Глава XXXV

Глава XXXV

Турки готовятся к новой войне. Болезнь Короля. Выздоровление. Он окружен Турками. Мир с Турками. Условия. Каламбуры Гнинского. Ответ Визиря. Требования Поляков от России. Царский им ответ. Война Турции с Россиею. Юрий выпущен из эдикуля. Князь Сарматский. Доносы на Самуйловича. Юрий ведет Турков к Чигирину. Битвы. Аренда на горелку. Неустройства в Польше. Сирко обласкан Царем. Новое нашествие Юрия с Турками. Осада Чигирина. Перепой гарнизона. Два брата. Взрыв замка. Взятие Чигирина. Битва Бужинская. Бегство Турков. Полевые Сердюки. Их мундир. Поборы. Яненко. Раззорение восточной Украины. Царь с Цесарем. Войска Царские приближаются к Турции. Переговоры. Киев укреплен. Мост через Днепр. Сирко раззоряет Крым. Письмо его к Хану. Смерть Юрия Хмельницкого.

Собеский вручил булаву Евстафию Гоголю; приказал ему, занимая город Дымер с несколькими деревнями, жить в Полесье и определил жалованье из казны. Малороссияне снова увидели двух Гетманов Русского и Польского; не доставало Турецкого. Султан не замедлил.

Турки готовились к новому походу; они собирали грозное войско над Днестром. Польша волновалась. Татары шли к Днестру в числе восьмидесяти тысяч, Турки в числе ста восьмидесяти, Собеский призвал на совет Паца. Решили: Гетмана Польного Яблоновского послать против Татар, которые стояли между Днестром и Каменцем; наблюдая Днепровский мост, облегчая Туркам переправу, они сберегали жизненные припасы в Каменце. Яблоновский сжег мост, но переправе не мог помешать, и двести шестьдесят тысяч Магометан вторгнулись в Украйну. А в это время Король занемог в своем вотчинном имении, в Яворове. Больной, он дал повеление войскам собираться в стан под Львовым, и едва начал выздоравливать, поспешил туда сам. Войска у него было всего только тридцать восемь тысяч, да тысяч несколько наших козаков; но то было войско храброе, самоотверженное. Ян подошел к Журавному и расположился станом. Тыл обоза защищал Днестр, передовую линию шанцы. Вскоре Турки, овладев Язловцем, Чертковым и Галицким замком, приблизились и окружили стан Королевский. Пудовые ядра летали туда ежеминутно. Одно из них упало в ставку Собеского, но он не переменил для ней места и даже не укрепил ее.

Четыре недели стоял Собеский под огнем; в чем не успели враги, к тому принудили его непогода, недостаток в зарядах и в припасах съестных. Не привычные к холодам Турки страдали в свою очередь; болезни начали меж ними распространяться. Король подкупил Хана; Турки склонились к миру; он был заключен Октября семнадцатого.

Сущность договора была такова; Бела Церковьи Паволочь должны принадлежать Польше, а Бар и Меджибор Туркам; Запорожье поступает также под Султанское покровительство; касательно пределов Подолии, они будут показаны в Стамбуле. Аманаты, взятые из Поморян и во Львове, будут освобождены; отнятые в Святой Земле от Католиков и отданные Грекам храмы будут возвращены Католикам; дань, наложенная на Польшу трактатом Буджановским, уничтожается; Татарам Липкам или Литовским позволяется возвратиться с женами, детьми и имуществом в Крым, но не позже, как в продолжении года; Татары и Турки обязываются давать Полякам вспомогательные войска; Хану будут запрещены всякие грабежи в Польской земле; от Короля и Республики вышлется в Стамбул Посол для окончания переговоров.

Ибрагим, Князь Константин Вишневецкий и Подкоморий Владимирский, Юрий Вьельгорский подписали трактат; до подписания Король находился в столь стесненном положении, что решился было пробиться сквозь неприятеля или умереть. Счастливый случай избавил его почти от верной погибели: артиллерийский Генерал Контский, разсматривая погреба Журавинского замка, нашел в них мортиру; он бросил из нее несколько бомб; Турки заметили, что дотоле у осажденных не было бомб; а перед тем в Турецком стане распространился слух, что Радзивил приближается к Королю с Литовцами. Полагая, что эта помощь пришла, Сераскир поспешил примириться.

В этом походе участвовали козаки, хотя в малом числе, под начальством Гоголя, остальные оберегали Украинские границы. Турки возвратили обывателям три тысячи возов награбленного добра, освободили пятнадцать тысяч пленников, и начали переправу через Днестр. Расположив войска на зимние квартиры, Король приказал Яблоновскому наблюдать, чтобы, выходя из Государства, враги не грабили жителей, и поехал в свои владения Злочовские, где застал Послов Английского и Французского; оба предлагали посредничество свое между Польшею и Турциею, последний привез Королю орден Святого Духа.

