«Да исповедятся Тебе, Господи,
вси царие земстии»
(Пс.137,4).
Подъём искусства и ремёсел в годы правления Василия I не был случайным. Сам великий князь немало преуспел в ювелирном и чеканном мастерстве. Меж государственных забот, на досуге, он ковал золотые пояса и другие украшения, отделывал их жемчугом и самоцветами. При его содействии развивались литейное, оружейное производство, росло строительство. Церковное зодчество достигло высочайшего уровня. В 1405 году святой иконописец Троице-Сергиевой Лавры Андрей Рублёв расписал только что возведённый Благовещенский Собор Московского Кремля. За собором на башне великокняжеского дворца мастер с Афона Сербин Лазарь установил первые в России часы с боем (1404 г.). Механический человек на часах ударял молотком в колокол, «разумея, - говорит летописец, - и разсчитая часы нощные и денные... сотворенно есть человеческой хитростью, преизмечтанно и преухищренно».
Выдающимся художественным памятником той эпохи является «большой саккос» (архиерейское облачение) митрополита Фотия (1408-1431 гг.). На сем замечательном произведении русско-византийской вышивки шёлком в центре изображён Христос («Сошествие во ад»), а слева и справа от образа Спасителя в полный рост выполнены фигуры земных владык Москвы и Константинополя: на одной стороне - великий князь Василий Димитриевич с супругой Софьей Витовтовной; на другой - рядом с их дочерью Анной - император Иоанн VIII Палеолог. Иконография «большого саккоса» выражала родство царствующих домов, но вместе с тем намекала на неравноправие этого родства. Изображением трёх святых (литовских мучеников) в композиции вышивки русский князь как бы оттеснён от своей дочери - византийской царицы.
Здесь надо заметить, что в Царьграде все союзы (кроме унии с Римом), все династические браки императоров толковались в смысле вассального подчинения им остальных православных государей, а митрополитов всея Руси (в основном, из греков) ставил Константинополь. Славянам упорно внушали мысль о превосходстве Византийского престола и главенстве «Вселенского Патриархата».
Когда от державы ромеев осталась одна лишь столичная область, а её царь стал данником турецкого султана, когда Болгария и Сербия уже имели собственных патриархов, и даже ряд греческих церквей в независимых областях сделались автокефальными (самостоятельными), Русь-Россия с удивительным смирением хранила верность «византийскому единству». Все церковные постановления Царьграда строго выполнялись, а милостыня, за которой греки регулярно ездили в Москву, подавалась им, словно дань. Доброту и преданность Русских в Константинополе ценили и умело использовали. Стиль документов, вырабатывавшихся патриаршей канцелярией специально для России, непременно подчёркивал высочайшее значение Второго Рима, как «центра Христианского мира», хотя время его главенства подходило к концу.
Титул «вселенского патриарха» был присвоен архиепископу Константинополя в IV веке. Затем, уже в XI столетии, он представлялся званием «всеобщего судьи», «отца и учителя вселенной», что потом часто звучало в прениях византийских законников с законниками Ватикана. Те, как известно, выше всех превозносили своего понтифика. Россия же, просиявшая сонмами собственных святых, у цезаре-папистов в расчёт не шла. Ни Святой Иларион Киевский (XI в.), ни Святители Московские Пётр и Алексий (XIV в.), бывшие митрополитами из Русских, в своё время ещё не могли создать преемственности чисто национальной Церкви. Традиция безусловного подчинения митрополии Царьграду держалась прочно.
При этом права Константинопольского патриарха на единовластие в Христианском мире (так же, как «права» папы) не имели основания в церковных канонах. Права эти были записаны в тексте «Эпанагоги» (юридического свода IX века), где говорилось: «Патриарх каждой области несёт ответственность и заботится о всех митрополиях... Но занимающий константинопольский престол... может решать вопросы, касающиеся других престолов».
«Эпанагога» - документ государственный, гражданский, стало быть, временный, в отличие от вечных догматов Апостольской Церкви. Это понимали и сами византийцы. Так, в XI веке Никита Анкирский писал со ссылкой на Святых Отцов: «Каждый епископ называется "патриархом"... поскольку все епископы суть учителя, отцы и пастыри; ясно, что не существует специальных канонов для митрополитов, отличных от тех, которые относятся к архиепископам и епископам. Ибо возложение рук одно для всех».
Пока на Руси не было собственного митрополита, в отношении Киева, как «варварской епархии», действовал 28-й канон Халкидонского Собора (451 г.), который даровал архиепископу Константинополя (Нового Рима) право совершать поставления митрополитов в провинциях империи. Ссылаясь на него, ещё в XII веке византийские канонисты Зонара и Вильсамон писали: «Русские - это варвары, подчинённые диоцезу Фракии, поэтому их епископы должны ставиться патриархом Константинопольским». Но о более древнем каноне (34-ом правиле Святых Апостолов) эти толкователи не упоминают. Между тем, 34-й Апостольский канон гласит: «Пусть епископы каждого народа выберут из своей среды первого и пусть считают его своим главой и не делают ничего без его ведома». Как видим, о назначении национального митрополита патриархом другой страны здесь речи нет. Когда Русь стала самостоятельной митрополией, и в областях её появились местные архиереи, 34-й канон в отношении Русской Церкви вступил в полную силу.
