«Воздающии ми злая воз

благая оболгаху мя»

(Пс.37,21).

Что побудило Иоанна Грозного неожиданно «свернуть» Опричнину, когда с её помощью были достигнуты такие успехи? Прекратились бунты и заговоры, войска Московские в Прибалтике занимали почти всю Ливонию от Нарвы до Риги, татарские набеги сошли на нет. В 1571 году Давлет-Гирей неожиданно напал на Москву. Благодаря явному предательству части бояр татары без боя, в обход опричных полков, переправились через Оку и успели пожечь окрестности столицы. Но уже в лето 1572-е повторить набег столь безнаказанно им не удалось. Доблестный воевода князь М.И.Воротынский перехватил крымцев в 50 верстах от Москвы и так разгромил их, что с тех пор ни набегов, ни требований хана уступить ему Казань и Астрахань более не повторялось. В том же 1572 году случилась «Варфоломеевская ночь» и умер бездетным король Сигизмунд II. В Польше настало «безкоролевье». И тогда же Царь Иоанн IV упразднил Опричнину.

Чтобы ответить на вопрос, почему он это сделал, надо вспомнить, что среди казнённых и подвергнутых опале за измену в эти годы (1565-1572) оказалось немало самих опричных бояр и дворян. Люди ведь не без греха. Служба царская привлекала не одних бескорыстных верноподданных, но и - в изрядной степени - ловких карьеристов. И если верный Малюта Скуратов геройски погиб за Царя на войне, то зять Малюты Борис Годунов никогда не сражался в поле. Опричная служба ему приносила лишь повышения в чинах. Иоанн сам женил сего «старательного опричника» на дочери Скуратова, чем возвысил незнатного Бориса, а сестру Годунова, Ирину, выдал замуж за своего младшего сына, царевича Феодора. Так бывший стряпчий сделался шурином будущего Царя.

Несмотря на низкую образованность и малограмотность, Борис Годунов обладал исключительным талантом придворного интригана. «Величественный красотою, повелительный видом, смыслом быстрым и глубоким, сладкоречием обольстительным» он умел привлекать к себе людей, входить в доверие к сильным мира, увлекать за собой толпу. Впоследствии, как правитель, при Царе Феодоре Иоанновиче, Годунов показал себя незаурядным администратором и мог бы, по способностям, с успехом править самодержавно. Но Борис не имел в себе царственного стержня, не обладал внутренним благородством. Достигнув трона преступным путём, он оказался ничтожным Государем, малодушным и подозрительным, мелочным, нерешительным, и таким же завистливым и коварным, каким был в молодые годы. Страсть властолюбия снедала Годунова настолько, что совесть его уподобилась совести иезуитов. Никакими средствами для достижения своих целей он не брезговал, и немудрено, что очень скоро иезуиты его нашли. Или сам Борис нашёл в иезуитах подходящих сообщников. Так с начала 80-х годов при дворе Иоанна Грозного образовалась тайная (и уже международная) коалиция заговорщиков, опаснее которой на Руси ещё не бывало.

Папский посол, иезуит Антоний Поссевин, появился при Московском дворе в связи с новой войною, развязанной польским королём Стефаном Баторием. Мы уже говорили, что после смерти бездетного Сигизмунда II Августа в Польше наступило «бескоролевье». Кроме шведского королевича (также Сигизмунда) на свете не осталось потомков Ягайлы. Престарелая королева Анна Ягеллонка родить уже не могла, а выбирать кого-либо из собственной шляхты не хотели сами магнаты. Влиятельнейший князь, канцлер Польши Ян Замойский, как никто иной был достоин избрания в монархи, но и он противился этому, дабы никто из панов равно знатных не возвысился над другими. Искали иноземца. Французский принц Генрих Валуа (брат Карла IX) побыл на польском троне недолго и бежал во Францию, чтобы занять там освободившийся престол. Этот распутный картёжник не принёс государству ничего, кроме разорения казны. Панам пришлось выбирать нового короля. Им стал энергичный воинственный венгерец Стефан Баторий, который согласился жениться на Анне Ягеллонке. Однако, шляхта, выбирая его, не предполагала, что сей талантливый воевода окажется ещё и сильным государем. Очень скоро Стефан Баторий взял в свои руки бразды власти и начал подавлять сопротивление магнатов. Он выдал свою племянницу за канцлера Яна Замойского, после чего они вместе взялись наводить порядок в Польше. В армии укрепилась дисциплина, папа римский пожаловал Баторию кучу денег, и война с Россией возобновилась.