В следствие трактата Журавинского отправлен был в Константинополь Великий Посол, Хелмский Воевода Ян Гнинский, для разграничения Подоля и Украйны. Он надеялся что-нибудь выторговать и основал свою политику на игре слов: доказывая, что «слово Украйна значит край страны,» он требовал Бура и Немирова, которые находятся на краю страны; также «и Подолия значит страна низменная.» И так Туркам принадлежит Каменец с принизьем, а не то, чего они требуют. Но как Турки худо понимают игру слов, то Визирь Гнинскому на его каламбуры отвечал с гордостию и с презрением: «ты приехал сюда, чтоб утвердить буквально трактат Журавинский. Белой Церкви и Паволочи я не хочу потому, что мы вам отдали их под Журавною; а Бар, Меджибор, Немиров, Кальник и Запорожье принадлежат Порте.» Гнинский принужден был утвердить эту статью, с тем, чтоб гарнизоны тех городов были с своими пушкаши свободно пропущены; чтоб Католикам в Каменце был предоставлен один костел; чтоб пленники были освобождены и заложники выпущены. А Республика обещала не вмешиваться в дела козаков, доставшихся Порте.

Насчет Турции Польша успокоилась Нечем, кажется, было ей гордиться в трактате Журавинском и в Константинопольской ратификации; но она возгордилась, возобновила требования и притязания к Царю, и вскоре в Москву приехал Резидент Свидерский с Королевскою грамотою.

В ней Король хвалился подвигами, увенчанными миром без содействия Христианских держав; жаловался на Киевского Воеводу Князя Голицына, который, пренебрегая заветную пятиверстную черту от города, целое лето не пропускал в Белую Церковь провианта, разными грабежами и раззорениями вытеснял из Василькова жителей, и ссорился с Польскими начальниками. А на Самуйловича была иная жалоба: она состояла в том, что он именует себя Гетманом обеих сторон Днепра и присвояет себе города и полки Заднепровские. Прилагая Царю подлинные письма Гетманские, Король просил на этот счет скорейшего удовлетворения.

Феодор не медлил; на третий день Свидерский был отправлен с следующим ответом: «Хотя, по договору Андрусовскому, положено России владеть землею на пять только верст от Киева; но, по Буждановскому договору, Польша уступила Турции западную Украйну: Россия отняла эту Украйну от Турции. Признанный Россиею, Турциею и Польшею, западный Гетман Дорошенко объявил себя и все свои города и земли Царскими верноподданными, и так Польше дела нет до Украйны. Что касается до ссоры Киевского Воеводы с Коммендантом Белоцерковским, Царь запретил Воеводе продолжать эту ссору; остается Королю запретить тоже Комменданту.; а Самуйлович не виноват, именуя себя Гетманом обеих сторон Днепра: таков был его титул и при Царе Алексие Михайловиче; нынеже прото знать скорее Туркам, а не Полякам.»

Порта приготовлялась к войне с Россиею и начала освобождением, по совету Константинопольского Патриарха, из Семибашенной Юрия Хмельницкого. В Малороссии не хотели верить его универсалам: его считали давно покойником; но эти универсалы были действительно им подписаны; он воскрес; то была предсмертная судорога несчастливца. Султан, дав ему титул Князя Сарматского, Гетмана войска Запорожского, приказал собирать войска в восточной Украйне, на пустырях селить слободы на свое имя и потом, соединясь с Ибрагимом и с Татарами, идти к Чигирину, а оттуда к Киеву. Князь Сарматский вступил в переписку с Запорожцами, и уже успел было преклонить Сирка на сторону Султана, когда Самуйлович перехватил одно из писем его и стал прилежно надзирать за поступками Кошевого; тогда же зная, что Дорошенко неминуемо воспользуется смутными обстоятельствами, он выпросил для бывшего Гетмана Чигиринского у Государя близ Москвы Ярополческую Волость, из тысячи дворов состоящую, и нашел предлог самого его отправить в Москву. Напрасно Дорошенко умолял после Государя отпустить его на родину; постоянно получая отказ, он рвался и не мог броситься в вихрь междоусобной войны, раздуваемой Юрием. Строжайший надзор преследовал каждый шаг раззорителя Украйны.

Пока Юрий приближался к Чигирину, в восточной Украйне составился заговор против Самуйловича. Полковники: Переяславский Дмитрашко и Прилуцкий Лазарь Горленко, Петр Рославец и Нежинский протопоп Адамович были главами и зачинщиками. Рославец и Адамович поехали в Москву и начали доносить об измене Самуйловича. Потом просили, чтоб Государь отделил от Гетманщины Стародубский полк и отдал бы его в управление Московским Воеводам на праве Слободских полков. Государь догадался, что Рославец злобится и клевещет; его взяли, вместе с его товарищем, и отдали в пытку. Под кнутом назвали они заговорщиков, и были отправлены в Батурин. Рославца и Адамовича присудили к казни смертной, Дмитрашка и Горленка к торговой; Гетман облегчил приговор: первых сослали на Москву в Сибирь, последних посадили в тюрьму на время. Государь, чтоб успокоить огорченного Гетмана, отпустил к нему меньшего сына его Григория, с Стрелецким Сотником Васильем Сапоговым, а старший, Семен, остался в Москве.

