We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Неправдою зачат болезнь»

(Пс.7,15).

Между Ламой (рекою, впадающей в Волгу) и Сестрою (притоком Оки) был издавна известен Волок-Ламский, важнейший торговый пункт на пути из Рязани в Новгород. Владели им то москвичи, то новгородцы. Но потом великий князь Василий Тёмный завещал Волок вместе со Ржевой и Рузой своему сыну Борису. Так с 1462 года сей городок сделался столицей удела.

В лето 1480-е Волоцкий князь Борис Васильевич поссорился со старшим братом Иоанном III, что послужило одной из причин Ахматова набега. Но той же осенью Борис превозмог обиду, покаялся и привёл свою дружину на помощь великому князю. Изгнав татар из Русской Земли, Иоанн Васильевич простил строптивым сродникам удельное бунтарство и щедро одарил их за верную службу.

Несколько новых имений Государь пожаловал и Борису Волоцкому. А тот одно из сёл (Отищево) отписал монастырю, годом раньше основанному в его вотчине. Настоятелем монастыря стал известный в то время подвижник - игумен Иосиф (в миру Иван Иванович Санин).

Что привело Иосифа Санина на Волок-Ламский? Ведь незадолго до этого он покинул Боровскую обитель, где подвизался 18 лет, а затем был избран игуменом. Правда, избрание его совершилось не по воле братии. На том настоял великий князь, бывший почитателем Иосифа как духоносного старца, хотя исполнилось ему тогда лишь 38 лет. Прежний игумен, Преподобный Пафнутий Боровский, был чрезвычайно строг к себе, но к инокам своим был милостив до попустительства, чем те и пользовались много лет. Узнав о планах Иосифа завести в монастыре образцовый порядок, насельники возроптали и воспротивились новому игумену. Отвергнутый непокорною братией, Иосиф с близкими ему, наиболее ревностными подвижниками удалился и два года странствовал по разным монастырям. Скрывая свой сан, он под видом простого послушника изучал опыт начальствующих, и наконец, решил основать собственный общежительный монастырь по типу Кирилло-Белозерского, который более всех ему приглянулся. Так Иосиф со други своя и пришёл в местность Волоколамскую, откуда сам он был родом.

Князь Борис Волоцкий благосклонно отнёсся к прибытию странников. Будучи братом державного, он, конечно, знал Иосифа и отношение Государя к нему. Потому князь охотно предоставил землю общине, дал инокам денежное вспоможение, а при постройке их первого монастырского храма он сам таскал брёвна и пилил доски.

Через десяток лет с лишним обитель на Волоке разрослась. Её старцы, прежде всех сам Иосиф, прославились святостью. Но потом, как часто бывает, за порой мирного благоденствия пришда пора скорбей, а для игумена Волоколамского, по его собственному выражению, «настало время труду, время иечению и подвигом». Время, когда в лице Преподобного Иосифа Бог явил Церкви Своей и Державе Российской великого заступника.

Читатель помнит, что государь Иоанн Васильевич, женившись на Софье Фоминичне (последней в роду Палеологов византийской царевне), получил за ней в приданое трон «Святейшей Империи» (второго Рима). Для Иоанна III, овдовевшего в 1467 г., этот брак был повторным. От первой же супруги (Марии Тверской) у великого князя оставался сын, Иван Младой. Любимец отца, храбрый воин, отличившийся в битвах с татарами (1480 г.), Иван Младой и по старшинству рождения (как первенец) являлся наследником престола. Однако он скоропостижно умер 32 лет от роду, и место старшего сына досталось Василию, рождённому уже Софьей Палеолог. Таким образом, не только трон, но и сама династия византийских василевсов (царей) перешла в род Рюриковичей. Теперь никто в Европе не посмел бы оспорить право Русских Государей принимать Помазание на Царство по Византийскому чину. Только при дворе Иоанна III это устраивало не всех.

У вдовы Ивана Младого Елены (дочери господаря Валахии Стефана IV) остался сын Димитрий, который, как внук Иоанна Васильевича, не должен был наследовать престола. Однако отца его дед успел возвести в великие князья ещё при жизни, после чего права Димитрия на престол возросли. Тем паче, что Иоанн III души не чаял во внуке, видя в нём продолжение своего безвременно ушедшего первенца. Властолюбивая княгиня Елена (валашка) решила этим воспользоваться. И вступила для этого в тайную секту жидовствующих, недавно возникшую при дворе.