Двадцать лет Иоанн Грозный бился на трёх фронтах, одолевая собственных изменников, татар и коалицию Запада в Ливонской войне. Ресурсы Государства истощились, необходим был мирный отдых. Но именно этим трудным положением России решил воспользоваться польский король. Баторий щедрыми подачками переманил к себе днепровских казаков и обязал их впредь не ходить на Крым, а вместе с ляхами делать набеги на «москалей». Замойский захватил ряд городов и в 1581 году осадил Псков.

Положение оказалось столь серьёзным, что послы Иоанновы в поисках посредников для переговоров пошли на поклон к императору германскому Рудольфу II и к папе римскому Григорию XIII. Тому самому папе, что ввёл новый (Григорианский) календарь и чрезвычайно пышно отметил в Риме избиение сотен тысяч французских гугенотов в Варфоломеевскую ночь. Это он, папа Григорий XIII, вручил Баторию меч борьбы с «врагами христианства» и обеспечил его деньгами для войны с Россией. Правда, как только послы русские обратились к папе за дипломатическим посредничеством, он откликнулся с большой охотой. Ведь по примеру своих предшественников он не мог упустить случая попытаться обратить в католическую веру «московских варваров». Для этой цели в первую очередь папа отправил к Иоанну Грозному учёного иезуита Антония Поссевина.

По пути в Москву Поссевин заехал, конечно, к Баторию. Он передал королю благословение папы и 250000 скудий для похода на Псков. Из Кракова Поссевин писал кардиналу Де-Кома: «Хлыст польского короля, может быть, является наилучшим средством для введения католицизма в Московии». Между тем, канцлер Ян Замойский распознал натуру папского легата. Он сказал тогда, что прежде не встречал человека более отвратительного, чем Поссевин, и по заключении мира с Русскими намеревался прогнать иезуита палкой.

В Москву Поссевин прибыл в августе 1581 года. Иоанну Грозному пошёл 52 год. Осада Пскова поляками уже началась. Однако всех, кто рассчитывал поживиться от неё, так или иначе ожидало разочарование. Защитники Троицкого града с Божией помощью совершили чудеса мужества. Осада Пскова затянулась до зимы, и войско Замойского полностью разложилось. Баторий оказался на грани поражения не только под Псковом, но и во всей военной кампании. Ему самому теперь мир понадобился не меньше, чем Царю Иоанну.

Опасаясь за судьбу поляков, посол Поссевин начал торопить Грозного к заключению мира, но тут в дело вмешался наследник. Царевичу Ивану было уже 27 лет. Он походил на отца не только набожностью и силою характера, но отличался также и умом, и прозорливостью государственного мужа. Царевич Иван, провидя скорое крушение Польши, стал настаивать на продолжении войны «до победного конца». Иезуит Поссевин ужаснулся. Он увидел в наследнике второго Грозного, может быть, ещё более великого. И, судя по всему, уже тогда Годунов с Поссевином нашли общий язык. Смерть царевича Ивана устраивала их обоих.

