Глава XXXV
Глава XXXV
Детство Матвея Платова. Суворовская школа. Платов — атаман Екатеринославских и Чугуевских казаков. Представление Императрице Екатерине II. Награды. Арест при Императоре Павле. Платов создатель «Платовской» лавы. Стихотворение о Платове Жуковского. Поучения Платова: о добыче, об убитых. Возвращение Платова на Дон после заграничного похода. Кончина Платова.
Матвей Иванович Платов родился 6-го августа 1751-го года в Старо-Черкасской станице. Отец его войсковой старшина, выслужившийся из простых казаков.
В детстве — бедность. Поэтому недостаток образования. Учить нужно было посылать в Москву, Киев или Воронеж; на это нужны были средства — их у отца Платова не было.
От отца и матери Матвей научился читать и писать по-Русски, да был твердо наставлен в православной вере. От них же наследовал он страстное обожание своей родины — Тихого Дона. От них наслушался о прошлых подвигах Донских казаков.
Юность — походы и великая Суворовская школа. От нее многому научился и многое перенял юный Платов.
С 13 лет Платов в строю урядником. В 19 лет Платов сотником в Крыму при князе Долгоруком. Молодец офицер, лихой наездник, исполнительный, храбрый и доблестный, он скоро дослужился до чина есаула и был назначен командиром конвойной сотни, составленной из казаков разных полков.
В 23 года Платов полковник и командир своего имени полка. Он отличается на Кубани в боях 3-го апреля 1774-го года. Потом попадает в отряд Суворова, посланного для разыскания и рассеяния разбойничьих шаек Пугачева.
Во вторую турецкую войну Платов знакомится с Потемкиным. В 1790 году идет с Суворовым на штурм Измаила.
Потемкин сразу заметил и отличил молодого полковника, командира Донского казачьего полка. Он назначил сорокалетнего генерал-майора Платова атаманом Екатеринославских и Чугуевских казаков. Он же доложил Императрице Екатерине II о подвигах Платова, и Императрица пожелала лично познакомиться с молодым героем. Платов был вызван в Петербург. Императрица обласкала Платова, наградила его орденом святого и равноапостольного Владимира 2-й степени и саблею, украшенною алмазами, с надписью «За храбрость».
При Императоре Павле, в 1799-м году, Платов, находясь в Петербурге, просил об увольнении его в отпуск, на Дон, к семье. На него был сделан донос, будто он едет на Дон с целью поднимать казаков на бунт. На полпути на Дон Платов был арестован и отправлен сначала в Кострому, а оттуда в холодный каземат Петро-Павловской крепости в Петербурге.
Потом было… как в сказке… Государева ласка… Посылка с чрезвычайным поручением на Дон поднимать казаков в поголовное ополчение для похода… «на Индию»…
Пятидесяти лет, в 1801-м году, Платов — атаман войска Донского. Потом — походы… походы… походы… Пруссию сменяет Турция. С рек Алле и Пассарги на реку Дунай; потом с Дуная на Вислу и Березину — тяжелая отечественная война и заграничный поход. Годы: седло, дорожный тарантас и коляска…
В эти войны с Наполеоном, когда Платов был противопоставлен лучшей тогдашней польской и французской коннице, Платов выработал свою сноровку бить неприятеля, свою казачью Платовскую лаву. В. А. Жуковский в стихотворении «Певец во стане Русских воинов» такими блестящими и меткими словами очерчил нам Платова, как героя победителя французских войск:
…«Хвала! Наш вихорь-атаман!
Вождь невредимых — Платов!
Твой очарованный аркан —
Гроза для супостатов.
Орлом шумишь по облакам.
По полю волком рыщешь,
Летаешь страхом в тыл врагам.
Бедой им в уши свищешь.
Они лишь к лесу — ожил лес: —
Деревья сыплют стрелы.
Они лишь к мосту — мост исчез.
Лишь к селам — пышут селы»…
Платов был не только конным воином-казаком — он был и более того — одним из замечательнейших людей того времени. Он вырос среди Екатерининских «орлов». Румянцев, Потемкин и Суворов были его учителями и воспитателями. От Суворова воспринял Платов живую образность суворовского языка в словесных поучениях и приказах. От больших людей, при которых он состоял смолоду, воспринял широту взгляда; он бывал у Императрицы Екатерины II; он узнал несправедливый гнев и ласку Императора Павла. Он имел время в ссылке и тюрьме многое продумать и понять; он был обласкан вдовствующей Императрицей Марией Федоровной; с нею он вел обширную и весьма любопытную переписку. Платов был лично известен Императору Александру I. Он был дружен с Кутузовым и князем Багратионом. Они были боевыми его товарищами. Платов видел Наполеона в пору его наивысшей славы, в Тильзите; и видел его в годы его падения, во время отступления из России. Платов повидал почти все столицы европейских государств, и был гостем англичан в Лондоне.
