ГЛАВА XVI Что именно следует иметь в виду при составлении законов

ГЛАВА XVI

Что именно следует иметь в виду при составлении законов

Люди, настолько одаренные, что имеют возможность составлять законы для своего или чужого народа, должны соблюдать известные правила при составлении этих законов. Слог их должен быть сжатым. Законы двенадцати таблиц служат образцом точности: дети заучивали их на память. Новеллы же Юстиниана столь многословны, что пришлось их сократить.

Слог законов должен быть простым. Прямые выражения всегда доступнее пониманию, чем изысканные. Поэтому законы Восточной римской империи лишены величия; государи говорят в них, как риторы. На законы, отличающиеся напыщенным слогом, обыкновенно смотрят как на плод тщеславия.

Существенное условие — чтобы слова закона вызывали у всех людей одни и те же понятия. Кардинал де Ришелье соглашался, что можно обвинять министра перед королем; но он требовал, чтобы обвинитель подвергался наказанию, если обвинение, им доказанное, не было важным. Это должно было помешать всякому обвинять самого Ришелье в чем бы то ни было, потому что понятие важного совершенно относительное, и то, что важно для одного, неважно для другого.

Закон Гонория наказывал смертью того, кто покупал вольноотпущенника, как раба, или же причинял ему беспокойство. Не следовало употреблять столь неопределенное выражение. Понятие причиняемого человеку беспокойства всецело зависит от степени его впечатлительности.

Если закон устанавливает какое-либо наказание, следует по возможности избегать выражения его в денежной форме. Множество обстоятельств влияет па колебания ценности монеты, и, сохраняя свое наименование, она перестает быть тем, чем была прежде. Всем знаком рассказ о наглом римлянине, который давал пощечины всем встречным и предлагал получить 12 солидов согласно определению законов двенадцати таблиц.

Если в законе были точно определены известные понятия, не следует более возвращаться к неясным выражениям. В уголовном законе Людовика XIV после точного перечисления всех случаев, подлежащих ведению королевского суда, прибавлено: «и те, которые во все времена разбирались королевскими судьями», — определение, заставляющее вернуться к тому самому произволу, от которого только что избавились.

Карл VII говорит, что дошло до его сведения, что стороны вопреки обычному праву в тех областях королевства, в которых это право действует, подают апелляцию через три, четыре и шесть месяцев после состоявшегося решения; он предписывает апеллировать без всякого промедления, если только не было подлога или обмана со стороны прокурора или важного и очевидного повода к оказанию содействия жалобщику. Конец этого закона уничтожил его начало и сделал это так основательно, что впоследствии подавали апелляцию по прошествии 30 лет.

Закон лангобардов не допускает, чтобы женщина, надевшая монашеское платье, хотя бы и не принявшая еще пострижения, могла выйти замуж; «ибо, — говорит он, — если мужчина, обменявшись только кольцом с женщиной, не может, не совершив преступления, вступить в брак с другой женщиной, то тем менее — женщина, посвятившая себя богу или пресвятой деве…» Я говорю, что в законах следует заключать от реального к реальному, а не от реального к иносказательному и не от иносказательного к реальному.

Закон Константина постановляет считать достаточным показание одного епископа и не опрашивать прочих свидетелей. Этот государь избрал очень короткий путь: он судил о делах по людям и о людях — по их званию.

Законы не должны вдаваться в тонкости; они предназначаются для людей посредственных и содержат в себе не искусство логики, а здравые понятия простого отца семейства.

Когда закон не нуждается в исключениях, ограничениях и видоизменениях, то всего лучше обходиться без них. Такие подробности влекут за собою новые подробности.

Не следует делать изменений в законе без достаточного к тому основания. Юстиниан постановил, что жена может развестись с мужем, не теряя при этом своего приданого, если муж в продолжение двух лет не мог исполнять своих супружеских обязанностей. Затем он изменил свой закон, предоставив несчастному трехлетний срок. Но в подобном случае два года стоят трех, а три года стоят не больше двух.

