Глава LI. МЕЖДОГЕТМАНСТВО. Малороссийская коллегия. Наказный Гетман Полуботок

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава LI. МЕЖДОГЕТМАНСТВО. Малороссийская коллегия. Наказный Гетман Полуботок

Челобитная Царю от народа. Вельяминов. Его товарищи. Характер его. Наказный Гетман Полуботок. Ссора его с Вельяминовым. Сужденья Историков. Бедствия Малороссиян. Ходатайство Императрицы только на малое время им помогает. Маркевич укрепляет границы Персии и Крыма. Налоги отяготительные. Ссора Меньшикова с Шафировым. Ландмилицкий корпус. Полуботок и Вельяминов друг на друга жалуются. Государь требует в Петербург Полуботка в Старшин. Разговор Государя с Полуботком. Жизнь его в столице. Речь его Петру. Слова Петра. Полуботок в крепости. Болен. Государь присылает медика. Полуботок не принимает пособий. Государь приезжает к нему. Последние слова Полуботка.

Знатные войсковые товарищи, Семен Рубец и Василий Быковский, повезли от народа в Москву челобитную о дозволении избрать нового Гетмана. Государь был тогда в Персии. Сенат дал указ Посланцам ехать в Астрахань, а тамошнему Губернатору задержать их до Государева прибытия.

Через семнадцать дней по смерти Скоропадского приехал Степан Лукич Вельяминов в Глухов, и стал собирать хлебные и денежные сборы. Сенат назначил Павла Леонтьевича Полуботка Наказным Гетманом, повелевая ему и Генеральным Старшинам сноситься во всех делах, в разсылке универсалов и в советах об Малороссии с Бригадиром Вельяминовым. Трубецкому и Вейсбаху велено усилить караулы от Крыма и Запорожья.

С Вельяминовым в Коллегии заседали Полковники: Кошелев и Ушаков; Подполковники: Щепотьев и Жданов; Майоры: Молчанов и Лихарев; и Генеральные Старшины: Судья Иван Чарныш, Писарь Семен Савич, Асаул Василий Жураховский, и Бунчужный Яков Лизогуб.

Полуботок не ужился с Веляминовым; этот был деятелен, но груб; не любил делиться властью; не шел к цели постепенно; не приветливо, не ласково встречал Украинцев; не смягчал нововведений; хотел все побороть силою; думал сам управляться в Малороссии. — Наказный Гетман был предан престолу; уважал начальство; верен был присяге; но правду говорил каждому; любил ее более жизни, а родину как мать. Во всякое другое время он был бы полезен, был бы благодетелем народа, ему вверяющегося.

Правдолюбивый Бантыш-Каменский так произнес: «Все деяния Петра Великого имели целию, благоденствие народов. Как человек, Он был подвержен слабостям; но сколько раз побеждал самые страсти свои! Нельзя приписывать Ему в вину несоблюдение договора, постановленного Царем Алексием с Хмельницким и Им самим неоднократно подтвержденного: безпрестанная измена Гетманов, оказываемые полковыми и даже сотенными Начальниками злоупотребления, безпорядки и в судебных местах, бунты Запорожцев, — заставили сего Государя даровать Малороссии новое образование. Петр совершил то, что исполнили бы Его Преемники: одно только жестокое обхождение Его с представителями Малороссиян и с Козаками, коих Он изнурил тяжкими работами, заслуживает некоторую укоризну.»

Полуботок просил ходатайства Императрицы и ссылался на договор с Богданом Хмельницким. Сенат, в отлучке Государя, отменил пошлины с пчел и табаку, обуздал самоуправство Вельяминова. В первых числах Декабря Государь отвечал Старшинам, через Рубца и Быковского, что избрание Гетмана откладывает до возвращения из дальнего отсутствия. Старшины благодарили за милостивое обещание. Полковники: Апостол, Танский и Галаган привели домой двенадцать тысяч козаков из Астрахани и от границ Персии, «изсохшими и близкими к Египетским мумиям.»

С Новым годом Полковник Андрей Маркевич повел двенадцать тысяч козаков укреплять границы от Крыма и Персии, а Милорадович пять тысяч— на Ладогу. Вельяминов выхлопотал по одному отставному унтер-офицеру в каждый Малороссийский полк, для надзора за сборщиками; Государь велел возобновить отмененные Сенатом сборы с мельниц, пчельников, табаку, с Гетманских поместьев, с продажи вина, не исключая ни Старшин, ни знатных козаков, ни войсковых товарищей, ни владений церковных и монастырских. Полуботок повторил просьбу о скорейшем избрании Гетмана вольными голосами. Сенат не отвечал.