Тогда началась война с Турками, под предводительством Юрия Хмельницкого и Сераскира Ибрагима. Их шестидесятитысячная армия переправилась через Днестр Июля тринадцатого; Татары пришли к ним в числе сорока тысяч, и Августа третьего стали у стен Чигирина; при Князе Сарматском козаков было всего шестьдесят.

Враги подошли к Чигирину в Июле месяце, окружили город отовсюду и окопались, по выражению летописи, под самые уши. В городе были, кроме всегдашнего гарнизона, один козацкий полк и три городовые сотни полков Лубенского и Гадячского, под начальством Полковника Григория Карповича Коровки. Этот гарнизон был извещен о скорой подсылке помощи от Гетмана, и потому еще бодрее, упорнее держался в стенах. Четыре недели «всеми силами и воинскими штуками, и приступами, и подкопами и гранатами города доставали, но козаки крепко боронилися и на выпор выходячи, много Турков побили.» Августа семнадцатого Гетман и Ромодановский прибыли к стенам и отправили в Чигирин свежий отряд: полторы тысячи козацкой пехоты и полк «Москвы», то есть тысячу драгунов. Этот немногочисленный отряд, не смотря на несоразмерное число осаждающих, подошел к Чигирину со стороны, занимаемой Татарами, врезался в их толпы и пробился в город. Сераскир, Хан и Юрий были поражены такого решимостью. Их главным занятием было устройство шанцев и подкопов. Но когда дошло до них, что козацко-Русские войска приближаются, то решились взять приступом. Августа двадцать седьмого подкопы были взорваны; в тоже мгновение толпы Магометан всколебались и двинулись в город: они ползли на стены, открывали себе путь новыми проломами; желая преклонить Чигиринцев, Юрий выставил знамя с изображением Креста;— все тщетно. Козаки вступили в рукопашный бой, битва длилась и ночью.

В то время, когда в Чигирине происходила кровопролитная борьба верности с предательством, у Бужинской пристани было другое кровопролитие: отдельный Татарский отряд занял переправу, чтоб не перепустить через Днепр Самуйловича и Ромодановского. Ночной порой козаки переплыли на правый берег, сделали укрепления и под их защитою Гетман и Боярин, с войском и с пушками, на разсвете, явились на том берегу. Началась битва; Осман-Гирей, сын Ханский, восемь мурз и десять тысяч Крымцев легли на месте.

Еще у стен Чигирина битва продолжалась, когда пришло известие о поражении Татар. Оно всколебало Орду, под городом стоявшую. Новое известие и того более озадачило Хана и Сераскира. Князь Василий Васильевич Голицын, который находился у Днепра в местечке Пивах, двинулся к Чигирину. Шестидесятитысячное войско приближалось на помощь осажденным; оставя лагерь, обоз, пушки, Августа двадцать девятого Турки обратились в бегство; при переправе через Днестр, Татары, мстя за свою потерю, начали резаться с Турками. Полковник Переяславский Лисенко и Стольник Косагов гнались до Ингула за бегущими, но не могли догнать. Поход Юрия под Чигирин кончился; началась за этот поход расплата Султанская: Сераскир Ибрагим и все начальники Турецкие были казнены; Селим-Гирей, Хан Крымский, скрылся на Кавказ от той же участи; несколько десятков пленников, взятых Турками под стенами Чигирина, были торжественно казнены перед Сералем. Юрий счастливо отделался: ему велено готовиться на будущее лето в новый поход под Чигирин и под Киев.

Первый был почти разрушен; близлежащие поля и выгоны были изрыты шанцами, рвами. Гетман, исправя в городе что было повреждено, изгладил укрепления; в наново отстроенные стены ввел пятнадцать тысяч козаков, поручил их Полковнику Григорию Коровке и Воеводе Ивану Ивановичу Ржевскому; прежних Старшин тамошних, к которым не имел доверия, отправил в восточную Украйну и отступил с своими полками к Киеву. Черкассы, Жаботин, Мошны, Медведовка, Драбовка были укреплены и снабжены войском; Стародубский полк отдан сыну Гетманскому Семену, отпущенному из Москвы Государем; а на место Семена Гетман отправил в Москву другого сына своего, Якова, с наставником Иеромонахом Герасимом.

