«Яко возревновах на беззаконныя»

(Пс.72,3).

На третье лето своего великого княжения (пока лишь в Новгороде и Пскове) Василий Иоаннович был пожалован отцом в полную меру, то есть стал великим князем Владимирским, Московским и всея Руси. С 1502 года он, Василий III, сделался полновластным соправителем отца. Государь Иоанн вручил сыну бразды правления, но и сам не оставил престола. Пока были силы, он правил, как и прежде.

Время было напряжённое. Бояр, отличившихся в Литовской войне, которая близилась к концу, полагалось награждать поместьями, а земель для раздачи не хватало. Иоанн Васильевич уже конфисковал усадьбы изменников, урезал вотчины мятежных в прошлом новгородцев, однако этим потребности не исчерпывались. Пока трон окружала партия еретиков, земельная проблема не казалась такой сложной. Недруги Святителя Геннадия упорно направляли взоры Государя на архиепископские земли Новгородской епархии, куда входили и владения Волоцкой обители. По мнению Феодора Курицина, монастырские угодья следовало отбирать в казну как излишки, ненужные монахам. Это впоследствии проделали Пётр I и Екатерина II. Но двумя веками раньше на Святой Руси такое предприятие сочли бы не иначе, как святотатством. Потому без согласия всей Церкви пойти на ограбление монастырей не мог ни один великий князь.

Иоанну III, конечно, запали в ум нашёптывания Курицина. Кое-какая логика в них была, и Государь их помнил. Пополнение казны монастырской землёю представлялось весьма заманчивым. Однако без санкции митрополита, без соборного решения Иоанн Васильевич не хотел затевать изъятие церковных вотчин. Для Собора же ему необходимы были авторитетные единомышленники из числа духовенства. И таковые нашлись в Белозерском «Заволжье», где многие иноки разделяли идеи Нила Сорского.

Старец Паисий (Ярославов) из Кириллова монастыря, которого прочили в архимандриты Троице-Сергиевой Лавры, и сам Преподобный Нил одобряли намерение великого князя. И они выступили с инициативой Собора. «Заволжцы» не видели смысла в церковном землевладении, хотя сами в основном были выходцами из общежительных монастырей, и почти ничего не знали о ереси жидовствующих. Нил Сорский даже выступал потом в защиту еретиков, протестуя против их казни. Но это случилось позже. А тогда, около 1500 г., когда сосланный на Белозеро князь-инок Вассиан Косой (Патрикеев) оказался невольно в числе Ниловых учеников, вопрос о ереси ещё не поднимался.

Трудно сказать, успел ли Вассиан принять участие в прениях 1500 г. О том Соборе сведений почти не сохранилось. Лишь известно, что от имени митрополита Симона, епископов и клира там выступал дьяк Леваш. Он убедительно доказал присутствующим законность монастырского землевладения, после чего Собор большинством голосов родтвердил необоснованность претензий Государя, и церковные имущества остались неприкосновенными.

Великий князь был, разумеется, недоволен этим. Он стал искать людей, способных заново поднять вопрос, чтобы добиться хоть частичного его решения. Земель для раздачи боярам по-прежнему недоставало. И здесь Государю требовались не смиренные старцы, сами по себе считавшие, что «иноком не должно сел имети», а некто более энергичный и менее щепетильный в выборе средств для достижения поставленной цели. Вот тут-то и пригодились незаурядные способности князя-инока. Опальное жительство в Кирилло-Белозерской обители претило Вассиану, несмотря на все удобства, которыми он был там окружён. Деятельный сродник Государев всеми силами рвался обратно в Москву, а это требовалось ещё заслужить.

Земельный вопрос уже прямо не мог стать предметом нового Собора, нужен был иной повод. Вассиан начал подыскивать его и нашёл. Во избежание нарушений Устава Церкви, овдовевшим священникам не позволялось служить Литургию. Их подозревали в возможном несоблюдении безбрачного целомудрия - при том, что жениться вторично они не имели права. Недовольных этим оставалось много. Вдовцы хотели служить, совершать Литургию и требы, и многие - наверно, большинство - были действительно благоговейны. Но Устав того не позволял. Вассиан ухватился за повод и вместе со вдовым отцом Георгием Скрипицею возбудил полемику об изменении Устава. Дело дошло до предсоборных прений, а затем по вопросу «О вдовых попах» и Собор назначили. Под шумок Вассиан внёс в повестку Собора вопрос о церковном землевладении. Государь поддержал его. Спорить с великим князем никто не посмел.

