Сражение на реке Эна

Сражение на реке Эна

На реке Сомма благодаря наличию захваченных ранее плацдармов немцы получили возможность перейти в наступление своими танковыми соединениями без предварительной подготовки. На реке Эна немецкой пехоте понадобилось проложить путь для танков, и 9 июня пехотные части 12-й армии атаковали позиции 4-й французской армии на Эне в районе Невшателя.

На нашем правом фланге 14-я пехотная дивизия отбросила немецкие части, форсировавшие реку, и захватила 800 пленных. В центре на различных участках фронта 2-я дивизия также отбила все атаки, а именно в этом секторе 39-й и 41-й танковые корпуса Гудериана должны были форсировать Эну.

Лишь к концу суток, узнав о захвате небольшого плацдарма на одном из участков левого берега реки, Гудериан решил за ночь переправить на этот участок 1-ю танковую дивизию с задачей начать наступление в 10 часов следующего дня, за этой дивизией должна была последовать 2-я танковая дивизия. Вечером начальник штаба сухопутных войск вермахта Гальдер записал: «…противник ожесточенно сопротивляется по всему фронту».[60]

Однако Вейган, по-видимому, не считал, что продолжительное сопротивление возможно. На совещании 9 июня он сообщил: «Наши армии ведут последний оборонительный бой. Если он будет проигран, они будут обречены на быстрое уничтожение». В этот вечер он приготовил доклад председателю Военного комитета для вручения на следующий день. В нем говорилось: «Окончательный прорыв наших фронтов может произойти в любой момент… Наши армии в этом случае будут сражаться до конца, но их полный разгром был бы вопросом времени».

В 6.00 10 июня 1-я танковая дивизия немцев переправилась на левый берег Эны, за ней последовала пехота. Вслед за этим они перешли в наступление на вторую линию обороны 4-й французской армии. «Наши танки не встречают сопротивления на открытой местности, — писал Гудериан, — потому что, согласно новой тактике французов, они организуют оборону в населенных пунктах и лесных массивах и у этих опорных пунктов наша пехота встречает упорное сопротивление: бои идут за каждый дом и каждое укрепление».

Однако к 16.00 французские опорные пункты были подавлены, и немецкие танки продолжили наступление. Примерно часом позже они были атакованы с фланга французской бронетанковой группой. «Однако, — доносил французский командир, — наши танки пришли слишком поздно. Они вскоре были обнаружены, и элемент внезапности был потерян. Завязалась беспорядочная схватка, в которой наши тяжелые танки “В” — сильнейшие в мире в тот период — нанесли тяжелые потери немецким танковым частям». Гудериан, сам попавший в эту схватку, так описывает эту сцену: «В одном пункте я безуспешно пытался вывести из строя танк “В” с помощью трофейной французской противотанковой 47-мм пушки, однако все снаряды рикошетом отскакивали от толстой брони французского танка! Трофейные 37-мм и 25-мм пушки также оказались неэффективными. В связи с этим мы понесли тяжелые потери».

Французские танки продвинулись на 3–4 километра, выручив полк, попавший в окружение в ближайшей деревне, и уничтожили около ста немецких танков и бронеавтомобилей. Однако противнику было дано время для перегруппировки его сил в тылу, и поскольку это не было своевременно обнаружено, дальнейшие действия французских танков были нерешительными. «Здесь, в районах Седана и Динана, — докладывал начальник штаба Северо-Восточного фронта, — наши механизированные части не имели возможности использовать эффективно свою ударную мощь. Перед подавляющим численным превосходством противника наши танки и пехота были бессильны изменить ход борьбы, несмотря на блестящие успехи местного характера».

Тем временем 2-я танковая дивизия немцев, в свою очередь развернувшись со своего исходного плацдарма, во второй половине дня подошла к северной окраине Реймса, тесня 6-ю французскую армию к Марне. Обойденная с левого фланга, наша 4-я армия должна была оставить позиции на Эне, поддерживая при этом связь с 6-й армией слева и 2-й армией справа. К сожалению, только остатки поредевших и изнуренных частей достигли новой линии фронта, шедшей по Марне и Рейну, что означало конец организованного сопротивления.

