V

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

V

Если военная организация находится в непрерывном потоке исторического развития, если не может быть места абстрактному противопоставлению милиции постоянному войску, но все зависит от определенных исторических условий, то далеко не противоречием этому факту, а скорее подтверждением его является то, что при определенных исторических предпосылках между милицией и постоянным войском могут существовать исключающие противоречия. В настоящее время эти предпосылки существуют в исторической мировой борьбе между буржуазией и пролетариатом.

Чтобы получить ясное представление об этих разногласиях, нужно требование милиции, как его ставит современная социал-демократия, с достаточной принципиальной резкостью отделить от буржуазных идей о милиции. Эти последние накладывают часто отпечаток на социалистическую литературу, посвященную вопросу о милиции, и способствуют тому, что затемняют мнение рабочих в этом вопросе, имеющем решающее значение для дела их освобождения. Подробное исследование затронутой нами темы завело бы нас слишком далеко, почему мы считаем возможным ограничиться снова лишь одним примером, таким, который сразу дает возможность взять быка за рога.

Никто в большей степени не оценивал услуг, оказанных делу военного просвещения пролетариата Энгельсом, чем автор этих строк. Он признает охотно, что целый ряд мыслей, которые он развивает в настоящей брошюре, первоначально был возбужден в нем местом, найденным в одном из писем Энгельса к Марксу. Это место гласит следующее: «Только коммунистически организованное и воспитанное общество может приблизиться к милиционной системе, да и то не сразу». Несомненная заслуга Энгельса заключается именно в том, что он достаточно решительно покончил с буржуазными представлениями о милиции и доказал историческую условность всякого военного устройства. Его военная брошюра, написанная в 1865 г., вызвала со стороны такого писателя, как Рюстов, упрек, что Энгельс якобы претендовал этой брошюрой на получение прусского ордена «pour le m?rite».

И, однако, сам Энгельс делал некоторые уступки буржуазным предрассудкам в вопросе о милиции. Собственно, это имело место только в последние годы его жизни, когда он мыслил не менее революционно, чем в эпоху полного расцвета своих жизненных сил, но когда мощное развитие рабочего движения после 40-летних надежд и ожиданий заставило его несколько недооценивать те препятствия, которые еще стоят на пути рабочего движения. Это происходило в результате того оптимизма, который не оставлял Энгельса в самые темные и тяжелые дни. И именно поэтому не можем мы проходить мимо тех ошибок, которые он сделал в своей последней военной брошюре «Может ли Европа разоружиться?». Энгельс стремился в ней дать доказательство в пользу того, что превращение постоянных армий в милицию, построенную на всеобщем вооружении, возможно даже «для нынешних правительств, при нынешнем политическом положении». Он требует для этой цели в первую очередь перенесения центра тяжести военного обучения на юношество и усматривает как раз в данном пункте разницу между предложенной им милиционной системой и другими существующими системами милиции, как, например, швейцарской.

Само по себе то, что пишет Энгельс, вполне продумано — это совершенно ясно. Также вполне понятно, что сочинение Лассаля о войне 1859 г. было не менее великолепно продумано. Можно установить определенное сходство между обоими сочинениями, ибо прусское правительство, по внешней видимости, приобрело даже привычку идти навстречу тем предложениям, которые ему делали Лассаль и Энгельс, но, конечно, весьма своеобразно. Так, Лассаль требовал, чтобы прусское правительство послало войско в Шлезвиг-Голштинию, что и произошло несколько лет спустя. Конечно, это имело не национально-революционную тенденцию, чего добивался Лассаль, а реакционно-династическую. И в духе той же самой тенденции начинается теперь военное воспитание юношества под руководством того самого фельдмаршала фон дер Гольца, который пытался свить лавровый венок для покойных героев Йены. Это обучение началось с таким успехом, что трудно разобрать, чего больше заслуживают эти отвратительные карикатуры — злой ли насмешки или высшей меры возмущения. Следует заметить, что товарищ Шиппель еще 15 лет назад в «Neue Zeit» предвидел этот успех, хотя он писал и не в такой резкой форме, как это делается теперь каждый день в любом партийном органе.