Настало лето 1503-е. Война окончилась, Собор начался, компания «конфискаторов» под личиной «нестяжательства» готовилась взять реванш и, возможно, достигла бы успеха. Но на сей раз в Москву прибыл Иосиф Волоцкий. Митрополит Симон пригласил его, как ведущего богослова того времени. Пригласил не без оглядки на мнение высшей власти. Старший Государь не возражал, а младший, Василий III, даже способствовал тому, ибо явно благоволил Иосифу. Будучи ещё в опале, Василий вместе с матерью своей, Софьей, и ближними боярами поддерживали связь с Волоцким игуменом, так как сами были ревнителями веры. Возвратившись из ссылки, князь Василий не забыл духовных наставлений Преподобного и, придя к власти, теперь всячески старался ему помочь. Иосиф же нуждался в одном - в праве открыто высказаться против по-прежнему влиятельной секты жидовствующих.

Если отчасти еретики пострадали при разгоне придворной боярской партии, то в числе думных дьяков, богатых купцов и дворянства помельче, а главное, среди монашества и духовенства еретическая сеть держалась прочно и пустила глубокие корни. Чего стоил один лишь Юрьев монастырь в Новгороде, куда Феодор Курицин, раздосадованный падением митрополита Зосимы (1494 г.), внедрил «своего» архимандрита Кассиана. Уже близилось десятилетие, как под началом Кассиана обитель, превращенная жидовствующими в «разбойничий вертеп», досаждала Святителю Новгородскому Геннадию, и поделать с этим он ничего не мог. В Москве еретик Кассиан продолжал находить сильную поддержку.

К 1503 году многое изменилось. И сам великий князь Иоанн III, заточив свою невестку Елену со многими другими злодеями, мог посмотреть теперь в глаза Преподобному Иосифу. Но Иоанн был уже в том преклонном возрасте, когда от старых привычек и привязанностей люди, тем паче облечённые огромной властью, отказываются крайне неохотно. Чаще всего, вообще не отказываются.

Государь безутешно страдал, повелев заковать своего внука Димитрия, и к этому добавилось новое горе. Незадолго до Собора Иоанн Васильевич похоронил дорогую супругу Софью Фоминичну, с которой прожил 31 год. Ощущая телесную немощь, великий князь помышлял о собственной скорой смерти. Душа его искала примирения со всеми. Он думал пригласить к себе Иосифа, прибывшего на Собор, и надеялся оправдаться перед ним. Однако принимать крутые меры против ереси (на чём настаивал Преподобный) Иоанн Васильевич не собирался. Иосиф тоже не спешил напрашиваться на аудиенцию. До начала соборных премий он, как игумен, хлопотал о нуждах собственного монастыря.

В Москве Святой не был почти четверть века. Со дня основания обители на Волоке-Ламском Иосиф не покинул её ни разу. И за эти годы он не только выстроил, но и в нравственном отношении поднял монастырь на должную высоту. Кроме служения молитвенного, исполнения строжайшего устава, иноки Волоколамские основали первую в России общину сознательных трезвенников, создали духовно-просветительский центр, уникальную школу церковного пения. Средствами монастыря в голодные годы кормилась вся округа (до 500 человек в день), а сироты крестьянские жили и учились в специально построенном для них монастырском доме.

Митрополит Симон знал и ценил Иосифа как блестящего богослова. «Бе же у Иосифа в языце чистота, и в очех быстрость, и в гласе сладость». И удивления достойной «памятью на краи языка» он держал огромные пласты знаний. Иосиф мог наизусть цитировать отрывки из Священного Писания, пересказывать Жития Святых и повторять без ошибок длинные фразы, только что им услышанные. Потому вступать с ним в публичный диспут никто не брался. Стараясь обойти Преподобного молчанием, митрополит Зосима никогда не вызывал его в столицу. Да и Симон потом долго не решался приглашать Иосифа. Ведь великого князя в то время окружала компания еретиков.

В 1503 году отношение к Иосифу изменилось. Иоанн III сам пожелал побеседовать с ним; однако прежде, чем их свидание состоялось, Волоцкий игумен встретился на Соборе с Нилом Сорским.