В тот же день — 10 июня — к западу от Парижа немцы форсировали Сену в ее нижнем течении, тогда как на востоке они подходили к Марне. Таким образом, Парижу создалась угроза с обоих флангов. Вечером того же дня правительство приняло решение покинуть столицу, что в конце концов привело его в Бордо. Генерал Вейган со своим штабом также покинул Париж. Тогда же стало известно, что Италия вступает в войну.

К утру следующего дня немцы навели три переправы в нижнем течении Марны. Еще далее к востоку танковая группа Клейста форсировала Эну: теперь в Шампани действовало восемь танковых дивизий немцев. Реймс пал.

Надежд удержать Париж уже не оставалось. В 11.00 Вейган с согласия Военного комитета объявил Париж «открытым городом». Французские войска оставили столицу, не имея какой-либо стратегической цели: они ни к чему не были готовы, потому что добиться изменения обстановки во французской метрополии уже было невозможно и прикрывать в тылу было нечего, так как главнокомандующий не собирался отступать в Африку через Средиземное море. Дороги, на которых отступавшие войска были захлестнуты потоком беженцев, были дорогами, неизбежно ведшими к полной капитуляции, — что бы ни говорили тогда об этом.

Утром 11 июня Вейган подсчитал потери: на бумаге у нас все еще оставалось 52 дивизии, однако они были эквивалентны всего 30 дивизиям. Фактически 11 дивизий имели не более 50 процентов состава, 13 дивизий — 25 процентов, тогда как от 10 дивизий мало что уцелело. В резерве главнокомандующего имелась всего одна дивизия.

Французскому штабу представлялось только два решения: либо продолжать удерживать «линию Мажино», а в центре и на левом фланге отступить в южном направлении, что неминуемо привело бы к окружению всех наших сил; либо начать отступление всеми армиями. Вейган выбрал последнее. Цель отступления — «прикрытие центра страны так долго, насколько будет возможно».

Был установлен конечный рубеж отступления, проходящий через Кан, Алансон, Тур, Бриар, Морван, Кот-д’Ор и Юра. Гарнизоны на «линии Мажино» должны были продолжать сопротивление, пока не закончится общее отступление.

В 19.00 11 июня состоялось заседание Верховного совета, на котором присутствовали маршал Петэн, генералы Вейган и де Голль от Франции и Черчилль, Идеи и генералы Исмей и Спирс — от Англии. Вейган обрисовал обстановку в мрачных тонах и заявил, что «последняя линия обороны прорвана и все резервы израсходованы. Мы находимся на острие ножа и не знаем, в какую сторону рухнем с минуты на минуту». После выступления Вейгана был вызван генерал Жорж, который доложил, что, если «противник возобновит атаки танками и авиацией, существует опасность, что наши силы будут сломлены». К этому Вейган добавил, что, «как только наши боевые порядки будут опрокинуты, а это случится скоро, надежд на восстановление фронта нет из-за отсутствия резервов. В этом случае я не вижу возможности предотвратить захват всей Франции».

«Эти три часа бесплодных переговоров ни к чему не привели», — вспоминает генерал де Голль. «Я подумал: насколько пуста эта болтовня, потому что она не направлена на единственное плодотворное решение: эвакуация за море».

12 июня обстановка еще более усложнилась. Оборонительные позиции, прикрывавшие Париж, атакованы не были, но на западе крупные силы противника форсировали Сену в ее нижнем течении. На востоке, южнее Марны, немцы достигли Монмирая; в Шампани их танковые соединения продвигались с молниеносной быстротой.

«Предел достигнут, — пишет Вейган, — наша последняя линия обороны повсюду разваливается. Битва за Францию проиграна. Мое решение твердо. Через несколько часов я буду просить правительство заключить перемирие».

С этого времени главнокомандующий утратил всякий интерес к военным операциям и обратил все свои усилия на достижение перемирия. Сам он пишет: «Я обеспечил наилучшие условия для отступления, но на этом моя роль главнокомандующего отходила на второй план. Более важными становились мои обязанности в качестве советника правительства, требовавшие все больше времени». Однако пока наши высшие руководители вели словесные бои за столом заседаний, отступление должно было продолжаться, а перемирие следовало еще запросить и получить у победителя.