Убедить Царя принять латинство хитрому Поссевину, конечно, не удалось. Иоанн IV с лёгкостью парировал все доводы иезуита, а на главный вопрос ответил так: «Ты говоришь, что ваша вера римская с греческою одна: но мы держим веру истинную Христианскую, а не греческую... и с нашей верой Христианской римская вера во многом не сойдется... сказывал нам наш паробок, который был послан в Рим, что папу Григория носят на престоле, а на сапоге у папы крест, и вот первое, в чем нашей вере Христианской с римской будет разница: в нашей вере крест Христов на врагов победа, чтим его, у нас не водится крест ниже пояса носить... Папа не Христос; престол, на котором его носят, не облако; те, которые его носят, не ангелы... а который папа не по Христову учению и не по апостольскому преданию жить станет, тот папа волк, а не пастырь». Иезуит обиделся и замолчал, но от своих коварных замыслов не отказался. И если он не склонил Царя к согласию на допущение в Россию римских проповедников, то, во всяком случае, сумел отомстить.

Миф о том, что Грозный убил своего сына Ивана, выдумал не кто иной, как папский легат Антоний Поссевин.

Все исторические версии о так называемом «сыноубийстве» Иоанна Грозного не выдерживают критики. У известного художника И.Е.Репина после написания картины «Иван Грозный убивает своего сына» стала сохнуть правая рука. На его картине Царь рыдает над телом наследника, а умирающий царевич со слезами умиления прощает «безутешного убийцу». Примерно в том же духе сей сюжет излагают различные историки и литераторы. Но вот что любопытно, пишет В.Г.Манягин: «Сначала все авторы [измышлений] утверждают, что Иван Иванович - полное подобие своего отца... Они вместе сластолюбствовали и губили людей, утверждал Карамзин... все лживые мерзости, которые говорились об отце, повторяются в адрес сына. И вдруг после смерти наследника всё меняется... все оплакивают судьбу державного юноши... который мог бы жить для счастья и добродетели... Превращение "кровожадного чудовища" в "любимца нации" и "героя духа" говорит о том, что одно из двух - первое или второе - ложь». На достоверность версии «сыноубийства», по словам митрополита Иоанна (Снычева), «невозможно найти и намёка во всей массе документов и актов, относящихся к тому времени... Предположение о естественной смерти царевича Ивана имеет под собой документальную основу». Из большинства свидетельств вытекает, что он болел; болезнь длилась от 4 до 10 дней и окончилась смертью царевича 19 ноября 1581 года, во время поездки на богомолье.

«Но что это была за болезнь? - вопрошает В.Г.Манягин. - В 1963 году в Архангельском соборе Московского Кремля были вскрыты четыре гробницы: Иоанна Грозного, царевича Ивана, Царя Феодора Иоанновича и полководца Скопина-Шуйского. При исследовании останков была проверена версия об отравлении Грозного. Учёные обнаружили, что содержание мышьяка, наиболее популярного во все времена яда, примерно одинаково во всех четырёх скелетах и не превышает нормы. Но в костях Царя Иоанна и царевича Ивана Ивановича было обнаружено наличие ртути, намного превышающее допустимую норму [данные В.Б.Кобрина]».

«Место смерти наследника, - продолжает В.Г.Манягин, - Александровская слобода, расположенная к северу от Москвы. Можно предположить, что, почувствовав себя плохо, царевич выехал в Кирилло-Белозерский монастырь, чтобы там... принять перед смертью монашеский постриг... в дороге наступило ухудшение... наследник окончательно слёг и скончался».

Менее, чем через три года, от болезни с такими же симптомами преставился сам Иоанн Грозный. Иезуит Антоний Поссевин за полтора года до того писал членам Венецианской синьории, что «Московскому государю жить недолго». Как полагает В.Г.Манягин, «Поссевин знал о смерти Царя заранее и так был в ней уверен, что посмел сообщить о грядущем событии правительству Венеции. Этот иезуит находился в России во время смерти царевича Ивана, который был сторонником войны с Польшей "до победного конца" и мог помешать... планам Поссевина привести Россию к подножию папского престола... надо было принимать срочные меры, чтобы наследник... не уговорил Царя продолжить войну. Для папского легата не составило труда договориться с оппозиционно настроенными боярами [или, вернее, с командой Бориса Годунова], и царевич замолчал навсегда».

