и следователи, его сфальсифицировавшие, привлекавшиеся когда-то по «делу» эксперты и свидетели. 25 июня амбициозный министр внутренних дел представил Маленкову материалы допроса Рюмина, которые свидетельствовали о том, что его действия по подготовке «дела ЕАК», а также ряда других «липовых» дел («ленинградского», «врачей») направлялись непосредственно Игнатьевым. На этом основании Берия настаивал на аресте последнего, что, скорей всего, было воспринято Маленковым, курировавшим в свое время Игнатьева и организовывавшим по указанию Сталина пропагандистские и репрессивные акции против «еврейских националистов», как угроза и в собственный адрес. Не случайно уже на следующий день Берия был арестован в Кремле во время заседания президиума ЦК. Показательно, что вскоре отправили в отставку генерального прокурора Г.Н. Сафонова, который считался «человеком Берии» и руководил по линии прокуратуры расследованием преступных деяний бывших руководителей и сотрудников МГБ; кроме того, как говорят, он отказался задним числом оформить санкцией арест Берии. А с 2 по 7 июля состоялся пленум ЦК, вошедший в историю как партийный суд над Берией. С одной из наиболее резких речей на нем выступил секретарь ЦК Н.Н. Шаталин[1496], зарекомендовавший себя при Сталине бескомпромиссным борцом с еврейским буржуазным национализмом. Он обвинил Берию ни больше ни меньше в том, что тот своей реабилитацией «врачей-вредителей» произвел на общественность «тягостное впечатление». Несостоявшемуся диктатору вменили в вину и другие прегрешения. 10 июля на допросе его спросили, почему он ратовал за восстановление Еврейского театра и настаивал на издании еврейской газеты? На что тот ответил: «Мы по линии МВД были заинтересованы… мое отношение к этим вопросам было с позиции освещения настроения интеллигенции». И потом добавил, что готовил соответствующую записку в ЦК[1497].

23 декабря 1953 г. Берия был расстрелян по приговору специального судебного присутствия Верховного суда СССР. Вместе с ним наряду с прочими его бывшими приближенными был казнен и С.А. Гоглидзе, который в отличие от своего былого покровителя немало преуспел в борьбе с «еврейскими националистами», особенно с Теми из них, кто был объявлен «врачами-убийцами».

В 1956–1957 годах наследники Сталина попытались задним числом приписать себе заслугу избавления страны, а может быть, и мира, от катастрофы, которой чревата была безумная авантюра с «делом врачей», предпринятая диктатором якобы при деятельном участии Берии и «пешек» вроде Рюмина. Для обработки западного общественного мнения в таком духе был опять же использован Эренбург, который распространил в интеллектуальных кругах Франции версию о том, что 1 марта 1953 г. на заседании президиума ЦК КПСС ближайшие соратники Сталина, прежде всего Молотов и Каганович, решительно потребовали от него организации объективного расследования по «делу врачей» и отмены будто бы принятого им решения о депортации евреев, причем этот демарш так, мол, ошеломил диктатора, что с ним приключился удар, после которого он уже не оправился. Ясно, что эта была намеренная дезинформация, так как тот же Каганович незадолго до своей смерти признал, что «дело врачей» «пошло на убыль само собой» еще при жизни Сталина[1498].

Так порождались оказавшиеся потом столь живучими мифы и легенды вокруг «дела врачей», которое закончилось таким же провалом, как и состоявшийся ровно за 40 лет до него не менее известный и позорный для России процесс над Менделем Бейлисом. Исход этого «дела» стал не только первым крупным, хотя и посмертным поражением Сталина, но и сильным ударом по созданной им бесчеловечной системе.

* * *

Развернувшаяся в послевоенное время в Советском Союзе аппаратная чистка была обусловлена прежде всего социально-политической природой сталинского режима, обеспечивавшего собственную дееспособность и единовластие диктатора посредством периодической кровавой прополки номенклатурно-бюрократического слоя общества. Как и в прежние годы, кадровая «война» и на сей раз разгоралась постепенно. Она началась с закручивания идеологических гаек осенью 1946 года и приобрела универсальный и одновременно широкий репрессивный характер в 1949–1950 годах, то есть после антикосмополитической кампании, достигнув тогда кульминации. Специфика послевоенного террора на «кадровом фронте» состояла в том, что он имел ярко выраженную антиеврейскую направленность, обусловленную значительным усилением политики государственного антисемитизма. Усугубление этого социального недуга происходило по нескольким — как внутриполитическим, так и внешнеполитическим — причинам: дальнейшая шовинизация национальной политики, проводимой советским руководством; психологическая деградация дряхлевшего Сталина, выражавшаяся в параноическом изменении личности на почве юдофобии; интенсивное наслаивание в рамках холодной войны советско-американских политических и идеологических противоречий, усугубленных тем, что в контексте этого противостояния сионизм и Государство Израиль рассматривались Сталиным в качестве «ударной силы империализма США». Вследствие всего этого инфильтрация антисемитизма в общество происходила столь бурно, что в начале 1953 года его проявления в стране, достигнув своего апогея, стали реально угрожать социальному строю и целостности государства, покоившегося на коммунистической идее. Такого размаха антиеврейская вакханалия достигла потому, что стоявший за ней Сталин инстинктом опытнейшего политика чувствовал, что шовинистический популизм — это его последняя возможность «раскачать» ситуацию в стране и тем самым спровоцировать новый «большой террор», периодически необходимый для поддержания режима единовластия, и потому под воздействием личной юдофобии (превратившейся к тому времени в настоящую болезнь) не мог на какое-то время не поддаться этому соблазну. Но несмотря на серьезные проблемы с физическим и психическим здоровьем, он тем не менее не утратил полностью здравого смысла и потому, не мог, в силу указанных выше причин, разыграть до конца антиеврейскую карту, то есть встать на нацистский путь «окончательного решения» «еврейского вопроса». Да и физически диктатор был уже не способен на крупномасштабную авантюру. Несомненно, что главнейшим сдерживающим фактором послужила угроза развязывания третьей (ядерной) мировой войны[1499] (а в подготовке к ней СССР явно уступал США), которая заставила Сталина буквально на краю могилы отказаться от дальнейшего нагнетания шовинистических страстей в стране. К тому же, высшая бюрократия, значительно окрепшая в 40-е годы, вряд ли позволила бы, чтобы ее и дальше продолжали отправлять на заклание под барабанную дробь популистских лозунгов. После войны Сталину по сути удалось устроить только одну кровавую расправу над номенклатурными бонзами — «ленинградское дело» — да и то с помощью Маленкова и Берии, которым Сталин уже так и не смог противопоставить более или менее влиятельной аппаратной группировки. Если брать общество в целом, то и оно в основе своей к концу правления Сталина устало от потрясений и жаждало стабильности и уверенности в завтрашнем дне. Даже на статистике ГУЛАГа сказалась тенденция к свертыванию внутреннего террора. Если в 1946 году за так называемые контрреволюционные (политические) преступления было репрессировано 123294 человек, в 1949-м — 75125, то в 1952-м — 28800 человек[1500].

Словом, у полностью изжившей себя сталинской диктатуры хватило пороху только на устрашающую увертюру. Ее время завершилось. Начиналась новая эпоха.