Глава XI. «У русских считается роскошью иметь за столом во всякое время изобилие в редчайших фруктах »{1}

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава XI.

«У русских считается роскошью иметь за столом во всякое время изобилие в редчайших фруктах»{1}

Подаваемые за обедом зимой фрукты и овощи поражали иностранных путешественников не только своим изобилием, но и вкусом.

«Обед продолжался почти четыре часа, — пишет М. Вильмот. — Были спаржа, виноград и все, что можно вообразить, и это зимой, в 26-градусный мороз. Представьте себе, как совершенно должно быть искусство садовника, сумевшего добиться, чтобы природа забыла о временах года и приносила плоды этим любителям роскоши. Виноград буквально с голубиное яйцо»{2}.

В другом письме она сообщает: «Мы ведем рассеянный образ жизни. Бесконечные балы, длящиеся по четыре часа кряду, обеды, на которых подаются всевозможные деликатесы, плоды совместного труда природы и человека: свежий виноград, ананасы, спаржа, персики, сливы etc… Забыла упомянуть, что сейчас в Москве на тысячах апельсиновых деревьев висят плоды»{3}.

Многие городские усадьбы московской знати славились теплицами и оранжереями. По словам Кэтрин Вильмот, «теплицы здесь — насущная необходимость. Их в Москве великое множество, и они достигают очень больших размеров: мне приходилось прогуливаться меж рядов ананасных деревьев — в каждом ряду было по сто пальм в кадках, а на грядках оранжереи росли другие растения»{4}.

Сохранилось описание оранжереи Алексея Кирилловича Разумовского в Горенках близ Москвы, сделанное в начале XIX века: «Мы вступили в оранжерею, под комнатами первого этажа находящуюся и в длину более 200 шагов простирающуюся. Мы очутились посреди искусственного сада из померанцевых и лимонных деревьев, состоящих в трех густых рядах и составляющих длинные аллеи… Все дерева украшались плодами, хотя в нынешнем году снято оных более трех тысяч…»{5}

Вошла в историю и оранжерея Льва Кирилловича Разумовского в имении Петровское-Разумовское. Как пишет М. Г. Назимова, «в Петровском граф потерял даже то, что никакими деньгами восстановить нельзя было, а именно чудную оранжерею. В ней было до пятидесяти редких экземпляров лимонных и апельсинных деревьев. Оранжерею подожгли крестьяне с двух концов, уже после ухода француза, озлившись на садовника, который выговаривал им за их равнодушие и отсутствие желания поспешить на помощь, чтобы удалить следы беспорядков, совершенных французами»{6}.

Если в Москве цитрусовые — апельсины и лимоны — можно было увидеть в оранжереях, то в Петербурге они были исключительно привозные, поэтому и стоили там недешево.

П. Свиньин сокрушался: «…нынче нельзя никому благопристойно позвать на обед без устриц, фазанов, апельсинов, шампанского и бургонского. А все это чужеземное и стоит звонкой монеты!»{7}.

О «заморских апельсинах», доставляемых в Петербург, рассказывает в своих воспоминаниях И. А. Раевский: «Петербург был нам гораздо более сроден, хотя и его мы не любили. Но все же там было менее скучных визитов и почти не было старых родственников, зато были веселые прогулки на Биржу где мы смотрели на привозимых из-за границы попугаев, канареек и обезьян и где мы лакомились заморскими апельсинами, пряниками и пили инбирный[98] квас»{8}.

В Петербург, однако, доставлялись не только «заморские» плоды, но и московские. Изобилием всевозможных плодов славились московские императорские оранжереи.

В одном из «Петербургских писем» (от 3 февраля 1809 года) Жозеф де Местр сообщает: «На дворцовый стол подали семь чудных груш, доставленных из Москвы и стоивших 700 рублей. О них много говорили, история их и вправду занимательна. В императорских московских теплицах вырастили только десять груш. Обер-гофмейстер, всегда угождающий французскому послу, предложил их для его празднества. В Москве тем временем какой-то мошенник украл все груши; его поймали и отдали в солдаты, но пока суд да дело, груши были проданы и увезены в Санкт-Петербург, а три и вовсе сгнили. Оставшиеся пришлось выкупать по сто рублей за каждую»{9}.

Не уступали московским и «обширные» царскосельские оранжереи. По распоряжению Александра I каждое утро садовник Лямин рассылал выращенные в оранжереях фрукты «разным придворным особам и семействам генерал-адъютантов, кои занимали домики китайской деревни»{10}.