На памяти, почти что на глазах Платова, отшумела кровавая французская революция, породившая Бонапарта Наполеона. Она соблазнила многих и многих — Платова она не поколебала нисколько. Он везде и всюду оставался верным сыном Тихого Дона.
Платов не кончил высших училищ и не был в университетах. Жизнь и общение с лучшими и образованнейшими людьми того времени обтесали его и научили тому, чего не дает никакая школа. У него был суровый жизненный опыт и знание людей.
Платов не оставил после себя «Науки побеждать», как то сделал его учитель Суворов. Поучения Платова, большей частью, словесные, сохранились в памяти его современников. Природный ум и знания Платова блещут в его приказах и письмах. Его непрерывная творческая работа шла для воспитания и образования казака. Для сохранения казака от соблазнов и улучшения его духовной жизни.
Постоянное поучение Платова в станицах, в полках, в поле и в казачьем курене, в палатке и на походе было:
— Помните славу и добродетели и держитесь обычаев отцов своих!
Как красива и не многословна речь Платова, а сколько в ней того, что навсегда укладывалось в простых казачьих сердцах!
— Помни, что дороже всего тебе отчизна твоя. Помни и то, что отчизна эта, или отечество, не одна станица твоя, не один двор твой, да курень, а вся земля Русская, которую из конца в конец не проедешь на коне своем и самом ретивом в пять, не то шесть лет…
Он говорил о смерти:
— Смерти не бойся: ее не минуешь; а бойся постыдной да постылой жизни. Как станут говорить казаки: такой-то, де, копытом смел; а у такого-то пика на перевес не ложится, а тот пару не боится, да дыму не любит — так ведь и стыд, и смех, и грех; да опять-таки и на том свете душа нужна; а кто присягал на одно, а делает другое, не будет прав и перед Богом.
Платов, сам не раз глядевший смерти в глаза, знал, что такое смерть в бою, знал, что не время тут думать о мертвых и убитых; отдать им нужные воинские почести при погребении, и больше о них не думать и не плакать о них. Он говорил не раз:
— А об убитых и раненых будет домашний счет. Дома, в станичном курене, навеки покинутом его хозяином, поплачут и помолятся мать, жена и малые дети. Их это дело — казакам нечего об этом думать. Для них смерть, если она честная в бою, при совершении своего казачьего воинского долга, лишь честь и слава.
Так же, как Суворов, Платов все высшее, духовное, невесомое ставил выше земных благ. Он знал, что такое для казака добыча на войне. От отца и деда он слышал, что раньше казаки и жили только от добычи — в поисках ли, на войне ли. Но знал Платов, что круто изменились с тех пор взгляды на добычу. Было сказано и завещано Суворовым: «Обывателя не обижай — он нас поит и кормит». Он знал, что теперь казак живет не «с травы и воды», но имеет свой земельный участок, свою общинную степь, свои сады и огороды, которые его кормят, и что теперь взгляд в армии на добычу иной. Он отдал приказ о том, что такое добыча у казака и что такое то, что он на своем образном чисто Русском языке назвал «миродерством», что называется взятым с французского словом: «мародерство»…
«Военная добыча — позволено, а миродерство — нет», — писал он. — «Военной добычей называется все то, что отбито у вооруженного неприятеля, что взято в бою, а не воровски; миродерство называется то, коли кто обирает жителей неприятельской страны, или пленных, которых поручено доставить на место; коли казак шарит по дворам да по избам, а за это бьют и Бог велит ответ держать. Что взял с бою ты один — то твое; что взял с товарищами — дели с ними. Коли плох да труслив, — тому нет ничего; а кто едет сзади, да подбирает, тому следует дать плетей при сборе товарищей и отобрать от него все, что накрал»…
Отнятое у французов церковное серебро Платов приказал отдать церкви, и пробудил этим приказом ряд высоких и светлых чувств у казаков.