Старик Сирко не был участником славы Чигиринцев. Он был тогда в согласии с Ханом, не шел против, отчизны; но зато и не преследовал врагов ее. Гетман писал к нему: «Бог потерпит тебе; Он будет судить тебя за то, что, в безславие себе и на пагубу Украйне, ты бусурманский единомышленник». Но в это время случилось в Украйне дело новое, обратившее негодование многих Малороссиян на Самуйловича: в скарбу не было денег, чтоб заплатить жалованье козакам Дорошенка и Гоголя, передавшимся Гетману; он учредил аренду на горелку. Это нововведение помогло удовлетворить войско; но народ понял, что Гетман мог бы найти другие пути к обогащению общественного скарба; стесняя промышленность, он не только стеснял многие лица в частности, но вообще весь край, весь народ, от которого зависит благосостояние народного скарба. Беден ли народ? Беден и скарб народный. Самуйлович обогатил казначейство единовременно; но зато проложил путь к обеднению частных капиталов, отнял средства к своевременному удовлетворению ежегодных обязанностей; а многие навсегда лишились возможности удовлетворять их.

Мурад-Гирей, новый Хан Крымский, по повелению Султана, начал переговоры о мире. Его Посол в Москве употребил все усилия, чтоб склонить Царя к отдаче Чигирина Туркам и к переселению Заднепрских жителей. Этим ничтожным делом можно отвратить многие опасности, говорил он Боярам; но переговоры с Россиею не то, что переговоры с Варшавскою Речью Посполитою.

Русский Посол в Константинополе объявил, что Царь будет вести войну, пока Султан не отречется от прав на всю Украйну до Днепра, и пока не уступит Азова. Можно судить о гневе гордого Султана. Отпуская в Москву Царского Посла, Верховный Визирь Кара-Мустафа сказал, объяви Царю, что вскоре я выступлю против Него с безчисленным войском, и советую Ему, для владычествования в Украйне, Чигирине и Азове, вывести такую армию, которая могла б покрыть вою землю.»

Вот был Собескому час возвратить отчизне все, ею потерянное; союз с Турками, и Россия — младенец, может быть, не устояла бы противу двух взрослых народов. Она б ослабела на столетие, на два, — явилась бы Уния, опять толки о месте Малороссийского Митрополита в Польском Сенате. Жиды чертили бы святые хлебы мелом и углем; магнаты называли б Гетманов псами; шляхтичи Варшавские честили бы шляхетство наше и козаков хлопством, нашу веру— верою хлопскою. Скороли бы родился новый Богдан Хмельницкий? Неизвестно: такие люди не каждый век родятся. Москва много бы потеряла, Украйна — еще более. Выиграть могла одна Польша. Недоставало Полякам войны заодно с Турками против России. Но что мог сделать какой бы то ни было Король с бурными головами тогдашних магнатов, и с Сеймами Варшавскими; — эти Сеймы и эти головы были вместилища вихря. Я переведу слова Польских Историков: «Козни богатых домов, вмешательства Королевы в дела Государственные, слабость Собеского к жене, не позволяли прекратить злоупотреблений, вкравшихся в правление. Сеймы начинались и оканчивались спорами богатых фамилий. По недостаткам казны войско должно было, немедленно после мира Журавинского, быть распущено. Леопольд, угрожаемый Турками, старался вовлечь Республику в союз против них. Ян долго не соглашался, зная недоброжелательство Австрийцев к Полякам; но Нунций Папы Иннокентия уговорил его.»

Москве нечего было бояться Варшавы; там Сейм вел дела, приняв постоянное направление к гибели Польши. В Москве было принято другое направление, столь же постоянное: триста шестьдесят тысяч квадратных миль и миллион войска. Россия ждала Петра, Польша Екатерины.

Начался новый год. Надлежало удержать Сирка и Запорожцев в повиновении. Это дело возложено было на Стольника Василия Перхурова. Посмотрим на различие мер Алексия и Феодора с мерами Сигизмунда — го и его преемников. Как удерживали Короли Украйну в повиновении, то мы видели от 1592 года по 1646. Ныне в Батурин прибыли Государевы: Генерал-Маиор Григорий Косагов и Подъячий Иван Богданов; они привезли Гетману ферезь бархатную на соболях, с каменьями, в пять сот рублей, и Старшинам, в награду за Чигиринский поход, деньги и соболи. По просьбе Сирка, Запорожцам было прислано годовое жалованье, пушки, свинец, Царское знамя; и ничто не могло преклонить Кошевого и Гетмана на возстание. Напрасно Юрий из Молдавии хлопотал о том; Сирко переслал к Царю переписку с Юрием и присягнул ему в верном подданстве. Государь приказал отправить Полтавский полк на Запорожье, по видимому—для соединения с Запорожцами, поистине—для надзора над ними.

С первым появлением весны, в Марте месяце Юрий, предводительствуя Татарами, пришел уже в полк Переяславский и начал разорять берега Росавы. Мурад-Гирей, преемник Селима, желал показать этим усердие Султану. В Малороссии мещане, посполитство, мастеровые, ремесленники брали оружие и становились в ряды. Духовенство провозглашало войну с ненавистниками веры Христианской. Черниговский Архиепископ Лазарь Баранович пел молебствия о счастливом окончании войны. Касимовский Царевич Василий Арасланович, Окольничий Князь Константин Осипович Щербатов, Стольник Семен Федорович Толочанов привели войска из Москвы; над ними принял начальство Ромодановский; к ним присоединился Самуйлович и соединенные силы наши составили стотысячную армию. Поджидая прибытия Донцов и Князя Булата с Черкесами и Калмыками, в первых числах Июля, войска наши переправились через Днепр ниже Бужина и заняли поле на правом берегу Тясьминя.

