We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Царь же возвеселится о Бозе»

(Пс.62,12).

Пока временщики старались обойти Иоанна IV, пользуясь его молодостью, сам Государь набирался опыта и входил в возраст. Он умел думать и внимательно наблюдал за всем, что творилось вокруг. Потому настоящих друзей и советников, не считая Святителя Макария, он очень скоро нашёл вне рядов боярской партии Старицкого и его подставного синклита.

Два лета, минувших со дня коронации, ушли на неудачные попытки взять Казань, опять заключившую союз с Крымом. В феврале 1548 и в ноябре 1549 годов Государевы войска приближались к окрестностям Казани, однако вынуждены были отступить из-за оттепелей, делавших дороги непроходимыми. При повторном отступлении, в 20 верстах от татарской столицы, была основана новая русская крепость. В устье реки Свияги ратники срубили острог и заложили город Свияжск. Теперь в непосредственной близости к оплоту басурманов можно было хранить и пушки, и пороховой запас для очередного приступа. Но в то же время новый поход на Казань Государь повелел отложить ради более важного дела.

Первое, что Иоанн IV осуществил, достигнув двадцатилетнего возраста - это созыв Земского Собора 1550 года. Предшествовали тому обстоятельный разговор со Святителем Макарием и неоднократные беседы с человеком, не входившим в «избранную раду», однако сделавшим для России то, чего временщики потом уже не смогли разрушить.

Уроженец русских областей Литвы, Иван Пересветов поступил на военную службу в Московском Государстве в малолетство Иоанна IV. Он испытал на себе многие неправды боярского правления и детально изучил строй жизни Российской. Скорбя душой о неурядицах в Великой Московии, которой не было покоя от татар (и казанских, и крымских), Иван Пересветов составил несколько полезных «книжек» (записок) и передал их Царю в 1549-1550 гг. Для решения наболевших проблем он предлагал провести ряд важных преобразований. Во-первых, Пересветов ратовал за неограниченную царскую власть, которая только и могла осуществить необходимые реформы. Во-вторых, если правды нет в Государстве, говорил он, «то всего нет». Упразднить местничество меж боярами, перевести крестьян на государственный оброк, избавив их от суда и расправы «кормленников», то есть помещиков, а самих служилых (дворян) перевести на жалование из казны - эти меры Пересветов считал не менее важными, чем организацию регулярного стрелецкого войска. Насчёт Казани он дивился, «что таковая землица невеликая, вельми угодная, у такового великого, сильнаго Царя, под пазухою, а не в дружбе, а он ей долготерпит и кручину от них великую приимает...», и настаивал на немедленном разорении сего гнезда разбойников. С крымцами же, напротив, он воевать не советовал. Достаточно было у южных границ содержать на жаловании 20000 хорошо обученных воинов. Эти 20000 «юнаков храбрых со огненною стрельбою, гораздо учиненною, - уверял Пересветов, - будут лучше ста тысящь обыкновенного войска», то есть земского ополчения. И Царь, умом внимая мудрому военачальнику, не только учредил в России регулярные полки стрельцов, но и многие иные мысли Пересветова включил в повестку Земского Собора.

«В воскресный день, после обедни, - пишет А.Д.Нечволодов, - Государь и митрополит вышли крестным ходом на площадь, на Лобное место, где были собраны все чины Собора и множество народа. Отслужили молебен. После чего Иоанн, обращаясь к митрополиту, сказал громким голосом: "Молю тебя святой владыко, будь мне помощьником и любви поборником..." Далее, воспомянув о своём суровом детстве в окружении злых бояр, Государь обратил свою речь и к ним: "О... лихоимцы и хищники и судьи неправедные! Какой дадите нам ответ, что многие слезы воздвигли на себя?"» Затем, поклонившись народу, Царь продолжил: «Люди Божии и нам дарованные Богом! Молю вашу веру... оставьте друг к другу вражду и тяжбу... я сам буду вам, сколько возможно, судья и оборона, буду неправды разорять и похищенное возвращать».

В таких, примерно, выражениях Иоанн IV изложил программу своего Православно-самодержавного народного царствования, и потом до конца дней своих неуклонно следовал ей, преодолевая жесточайшее сопротивление бояр-олигархов. Потому неудивительно, что память его чернили и беглый изменник князь Курбский, и папские агенты (иезуиты), и немецкие шпионы Таубе, Крузе, английский наёмник Дж.Горсей, а затем и российские масоны Н.Н.Бантыш-Каменский со своим учеником Н.М.Карамзиным, служившим в молодости в Московском историческом архиве.