Однако если бы кто-нибудь стал за это обвинять прусское правительство, оно могло бы с чистой совестью сказать перед всем светом: «Вы можете требовать от меня только то, что я в состоянии выполнить». На самом деле, как можно требовать от ворона, чтобы он пел? Как можно требовать от тигра, чтобы он питался фруктами? Для современного классового государства, желающего быть великой мировой державой, вопрос о милиции разрешается простой дилеммой: или оно создает милицию из атомизированных масс, какими их делает капиталистический способ производства, и в таком случае эта милиция является копией постоянного войска, или же оно создает милицию из тех организованных масс, которых сплачивает классовая борьба пролетариата, а такая милиция очень скоро сломит шею этому классовому государству с самыми лучшими последствиями для цивилизованного человечества, но и с тем большей основательностью.

При таких условиях нечего жаловаться, а надо скорее приветствовать то, что буржуазная оппозиция совершенно отказалась от какого бы то ни было сопротивления современному милитаризму. Нами было уже сказано выше, что это сопротивление носило в себе внутреннее противоречие и что, в частности, буржуазная оппозиция в Пруссии началась с того, что противодействие милитаризму пыталась свести к жалкому финансовому вопросу. В своих контрпредложениях против планов реорганизации армии военного министерства Роона прусская палата депутатов указывала в начале 60-х годов на ежегодную экономию круглым счетом в 2 500 000 талеров. Незадолго перед началом франко-прусской войны прогрессивная пресса в течение недель сводила свою агитацию против милитаризма к мелочам вроде «чучела капитана». Бухгалтерский гений Евгения Рихтера открыл, что в военном бюджете предусматривалось содержание капитана гвардии, которого в действительности не существовало. Место это занималось королем, который 2000 марок содержания разными способами употреблял в интересах полка. Такими глупыми мелочами можно доставить кровожадному военному Молоху только четверть часа лишнего веселья.

Эта оппозиция уже по одному тому являлась проигранной игрой, что она вообще была игрой. Когда в 1893 г. тогдашний имперский канцлер Каприви предлагал свободомыслящей — как бы ни называлось в то время это изменчивое объединение — народной партии 2-летнюю военную службу, при условии согласия ее на увеличение армии, Евгений Рихтер отклонил это предложение, ибо в противном случае свободомыслящая партия перестала бы быть «народной партией». Такая спекуляция на отвращении народных масс к милитаризму имела бы смысл лишь в том случае, если бы ее следствием была энергичная и последовательная оппозиция. Но буржуазная оппозиция против милитаризма, как мы видели, всегда сводилась к жалкой половинчатости. И если она вообще позволяла себе эту половинчатость, то это происходило лишь потому, что защитники «исключительной свободы торговли» полагали, что развитие капитализма ведет к сближению народов и ко всеобщему миру. Когда же эта иллюзия с наступлением империалистической эры была совершенно разбита жизнью, как только стало ясно, что будущее капитализма связано с необузданной завоевательной политикой, тогда эта пресловутая «народная партия» пришла к ясному сознанию, что игру с огнем нужно бросить, ибо в противном случае придется обжечь себе пальцы, и, как раскаявшаяся грешница, она бросилась в объятия Молоха.

Однако, признавая, что буржуазная оппозиция не могла перешагнуть свою тень, мы все же с полным основанием можем поставить ей в вину то, что она оказалась не в состоянии обуржуазить немецкое войско даже настолько, насколько это допускали задачи постоянного войска при существующих условиях. Историческим преступлением буржуазной оппозиции является то, что германское военное устройство до сих пор коснеет в различных феодальных формах, которые еще 100 лет тому назад были признаны Шарнгорстом и его товарищами вредными.