Верховный Визир Кара МустаФа, Крымский Хан и Господари обоих Княжеств расположились с таким же страшным войском под стенами Чигирина Июля восьмого. Оно состояло из осьмидесяти тысяч Турков, Молдаван и Волохов, тридцати тысяч Татар, и четырех тысяч козаков Юрия Хмельницкого. Коровка и Ржевский трудились над наружными укреплениями. Турки напали нечаянно на работавших, часть гарнизона вышла на подкрепление, и после четырех часовой битвы, потеряв до двух тысяч человек, Турки были отражены. Тогда Визирь отправил Алепского Пашу к Бужину для наблюдения за Самуйловичем и Ромодановским, а Каплану Паше приказал занять возвышения между городом и нашим лагерем. Алепский Паша вступал в отдельные стычки с козацкими и Московскими отрядами; Визирь и Хан кидали гранаты и бомбы в Чигирин, подводили подкопы, приступали с разных сторон. Осажденные, не довольствуясь отражением неприятеля, делали частые, смелые вылазки, врывались в шанцы к Янычарам, кололи их, брали в плен, и удивляли самих врагов непреодолимым мужеством. Давно ожиданные Донцы, Черкесы и Калмыки пришли наконец в Русский стан, в последних числах Июля; не медля ни дня, Гетман, тридцать первого, начал битву кровопролитную с Алепским Пашею; она продолжалась целый день. Отчаянно защищали Турки занятое ими место; но, уступив превосходным силам Христиан, тронулись оттуда и присоединились к Каплану Паше на разсвете.

Тогда войска наши придвинулись к городу, «подобно облаку, извергающему из недр своих дождь и громы. Турецкая армия, расположенная на горе висела над ними.» Так выражается один из Историков наших. В этом убийственном огне много погибло в рядах Гетманских и у Боярина. Ночью Черниговский Полковник Василий Бурковский начал пробираться в Чигирин. Этот отряд не успел еще подойти к горе, как испуганный собственною решимостью, не ожидая команды, дал залп по спящим Туркам и разбудил их. Битва началась с новым ожесточением и продолжалась целый день; наши принуждены были заночевать на месте. Это было в пятницу. В субботу рано весь строй Самуйловича и Ромодановского всколебался и пошел на гору. Козаки сбили главную Турецкую баттарею, отняли двадцать семь пушек с лафетами и погнали Турков вниз; они бежали, оглядываясь; наши гнались за ними запальчиво, с самонадеянностью людей, одержавших начало победы; вдруг Турки оборотились лицом к горе и погнали наших назад: они рубили козаков до самой подошвы горы, где один из Полковников обкидал свой отряд рогатками и остановил стремление нападавших. Бегущие козаки вскочили в рогатки; остальные силы Гетмана и Московские присоединились к ним. Турки видя невозможность долее бороться, бросились к Тясьминю; Визирь приказал сжечь за собою мост; толпа сбилась на узком пространстве перекладин: приказание Визирское было исполнено преждевременно. Пока теснились Турки, скидывая друг друга в воду, мост запылал, обрушился, остальные бегущие с его обломками повалились в воду. И доныне осталось предание об этой гибели Музульман; от отца к сыну переходило оно, и Чигиринские жители указывают то место, где паром соединяет низменную часть города с верхнею.

Гетман и Князь придвинулись к городу и стали лагерем под лесом и над озером, ввиду, бывшего дворца старого Хмельницкого и кладбища. Семь суток они стояли, не трогаясь с места, не начиная битвы, отдыхая после кровопролитий прошлой недели. Они довольствовались тем, что могли иметь сношения с гарнизоном, и потеряли всю выгоду победы. Их бездействием успокоенный Визир приготовился к приступу упорнейшему. Гетман, на смену в Чигирин, послал свежее войско и вызвал оттуда полк Гадячский и другие бывшие в гарнизоне. Новая ошибка. Привыкшее удерживаться в городе, обстрелянное в продолжении долговременной осады, войско было заменено таким, которому показалось ново видеть гранаты, бомбы, осколки стен. В пятницу взорвало часть стены, граната влетела в пролом; Ржевский встретил ее грудью: с его смертию в городе водворился величайший безпорядок. В субботу Турки начали засыпать землею рвы. Августа десятого, в воскресение, весь гарнизон вышел в табор честить день праздничный, отобедал, перепился, возвратился в город и уснул. Пользуясь этим случаем, враги бросились сквозь пролом и через засыпанные рвы. Гарнизон проснулся, и вместо того, чтоб бежать к пролому, как бывало делали привычные к приступам его предшественники, он пустился из города бегом, столпился на плотине: люди начали падать в воду и несколько тысяч козаков смешались на дне Тясьминя с врагами, им поглощенными на прошлой неделе. Только пехота козацкая, под горою за церковью, и Московской отряд, на горе в замке, оборонялись до ночи. Турки оставались в городе и за городом, у Тясьминя и за Тясминем, до вечера; рубили козаков, женщин, детей. Визирь хотел пощадить двух молодых козаков. Переводчик, Христианин, сказал им, что если они отрекутся от веры, то Визирь им подарит жизнь. Это были два родные брата. Старший начал упрекать переводчика за то, что, будучи Христианином, он уговаривает единоверцев на богоотступничество; ему сняли голову. Визирь уговаривал младшего, советовал, грозил; козак стал на колени, обнял тело брата, протянул шею и сказал палачу: «отруби голову и мне.»