После чего Поссевин сочинил миф о «сыноубийстве» и обнародовал его на Западе. Потом этот миф перекочевал в Россию, и либерал-историки его раздули.

Царевич Иван скончался в ноябре 1581 года; в январе 1582-го, надломленный потерей сына, Иоанн Грозный заключил мир с Баторием. Поляки вздохнули с облегчением. Царь уступил им Ливонию, они взамен вернули Великие Луки, Невель, Заволочье, Холм, Себеж, Остров, Изборск и отступили от Пскова, избежав разгрома. Отбитые у шведов Ревель (Таллин) и Нарва остались за Россией. Тем не менее, в дальнейшем это было истолковано как поражение Грозного в Ливонской войне.

При здравствовавшем царевиче Иване за судьбу престола Царь был спокоен. В наследнике он видел достойного продолжателя своих дел. Младшего сына, Феодора, Иоанн Васильевич находил непригодным к власти в России и старался посадить его на польский трон ещё до избрания Батория, в период «бескоролевья». За кандидатуру Феодора активно выступала литовская шляхта, в состав которой входили Православные русско-украинцы. После смерти Батория (1586 г.) споры панов о польском престолонаследии возобновились, но Иоанна Грозного тогда уже не было.

Покуда Иоанн IV царствовал, он беспокоился о будущем Государства. У его женатых сыновей Ивана и Феодора собственные дети ещё не родились. Именно потому в сентябре 1580 года он женился сам на ранее упоминавшейся Марии Феодоровне Нагой. О том, что этот брак был законным, мы говорили прежде. И он стал просто необходимым после неожиданной кончины царевича Ивана. Учитывая бездетность супружества младшего из сыновей, Феодора, Царь посоветовал ему развестись с Ириной, сестрой Годунова. Однако, к удивлению, несмотря на врождённую кротость характера, царевич «твёрдо» воспротивился отцу, сославшись на церковный запрет. Сказалось влияние жены и шурина, полностью овладевших волей наследника.

У Годунова пока всё «ладилось». Царевича Ивана не стало. Сестра Ирина не могла родить (у неё шли выкидыши). А по смерти Грозного Царя, через немощного и бездетного Феодора для Бориса открывалась дорога к трону. Но в 1583 году родила Царица Мария.

Иоанн Грозный сразу же переписал завещание в пользу новорождённого царевича Димитрия, после чего Феодору оставалось надеяться лишь на польский трон, если выберет шляхта в случае смерти Батория (тот тяжко болел). Такое положение дел не устраивало ни Бориса Годунова, ни Антония Поссевина. Православный Царь на католическом троне и зависимость Польши от России не укладывались в сознании иезуита. Для Годунова же рождение Димитрия было просто ударом. И они вместе ополчились на наследственных Рюриковичей под девизом: «Цель оправдывает средства».

Между кончиной царевича Ивана и рождением Димитрия Иоанн Грозный успел утешиться великой радостью завоевания Сибири. Не успели послы царские подписать мир с поляками, как из-за Каменного пояса (Уральских гор) начали поступать известия о продвижении на восток казачьих отрядов, возглавляемых Ермаком.

Ещё в 1580 году Ермак Тимофеевич начал воевать с зауральскими татарами и остяками. Надо сказать, что казаки творили сие, как всегда, самовольно. Многие из них, да и сам Ермак, уходили в Сибирь, чтобы скрыться от преследований за некоторые «разбойные» дела. Ведь с 1570 года казачьи войска стали считаться регулярными. «Брать зипуна» без позволения Московских властей государевым воинам воспрещалось. Но часть казаков по-прежнему «гуляла», таковых объявляли разбойниками. И карали. За Уралом же ловить «гулящих» было некому. А тамошние промышленники Строгановы нуждались в бойких людях для защиты от остяков и татар. Им позволялось нанимать и снабжать казаков, не выясняя, кто был или не был разбойником.