Покончить с этим буржуазная оппозиция имела полную возможность, тем более что милитаризм все время предъявлял требования к буржуазному кошельку и к буржуазной интеллигенции. Но когда свободомыслящие парламентарии типа Копша или Мугдана становятся на чисто идиотскую точку зрения, когда эти насквозь великодушные люди заявляют, что они не желают и не могут вести «угнетательскую политику», тогда, разумеется, Шульцам и Мюллерам, попадающим в офицерский корпус, не остается ничего другого, как повернуться к ним спиной. В целом ряде случаев, когда речь идет о военных реформах, вполне совместимых с существованием капиталистического общества, прирожденные защитники этих реформ предоставляют заботу о них трижды проклятым социал-демократам. Последние же в высшей степени заинтересованы в этом, а потому немедленно выступают на сцену. Само собой разумеется, мы должны остерегаться видеть в этих реформах хотя бы отдаленное подобие милиции в той форме, в какой мы ее требуем, ибо милиция представляет революционный принцип, который непримиримейшим образом противоречит принципу постоянных армий в их нынешнем виде. Реформы постоянных армий, как бы целесообразны и необходимы они ни были, так же мало приближаются к милиционному принципу, как законы в защиту рабочих к социалистическому способу производства.

Точно так же чрезвычайно спорна та декларация, которую социал-демократическая фракция рейхстага огласила перед голосованием законопроекта о покрытии издержек на увеличение армии. В декларации сказано, что мы хотим отрицательные стороны постоянного войска свести на нет и таким образом подготовить его преобразование в народное войско. Преобразование постоянной армии в народное войско отнюдь не может быть достигнуто путем уничтожения отрицательных сторон, существующих в постоянной армии. В равной степени спорно и то, что расширение вооружения квалифицируется в декларации как «совершенно необоснованное», так как это верно лишь постольку, поскольку относится к сшитым белыми нитками доказательствам, которыми пытались обосновать вооружения Бетман-Гольвег и Гееринген. Но это абсолютно неверно по существу, ибо расширение вооружений представляет необходимое следствие империалистической политики и необходимый продукт современного классового государства. Именно поэтому самым решительным образом отвергаем мы его, хотя бы даже ссылка Бетман-Гольвега и Геерингена на образование новых сил на Балканах представляла собой нечто более, чем явный предлог.

Английская конница

Но если в отношении этих двух пунктов можно еще говорить как о неудачных в смысле выбора слов, то гораздо хуже обстоит дело с заключительным пунктом декларации, в котором согласие на вотирование налогов на имущие классы мотивируется тем, что «происходящее таким образом привлечение имущих классов к несению военных издержек может вызвать охлаждение этих классов к продолжению горячки вооружений и, таким образом, облегчить нашу борьбу против милитаризма». Эта фраза показывает совершенно поверхностное понимание военных проблем и требует самого решительного опровержения. Допускается ли голосование за налоги на имущество с точки зрения принципиальной позиции партии в отношении налогов — это другой вопрос, которого мы здесь касаться не собираемся. Но «продолжение горячки вооружений» настолько тесно связано с важнейшими жизненными интересами современного классового государства, что вопрос о том, будут ли финансовые средства для этого добыты в более или менее удобной форме для имущих классов, играет роль совершенно второстепенную. Если даже отвлечься от примеров других стран, то уже первая «горячка вооружений» в Пруссии может служить великолепнейшим доказательством слабости этой точки зрения. Расходы на реорганизацию армии в 1860 г. вследствие отмены феодальных льгот в отношении поземельного налога были возложены на юнкерство. И, однако, прусская палата господ после короткого размышления съела этот горький плод.

Эта неясность в декларации фракции рейхстага является доказательством неясности, существующей во всей партии по отношению к военному законопроекту. Широкие партийные массы не имеют достаточного представления о том чудовищном покушении на их жизненные интересы, которые несет с собой новый военный законопроект. Проявляемая ими пассивность отчасти может быть объяснена тем, что им кажется до некоторой степени желательным продолжающееся расширение системы всеобщей воинской повинности. Что могут они иметь против того, что господствующие классы вынуждены обучать все большую и большую часть угнетенных классов военному искусству? К этому можно прибавить известное чувство удовлетворения и даже злорадства, что и денежный мешок имущих классов наконец должен подвергнуться известному кровопусканию. Но именно такие мотивы оправдания показывают лучше всего, что глубокое принципиальное понимание милитаризма начинает исчезать в массах нашей партии. Лучше всего об этом говорит хотя бы такой факт, что близорукая — мягко выражаясь — агитация некоторых принадлежащих к партии врачей за «бойкот рождений» как орудие борьбы против капитализма и милитаризма вызвала среди берлинских партийных товарищей гораздо больший интерес, чем агитация против чудовищных проектов вооружения.