Наступила ночь, Сердюки заняли плотину; Туркам был прегражден обратный путь. Остававшиеся в замке войска набили пушки порохом, и зажгли замок. Потом построились в колонну и, сделав по Туркам ружейный залп, уперлись в них копьями; ряды Турецкие раздвоились; стройно и мерным шагом козаки вошли в Гетманский стан. В это время начался уже взрыв замка, двадцати набитых порохом пушек, запасов, магазинов. «Арматы, в замке запаленные, порох силою своего духа порвавши, с великим треском, весь воздух тем осветивши, вгору далеко подноситы, а с горы на обозы пущаты начали.» Уже казалось взрыв кончился. Турки успокоились; вдруг остальная пушка лопнула, за нею взлетела стена; груды камней, осколки меди упали на Турков, истребили множество и стихло все.

В понедельник, перед восхождением солнца, поднялся весь стан Самуйловича и Ромодановского и рушился на Днепр к окопам Бужинским. Их переход был медлен. На каждом шагу обезпокоенные Турками, во вторник они остановились на старом месте, где был прежде стан, и подновили укрепления.

Кара-Мустафа раззорил Чигирин до основания, и пошел по пятам Гетмана. Турки, Волохи, Татары, Молдаване и Юрий Хмельницкий все двинулось к Бужину. Начался семидневный бой. День и ночь Визирь возобновлял нападения на Гетманский стан; день и ночь был отражаем с гибелью многих воинов своих и Гетманских. Наконец Самуйлович решился на битву кровопролитную, — на бой, «яковый нынешнего века в краях здешних не был виденный.» Гетман уговорил Ромодановского действовать решительно. Августа девятнадцатого противники столкнулись. «Затмилось солнце от густого дыма, из огнестрельных орудий тогда исходившего; изнемогала земля под тяжестью великих сил воинских; пускаемые из многочисленных луков стрелы падали на оную, как частые капли дождевые; повсюду сыпались пули, в виде огненного града; пушечная пальба подобно страшным громовым ударам, неумолкно раздавалась.» Козаки, лишась одной руки, рубились другою. После огня начался бой рукопашный; под Визирем было убито два коня; летописи сохранили имя Прилуцкого Полковника Федора Молчана, как достойного сподвижника Гетманского; он был приметен в многочисленных рядах безбоязненных товарищей. Наконец, потеряв две трети войска, Визирь бежал с остальным. Самуйлович и Ромодановский не погнались за ним, но бросились в покинутый лагерь, где нашли пустые шатры и одних верблюдов с чучелами. Так были наказаны они за жадность и необдуманность. Одно это спасло Визиря и остаток его армии от совершенного истребления.

Повествуют, будто бы Хан и Визирь грозили Ромодановскому казнию сына, бывшего тогда в Крыму, если он или Гетман станут их преследовать.

Визирь, возвращаясь в Турцию, приказал Мимар-Аге заложить две новые крепости близь Очакова, чтоб удержать козаков от появления на Черном море. Эту работу прикрывали шесть полков Янычарских под предводительством Каплан-Паша. Но едва началась постройка, явился Сирко с пятнадцатью тысячами Запорожцев и с отрядом Перхурова, разогнал Янычар и изрубил работников.

Молчан получил от Государя похвальную грамоту. Самуйлович другую бархатную ферезь в пять сот рублей. Сыну его, Якову, было позволено приехать в Батурин для свидания с ним. На место его в Москву потребовали Григория. Они получили по три пары соболей и по объяри. Старшины и Полковники были также награждены атласом и соболями; но Ромодановским Государь был недоволен за то, что он Визирю позволил, спастись; и его отозвали в Москву из Малороссии.

Желая наградить войска, защищавшие Чигиринский замок, Гетман составил из них шесть полков полевых Сердюцких, то есть непременных пехотных, как они были за Короля Батория. Жалованья им было положено в год по трй рубля на человека; Старшинам по чинам и по мундиру на два года. Этот мундир состоял из куртки, с красными рукавами, набитой шерстью и полосами выстеганою; из шаровар суконных голубых и из доломана белого сукна, которое тогда называлось Габою, с воротником по-пояс. Чтобы прикрыть эту новую издержку, наложен был новый налог на посполитство: по алтыну с дыму. Так Самуйлович приготовлял свое собственное несчастие, навлекая на себя народную ненависть откупами и поборами.