Многие вельможи сочувствовали Елене, ибо не любили Софью за её царсивенное величие и огромное влияние на мужа, день ото дня всё более становившегося самовластным. Византийские порядки, введённые Софьей, исключали былое панибратство бояр с великим князем. Усиление самодержавия пугало удельных владетелей. А тут ещё из Новгорода прибыли «просвещённые» попы-книжники, которые сразу же начали проповедовать вольнодумство, учить столичных умников астрологии, магии, а затем тайно посвящать самых рьяных в иудейство. Многие, не успев опомниться толком, оказались втянутыми в секту. Возглавил её думный дьяк Феодор Курицын, ведавший иностранными делами государства. Вместе с братом своим Иваном Курицыным-Волком, князьями Патрикеевыми, Семёном Ряполовским и другими боярами Феодор составил при дворе сильную партию врагов Софьи и сына её Василия. Соборные попы Алексей с Дионисием наставляли жидовствующих мирян.

Зять протопопа Алексея Иван Максимов завлёк в секту невестку великого князя Елену. И до сих пор остаётся неясным, когда это произошло: до или после кончины её супруга? Иван Младой умер в 1490 г. при довольно странных обстоятельствах. Он неожиданно разболелся ломотой в ногах, а врач-иностранец (еврей из Венеции) залечил его до смерти, за что поплатился собственной головой. Годом раньше наследника престола скончался митрополит Геронтий, и кафедра в Москве пустовала, пока угодливому Феодору Курицыну не удалось склонить Иоанна III к поставлению в митрополиты члена секты, распутного Чудовского архимандрита Зосиму. Таким образом, с 1490 года, после смерти Ивана Младого (навряд ли подходившего жидовствующим), при «собственном» митрополите у партии Курицына, день и ночь обольщавшего престарелого Иоанна Васильевича, появились реальные шансы посадить на трон валашкина сына. Димитрий был ещё малолетним отроком, воспитать которого сектанты надеялись в своём духе. Оставалось лишь отстранить от наследства Василия вместе с Софьей. На что Курицын, и Елена, и протопоп Алексей направляли все усилия, используя в том числе и магические воздействия.

Предыстория секты российских жидовствующих вкратце такова. Когда в Новгороде Великом при посаднице Марфе (Борецкой) расцвела очередная крамола, и бояре-изменники намеревались передаться под власть Речи Посполитой, польский король Казимир IV, по их просьбе, прислал им своего наместника, русско-литовского князя Михаила Олельковича. Тот прибыл в Новгород из Киева и привёз с собою личного врача Схарию - одного из еврейских чернокнижников, так называемых «странствующих раввинов», лютых христоборцев, бродивших тогда по всей Европе под видом целителей, звездочётов, учёных алхимиков. Эти странствующие «мудрецы» всегда норовили пристать к особам вельможным и даже державным. Так, основатель их движения Моисей Маймонид был личным врачом султана Саладина. От него и раввинов его школы участники первых крестовых походов черпали оккультные идеи Западного возрождения. Позже некий Нострадамус, прославившийся лживыми предсказаниями судеб, наставлял в астрологии королеву-отравительницу Екатерину Медичи и организаторов кровавой «Варфоломеевской ночи» в Париже (1572 г.). И повсюду, где шныряли «странствующие раввины», как грибы после дождя возникали тайные общества сатанистов.

Увлечение античной философией, алхимией, гаданием по звёздам в эпоху возрождения в Европе было всеобщим. Новгородские купцы, торговавшие с немцами, тоже не избежали сих заморских веяний. Так называемые «отречённые книги» («Шестокрыл», «Рафли», «Аристотелевы врата», прочее оккультное чтиво) постоянно завозились в Новгород, и почву для посева плевел здесь готовили давно. Мятежные настроения новгородцев, не желавших подчиняться Москве, способствовали распространению заразы.