Когда приводится мотивировка закона, нужно, чтобы мотивировка эта была достойна закона. Один из римских законов постановляет, что слепой не может вести дела на суде, потому что не видит знаков судебной власти. Можно подумать, что нарочно приведен столь плохой резон, когда есть так много других, основательных.

Юрист Павел говорит, что дитя родится на седьмом месяце вполне сформировавшимся и что пифагоровы числа, по-видимому, доказывают это. Странно, что о таких вещах судят на основании пифагоровых чисел!

Некоторые французские юристы утверждали, что во всякой вновь завоеванной стране король становится собственником церковных регалий на том основании, что королевская корона имеет круглую форму. Я не стану спорить здесь о правах короля и о том, должны ли в данном случае требования гражданского и церковного закона уступить требованиям политического закона; я скажу только, что в защиту столь почтенных прав следует приводить более серьезные основания. Где это видано, чтоб на форме знака королевского достоинства основывали реальные права этого достоинства?

Давила говорит, что руанский парламент объявил Карла IX совершеннолетним, как только ему пошел четырнадцатый год, потому что закон требует, чтобы время считалось с точностью до минуты, когда дело идет о возвращении имущества малолетнего или об управлении этим имуществом, но что начатый год считается за полный, когда дело касается приобретения почета. Я вовсе не думаю порицать постановление, которое, невидимому, не представляло до сих пор неудобств; скажу только, что основание, приведенное канцлером де Лопиталем, неверно: управление народами далеко нельзя назвать одной почестью.

Что касается презумпций, то презумпция закона лучше презумпции человека. Французский закон считает подложными все документы, подписанные купцом за десять дней, предшествующих банкротству; такова презумпция закона. Римский закон налагал наказание на мужа, который оставлял у себя жену после совершенного ею прелюбодеяния, если только он не руководствовался опасением за исход процесса или пренебрежением к собственному позору; такова презумпция относительно человека. Надо было, чтобы судья сделал презумпцию относительно мотивов, руководивших действиями мужа, и чтобы он пришел к определенному решению на основании неясных умозаключений. Когда презумпцию делает судья, то приговор становится произвольным; когда же презумпцию делает закон, он дает судье постоянное правило.

Закон Платона, как я уже говорил, требовал наказания человека, лишившего себя жизни не с целью избежать позора, но по малодушию. Это был дурной закон в том смысле, что он требовал от судьи заключения о мотивах в том единственном случае, когда их нельзя было узнать через признание виновного.

Подобно тому, как бесполезные законы ослабляют действие необходимых законов, законы, от исполнения которых можно уклониться, ослабляют действие законодательства.

Закон должен оказывать свое действие, и не следует допускать изменения его под каким-либо особым условием.

У римлян закон Фальцидия предписывал, чтобы наследник всегда получал четвертую часть наследства; другой закон предоставил завещателю право воспретить наследнику удержание этой четвертой части. Это значило издеваться над законом, потому что закон Фальцидия становился таким образом бесполезным: если завещатель был за своего наследника, последний не нуждался в законе Фальцидия; если же он был против своего наследника, то лишал его возможности пользоваться этим законом.

Следует остерегаться давать законам такую форму, которая противна природе вещей. В проскрипции принца Оранского Филипп II обещает тому, кто умертвит его, или наследникам убийцы двадцать пять тысяч экю и дворянство — обещает словом короля и служителя божия. Дворянство за такое дело! И такое дело, предписываемое от имени служителя божия! Все это одинаково ниспровергает понятие чести, нравственности и религии.

Редко встречается надобность запрещать действия, в которых нет ничего дурного, только ради представления чего-то более совершенного.

Законам должна быть присуща известная чистота. Предназначенные для наказания людской злобы, они должны сами обладать совершенной непорочностью. В вестготском законе находится забавное постановление, обязывавшее евреев есть всякую пищу, приготовленную со свининой, хотя и разрешавшее им не есть самого свиного мяса. Это было большой жестокостью: евреев подчиняли закону, который был противен их собственному закону, и оставляли им из этого последнего лишь то, что могло служить их отличительным признаком.