Выходя из Малороссии, Турки не покинули надежды на овладение западною Украйной. Усилив Черкассы, Юрий отправил своего Наказного Яненка, с небольшим отрядом, для завоевания городов. Это походило более на набег шайки разбойнической, нежели на борьбу сына Гетманского с согражданами, его ненавидящими. Первый, Канев—пал под ударами отверженца; преданный огню и мечу он примером устрашил другие города. Мошны, Корсунь, Жаботин, испуганные лютостию Яненка, сдались; только малое число жителей перебежало на левый берег Днепра. Самуйлович выслал к Каневу несколько сот козаков: они пали под превозмогающею силою грабителей. Пользуясь успехами Юрия, Поляки выступили из Кальника, Немирова, Линец и Жорнища. Юрий основал столицу свою в Немирове, Яненко поселился в Корсуне; весь Запад был занят Татарами и сообщниками Князя Малороссийской Украйны.

С новым годом начались новые кровопролития: Яненко возстал на Хмельницкого; провозгласил себя Гетманом; ворвался в Украйну восточную; соединясь с Белгородскими Татарами, раззорил селения в окрестностях Козельца, Носовки, Ирклеева, Яблонева и захватил в плен жителей. Юрий с четырьмя Крымскими Султанами выступил против него, и предпринял опустошение полка Лубенского. Семен Самуйлович пошел на Хмельницкого и на Яненка. К весне выпали глубокие снега, потом настала необыкновенная в наших краях стужа; большая часть людей и лошадей Юриевых погибла. Он возвратился от Яблонева; Яненко бежал в Черкасы. Молодой Самуйлович овладел Корсунем, Мошнами, Драбовкой, Жаботиным, а наконец и Черкасами, откуда Яненко заблаговременно скрылся. Булатное зерцало, гладкая золоченая пищаль, десять аршин бархата и сорок соболей были Царской наградой победителю.

Тогда начались переговоры с Венским Кабинетом; Царь склонял Цесаря к союзу наступательному и оборонительному, просил посредничества между ним и Польским Королем. С этими предложениями явились, Июня двенадцатого, в Вене великие и полномочные Московские Послы: Ближний Боярин, Наместник Суздальский Иван Васильевич Бутурлин; Окольничий, Наместник Каргопольский Иван Иванович Чадаев, и Думный Дьяк Лукьян Голосов. Цесарь обещал стараться о вечном мире между Россиею и Польшею: но насчет союза сказал, что он может вооружить Францию против Римской Империи, ибо мог бы стать опасным для Польши, с которою Франция в тесных связях.

Пока переговоры продолжались, многочисленное Царское войско придвинулось к границам Турции. Казанский Наместник, Боярин, Воевода Князь Михайла Алегукович Черкасский был главнокомандующим. Под его начальством находились Воеводы: Петр Васильевич Шереметев; Князь Федор Юрьевич Борятинский; Наместник Тверский, Князь Михайла Юрьевич Долгорукий; Князь Григорий А?анасевич Козловский; Мван Богданович Милославский и Венедикт Андреевич Змеев. Кроме того, сильные отряды разместились вокруг Киева: один Псковский и Новгородский под начальством Князя Ивана Андреевича Хованского; другой отдельный, под начальством Князей Никиты Семеновича Урусова, и Данилы Афанасьевича Борятинского, да Ивана Петровича Лихарева. Полковник, Голова Московских. Стрельцов, Стольник Василий Перхуров стал на Запорожье; а на Белгородской дороге Князь Яков Семенович Борятинский. Так ополчился Царь не для притязания к Туркам, но для охранения границ своих; он предвидел новое нападение Султана на Украйну, после неудачной двухлетней войны.

Генерал Гордон укреплял Киев. Полковник Степан Иванович Янов наводил через Днепр мосты на якорях, дотоле невиданные. Гетман Самуйлович поднимал высокий вал вокруг Печерской обители. Войско Гетманское соединилось с войсками Царским и составило громадный оплот против Магометан; боясь об него разбиться, они остались в совершенном бездействии.

Все же Крымцы тревожили нас опустошительными набегами; то быстро исчезали в степях Украйны, то нежданно появлялись в селах ее и даже под Киевом; одни Запорожцы могли противустать налетам Орды полукочевой. Мурад-Гирей обратил против них оружие; он с Янычарами ворвался ночью в Сечь. Сирко разбил и разсеял хищников; они бежали; Кошевой погнался с пятнадцатью тысячами товарищей, разорил Татарские селения, взял в плен четыре тысячи Крымцев, ограбил грабителей и, возвратясь с добычею домой, написал к Хану следующее письмо примечательное, важное для потомства. Оно лучше всех характеристических описаний изображает нрав отважного и, можно сказать, последнего Кошевого. Его преемники были призраки прежних Кошевых:

«Ясне Вельможный Мосце Хане Крьшский и со многими Ордами близкий наш; сосед!