Схария, как и положено раввину, был иудеем, по-славянски - жидом. Потому ересь, им посеянная, получила название жидовской. Суть её сводилась, во-первых, к проповеди талмудического иудаизма, как якобы «истинного» толкования Библии; во-вторых, к отрицанию Воскресения Христова и догмата о Святой Троице; а также к возведению хулы не Матерь Божию, то есть на Непорочное Зачатие и Рождество Господа Иисуса. В-третьих же, заодно с навязчивой темой о превосходстве евреев над остальными людьми, адептам секты внушались всевозможные революционные идеи. Так что сатанизм с его чёрной магией (волхвованием), жертвами человеческой крови и содомским грехом был в то же время ориентирован на козни, интриги, дворцовые заговоры. А служа в церквах, жидовствующие попы занимались кощунственным осквернением икон, крестов, воровали из Чаши Святые Дары для колдовского чародейства. И причиною такого надругательства, писал в XIX веке профессор Е.Е.Голубинский, была «не одна только прямая и простая ненависть к Христианству как к вере, но и тот языческий взгляд, существовавший у волхвов, что чем сильнее будут оскорбления Христианской святыни, тем действеннее будут волхвования».

Со дня Крещения Русь не знала подобной напасти. Хотя ереси возникали и прежде (псковские стригольники; павликане-богомилы, со временем переродившиеся в хлыстов и скопцов), но эти секты не были ни многочисленными, ни, главное, придворными. Жидовствующие же метили прямо на захват власти в Церкви и в Государстве.

В своей книге «Просветитель» Иосиф Волоцкий приводит список первых новгородских еретиков: «Ивашка Максимов, зять попа Алексея, его отец поп Максим, Гирдя Клоч, Григорий Тучин, его же отец бяше в Новеграде велику власть имея [посадник], поп Григорий... дьяк Борисоглебский... зять попа Дениса - Васюк Сухой, попы Феодор и Василий... поп Наум [который покаялся]». Всего из 17 первых еретиков, согласно летописям, было шесть попов, один диакон, два поповских сына, два дьяка, двое клирошан. Ориентация на духовных лиц в секте явно преобладала. Самыми первыми в сети Схарии и его подручных, раввинов Моисея Хануша и Шмойлы Скарявого (Скарабея), попали поп Дионисий (Денис) и протопоп Алексей, зело книжные философы (любители гадать и колдовать). За ними приобщился к жидовству протопоп Софийского собора Гавриил.

Когда Иоанн Васильевич подавил новгородский мятеж, раввины бежали вслед за литовцами, а еретики из Русских затаились. В конце 1479 г. Иоанн III вновь прибыл в уже окончательно покорённый им Новгород и был, пишет профессор А.В.Карташев, «очарован талантами и обходительностью хитрых вольнодумцев-протопопов. Он решил перевести их в свою столицу. Алексея он сделал протопопом Успенского собора, а Дениса - Архангельского [то есть главных храмов Кремля]. Надо думать, что этот почётный перевод - не единоличный вымысел великого князя, а подсказан ему самим тайным союзом жидовствующих, московская ветвь которых завелась уже при самом дворе». Возможно, так и было, хотя многие историки считают, что именно с прибытия новгородских ересиархов началась вербовка столичных членов секты.

Так или иначе, при дворе главой жидовствующих стал Феодор Курицын. Он считался учеником протопопа Алексея (тайно наречённого Авраамом), который, «служа» (не Богу, конечно) в алтаре, плясал, диавольски кривляясь, изгалялся, лаял и плевал на иконы, кусал кресты, матерился, а в доме Курицына, где проходили сборища еретиков, он преподавал членам секты оккультные науки. Среди присных думного дьяка выделялись его брат Иван (Курицын-Волк), упомянутый ранее, крестовые дьяки Истома, Сверчок, купец Семён Клёнов (ставший оккультным писателем). Трое последних, по свидетельству Иосифа Волоцкого, «многих научили жидовству».

