Глава XXXV Возможно ли невозможное

Глава XXXV

Возможно ли невозможное

Такая глупая вера, не основанная на здравой логике и цифрах, нужна только попам, а не командующему эскадрой.

(А. С. Новиков-Прибой, «Цусима»).

Кое-кто ответит: для России вообще и для России Советской в особенности нет ничего невозможного.

Эта мысль звучит уже не одно десятилетие. «Русскому и невозможное возможно», — говорит один из «положительных» (молодой опричник) героев в пьесе А.Н. Толстого «Иван Грозный». Русские способны победить весь остальной мир, вместе взятый, — это внушала нам сталинская пропаганда, и это повторяют до сих пор многие люди, которые Сталина, мягко говоря, не любят.

Уже нет не только Сталина, но без малого двадцать лет как нет власти КПСС, а кое-кто и сейчас поет те же песни — например, телеведущий Максим Соколов в передаче «Однако» (ОРТ) от 25 июня 2001 г. (как раз по случаю 60-летия начала Великой Отечественной). Вообще-то я к Максиму Соколову отношусь с большим уважением, хотя бы за то, что он одним из первых в России сообразил, что либерально- демократически е и государственно-патриотические идеи совсем необязательно должны взаимно исключать друг друга. Но тут, услышав его, был весьма неприятно удивлен.

Основная мысль выступления Соколова: в России законы истории не работают. И примеры приводит — война с Наполеоном, война с Гитлером. «С каждой неделей положение России становилось все более безнадежным, и вдруг, когда уже все казалось конченным, наступал перелом…» И вывод тот же: для России нет невозможного.

В этой, с позволения сказать, концепции все построено на передержках и подтасовках. Это армия Наполеона по мере продвижения к Москве таяла без боев, просто от бескормицы и плохих дорог, а русская армия, отступая, укреплялась. Да и не с одной Россией Наполеон воевал, и кризис его империи начался, по крайней мере, года за два до 1812 г.: континентальная блокада, война в Испании, начавшаяся уже (по меньшей мере с 1809 г.) нехватка призывных контингентов… Ну, а о том, что положение Гитлера, самого себя втянувшего в войну на два фронта, с этого момента стало безнадежным, только ленивый не писал. И Виктор Суворов тоже изложил свои соображения на сей счет (см.: Очищение; Последняя республика; Самоубийство и др.).

А теперь об СССР. Кто из нас не слышал (а чаще всего—и сам не произносил) таких слов: да припугнуть народ заградотрядами и террором, и любого противника сокрушат! да понастроил бы Горбачев лагерей для инженеров-конструкторов (да и для опаздывающих на работу рабочих заодно) вместо того, чтобы демократию разводить, мигом бы обогнали Америку во всем, в чем начали отставать!

Вообще-то, это логика на уровне бесноватого фюрера. Гитлер так и говорил: нет никаких объективных причин, мешающих человеку что-то сделать. Если у человека что-то не получается, то виноваты либо чье-то предательство и вредительство, либо его собственная мягкотелость. А для того, кто уверен в успехе и твердой рукой отшвыривает все преграды, нет ничего невозможного. И другое его высказывание (это по поводу превосходства Красной Армии или какого-то еще противника, не помню точно): цифры ровным счетом ничего не значат… количество танков и самолетов не решает ничего. Они бессильны против воли Всемогущего Рока, предопределившего победу Германии и ее мировую роль на многие тысячелетия вперед (Бунин К Гроза. С. 302). Чем не тютчевское «Умом Россию не понять…»?

Однако с учетом того, чем кончил Гитлер, эти рассуждения — не лучший пример для того, чтобы им подражать на отечественной ниве. Предлагаю всем, кто считает, что угрозой лагерей, расстрела или заградительных отрядов можно добиться всего, чего угодно, ответить на один вопрос, только честно: смогли бы лично Вы побежать быстрее гоночного автомобиля? А под страхом расстрела? То-то.

Нам с пеленок внушили: подобными методами можно решить все вопросы. Вот и Виктор Суворов туда же. Как, по его мнению, происходил отбор руководителей при Сталине? Ставилась непосильная задача: например, удвоить, а потом и утроить производство танков, не получая дополнительных ресурсов. Не справившихся ставили к стенке, и так продолжалось, пока не находился тот, кто на это способен (Самоубийство. С. 127–129).

