ВЫ НЕ НАШ ЧЕЛОВЕК!
ВЫ НЕ НАШ ЧЕЛОВЕК!
Тридцатого августа Жданов умер.
Если бы не эта внезапная кончина, письмо Тимашук, наверное, легло бы в одну из толстых папок с другими многочисленными агентурными донесениями и вряд ли когда-нибудь было бы востребовано. Но Жданов скончался, и сигнал рядового кремлевского врача о неправильном лечении больного приобретал другое звучание.
В прессе писали, будто с письмом Тимашук был ознакомлен Сталин. Наверное, это не так. Во всяком случае, на оригинале письма не осталось каких-либо следов, свидетельствующих о том, что Сталину было доложено это заявление.
Зато есть данные об опрометчивом поступке Власика, который конфиденциально ознакомил с письмом Тимашук ее начальника — профессора Егорова. Руководителя охраны Сталина и главного кремлевского врача связывала глубокая и давняя личная дружба.
Получив от телохранителя Жданова майора Белова заявление Тимашук, генерал Власик сначала не придал ему особого значения. О письме он вспомнил, когда пришло сообщение о внезапной смерти Жданова. В свете этого неприятного известия сигнал Тимашук уже не выглядел столь безобидным. Теперь ему при желании можно было придать куда более зловещий смысл.
И Власик пригласил к себе Егорова. О чем они говорили, оставшись наедине, неизвестно. Но после их встречи для Тимашук наступили тяжелые времена.
Сразу после похорон Жданова, четвертого сентября, ей позвонили и сказали, что Егоров ждет ее в своем кабинете. Когда она пришла в назначенный час, в кабинете, кроме Егорова, находился его заместитель Василий Яковлевич Брайцев.
— Что я вам сделал плохого? — с укором обратился к ней Егоров. — Почему вы пишете на меня разные заявления?
Тимашук сказала, что она не понимает, о чем он говорит.
— Не прикидывайтесь, коллега, — резко произнес Егоров. — Ваше письмо мне возвратили. Я коммунист, и мне доверяют партия, правительство, министр здравоохранения.
Тимашук поняла, что Власик ознакомил Егорова с ее письмом.
— Нет, вы только представьте, Василий Яковлевич, — повернулся Егоров к молчавшему Брайцеву, — какая-то Тимашук не верит мне и другим консультантам, имеющим мировые имена! Она строчит на нас жалобы…
Егоров вновь перевел взгляд на Тимашук. Глаза его стали холодными:
— Вот что, Лидия Феодосьевна, работать мы с вами не можем. Вы не наш человек! Вы опасны не только для лечащих врачей и консультантов, вы опасны для больных. Это же надо — устроить такой переполох в семье Андрея Александровича!
Обескураженная Тимашук только и смогла сказать в свое оправдание, что ни с кем из членов семьи Жданова не делилась подозрениями о неправильном режиме его лечения. Но Егоров не стал ее слушать:
— Все. Идите и подумайте о своем поведении.
Через два дня, шестого сентября, ее снова подвергли «проработке». Присутствовали академик Виноградов, профессор Василенко, врач Майоров и патологоанатом Федоров — все, кто летал на Валдай. Вел совещание Егоров.
Он сообщил присутствовавшим о заявлении Тимашук. После дискуссии о расхождении в диагнозе все пришли к однозначному заключению: доктор Тимашук не права, ее профессиональные познания недостаточны для медицинского учреждения такого уровня, каковым является Лечсанупр Кремля, а посему ей следует предоставить работу в соответствии с ее квалификацией.
Назавтра Лидию Феодосьевну вызвали в отдел кадров Лечсанупра и ознакомили с приказом, в соответствии с которым она с восьмого сентября освобождалась от должности заведующей кабинетом электрокардиографии Кремлевской больницы на улице Грановского и переводилась в филиал второй поликлиники. В приказе содержалась щадящая формулировка — для усиления там работы.
Вернувшись к себе на улицу Грановского, уязвленная Тимашук села за стол и написала заявление на имя Алексея Александровича Кузнецова. В 1949 году он был арестован, а годом позже расстрелян по так называемому «Ленинградскому делу». Но в 1948 году Кузнецов был одним из могущественных людей в Кремле. Занимая пост секретаря ЦК ВКП(б), он курировал, как бы сейчас сказали, силовые структуры СССР. Кроме того, как и все высшие политические фигуры страны, Кузнецов был пациентом Тимашук. Долгое время он работал со Ждановым в Ленинграде и считался его человеком.
Лидия Феодосьевна изложила историю лечения Жданова, рассказала о расхождениях в диагнозе. Новым по сравнению с уже известным читателям ее аргументам в этом письме была ссылка на результаты патологоанатомического вскрытия — по словам заявительницы, они полностью совпали с выводами ее кардиограммы от 28 августа о наличии инфаркта миокарда — диагноза, отвергнутого профессорами.
Тимашук сообщала, что перевод в филиал поликлиники — неправильный, он не имеет какого-либо законного основания. На совещании шестого сентября начальник Лечсанупра профессор Егоров всячески дискредитировал ее как врача, наносил ей оскорбления, называл «чужим опасным человеком».
Ответа на свое письмо и приложенный к нему подлинник электрокардиограммы, отправленные в ЦК на имя Кузнецова, Тимашук не получила.
Спустя четыре месяца, в январе сорок девятого года, она вторично обратилась с письмом к Кузнецову с просьбой принять ее лично по делу покойного Жданова. И снова молчание. Несколько раз звонила в секретариат Кузнецова, интересовалась судьбой своего послания. Каждый раз ей вежливо отвечали:
— Письмо получено. Ждите, вас вызовут…
Не вызывали четыре года.