Случай необыкновенный привлек внимание Петра и всего Двора Петербургского: два человека поссорились между собою. Один — подкупленный судья Кочубея, другой — ненавистник Украйны — Шафиров и Меньшиков. Их ссора была исполнена не приличий; я бы не хотел и упоминать об этом в моей Истории, если б Украйна не была невольною участницею в этом уродливом деле. Меньшиков называл Шафирова иноземцем, Жидовской породы, боярским холопом, сыном шаюшки, дураком; говорил, что и нынче родственник его, Жид, живет в Орше. Шафиров жаловался, что Скорняков-Писарев бил его по наущению Меньшикова; что Скорняков-Писарев происходит от площадного писаря и от скорняка; что отец его, не имея крестьян, сам пахал и сына только тому и научил; что дядя его родной за воровство повешен. Писарев представил грамоты за триста лет существования Фамилии, доказывая, что никто из его родных никогда не был повешен; требовал, чтоб Шафирова судили. Шафиров начал доносы на Меньшикова за дело Почепское; Меньшиков сказал ему: пожалуй не убей меня; тот отвечал: ты можешь и всех побить; а я за тебя, как Князья Гагарин и Волконский, петли на шею не положу. Потом начал ругать его. Меньшиков жаловался и просил, чтоб как «он, Барон Шафиров, чрез непристойные слова учинил его чести великий афронт, то изволили б ему учинить законную сатисфакцию против его характера, яко Генерала Фельдмаршала и Российскаго Князя.» Соблазнительная ссора повела к обоюдным доносам; дело Почепское явилось из-под красного сукна.

По смерти Скоропадского, Меньшиков, не видя никого, кто бы смел с ним спорить, просил Государя, чтоб ему возвратили ратушные села и деревни, данные козакам сотни Почепской, вместе с поселившимися там козаками. Государь не удовлетворил его; наглость любимца дошла до того, что он написал Государю следующее письмо: «Всенижайше у Вашего Императорского Величества прошу милости для нынешней всенародной о состоянии с короною Шведского вечного мира радости и на воспоминание Полтавской баталии и Батуринского взятия, пожаловать мне во владение город Батурин, с предместьем его и с уездом, что к оному прежде сего принадлежало и с хуторами, и с мельницами, и с землями, и с жителями, кои на той земли поселяся, живут. Я Ваше Величество не хотел было сим прошением утруждать. Но сего ради, что Ваше Величество изволил повелеть по взятьи оный город разорить, дабы никто в нем не жил; а ныне в предместьи и в уезде оного живут поселясь всякого чина люди; а именно Чечеля, который во время Гетманства

Мазепы был Наказным Гетманом, жена и дети и который хотел с меня с живого кожу содрать.»

Государь отказал ему в этой дерзской и безумной просьбе. Тут вспыхнуло дело о его притязаниях чужой собственности. Января 16-го, в следствие доносов Шафирова, Государь потребовал из Глухова Обер-Прокурорского брата Полковника Скорнякова-Писарева, а из Почепа Полковника Давыдова и Дьяка Лосева. Их допросили и потребовали письмо Лосева к Меньшикову, писанное от 24 Сентября 1719; оно было в Петербурге; за ним был послан курьер. При собственных показаниях Лосева оно открыло, что, межуя земли Почепские, Лосев поступал несправедливо из угожденья его Светлости. Писарев тоже показал. Государь приказал допросить самого Меньшикова: по каким межам он с 1709 года владел Почепом? Для чего он просил снова межеванья по меже Пушкинской тогда, когда Скоропадский дал ему Почеп, так как сам владел, и следовательно когда межеванье было вовсе не нужно, к тому же когда и межа Пушкинская не есть указ частным владельцам, ибо Пушкин межевал не частные владения, а границы России с Польшею? Для чего брал он инструкцию Иностранной Коллегии от Лосева? Как смел он, в противность пунктам Гетмана Хмельницкого, не только отнимать вольность и права у козаков, но даже вступаться в их суды? Для чего, прося межевщиков, он указал именно Щербанева и Лосева? — Меньшиков, видя невозможность изговориться, прибегнул к Царскому милосердию; писал к Нему письма, принужден был подать реестр всех подарков, «до последней курицы,» полученных им от Гетмана, Старшин, Полковников, помещиков, ратуш и духовенства. Все это приказал Государь возвратить, и кроме того взыскать с Меньшикова штрафу 231,571 рубль.