Отсюда выводы (нас так учили, Суворов этого не повторяет, но явно к этому подводит): вот, захватил Гитлер всю Европу и пол-России, и оставшаяся половина России сумела его победить. Отсюда опять тот же вывод: для того, кто безжалостно стреляет всех проявивших какую-либо слабость и не проявляет колебаний, нет ничего невозможного.

Я не считаю Россию «родиной слонов», а русских — изобретателями всего и вся; однако закон сохранения вещества открыл русский — Михайло Ломоносов (лишь несколько десятилетий спустя открытие повторил независимо от него француз Лавуазье). Так вот, этот закон гласит: из ничего ничего не получается, сколько в одном месте прибыло, столько в другом убыло.

В переводе на наш язык: утроить производство танков, не получая дополнительных ресурсов, невозможно, если только до этого работники танковой промышленности не занимались повальным разворовыванием материалов (что при Сталине, согласитесь, было небезопасно и большого распространения не получило). Можно, конечно, заниматься приписками и сообщать о том, что невыполнимое задание выполнено, — в мирное время так и делалось сплошь и рядом и при Сталине, и при Хрущеве, и позднее. Но на войне приписками особенно не позанимаешься. Раз утроили — значит, где-то ресурсы изыскали. Где же?

Тут я снова отсылаю читателя к цифрам американских поставок. Как раз к сентябрю 1941 г. советские и британские армии закончили оккупацию Ирана, и поставки союзников пошли, так сказать, «парадным ходом» вместо неудобной и небезопасной «задней двери» Мурманска и Архангельска. Как уже говорилось, 80 % всех поставок союзников шло именно через Иран. Ну, а раз поставляют алюминий и прочее ценное сырье, а поставки продовольствия позволяют призвать на войну значительную часть мужиков из деревень, то почему бы не сделать бронь работникам военных заводов и не утроить производство танков? И утроили.

А если война с Америкой? Тогда эти поставки, естественно, прекратятся. А голод уже начинается. Весной 1945 г. (когда поставки еще продолжались!) он уже начался в Средней Азии и Забайкалье. Вот секретное донесение Берия Сталину от 21–22 мая 1945 г.: «В Ленинабадской области (Таджикистан. — Д.В.) имеется 20 умерших от истощения и 500 опухших от недоедания. В Сталинабадской области 70 умерших от истощения. В Читинской области имеет место употребление павших животных, деревьев, коры» и даже людоедство (Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия. Т. 2. С. 415). Мне самому сказал в 1990 г. один киргиз (в 1945-м ему было 15 лет): «Хорошо, что война в мае 1945 г. кончилась; продлилась бы до августа или сентября — мы бы все с голоду умерли».

Для Волкогонова это тема побочная, но более фундаментальные работы подтверждают приводимые им факты — и не только в Средней Азии и в Забайкалье. Так, урожайность в годы войны в Сибири составила 4–5 ц/га, в степных районах — 2–3 ц/га (АнисковВ.Т Жертвенный подвиг деревни. Новосибирск, 1993. С. 44). Сибирские колхозники в 1942–1943 гг. получали по 240 граммов хлеба на трудодень, члены их семей — по 60–70 граммов (это — по официальным отчетам, фактически было еще хуже) (Там же. С. 123). В колхозе «Северное сияние» Новосибирской области только 30 хозяйств из 230 имели хлеб, остальные ели павших животных, в том числе и умерших от сибирской язвы. В Читинской области (где, кстати, средняя урожайность составляла 2,9 ц/га) 26 февраля 1943 г. колхозник П. Суханов в отчаянии от голода зарубил топором мать, жену и шестерых детей, а сам застрелился (Там же. С. 144–146).

С продовольственным положением надо разобраться особо. О том, что уровень поголовья крупного рогатого скота в СССР в 1941 г. был ниже 1916-го (а в 1945-м, естественно, еще гораздо ниже — за 1942–1944 гг. поголовье крупного рогатого скота сократилось в полтора раза, овец — почти на четверть, свиней — более чем в 2,5 раза (Там же. С. 45, 54), мы уже говорили. Добавим, что в Новосибирской области, например, еще в мирное время, с октября 1940 по май 1941 г., пало 35 300 лошадей, 21 400 голов крупного рогатого скота, 104 400 свиней (Там же. С. 144).