Митрополит, избранный собором епископов, согласно тому же 34-му Апостольскому правилу, «не должен предпринимать что-либо, не узнав общего мнения». Этим Православная соборность глубоко отличается от католицизма, где все вопросы посвящений и назначений решаются папой (церковным монархом) и группою его приближённых кардиналов. Кроме того, восточное монашество всегда рассматривало церковную иерархию в соответствии с учением Святого Дионисия Ареопагита, то есть как нравственное состояние Христианина. Епископа называли «обоженным и божественным человеком», но под этим всегда подразумевалось, что, теряя личную святость, он терял иерархическую власть. Об «истинных и ложных» епископах говорили многие Святые Отцы, в том числе Максим Исповедник, Симеон Новый Богослов, Григорий Палама, непримиримо боровшийся с возрожденчеством и папизмом.
И всё же искушение церковного всевластия было велико. Не только папы, но и греческие патриархи со временем внесли в Православие имперский принцип управления. Так, патриарх Филофей (ученик Св. Григория Паламы), тот, что возвёл на Московскую кафедру Святителя Алексия (1354 г.), в письмах Димитрию Донскому напоминал, что он - «утверждённый Всевышним Богом отец всех Христиан, где-либо обретаемых на земле». А патриарх Антоний в 1399 году писал новгородцам о своей власти над «всеми Христианами вселенной». Великому князю Василию Димитриевичу он указывал, что «патриарх есть наместник Христа на земле и восседает на престоле Самого Господа», прямо как римский понтифик.
Впрочем, нет худа без добра. Ибо именно благодаря столь строгой опеке Константинопольской Патриархии национальная Русская митрополия (X-XV вв.) не рассыпалась на множество мелких автокефалий.
«Так как, - писал патриарх Антоний в 1389 г., - великая Русская земля разделена на многие и различные мирские княжества и на столько же гражданских областей, что имеет многих князей... что многие восстают и нападают друг на друга... то... единый для всех митрополит будет как бы связью, соединяющею их с ним и между собой». За невозможностью привести к единству власть мирскую, рассуждает он далее, «подчинение одному предстоятелю и вождю» принесло бы всеобщий мир, «ибо все почитали бы одну главу». Так, собственно, и было. Лишь в XI веке на короткое время на Руси возникали самостийные «митрополии» в Переяславле и Чернигове. Но это, пишет прот. Иоанн Мейендорф, «были лишь нестойкие плоды колебаний византийской политики... В широком смысле, именно Византия была прямым инициатором установления на Руси единой церковной структуры».
Национальный характер Русской митрополии (в обход административного дробления) греки предполагали использовать для облегчения собственного контроля над нею. Однако со временем эта жёсткая централизация привела к независимости и сохранности Русской Церкви в период крушения Византийской Империи.
На Руси знали о праве соборного поставления митрополита из своей среды. Ярослав Мудрый прибегал к нему, когда в Киеве ставили Св. Илариона (1051 г.). Второй митрополит из Русских - Климент (1147-1155 гг.) - был поставлен Поместным Собором архиереев при великом князе Изяславе Мстиславиче. Когда же стол Киевский занял Юрий Долгорукий, ненавидевший Изяслава, то блаженный Климент отправился на покой, а из Царьграда ему на смену прислали очередного митрополита-грека (Константина).
С XIII века Византия уже не могла не считаться с духовным достоинством Святой Руси. В Киеве, а затем в Москве митрополиты Русские стали чередоваться с греками. Так продолжалось до кончины Святителя Алексия (1378 г.). Смута, возникшая вслед за этим, привела к возврату греческого влияния и усилению византийского контроля над Русской митрополией.
Рассказывать об избрании Михаила-Митяя, о посвящении Пимена и долгих странствиях митрополита Киприана мы не будем. Это - захватывающая повесть для любителей церковной истории, но для большинства читателей - материал всё-таки сложный.
Заняв Московскую кафедру, Преосвященный Киприан (1389-1406 гг.), а после него митрополит Фотий (1408-1431 гг.) подавали примеры высокого благочестия и святой жизни. Они твёрдо стояли на позициях исихазма, выступали против унии, боролись за чистоту Православия, за единство Московско-Киевской митрополии. Однако, будучи греками, они считали Россию только частью «Вселенского Патриархата» и за Божественной Литургией старались поминать Византийского императора, как «вселенского» владыку. Василий Димитриевич строго запретил это. За что патриарх Антоний посылал ему гневные письма, называясь «наместником Христа» на Земле. Не помогло. Великий князь не считал себя вассалом Палеологов и не позволил поминать даже Иоанна VIII (своего зятя). Тем более, что брак его дочери Анны Васильевны с Иоанном VIII оказался неудачным. Через три года после свадьбы царица Анна заболела и скончалась, не оставив детей, видимо, промыслительно. Ибо именно император Иоанн VIII стал инициатором печально знаменитой «Флорентийской унии».
Драгоценная вышивка на «большом саккосе» митрополита Фотия, изображавшая родство правящих династий Москвы и Царьграда, утратила актуальность и вошла в число сокровищ патриаршей ризницы Московского Кремля.
В эти годы Россия уже тяготилась духовной опекой Византии. Константинопольский цезаре-папизм представлялся нелепостью на фоне заката империи, обнищавшей и одряхлевшей во всех отношениях. Время независимости Русской Церкви приближалось.
Несмотря на полное согласие Московской кафедры со всеми установками Патриархата, конфликт между ними назрел. И когда третий подряд митрополит из греков Исидор (1436-1441 гг.) совершил вероломную попытку втянуть Россию в унию с латинством, византийское влияние окончилось.