Вскоре к Голицыну пришел указ учредить в Украйне Ландмилицкий корпус войск и «в оный корпус собрать столько людей, сколько на сборных четыре гривенных деньгах содержать будет можно; и быть им двум третьям не регулярным, и иметь из оных одной трети фузеи с погонами, да пищали; другой с конями; и у каждого быть по паре пистолетов; а третьей быть регулярной. Офицеров определить из Волохов и Сербов, а в добавок к ниш из Русских.» Немедленно было собрано шесть тысяч восемьсот шестнадцать человек. Полуботок страдал; гроза росла уже над ним и над его товарищами.

Однажды Вельяминов, в заседании, с гневом сказал Наказному Гетману: «что твоя служба против моей? Ведь ты ведаешь, что я Бригадир и Президент! А ты предо мной ничто.» Потом обратился к Старшинам: «согну я вас так, что и другие треснут. Уж ваши давнины переменить велено; а поступать с вами по новому.» Полуботок заметил ему неприличие такого поведения, при чтении указа. «Я вам указ,» закричал Вельяминов. Старшины замолчали; но немедленно послана была жалоба Государю на Вельяминова, зато, что он хочет непременно на каждом универсале подписываться, и зато, что он вздумал переменять слог в письме Малороссийском, которому народ и урядники привыкли давно. Вельяминов жаловался, что Полуботок обнародывает универсалы, не советуясь с ним, и не доставляет списков о козаках.

Государь приказал Полуботку, Чарнышу и Савичу явиться в Петербург. А Малороссийской Коллегии предоставить право избрать на их места других чиновников. Еще не выезжая из Глухова, Полуботок обратился к Государыне с третьею просьбою об избрании Гетмана и с разными представлениями в Сенат и к Государю. С этими поручениями поехали Наказные Полковники: Стародубский — Петр Корецкий, и Переяславский— Иван Данилович, Бунчуковый товарищ Дмитрий Володьковский, Судья Григорий Грабьянка и войсковый Канцелярист Ханенко.

Государь говорил, что в договоре Хмельницкого предоставлено Российскому Воеводе чинить расправу в Малороссийских городах, когда недовольные козацким судом пожелают перенесть к нему свои дела. Полуботок отвечал письменно, что такой статьи нет в договоре Хмельницкого, что об этом был только словесный разговор с Боярами, что Хмельницкий во-первых сказал так: «В начале изволь Твое Царское Величество подтвердить права и вольности наши войсковые, как из веков бывало в войске Запорожском, что своими правами суживалися и вольности свои имели в доходах и судах, чтобы «ни Воевода, ни Боярин, ни Стольник в суды войсковые не вступалися, но от Старейшин своих, чтоб товарищетво сужены были; где три человека козака, там два третьего должны судить. Не только родитель Твой» — писал Полуботок—«но и Ты, Государь, собственноручно утвердил сию статью, при избрании покойного Гетмана Скоропадского, обещая цело, свято и ненарушимо содержать постановленный с Хмельницким договор.»

Государь отвечал:

«Как всем известно, что, со времен Богдана Хмельницкого даже до Скоропадского, все Гетманы явились изменниками, и какое бедствие от того терпело наше Государство, особливо Малая Россия; то и надлежит приискать в Гетманы весьма верного и известного человека, о чем имеем мы непрестанное старание; а пока оный найдется, для пользы вашего края определено правительство, которому велено действовать по данной инструкции. И так до Гетманского избрания не будет остановки в делах, почему о сем деле докучать не надлежит.»

«Августа 3-го Полуботок, Чарныш и Савич приехали в Петербург, остановились у Троицкой пристани, подле кофейного дому; крепкая стража обняла их дом. Потом явились они к Государю, и, бросясь пред Ним на колени, молили о пощаде Украйны, угнетенной Вельяминовым. Меньшиков присутствовал, — он раздражил Петра. Петр прогнал их, назвал изменниками и вероломцами. Они переехали в дом Батурлина.

Августа 4-го они были у Великого Канцлера.

Августа 5-го были в Сенате; было предоставлено Малороссиянам доставлять постояльцам своим провиант мерою или весом, как им выгоднее; козаки, находившиеся при постройке крепости Св. Креста, были увольнены от постоя; прощены были штрафные деньги за передержательство беглых Русских людей.

Августа 6-го они являлись к Государю на острове Котлине. Возвратясь, были на похоронах Князя Григория Федоровича Долгорукова, Петра Ивановича Бутурлина и Царицы Параскевии Федоровны.

Августа 26-го подали донесение в Сенат.

Августа 27-го челобитную на Вельяминова.

Августа 28-го просьбу к Головкину о ненарушимости прав и вольностей Малороссии.