В знаменитом письме «О нелюбках» говорится: «Нача старец Нил глаголати, чтобы у монастырей сел не было, а жили бы чернецы по пустыням, а кормили бы ся рукоделием». Доверчивый Нил предположить не мог, во что обратят его мнение Вассиан (Патрикеев) и другие «нестяжатели» от политики. Иосиф же ответил Нилу так: «Аще у монастырей сел не будет, како честному и благородному человеку постричися, и аще не будет честных старцев, отколе взяти на митрополию, на архиепископа, или епископа и на всякие честныя власти? А коли не будет честных старцев и благородных, ино вере будет поколебание».

Забота Иосифа о пополнении монастырской братии людьми благородных сословий отнюдь не случайна (в Волоцкой обители постригались бояре и князья). Из малограмотных, склонных к суевериям, да и в известной степени малодушных простолюдинов трудно было растить епископов и настоятелей монастырских, способных подвизаться за истину до крови. Здесь требуется воинское мужество. И характерно, замечает проф. А.А.Карташев, что Нил Сорский «отмалчивается от осифлянского вопроса: а где же без имущих монастырей воспитывать будущий епископат?»

На Соборе Нил с Иосифом, действительно, поспорили, что отразилось в их дальнейшей переписке. Но что до личных отношений Святых Отцов, до так называемых «нелюбок» между ними, то сие на совести других людей, прежде всего Вассиана Косого, главного сочинителя мифа о «нелюбках». Нил Сорский с Иосифом не опустились до личной вражды. «Нелюбки иноков Кириллова и Иосифова монастырей, - пишет митрополит Иоанн (Снычев), - начались после их смерти, да и те ограничились высказываниями различных точек зрения на вопросы церковных землевладений.» Призывы Нила Соркого к милосердию в отношении казнимых еретиков не означали его примирения с ересью жидовствующих. И «не значили, - говорится там же, - что Святой предлагал разорить все четыреста общежительных русских монастырей. Более того, в монастырь Преподобного Иосифа Святой Нил пожертвовал как вклад на помин своей души список книги Преподобного Иосифа "Просветитель", собственноручно им переписанной и украшенной заставками».

После Собора 1503 г., как уже говорилось, Преподобный Нил удалился в свою пустынь на Сорке и более не принимал участия в публичных прениях. Он, и Паисий Ярославов, и другие «Заволжцы» на Соборе оказались в явном меньшинстве. Вассиан со Скрипицею в вопросе «о вдовых попах» также не добились успеха. А Иосифу, в свою очередь, не удалось поднять тему борьбы с жидовствующими. О ереси никто не хотел говорить, и в то же время было ясно - дело близится к развязке. Во всяком случае, Собор, говорит А.В.Карташев, «коснулся всех больных сторон церковного быта, служивших для еретиков поводом к нареканиям на Церковь». Осуждены были и мздоимство, то есть плата епископа за поставление в священный сан, и зазорная жизнь вдовых иереев, и другие пороки. Чтобы судить жидовствующих с чистой совестью, митрополит Симон счёл нужным прежде навести порядок в собственном доме. Тем паче, что без воли великого князя начать процесс против ереси было невозможно. И в этом последнем все надежды возлагались на встречу Иосифа с державным.

Наконец, они встретились (через 24 года) - оба заметно постаревшие, но взирающие на мир по-разному. Иоанн Васильевич был скован унынием. Иосиф Волоцкий переживал подъём, надеясь на успех своей неоконченной борьбы. Никакие из прошлых грехов Государя не вызывали укоризны Преподобного, кроме поощрения ереси. Иоанн III пригласил Иосифа, чтоб оправдаться, примириться с ним в том, что было прежде; но в настоящем он ничего не хотел изменять. Святой же шёл во дворец с единственной целью - добиться перемены положения.

Поговорив немного о делах соборных (в августе ожидалось продолжение прений по мздоимству), державный обратился к своему наболевшему. «Я узнал о ереси, - сказал он неожиданно, - и ты прости меня в том, а митрополит и владыки простили меня». Иосиф, ко всему готовый и потому настроенный осторожно, был поражён смирением великого князя: «Как мне тебя простить?» Но Иоанн повторил: «Пожалуй, прости меня!» Немного подумав, Преподобный ответил: «Государь! Только ся подвигнешь о нынешних еретиках, и в прежних тебя Бог простит». Этим ответом Святой задал меру искупления греха: подвигни себя (покарай нынешних злодеев), тогда Бог простит тебе попустительство прежним. На том, собственно, их встреча и окончилась.