Тем более утешительно, что именно в массах нашей партии начинает пробиваться сознание, что так дольше продолжаться не может. Как всегда в подобного рода случаях самоопределения, делаются сплошь и рядом слишком поспешные предложения улучшений или необоснованные упреки по адресу отдельных лиц и отдельных инстанций, и вполне естественно, что такие предложения, поскольку они поспешны, что такие упреки, поскольку они несправедливы, должны быть взяты обратно. Но нельзя предаваться иллюзии, что таким образом все опять придет в нормальное равновесие. Мысль, которая одушевляет это новое массовое движение, мысль — не только намылить головы смертельным врагам рабочего класса, обнаружившим себя как справа, так и слева в рейхстаге при обсуждении последнего военного проекта, разбить их наголову старым принципиальным оружием партии — есть в корне здоровая и полезная мысль. Она не даст больше себя убаюкивать красноречивыми доказательствами, будто бы со времени последних рейхстагских выборов все обстоит благополучно.

Именно в области военного вопроса, более, чем во многих других областях, живейшая пропаганда наших принципиальнейших воззрений является безусловно необходимой. Мы должны устранить здесь большое количество недоразумений и неясностей. Чрезвычайно показательно и вовсе не лестно для нас, что классические произведения нашей партийной литературы по военным вопросам, произведения Энгельса и Бюркли, при всей своей ценности, гораздо менее распространены по сравнению с другими их произведениями, а некоторые из них даже совершенно невозможно достать. Нужно иметь в виду, что средство, которым мы можем победить постоянные армии, заключается в той дисциплине масс, без которой невозможна милиция. Современные постоянные армии принадлежат нынешнему классовому государству и неразрывно с ним связаны. Все попытки уничтожить их на почве капиталистического общества с самого начала обречены на неудачу. Господствующие и угнетающие классы могут сделать очень много — к сожалению, слишком много, — но они не могут топнуть о землю и создать милицию, которая была бы в состоянии и хотела бы защищать их классовые интересы.

Из постоянных армий также не может вырасти милиция, которая была бы воспитана своими жизненными и трудовыми условиями и была бы этими условиями предварительно спаяна в единое целое. Организация масс через посредство социал-демократической агитации есть практическая предпосылка к созданию боеспособной милиции. Она творит единую волю, которая получает возможность использовать храбрость и способность каждого отдельного индивида и которая позволяет не только выигрывать отдельные победы, но и планомерно бороться и побеждать. Эта воля может быть создана только коммунистическим воспитанием как во всех других областях пролетарской классовой борьбы, так и в борьбе рабочего класса против милитаризма.

И ни в коем случае не следует скрывать от себя то, что уже теперь дисциплина рабочего класса имеет важное значение в системе постоянных армий. Если мир между большими военными государствами европейского континента так относительно долго не нарушается, то это, конечно, не является следствием мудрости господствующих классов. В этом повинен только их страх перед не поддающимися учету силами и возможностями, которые вырвутся наружу вместе с фурией войны. Но сама по себе система постоянных армий имеет свою собственную логику, которая так или иначе должна привести ее к катастрофе, в форме ли экономического разорения народов под тяжестью вооружений, в форме ли всеобщей войны на уничтожение. В каждом из этих случаев перед рабочим классом становятся задачи, к осуществлению которых мы должны немедленно готовиться. Перед нами вопрос не столетий, а десятилетий и, быть может, даже лет.

С полным правом заявляет Энгельс в своей книге против Дюринга, что современный милитаризм с системой постоянных армий может быть разрушен только изнутри. Чем яснее массы, гонимые Молохом под ружье, будут сознавать свои общие интересы и, таким образом, определять свою единую волю, тем скорее дисциплина милиции перерастет дисциплину постоянной армии, и тем самым будет решена ее судьба.

Русская гвардия: обер-офицер лейб-гвардии конного полка (середина XIX в.), унтер-офицер гвардейской пехоты (70-е гг. XIX в.), штаб-офицер Петровской бригады (60-е гг. XIX в.), рядовой лейб-гвардии уланского полка (60-е гг. XIX в.)