Не полагали мы ввесть в неприязнь и в войну с вами наше войско Низовое Запорожское; но увидели в прошлую зиму, что вы сами стали зачинщиком, послушав шального и безумного Визиря Цареградского. Вы приходили с Янычарами и со многими Ордами Крымскими и, ночной порою, вырезав нашу стражу, стоявшую за Сечью, подослали к нам пятнадцать тысяч Янычаров, с приказом (это стыдно и не по-рыцарски) всех нас молодцов, сонных и беды неждавших перерезать, передушить, нашу кучку Сечовую опрокинуть с основания и разорить; а сами с Ордою возле Сечи Вы стояли, чтоб молодцов, бегущих от нежданной смерти, ни одного не выпустить.»

«Но Христос Бог и Спаситель наш премилосерднейший переменил ваш замысл нам на добро. Нашу гибель обратил на главы Янычаров. О чем сам Ваша Ханская милость ведаешь. Люди, забавляющиеся промыслом рыцарским, люди правоту любящие, мы никак не ожидали этого замысла, этой недышкреции. Мы не остерегались, не изготовились к отпору. Един Бог был защитник наш. По примеру древних предков и братий наших, мы решились не тайно, а явно отомстить Вашей Ханской мости. И Бог сердцеведец помог нам, справедливым, погостить в панстве Крымском, получше нежели Вам близь кучки Сечевой.»

Если Вам не понравилось наше посещение, тому причина таковая: козаки не одной матери и нрава не одного; один из них стреляет вправо, другой влево, третий прямо; только и хорошо, что промаху не дают; впрочем и эту нескромность они у вас заняли, не сами выдумали. Вы нас не приняли за гостей и за добрых рыцарей, вы захватили переправу, через которую должны были мы возвращаться, и надеялись нас целиком проглотить; но и здесь Господь Бог, за нашу правду, допустил нас восторжествовать над Вами. Если мы обезпокоили Вашу Ханскую милость, если мы в чем-нибудь были не скромны; то ты должен нам, Ваша Ханская милость, простить, (выбачиты}, во уважение того, что мы привыкли за недышкрецию недышкрециею платить. Тебе странно, что эта крохотная горсточка Запорожцев осмелилась воевать твое многолюдное и знаменитое панство? Этого и небыло б, когда б ты сам не подал оказии.

«Нейди вторично на нас войной; не то опять мы к тебе пойдем; не через Сиваш, а на Перекоп, прямо; и не выйдем из Крыму, пока, с Божиею помощию, всего не разорим. Самусь и Кушка, Атаманы Кошевые, воевали по Черному морю; по них в 1575 году Богданко весь Крым разорил; 1609-го Конашевич Сагайдачный взял Кафу; потом, в 1621-м, перед Гетманством Богдан Хмельницкий овладел вашими кораблями и каторгами, и счастливо в Сечь возвратился.[1] В 1629 году наши братья Запорожцы коснулись и самых стен Константинопольских, довольно и их ружейным дымом окурили, и Султану страху задали. В 1633 году Сулима, в своих моноксиллях, (лодки Запорожцев), вниз по Днепру, мимо Киммерийского острова, Черным морем, в Меотийское озеро заплыл и чуть было не взял Азов. Мы брали Синоп и Трапезонт; мы разоряли берега Азиатские; мы Белграду крылья прижигали; Варну, Измаил и многие крепости Дунайские мы обращали, в ничто. Если Ваша «Ханская милость не поверишь, так прикажи писарям твоим поискать в Крымских и Константинопольских летописцах: там увидишь немерцающую славу козацкую. Наследники давних Запорожцев, мы идем по их следам; не хотим с Вами ссориться; но ежели увидим опять Вас зачинщиками, то не побоимся опять к Вам придти.»

Вскоре Молдавский Господарь Дука заступил место Юрия; Султан дал ему Гетманство и назвал Князем Малороссийской Украйны. Чтоже сталось с изменником, с опустошителем родины — сыном великого Хмельницкого? Над ним гремело отцовское проклятие, пророчески произнесенное Богданом в предсмертным час: «Анафеме предаю того, кто его совратит с пути истины и сотворит притчею во языцех, в людех посмеянием. Предаю анафеме и самого его, если он пойдет путем строптивым и удалится от правоты, чести и христианских добродетелей.»

Совратителем с пути истины был Поляк Виговский. Проклятие освободителя, благодетеля, отца родины было не соразмерно с силами низких людей. Оно раздавило и искусителя и искусившегося. Их палачами были Поляки: перваго разстреляли, второго…

Иные, ослабляя истину или не зная о ней, говорят, будто бы Запорожцы убили Юрия близ Очакова; но в Польских делах, хранящихся в Коллежском Архиве, сохранилось описание кончины его:

Поляки выкололи ему глаза, повесили за ребро мучили разными муками и налили олова в рот.