Фрукты к императорскому столу доставлялись также из ропшинских оранжерей. «Оранжереи ропшинского дворца самые богатые в окрестностях Санкт-Петербурга»{11} «Ропша отстоит от С.-Петербурга в 36 верстах, по большой Ржевской дороге… Мыза сия первоначально принадлежала известному шведскому генералу Гасферу… Ныне мыза сия принадлежит к императорскому кабинету… Еще распространены в Ропше фруктовые оранжереи и парники, кои находятся под присмотром ученого английского садовника г. Грея. Нельзя оставить без внимания новый опыт его ананасных парников по системе г. Енгельмана: они окнами обращены не на один полдень, как то обыкновенно делается, а на восток и запад…»{12}.

Из петербургских оранжерей самыми знаменитыми были оранжереи графа Л. П. Витгенштейна, «цветами, растениями и виноградом из коих он убрал комнату императрицы во время бала 29-го апреля 1834 г.», данного петербургским дворянством по случаю совершеннолетия наследника Александра Николаевича.

Мода на оранжереи, возникшая во Франции при Людовике XVI, распространилась и в России. Было принято не только подавать к столу фрукты из собственного сада, но и предлагать гостям прогуляться по саду или оранжерее после обеда.

Сады А. В. Браницкой в Белой Церкви вызвали восторг у английского путешественника, к воспоминаниям которого мы неоднократно обращались: «Она принадлежала к людям, полагающим, что каждая страна может и должна себя довольствовать… Я насчитал пятнадцать сортов фруктов. Все они были из садов нашей хозяйки. Персики, дыни и яблоки превосходного вкуса. Маленькая сахарница, полная мелким сахаром, была предложена графине, которая взяла щепотку и посыпала кусок дыни, бывшей у нее в руках, но сейчас же отправила сахарницу, заметив, что дыня сама по себе сладка. После этого хозяйка дома, бросив вокруг себя взгляд, сопровождаемый любезной улыбкой, встала из-за стола: все встали по ее примеру, и многие из обедавших подошли поцеловать ей руку. Мы перешли в залу, где приготовлено было кофе. Несколько минут спустя графиня предложила мне прогулку по садам. Эти сады оказались достойными своей славы»{13}.

«У графа Чернышева гости угощались с утра и до вечера; ели фрукты до обеда и после него; каждый, кто хотел, шел в оранжерею или фруктовый сарай и срывал сам с дерев плоды»{14}.

Садоводство было любимым развлечением многих дворян. Известный библиофил, директор Публичной библиотеки, сенатор Д. П. Бутурлин был, по воспоминаниям его сына, страстным садоводом:

«В Белкине отец наш предавался вполне любимым своим занятиям по садоводству, в чем он был таким же сведущим охотником, как по библиофильству. На большую площадку, называемую выставкою, выносились на лето из двух больших оранжерей померанцевые и лимонные деревья громадного роста в соответствующих им кадках. От установленной этими деревьями площадки шла такая же в двух рядах аллея. Всех было более 200… На этой площадке собиралось каждый день в 8-м часу вечера все общество для чаепития. Подобную коллекцию померанцевых деревьев я видал только в Останкине и Кускове»{15}.

Нередко в переписке начала XIX века встречаются просьбы выслать или привезти те или иные семена, деревья. А. А. Бороздина пишет сыну из Петербурга в Неаполь в 1801 году: «Писала я к тебе, голубчик, чтоб ты купил эстампов, вазов и транспарантов: если можно, купи и пришли на корабле тоже, как там ничего не значут, — деревья лимонныя, апельсинныя, померанцовыя, персиковыя и лавровыя… Тоже, батюшка, луковиц и разных семен и других каких редких плант и арбрисю: ты знаешь, мой друг, што ето мое удовольствие; у меня к дому пристроена маленькая ранжерейка, — то надобно ее наполнить, а здесь всю ето дорого; пожалуста, батюшка утешь меня этим, а больше всего тебя прошу — пришли ко мне портрет свой в табакерку»[99]{16}.

Высланный осенью 1822 года за шиканье артистке Семеновой П. А. Катенин поселяется в своем имении Шаево Костромской губернии, откуда пишет Н. И. Бахтину 7 сентября 1828 года: «Не забудьте, милый, хоть из Одессы, привезти с собою семян хороших, огородных, то есть капусты разной, тыкв и душистых трав; хочется на нашем севере, где ровно ничего не знали и где я уже кое-что развел, развесть еще получше. Не думайте, однако, чтобы я в деревне сделался Диоклетианом или Кандидом[100] садовником: нет, я не имею ни особой склонности к мелким сельским работам, ни достаточного досуга, чтобы подробно в них вникнуть; я уверен, что нет жизни, более исполненной трудов, как жизнь русского деревенского помещика среднего состояния…»{17}

Небывалых размеров ананасы, дыни, персики, арбузы, выращенные в собственных оранжереях и теплицах, хозяева посылали в подарок своим родным и знакомым.

«Жихарев мне прислал преогромный и прекраснейший ананас своего воспитания… оказалось слишком 3 фунта…» — пишет брату К. Я. Булгаков{18}.