Во второе свидание Иосиф прямо бил челом о розыске еретиков в Новгородском Юрьеве монастыре, где девять лет уже бесчинствовал жидовствующий архимандрит Кассиан со своей шайкой-братией. Иоанн Васильевич ответил: «Пошлю и обыщу, и если не пошлю, да не попекусь об этом, то кому же можно искоренить это зло? Я и сам знал их ересь». После чего великий князь пустился в рассказы о проделках своей невестки Елены, и тем окончилась вторая их встреча, так же совершенно безрезультатно.

В третий раз Иосифа позвали к Государю «хлеба ясти». И здесь на пиру, при многих гостях, Иоанн III задал ему вопрос: «Как написано, нет ли греха еретиков казнить?» У Преподобного ответ имелся. Из библейской и церковной истории вытекал положительный ответ. «И долго бы говорил Иосиф, - пишет И.Хрущёв, - но великий князь, выслушав начало ответа, уразумел, что Иосиф говорит не по его мысли, и велел тотчас же перестать». Преподобный умолк. Он понял, что «Иван Васильевич блюдется [остерегается] казнить еретиков». Он слишком долго попускал им, очень многих полюбил, приблизил к себе. За прошедшие годы льстецы сумели внушить ему, что всякие возмездия, в том числе казни сатанистов, погибельно греховны. И он, Государь, казнивший сотни преступников и недругов своих, не считая опальных былых друзей и сродников, перед врагами Христа вдруг растерялся. Он торопливо покаялся за прошлое, а в настоящем думал устраниться, примирившись со всеми. Но примирился ли он с Богом? Вот какой вопрос поставил перед ним Иосиф.

Не добившись содействия Государя, Преподобный покидал Москву с горьким чувством. И тогда же, в июле 1503 года, он встретил там своего правящего архиерея. Святитель Геннадий Новгородский тоже был, наконец, приглашён в столицу. В августовских прениях Собора он думал решить наболевший вопрос «о невзимании мзды со священнослужителей при поставлении их в сан». Сего Святитель добивался давно и надеялся теперь добиться окончательно. С Иосифом владыка Геннадий встретился радостно, побеседовал и тепло распрощался. Но, похоже, это была их последняя встреча.

После Собора Святитель Геннадий вернулся в Новгород, окрылённый успехом. За вымогательство мзды с поставляемых виновные архиереи отныне лишались сана. Только не ведал праведник, что именно этим соборным решением воспользуются его злейшие враги. Архимандрит Кассиан со своей жидовствующей братией только и ждали случая свести счёты с архиепископом. Не успел Геннадий возвратиться, как на него же возвели обвинение во «мздоимстве». Будто бы он взял плату с дьяка Гостенкова, своего любимца. Как доказали его вину, каких подставили лжесвидетелей - уже неведомо. Зато известно, что Святитель был вызван в Москву и лишён сана в июне 1504 года. Простым монахом он удалился в Чудов монастырь и там стяжал блаженство изгнанных за правду.

«Догадываются, - пишет знаменитый историк С.М.Соловьёв, - что свержение Геннадия было делом еретиков». Догадаться нетрудно, коль скоро навет исходил из Юрьева монастыря. Кассиан и его шайка отомстили Святителю Геннадию, добились его низложения. Но до Иосифа Волоцкого, особо хранимого Господом, их щупальца не дотянулись.

Год 1503-й окончился, настал следующий год, пришла весна, а розыск еретиков, обещанный великим князем, так и не начался. Иосиф обратился к духовнику Иоанна III архимандриту Митрофану в Андроников монастырь, прося его: «Ты незабуди, и в том деле государя побереги, чтобы на него Божий гнев не пришел». Пусть, говорил он далее, державный оставит всё ради Божиего дела: «Занеже Божие дело всех важнее». Но то ли Митрофан не исполнил наказа Иосифа докучать Государю, то ли великий князь не внял Митрофану. Все просьбы остались без ответа.

Тогда Иосиф обратился к Василию III. Главаря секты в Юрьевом монастыре, архимандрита Кассиана, Преподобный считал достойным смертной казни. Василий, видимо, разделял мнение Иосифа, но будучи осторожным в делах церковных, решил привлечь к делу «Заволжских старцев». Письма сразу же оказались в руках Вассиана.