Главный поход на стругах по реке Туре к слиянию Тобола с Иртышом, где стояла сама Сибирь (столица хана Кучума), Ермак Тимофеевич начал весною 1582 года. А 23 октября, в день памяти Св. Апостола Иакова, Кучум из Сибири бежал в Ишимские степи, оставив город казакам на разграбление.

С известием о покорении Сибири Ермак отправил посольство во главе с Иваном Кольцо. Тот был боярином из рода Колычевых. Храбрецы-казаки везли Государю богатые дары сибирские и челобитную с просьбой о помиловании за прошлые дела. Иоанн Грозный не только простил героев, но и обласкал, и щедро одарил прибывших, послал жалование войску Ермака, а самого его наградил титулом князя Сибирского.

С рождением нового наследника престола, царевича Димитрия, Царь Иоанн ободрился. Ведь ему самому ещё не было 54 лет. Несмотря на всё пережитое, он оставался полон сил и умирать не собирался. Однако не прошло и года, как случилось несчастье. 10 марта 1584 г. Государь почувствовал слабость, а уже 18 марта преставился от тяжёлой болезни, едва успев принять пострижение в схиму с именем Ионы. На иконе «Иоанн Грозный в схиме» он изображён держащим крест мученика. По описанием очевидцев его болезни и согласно судебно-медицинской экспертизе XX века, у него были все признаки отравления ртутным ядом (скорее всего, сулемой). «Тёплые ванны, - сообщает В.Г.Манягин, - способствовали частичному освобождению организма от вредных веществ через поры кожи, и после них Царь чувствовал некоторое облегчение. Но это не устраивало тех, кто стремился к его смерти, и, как пишет очевидец Дж.Горсей, Иоанн был удушен». Горсею можно было бы и не верить. Но, говорит Манягин, «о насильственной смерти Грозного сохранилось немало известий. Летописец XVII века сообщал, что "Царю дали отраву ближние люди". Дьяк Иван Тимофеев рассказал, что Борис Годунов и Богдан Бельский "преждевременно прекратили жизнь Царя". Голландец Исаак Масса писал, что Бельский положил яд в царское лекарство. Горсей также писал о тайных замыслах Годуновых». Горсей знал немало, так как служил у Годунова и входил в число его доверенных лиц. Но при этом тот же Горсей сочинял явные небылицы о последних днях Иоанна Грозного. Он рассказывал, будто Царь вместо молитв, готовясь к переходу в мир иной, часами рассуждал о магических свойствах различных драгоценных камней. Эта оккультная басня никоим образом не вяжется с образом жизни верующего Православного монарха - «игумена всея Руси». Исказители фактов, сочинявшие кошмарные истории о «безумствах» Грозного, даже кончину его постарались обставить дикими декорациями. Измыслили общение Царя Иоанна с какими-то «волхвами», будто бы предсказавшими ему день смерти. Разумеется, убийцы могли знать этот день, ибо сами готовили его. Но уж миф о том, что за час до кончины своей Грозный играл в шахматы, а потом вдруг упал навзничь, и митрополит Дионисий наспех бросился его постригать, сочинить могли только люди, не представлявшие себе реальность того времени. Все дни своей тяжкой болезни Иоанн Васильевич наверняка проводил в молитвах, исповедовал грехи и постригся в схиму вовремя, как положено. Ему тогда было не до камней-талисманов и не до шахмат. Это всё несерьёзные злые выдумки, рассчитанные на невежество неверующей светской публики, чуждой здравому рассуждению. И то, что этот бред переписывают друг у друга авторы исторических сочинений, по меньшей мере удивительно. Но оставим сие на совести писавших.

Сообщение о гибели Ермака (1585 г.) не застало Иоанна Грозного в живых. Его завещание, составленное в пользу царевича Димитрия, Годунов уничтожил в 1586 г. А до того, в ночь после кончины Государя, Борис совершил дворцовый переворот. Престол занял супруг Ирины Годуновой - Царь Феодор Иоаннович.