«ТРИ СЕМЕРКИ»
«ТРИ СЕМЕРКИ»
На секретаря ЦК КПСС Суслова тоже, оказывается, было совершено покушение.
К концу правления Брежнева Суслов стал вторым лицом в партии. Он был единственным секретарем ЦК, который имел свое мнение и осмеливался высказывать его Леониду Ильичу.
Долговязая фигура главного идеолога партии была несколько странной и выглядела довольно комично. Даже в солнечную погоду Суслов не расставался с калошами, много лет подряд носил одно и то же длинное старомодное пальто, и только шутливое предложение Брежнева членам Политбюро скинуться на новое вынудило его заменить гардероб.
Суслов не выносил быстрой езды. Когда Брежнев утром торопился на службу и видел впереди на подъезде к Москве скопление машин, плетущихся со скоростью не более шестидесяти километров, безошибочно угадывал:
— Наверное, Михаил едет.
Впрочем, по имени называл его только за глаза. Обращался обычно по имени и отчеству — как и к Косыгину. С остальными был на «ты». Это исключение, которое генсек делал только для двух человек из своего ближайшего окружения, говорило о многом.
Суслов был одним из старожилов на Старой площади. Секретарем ЦК он стал в 1947 году, при Сталине, и скончался в той же должности в 1982 году, при Брежневе. Тридцать пять лет на страже идеологии!
Одно время должность секретаря ЦК Суслов совмещал с другой — главного редактора газеты «Правда». Тогда и случилось происшествие, зафиксированное Лубянкой.
Дело было в канун большого революционного праздника. В «Голубом зале» редакции «Комсомольской правды» должен был состояться традиционный концерт, и молодые сотрудники газеты, не занятые выпуском текущего номера, в ожидании встречи с артистами позволили себе несколько расслабиться.
Расслабляться в те времена было просто, так как в редакционных буфетах старого корпуса «Правды» спиртные напитки продавались без ограничений. Кто хотел, всегда мог опрокинуть рюмочку-другую для поднятия настроения или снятия стресса. Уважаемым авторам предлагали чашечку кофе с коньяком, что располагало к обстоятельной беседе. Самое любопытное, что пьяных в редакционных коридорах не было.
В «Комсомольской правде» тогда начинал будущий известный советский фельетонист Илья Шатуновский. В коридоре ему встретился коллега из международного отдела. Взглянув на часы, международник сказал:
— Время еще есть. Может, к «Савелию» сходим, пообедаем?
«Савелием» журналисты между собой называли ресторан на Савеловском вокзале, расположенный в пяти минутах ходьбы от редакции.
Шатуновский поддержал предложение, и приятели двинулись по знакомому адресу.
Пообедали, безусловно, не без запотевшего графинчика. Заодно пообсуждали кое-какие вопросы и в предвкушении праздничного концерта вернулись в редакцию.
Артисты, как выяснилось, еще не приехали, и Шатуновский пошел в свой отдел. Через четверть часа дверь комнаты открылась, на пороге возникли три мужские фигуры.
Впереди шествовал Михаил Самсонович, заведовавший в редакции хозяйственными делами. Его Шатуновский знал. А вот двух его спутников — молодых, крепкого сложения парней — видел впервые.
Хозяйственник подошел вплотную к столу, за которым сидел Шатуновский, и шумно втянул воздух носом. г — Что под праздничек поделываем? — поинтересовался Михаил Самсонович и придвинулся еще ближе.
«Принюхивается!» — пронеслось в мозгу у проштрафившегося журналиста.
— Да как вам сказать, Михаил Самсонович, — промямлил Шатуновский. — Концерт ожидаем. Говорят, артисты опаздывают…
— Э, да вы, кажется, выпивали! — воскликнул хозяйственник. — Или будете отрицать?
— Михаил Самсонович! — укоризненно произнес будущий знаменитый фельетонист. — Ну как можно… Такой деликатный вопрос, да еще при посторонних людях…
И тут один из посторонних начальственно распорядился:
— Да что с ним в кошки-мышки играть! Следуйте за нами…
Шатуновского привели в кабинет ответственного секретаря редакции, где уже пребывали в тихой задумчивости несколько его отловленных коллег, включая и международника, с которым полчаса назад обедал у «Савелия». Главным в кабинете был человек средних лет в спортивном костюме.
— А вы что пили? — спросил «спортсмен» у вошедшего Шатуновского.
— Водку, — честно признался он.
— Хм, и этот — водку! — театрально развел руками «спортсмен». — А может все-таки вино?
Вино, конечно, выглядело меньшим злом по сравнению с сорокаградусной, но все задержанные настаивали на том, что пили именно ее.
Проводивший дознание «спортсмен» пытался запутать журналистов, устроив им перекрестный допрос, но из этого тоже ничего не вышло. Тогда он принял радикальное решение:
— А ну, рассядьтесь по компаниям, кто с кем пил!
Шатуновский уселся рядом с международником. Они действительно пили водку. Оба терялись в догадках, почему это так важно допрашивавшим их незнакомым людям, которые даже не представились, кто они.
В этот момент Михаил Самсонович и два крепких парня, отлавливавшие по всей редакции тех, кого подозревали, что они под хмельком, привели еще одну жертву. Ею оказался дежурный литературный правщик.
— Что вы пили? — сурово спросил у него «спортсмен».
— П-п-порт-т… — запинаясь, испуганно начал оправдываться правщик.
— Портвейн! — обрадовался дознаватель. — Так-так, и какой марки?
— Т-три… с-сем…
— «Три семерки»! Отлично… Вот ты-то нам и нужен! Поедешь с нами. Остальные свободны! — распорядился «спортсмен».
Любитель «Трех семерок» пытался что-то говорить в свое оправдание, но его уже не слушали и повели на выход. Он отсутствовал все октябрьские праздники. В редакции появился спустя несколько дней — перепуганный, съежившийся и изрядно похудевший.
— Что с тобой? — удивлялись коллеги. — Где ты пропадал?
— Я ведь тоже пил водку, как и все, — оправдывался бедолага. — А когда началась проверка, подумал — лучше сказать, что пил вино. За сорокаградусную может больше попасть — все-таки днем дело было, в рабочее время. Соврал себе во вред…
— Ничего не понимаю, — молвил Шатуновский. — Какая-то дикая история. Зачем им был нужен человек, употреблявший именно «Три семерки»? И вообще, кто они такие?
Литправщик огляделся по сторонам и по большому секрету рассказал необыкновенную историю.
Оказывается, все эти дни его продержали в камере предварительного заключения. Выясняли, кто надоумил его совершить террористический акт в отношении товарища Суслова.
Покушение на него было осуществлено в тот самый предпраздничный день, когда журналисты «Комсомольской правды» расслаблялись в ожидании встречи с артистами в своем «Голубом зале». Суслов приезжал в редакцию «Правды», пробыл там некоторое время, и на выходе из здания, когда усаживался в машину, откуда-то сверху вдогонку ему полетела пустая бутылка из-под портвейна «Три семерки».
Охрана решила, что бутылку бросили с шестого этажа, на котором размещалась «Комсомольская правда», и приступила к следственным действиям.
Злоумышленника так и не нашли. Скорее всего, ктото выбросил бутылку без всякой задней мысли, не имея в виду посягнуть на жизнь товарища Суслова.
После того случая резко сократилась реализация популярной тогда марки портвейна в гастрономе напротив «Правды». Продавщицы ломали головы над тем, почему вдруг пишущая братия разлюбила «Три семерки».