Да проще того: прекратились американские поставки, и в 1946–1947 гг. голод действительно начался, несмотря на то что мужики с фронтов в деревни возвращались, да и промышленность после окончания войны стала не только танки, а и тракторы и грузовики производить. Это — мирное время. А если бы военное (в условиях войны с Америкой)?

О том, что советская экономика, как и немецкая, была рассчитана на блицкриг, говорилось тоже (на что еще можно было рассчитывать при такой организации тыла?). А вот еще несколько деталей.

21 июня 1941 г. заседание Политбюро, посвященное завершению последних приготовлений к «освободительной» войне, постановило призвать в армию еще 800 000 резервистов — разумеется, из колхозов: не работников же военных заводов в армию призывать (а других в советской промышленности в 1941 г. практически не было). Создав громадные фронты, Сталин нарушил и без того неустойчивый баланс между гигантской армией и разоренным, истощенным сельским хозяйством. Когда началась война и была объявлена открытая мобилизация, до 70 % мобилизованных составляли сельские жители (Там же. С. 10–11). Хотя бы поэтому, пишет В. Суворов, Сталин не мог откладывать вторжение в Европу до 1942 г.

Кстати, и замена мужской рабочей силы в тылу на женскую, начатая осенью 1939 г., когда Паша Ангелина бросила свой знаменитый клич «100 000 подруг, на трактор!» (в действительности на трактор пришло целых 200 000 подруг) (Суворов В. День-М. С. 210 211), гораздо успешнее проходила в сельской местности, чем в городах. Так, в Алтайском крае в первую же неделю войны в каждом районе обучалось на механизаторов по 700–1000 женщин (90 % трактористов и комбайнеров уже в начале войны было призвано в армию). Это и понятно — квалифицированных промышленных рабочих надо готовить достаточно долго. Чтобы и в промышленности провести такую же замену, надо было начинать не в 1939 г., а раньше (и начали, но все же не в таких масштабах, как требовалось) (АнисковВ.Т Жертвенный подвиг деревни. С. 10–1.5; Бунин К Гроза. С. 212).

Операция «Гроза» давала возможности кормиться за счет новых территорий, которые предстояло захватить в Европе (Ледокол. 2002. С. 292–294). (Европа 1941 г. еще не была разорена войной, точнее, этот процесс только начинался). Вообще, о том, что продовольственное, тыловое, медицинское снабжение Красной Армии в годы Великой Отечественной войны удалось наладить только благодаря поставкам союзников, мы уже говорили. Впрочем, поставки США в СССР набрали военный размах уже в 1939 г. и до самого 1945-го не уменьшались — непонятно, чем предвоенные поставки отличались от военных (Последняя республика. С. 192–193). Помимо американских поставок, сама операция «Гроза» была задумана как самообеспечивающаяся операция за счет подножного корма в захваченных странах Европы — «как гигантский разбойничий набег, предполагавший снабжение армии захваченными ресурсами» (Бунин К Гроза. С. 336).

Вообще-то способ не такой плохой. Наполеон тоже не таскал с собой огромных обозов и обеспечивал армию за счет грабежа мирного населения (стало крылатым его выражение о том, что «война должна кормить себя сама») — этим, кстати, объясняется высокая мобильность его армии, удивлявшая противников. Но этот подход к снабжению срабатывал там, где мирное население после разгрома армии снабжало завоевателей всем необходимым — в Италии, Австрии, Пруссии. А если обеспечить армию за счет местного населения по каким-то причинам невозможно? Например, в Испании, где, во-первых, страна бедная, где и в мирное-то время большую армию не прокормишь, а тут еще и весь народ взялся за вилы и не то что кормить — просто терпеть на своей территории французов не желает.

Ну, ладно, Испания — страна небольшая, да и Франция рядом, поэтому там кое-как снабжение наладили. Но вот Наполеон — в России, где армия и население ведут «скифскую войну», опустошая свою территорию на пути неприятеля. Известно, что с Наполеоном в России приключилось. Но между Россией и Францией — еще Германия; в 1813 (отчасти уже в 1812) г. и немцы, проникнувшись патриотическим духом, французов кормить отказались. И пришлось Наполеону из-под Лейпцига уносить ноги во Францию.