В пору своих первых успехов в войне с Наполеоном, считавшимся непобедимым, и перед кем благоговело Петербургское общество, в 1807 году Платов такими, полными веры в победу, словами писал из Пруссии Императрице Марии Феодоровне:
«По долгу моему, сколько сил моих и знания доставало, трудился я, всемилостивейшая Государыня, не в похвалу себе, а по истине подданической донесу: в прошедшие месяцы до сего времени шпиговал французов по Вашему благословению изрядно. Брал много в плен их дерзких штаб- и обер-офицеров, а сколько — я и счет потерял; знает про то главнокомандующий армиею, коему я их доставлял. Гордость, а более дерзость французов выбита из головы их. Доведены они до изнурения; кавалерия их дерзкая донскими казаками вся истреблена, а пехоты потеряли они много и много. Сидят они теперь, кроме Данцига, против нас, как мыши в норах…»
Овеянный славой многих побед, награжденный Государем «граф», сын простого казака, сам простой и немудреный сын Тихого Дона, в голубом парадном мундире своего Атаманского полка, увешенный множеством орденов и медалей, с портретом Императрицы Екатерины II в золотом медальоне на груди, Платов после долгого отсутствия возвращается на Дон.
Со всех станиц, с окружных хуторов, потянулись на путь его проезда казаки с отцами и матерями, с женами и с детьми. Каждая станица встречает «хлебом и солью», провожает, кто только может, на конях, с песнями, с ружейной пальбой. И растет, растет казачья рать по мере приближения к стольному городу Новочеркасску.
Вот он — столица войска Донского. Какая она жалкая! На горе, на солнцепеке, маленькая кучка беленьких хаток; блестят над ними два-три золотых креста новых церквей, пыльная дорога круто поднимается от узкого Аксая на гору. Жалкий… но свой! Платов увидел свой город. Он видел его не таким, каким он был, он видел, каким он будет. Он приказал остановить коляску. Вышел из нее. Казак держал поседланного его боевого коня. За ним Атаманский полк голубел стройными рядами, висело в недвижном воздухе голубое знамя и белый Георгиевский бунчук. Сопровождавшие казаки и встречавшие Платова генералы и офицеры столпились сзади Платова.
Платов стал на колени. Кое-кто из сопровождавших стал тоже. Молитвенная тишина была кругом. Платов положил три земных поклона. Не без труда поднялся Платов с колен и сказал громко и проникновенно казакам:
— Слава в Вышних Богу и на земле — мир! Послужил я Царю и постранствовал по чужбине довольно; теперь возвратился на Родину и молю Бога, да успокоит Он кости мои на земле моих предков.
Платов поднял горсть земли и крепко поцеловал ее.
— Здравствуй, наш атаман, на многие, многие лета! — закричали казаки. Слезы умиления блистали на их глазах. Казачки поднимали детей, чтобы те видели атамана.
Наказной атаман Иловайский, сменивший Денисова в 1813 году, подошел к Платову с рапортом. Платов сел на коня. Во главе Атаманского полка он тронулся к городу. Затрезвонили колокола; на горе Донская артиллерия начала пальбу из пушек. Платов поехал к Вознесенскому собору, где ожидало его духовенство. В соборе было отслужено благодарственное молебствие, во время многолетия Государю донская артиллерия произвела салют из 101 выстрела. Под грохот пальбы Платов проехал в свой скромный дом.
Огляделся Платов в Войске, объездил станицы и увидел, как много, много переменилось на родном тихом Дону. Точно, уезжая из дома, оставил маленького славного ребенка, а приехал — увидел, что ребенок обратился в большого шалуна-мальчишку, что надо учить его и воспитывать. Платов и принялся за это, и понял, что нельзя дальше жить по дедовским заветам да «адатам», а нужно подумывать о создании нового положения об управлении войском Донским. А тут так некстати старость и былые походы стали давать себя чувствовать. Пока был на коне, да с войсками — и все ничего, а как засел в канцелярии, да стал мотаться в коляске по Дону, то тут, то там стало побаливать.
В жестокий мороз, 3 января 1818 года, Платова не стало.
Весь город Новочеркасск и из станиц, кто только мог, приехали на похороны атамана.
В 1853 году, в Новочеркасске, против нового Атаманского дворца, на деньги, собранные по добровольной подписке, донские казаки поставили памятник Платову. «Вихрь атаман» изображен на нем из бронзы пешим, в кивере, в чекмене. За плечами висит у него раздуваемая ветром бурка, в правой руке обнаженная сабля, в левой атаманский пернач. На гранитной постановке золотыми буквами изображено: «Атаману графу Платову за военные подвиги 1770–1816. Признательные Донцы». Вокруг памятника была устроена чугунная с бронзой решётка, подле которой стояли отбитые у французов в 1812 году бронзовые пушки.
Имя Платова носили «4-й Донской казачий графа Платова полк», Донская гимназия в Новочеркасске, главная улица города — Платовский проспект, одна из станиц Сальского округа.
Атаману Платову Дон обязан началом образования, которое помогло Донцам сохранить себя в новой сложной обстановке не самостоятельного государства и не автономной области, но лишь части Российской Империи.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.