Начальник юного Карамзина Бантыш-Каменский был женат на некоей Купреяновой, происходившей из рода Адашевых. Он, очевидно, и надоумил Николая Михайловича в будущем «воспеть» в «Истории Государства Российского» предка своей жены, а Государя Иоанна Грозного изобразить «кровавым тираном». Но мало того. У исследователя Л.Болотина мы читаем: «Неуместное возвеличивание роли Адашева и миф о "конфликте" Преподобного Нила Сорского и Преподобного Иосифа Волоцкого принадлежат авторству [одного человека] влиятельного малороссийского масона Н.Н.Бантыша-Каменского» (альманах «Царь Град», № 1, 2003 г.). Таким образом, наглядно представляется преемственная связь между ересью жидовствующих, с которой боролся Святой Иосиф Волоцкий, идеологией политических «нестяжателей», спекулировавших именем Нила Сорского, и масонами позднейших времён, нагромоздившими горы лжи вокруг светлой личности Грозного Царя. Мы же, продолжая наш рассказ, воспользуемся источниками менее предвзятыми, чтоб показать величие дел Государя Иоанна, начатых им ещё в 20-летнем возрасте.

Собор Земский состоялся в 1550 году. Подробных сведений о нём не сохранилось. Но из «Уставной грамоты» (главного соборного документа) следует, что разработка крупных преобразований, утверждённых Собором, велась тщательно и достаточно долго. Вместе с «грамотой» был составлен и новый Государев «Судебник», позволивший разрешить множество законодательных проблем. Например, чтобы ослабить гнёт со стороны «кормленников», творивших суд и расправу над крестьянами произвольно, было введено «земское правление». В городах и областях учреждались «излюбленные старосты» (выборные судьи) и «целовальники», то есть присяжные (целовавшие крест в момент принесения присяги). Им были отданы дела уголовные и гражданские, а также вменялось в обязанность взимание оброка, или откупа, в Государеву казну, взамен прежних поборов, осуществлявшихся «кормленниками». Дворянству за службу было положено казённое жалование. «И бысть, - говорит летописец, - крестьяном радость и льгота от лихих людей». А наместникам - «нелюбка велика на крестьян». Ведь с прекращением раздач земли в «кормление» боярству и дворянству в корне подрывалась удельная система хозяйствования. За нею сходила на нет и проблема конфискации монастырских угодий. То «знамя», которым так долго размахивали «нестяжатели», выпало из их рук. Тем не менее, борьба их против «осифлян», торжествовавших при митрополите Макарии и Царе Иоанне IV, не прекратилась. Конфликт либералов и консерваторов от церковных споров уходил всё глубже в область тайного политического противостояния. Полвека «нестяжатели» в разных формах поощряли деятельность еретиков. Это будоражило Церковь, вело к нестроениям и соблазнам. Ошибок и нравственных пороков накопилось достаточно много. Потому Государь Иоанн и Святитель Макарий на 1551 год созвали Всецерковный Поместный Собор. В историю он вошёл под именем «Стоглав».

Название «Стоглав» объясняется тем, что в ста главах основного документа участники Собора ответили постановлениями на сто вопросов, заданных Царём Иоанном. Прежде всего, Собор провозгласил сонм Российских Святых, присовокупив к имевшемуся ранее списку 39 имён, до того местночтимых или даже ещё не прославленных; осудил беспорядки, принял меры к исправлению нравственности духовенства, к просвещению мирян. Рассмотрел вопросы: о правильном почитании святых икон, о благочестии иконописцев и книгописании (гл. 27, 43, 74), об уставном пении (гл. 7, 16), о бракосочетании (гл. 18-24) и крещении детей (гл. 17), которых бы в Церкви не обливали водою, «но погружали в три погружения... по священным правилом, достоверно, якоже есть писано о крещении младенец... а кум бы един, любо мужской пол, любо женский, а о два бы кума и мнозии кумове не были».

Кроме того, среди чисто церковных решений в «Стоглавнике» отразилась и благотворительная деятельность. Был определён порядок выкупа пленных у басурманов, устроения богаделен для больных и бедных стариков, а также были запрещены ереси и волхования - астрология, магия, знахарство, чернокнижие. Распространителям этих суеверий грозило уголовное преследование. (Не то, что в наше время, когда либеральные журналисты уже обыденно допрашивают политических деятелей на предмет их «веры» в гороскопы). Иоанн Грозный очищал Русь от всего этого с последовательной строгостью.

Не обошлось на Стоглавом Соборе и без прений с «нестяжателями». Они ещё цеплялись за свой основной застаревший вопрос о церковном землевладении, который разрешился на Соборе Земском, но требовал утверждения Церковного Собора. Против «осифлянина» митрополита Макария поднимали голоса, естественно, Курбский, Адашев, Сильвестр, как представители мирян, а от высшего духовенства выступал ненавистник Иосифа Волоцкого - Кассиан, епископ Рязанский. Он и жизнь свою окончил (в 1554 г.), будучи разбит параличом в момент яростного хуления книги «Просветитель». Произошло же то во время судебного следствия над еретиком Артемием, который на «Стоглаве» выступал заодно с Кассианом.