Вот и Сталин, начни он в 1945 г. войну со вчерашними союзниками, попал бы в ту же ловушку. Когда в 1941 г. Гитлер нанес упреждающий удар и воевать пришлось не в Европе, а на своей разоренной коллективизацией и подготовкой к войне территории, положение исправили поставки союзников. А в 1945-м, наступая по уже разоренной Европе и не имея, естественно, поставок из Америки, на что Сталин мог рассчитывать? В 1941 г., готовя вторжение в не разоренную еще Европу и при наличии поставок из Америки, Сталин не мог ждать до 1942 года. А что уж говорить о вторжении в Европу 1945 г., разоренную войной, и без поставок союзников?

Итак, еще раз: вспомним все, о чем говорилось в двух предыдущих главах, и спросим: много ли было шансов выиграть такую войну. Правильно. Вот и Иосиф Виссарионович так подумал. И не в меру пылкого Жукова, который, при всем уважении к нему как к полководцу, все же государственным мышлением не обладал, осадил.

Вообще русские и немецкие военные и политики всегда отличались от западных тем, что переоценивали свои силы и недооценивали противника, тогда как западные — как раз наоборот, переоценивали противника и недооценивали себя. О том, как переоценивали свои силы немцы, написано достаточно и более чем достаточно; что же касается сравнения советских и западных военачальников, то рекомендую посмотреть двенадцатитомник «История Второй мировой войны» и найти планы советского командования на вторую половину 1943 г. (на картах). Там, в частности, планировалось в октябре 1943 г. достигнуть Минска и Вильнюса (История Второй мировой войны. Т. 7. С. 144) (реально это удалось, как известно, только в июле 1944 г.)

А вот союзники на 1944 г. планировали на Тихом океане достигнуть только Марианских островов — на самом деле они уже в октябре 1944 г. начали освобождение Филиппин. На освобождение Франции по планам союзников отводилось 11 месяцев, на практике же ушло три — с начала июня по начало сентября 1944 г. — по первоначальным планам к этому времени они только собирались освободить Нормандию и Бретань и дойти до Парижа, а на юге пройти от Марселя до Лиона (Там же. Т. 9. С. 24–25). Обращение Черчилля к Сталину за помощью 6 января 1945 г., т. е. уже после того, как немецкое наступление в Арденнах было остановлено — тоже показатель. И силы и способность к сопротивлению Японии в 1945 г. союзники тоже переоценили (хотя есть и другая версия событий на Тихом океане 1945 г., изложенная в XIII главе), иначе не стали бы просить Сталина вступать в войну. Правда, он бы, скорее всего, сделал это и без их просьбы…

Но есть и разница между немцами и русскими. Немцы переоценивали свои силы, так сказать, на государственном уровне, а русские — только на местном, на государственном — достаточно редко. Именно поэтому Германия проигрывала войны часто (а вовсе не потому, что немцы не умеют воевать, как считает Виктор Суворов (Очищение. С. 147)), а Россия — редко. Как только Россия переоценивала свои силы и ставила себе неподъемные задачи, так достаточно быстро получала по зубам. Завоевание же мирового господства — задача неподъемная по определению.

Виктор Суворов много говорит о том, что советская пропаганда, расписывая нашу «отсталость» 1941 года и нашу «неготовность» к войне, льет грязь на собственную страну. Но у такого пропагандистского трюка есть ведь и обратная сторона. В самом деле, если уж при такой первоначальной «неготовности» мы все же победили, так, наверное, для СССР невозможного нет вообще! А если узнаешь, что на самом деле СССР к войне был готов как никто другой, то картина получается несколько иная.

Хоть Сталин и внушал советским людям, что для них нет ничего невозможного, сам-то он границы возможного очень хорошо видел. В отличие от авантюриста Гитлера, который, тоже внушая немцам нечто подобное, в конце концов и сам в это поверил, Сталин о пределах возможного имел весьма четкое представление. И, начиная войну, тщательно взвешивал соотношение сил. Поэтому и умер своей смертью на вершине власти, а не в бункере от крысиного яда. Давайте не будем считать себя умнее Сталина.

Вот так и получилось, что советские танки в мае 1945 г. Эльбу не перешли.