Иосиф пишет: «Грешника или еретика руками убити или молитвою едино есть». Заволжцы отвечают: «Кающихся еретиков Церковь Божия приемлет распростертыми дланьми». Иосиф им в пример Моисея, Илию. Они в ответ ему: «Аще ж ветхий закон тогда бысть, нам же в новей благодати яви Владыко». Иосиф им про Апостолов: Петра, молитвою разбившего Симона Волхва, и Павла, и Льва, епископа Катанского, сжёгшего своей епитрахилью Лиодора. А Вассиан ему с издёвкою придворного остряка: «И ты, господине Иосифе, сотвори молитву, да иже недостойных еретик или грешников пожрет их земля...» и далее: «Почто не испытаеши своея святости, не связал архимандрита Касьяна своею мантиею, донеле ж бы он сгорел, а ты бы в пламене его держал... Поразумей, господине, яко много разни промеж Моисея и Илии, и Петра и Павла апостолов, да и тебя от них».

Здесь автор письма (князь-инок) не только смеётся над Преподобным, но и пытается искушать его, предлагая «испытать свою святость», а великого князя вводит в заблуждение.

У Иосифа осталось последнее средство - то, с которого он начинал борьбу. Двенадцать «Слов» против ереси, вошедших в книгу «Просветитель», им были уже написаны. Пришла пора тринадцатого «Слова», того, что против «глаголющих, яко не подобает осуждати ни еретика, ниже отступника». В сем «Слове» Преподобный показал «от божественных писаний, яко подобает еретика и отступника не токмо осуждати, но и проклинати, царем же и князем и судиям подобает сих в заточение посылати и казням лютым предавати».

От текстов Евангелия, слов Иоанна Златоуста, опыта Пророков и Апостолов Святой переходит к примерам благочестивых Царей греческих и этим, наконец, попадает в цель. Потомок Византийских императоров Василий III, прочитав «Слово 13-е», принимает решение сам, невзирая на сомнения отца. Он велит начать розыск и созвать Собор в декабре 1504 года.

Разгром ереси состоялся. По результатам следствия и соборному приговору, троих главарей московской секты, дьяка Курицина (Ивана Волка), Ивашку Максимова, что у державного «сноху в жидовство свел», и Дмитрия Коноплёва предали огню на Москве-реке, где за десять лет до них так же казнили двух литовских шпионов, покушавшихся отравить Иоанна Васильевича. Новгородских главарей - архимандрита Кассиана с братом Ивашкою Самочёрным и Некраса Рукавова сожгли на берегу Волхова. Иных еретиков предали казням по большей части гражданским и заключили в темницы «вечно каятися». Остальных же, кого не удалось полностью изобличить в иконоборчестве и поругании святынь, «для исправления» постригли и сослали в разные монастыри.

Иосиф Волоцкий был потрясён, когда узнал, что и в его обитель привезли еретика. Да какого! Самого купца Клёнова, сочинителя ересных книг и ближайшего сподручника Феодора Курицина. Учитель жидовства в монастыре! Что может быть опаснее для иноков? И вновь посыпались письма и жалобы: от Иосифа к Иоанну III (ибо он Клёнова прислал), обратно к Иосифу от «Заволжских» радетелей ереси с новыми насмешками Вассиана. В «Словах» 14, 15, 16-м, заключающих книгу «Просветитель», Преподобный Иосиф вопиет о пагубности для монашества общения со ссыльными еретиками. Тому, говорит он, кто не кается, кто признает вину лишь на суде, будучи изобличённым, чтоб избегнуть смертной кары, - тому верить нельзя. Пусть кающиеся принесут достойный плод покаяния, пусть ради спасения душ своих бывшие сатанисты сами добровольно затворятся в темнице, возложат на себя тяжёлые вериги, дадут страшные обеты и молят Бога о прощении, об искуплении своих прошлых грехов. Если же нет, то чего стоит их лживое «покаяние»?

Разумеется, среди осуждённых за жидовство таких «исповедников» не нашлось. Зато раздались вопли «сердобольных» Заволжских «нестяжателей», и в первую очередь князя-инока Вассиана, который требовал всех, кто изъявил «покаяние», выпускать на свободу тотчас же и розыска дальнейшего не чинить.

Затем последовали козни против самого Святого Иосифа. Он тоже, вслед за Геннадием Новгородским (даже дважды), испил чашу гонимых за правду, хотя и не покидал своей Волоцкой обители. Но это всё было потом, после суда над сектой. А в ту пору великий князь Иоанн Васильевич уже занемог. В разборе дел о ереси он, видимо, не участвовал, однако документы подписывать продолжал. В том числе он скрепил подписью известный приговор секте жидовствующих.

Через десять месяцев (27 октября 1505 года) Государь скончался, и тяжкое бремя власти легло на плечи его сына Василия III.