Вступившая в секту княгиня Елена, невестка великого князя и мать намеченного в наследники отрока Димитрия, обещала еретикам покровительство «будущего государя». Курицын же обхаживал настоящего, используя его доверие. Думный дьяк не скупился на лесть в адрес Иоанна Васильевича и клеветал на своих противников, блистая красноречием, в то время как лукавый протопоп Алексей, по свидетельству современников, не брезговал воздействовать на великого князя и чарами. Иначе как объяснить поведение последнего в отношении еретиков, обличаемых Святыми Отцами? Иоанн III, владыка великий, здравый умом и сильный волею, около 20 лет попустительствовал жидовствующим, словно не видел их злочестия.

Семнадцать лет со дня основания секты (1470 г.) еретикам удавалось скрывать её существование. И всё же, пословица гласит: «шила в мешке не утаишь». Тайное рано или поздно становится явным.

В 1487 году архиепископу Геннадию Новгородскому донесли о ссоре четверых перепившихся попов, яростно обличавших друг друга в сатанинских безобразиях, и таким образом раскрывших себя. Святитель тотчас же взял их под стражу и о случившемся доложил в Москву. Геннадий знал и раньше об иконоборчестве Дионисия с Алексеем, только не в силах был доказать оного, тем паче, после отъезда их в столицу. И вообще, он сам ещё не ведал о существовании секты. Теперь её тайна раскрылась.

На письмо своё Святитель Геннадий получил ответ великого князя: «Того береги, чтобы то лихо в земли не распростерлося». И более ничего. Архиепископ нарядил следствие. Ему очень помогло раскаяние священника Наума. Тот сам искренно отрёкся от жидовства и сообщил Геннадию важные сведения о существе и учении секты. В то же время четверо попов, задержанных ранее, на следствии стали запираться (сказалась выучка раввинов). В конце концов их отпустили на поруки. Они бежали в Москву. Там их изловили, высекли кнутом на торгу и отправили обратно в Новгород. Высшие покровители секты отмежевались от рядовых еретиков, а те их не выдали. Возможно, и не могли выдать по неведению.

Об остальных арестованных новгородцах великий князь писал Геннадию: «Созови собор [собственный, епархиальный], обличи их ересь и дай им наставление: если не покаются, то отошли их к моим наместникам, которые казнят их гражданской казнью». То есть тем же самым битьём на торгу. Мера - почти бездейственная. Покаянию еретиков нельзя было верить, коль скоро сатанизм свой они без зазрения совести скрывали под масками христианского благочестия. Солгать во избежание кары им ничего не стоило. Но главное - после раскрытия секты в Новгороде архиепископу стало ясно, что корни зла уходят гораздо глубже и широко разветвляются. На призыв Геннадия созвать Всецерковный Собор никто явно не откликнулся, а еретиков, пойманных и отправленных им в Москву, освободили там без всякого дознания. Секта показала, что она имеет силу и власть.

Курицын «контролировал ситуацию». Он собирал донесения с мест, обобщал их и докладывал державному своё мнение. Дело о ереси преподносилось Государю как «сильно преувеличенное». Самого же Святителя Геннадия думный дьяк упорно выставлял за человека «излишне беспокойного», и столь «мнительного», что такого бы и в епископстве держать не стоило. Тем паче, что ещё здравствовавший тогда митрополит Геронтий откровенно не терпел Геннадия. Святитель в бытность свою Чудовским архимандритом, вместе со старцем Вассианом (епископом Ростовским) обличал митрополита в хождении крестным ходом против солнца (до Никоновой реформы Церковь ходила вокруг храмов посолонь). Геронтий не мог простить этого Геннадию и потому не поддерживал его в борьбе с ересью. Когда Геронтия не стало, Курицын буквально протащил на кафедру своего ставленника Зосиму. Собор епископов, «избравших» жидовствующего митрополита, был послушен Государю. Сам же Святитель Геннадий подвергся негласной опале. С ним полностью перестали считаться.

Кандидатуру Зосимы поддержал протопоп Алексей, чьё слово при дворе почиталось наравне с архиерейским. А о том, как сей лукавый поп влиял на Иоанна Васильевича, Иосиф Волоцкий писал прямо, что он (Алексей) «своими волхвованиями подойде державного, да поставит на престоле святительском скверного сосуда сатанина, его же он напои ядом жидовскаго».

«Таким образом, - пишет историк-генерал А.Д.Нечволодов, - во главе всей Русской Церкви стал жидовствующий митрополит. Опасность была воистину велика».