Артемий в лето 1551-е, когда проходил Стоглавый Собор, являлся игуменом Троице-Сергиевой Лавры. Продержался он там всего полгода и бежал обратно в Заволжские скиты, откуда был поставлен в игумены. С братией в Лавре Артемий не поладил, так как не соблюдал постов, не отпевал усопших, не проклинал жидовствующих еретиков; похваливал католиков. А вообще, он был протестантом. Эта новая ересь, основанная немецким монахом Мартином Лютером в 1517 г., к тому времени широко распространилась в Чехии, в Польше, в Литве и начинала проникать в Россию. За время своего игуменства Артемий исходатайствовал перевод в Лавру Максима Грека, чем фактически вызволил его из заключения, и успел связаться с еретиком Матвеем Башкиным, по делу которого он сам оказался под следствием в 1554 году. Осуждённый за ересь, Артемий был сослан на Соловки, но через десяток лет бежал оттуда в Литву к уже скрывавшемуся там Курбскому. И вдвоём эти деятели начали «просвещать» местное население бывшей Киевской Руси.

Неудивительно, что у церковных либералов, например у историка М.В.Толстого, игумен Артемий предстаёт в виде «мученика», едва ли не «святого». Толстой цитирует Курбского, а тот называет Артемия «премудрым», «преподобным». Только вот, сожалеет М.В.Толстой, «на Соборе обвиняли его [Артемия] в том, что он хулил крестное знамение, считал бесполезным поминовение усопших, унижал чтение акафистов». Всего-то навсего...

Упоминание имени Троицкого игумена в связи с крестным знаменованием представляется не менее любопытным. На следствии в 1554 году Артемий обронил фразу: «И на соборе-де и о том крестном знамении слово было, да не доспели ничего». На основании сей летописной фразы М.В.Толстой берётся утверждать, будто «этот отзыв [Артемия] доказывает, что положение о двуперстии в Стоглавнике [гл. 31] должно почитаться частным мнением, а не постановлением соборным». Вывод более чем смелый, если не сказать, «взятый с потолка». Если Максим Грек, по сведениям староверов, писал богословское обоснование благодатности двуперстия, то, видимо, и на Афоне в начале XVI века ещё сохранялся этот древний вид перстосложения. Появился же он где-то между V и VI веками в связи с отпадением от Единой Апостольской Церкви еретиков-монофизитов (одноестественников). До того, как полагали, христиане крестились одним перстом (и крестили только лоб). Чтобы не путать Православных с монофизитами, было установлено знаменовать себя двумя перстами, ибо на кресте распинались два естества Господа Иисуса - Божеское и Человеческое, а большой палец соединять при этом с безымянным и мизинцем в честь Святой Троицы. Первое смутное упоминание о троеперстии встречается в конце IX века у католиков, тогда ещё не отделившихся от Апостольской Церкви. Когда и по какому поводу греки начали знаменовать себя «Троицею» - совершенно неизвестно, но во второй половине XVI века этот переход уже произошёл. Во всяком случае, на Руси о нём знали. И если, действительно, игумен Артемий имел «о том крестном знамении слово», то реакция Стоглавого Собора на его выступление была однозначной. Анафема всякому, кто «двема персты не благославляет» или «не воображает двема персты крестного знамения». Таковой, говорится в главе 31-й, «да будет проклят, якоже и Святии Отцы рекоша».

Иконописно-скульптурные памятники раннего Христианства (III-V вв.) однозначно свидетельствуют о повсеместном употреблении двуперстного знаменования. Одним из последних зарубежных памятников является знаменитая византийская икона XIV века - Христос Пантократор (Всевластный), хранящаяся в нашем Эрмитаже. И списки с этой святыни по сей день украшают иконостасы русских храмов. Это вполне соответствует нынешнему положению дел. Ибо если Большой Московский Собор 1666-1667 гг. отменил постановления «Стоглава» и анафематствовал двуперстие, то Поместный Собор Русской Православной Церкви 1971 года снял эти прещения «яко не бывшие». Теперь оба вида перстосложений признаются Церковью равночестными. Но страшные последствия раскола, произошедшего в XVII веке, до сих пор болью отзываются в сердцах. Староверы, пережив жесточайшие гонения от никониан, не хотят общаться с православными братьями, считая Патриаршую Церковь «погибшей»; а современные прихожане в большинстве своём не ведают о решении Собора 1971 г.

Между тем, всем известен нерукотворенный Казанский образ Богоматери. Сия икона была явлена чудом на пожарище в скором времени после взятия Казани войсками Иоанна Грозного. Списки с неё имеются практически во всех Православных храмах России, и в подавляющем большинстве случаем на списках этих (старых и современных) младенец Иисус благословляет нас двумя перстами.

Теперь, упомянув уже о покорении Казани Грозным Царём, мы можем от Стоглавого Собора перейти к описанию славного похода русских войск на татарскую столицу. Этот решительный шаг принёс Московии важнейшую победу на восточном фронте. Благодаря ей очень скоро Россия получила преимущество на фронте западном. И если бы не было третьего, внутреннего фронта, учинённого оппозиционным московским боярством, то возможно, уже в XVI веке Царь Иоанн Грозный окончательно утвердил бы свою власть на Балтийском побережии.