Августа 29-го были приглашены в Сенат.

Сентября 2-го Полуботка призывали в крепость, в Тайную Канцелярию.

Сентября 15-го Государь был в Коллегии Иностранных дел, где ему подали они челобитную.

Сентября 18-го Государь уехал на Котлин.

Сентября 22-го они поднесли челобитную Императрице.

Октября 1-го виделись с Государем в Коллегии Иностранных дел.

Октября 14-го просили о своих делах Князя Василия Лукича Долгорукого.

Октября 18-го праздновали у Меньшикова день Калишской победы.

С тех пор посещали Головкина, Меньшикова, Апраксина, Долгорукого, Ягужинского, Толстого и Дивиера. Везде искали ходатайства, нигде не находили его. Дело длилось, разрешения не было. Полуботок устал, явился к Государю и произнес следующую речь (?).

«Вижу, Государь, и понимаю какого источника Ты почерпнул злость тую, которая не сродна сердцу Твоему и не прилична характеру Помазанника Божия. Правота и кротость, суд и милость — «суть единственное достоинство всех Монархов мира сего. И. законы, управляющие всем вообще человечеством и охраняющие его от зол, суть точное зерцало Царям и Владыкам на их должность; и они первые блюстители и хранители их должны быть. Откуда же происходит, о Государь, что Ты терзаешь нас единою властию своею и повергаешь в вечное заключение, присвоив в казну имение наше? Вина, на нас возводимая, есть одна должность наша и должность священная, во всех народах такою чтимая; а отнюдь не законопреступная и осуждению повинная. Мы просили и просим от лица народа своего о пощаде отечества нашего, неправедно гонимого и без жалости разоряемого; просим о возстановлении прав наших и преимуществ, торжественными договорами утвержденных, которые и Ты, Государь, несколько раз подтвердил; народ наш, бывши единоплеменен и единоверен Твоему, усилил и возвеличил Царство Твое добровольным соединением с ним, в такое время, когда в нем еще все младенчествовало и выходило из хаоса смутных времен и почти из самого ничтожества. И за сие одно не довлело бы ему потерять у Вас мзду свою; но мы с народом своим не переставали, сверх того, знатно помогать Вам во всех воинских ополчениях и приобретениях Ваших. И, не говоря о Смоленщине, одна Шведская война доказывает безпримерное усердие наше к Тебе и к России. Ибо всем известно, что мы целую половину армии Шведской погубили, в земле своей и в жилищах наших, не вдаваясь ни в какие льщения и искушения и сделав Тебя могущим пересилить удивительное мужество и отчаянную храбрость Шведов. Но зато приобрели себе одно поношение и озлобление; а вместо благодарности и воздаяния, повержены в самое неключимое рабство; платим дань поносную и несносную и заставлены рыть линии и каналы, и осушать непроходимые болота, утучняя все-то телами наших мертвецов, падших тысячами под тяжестию голода и климатов. Все оные беды и скорби наши усовершенствованы наконец нынешним правлением нашим. Владычествующие над нами чиновники Московские, не знающие прав и обычаев и почти безграмотные, знают только одно то, что, они властны делать нам все, не касаясь душ наших. И так, бывши мы окружены со всех сторон гонениями и напастями, к кому иному прибегать должны с воплями своими, как не к Тебе, Августейший Монарх? Ты покровитель наш и поручитель за благоденствие наше; но злоба врага нашего и мстителя совратила Тебя с пути истины и чернит царствование Твое. Государь Христианин должен быть отцом народов. Знаю, что нас ожидают оковы; но, пока жив, говорю Тебе истину, о Государь! Ты отдашь отчет пред Царем всех Царей, пред Богом Всемогущим за погибель нашу и целого народа

Иные говорят, что когда Полуботок произнес слова: знаю, что нас ожидают оковы, — Государь прервал его и сказал: «не одни оковы, а смерть ожидает тебя!» Полуботок, не смутясь, продолжал: но пока жив говорю Тебе истину. Конисский говорит, что Государь выслушал Полуботка терпеливо, и, не отвечая ему ни слова, приказал отправить его и всех бывших при нем Украинцев в новопостроенную Петропавловскую крепость; их перековали и разсадили по тюрьмам; имение при них бывшее, до последней вещицы, было отобрано и раздарено тюремщикам и крепостным чиновникам; вещи ценные были переведены на деньги в казну; недвижимые имения и жилые домы описаны Коллегиею на Государя. Семейства узников, изгнанные из домов, скитались в чужих дворах и под окнами, питаясь чужим хлебом или подаянием.

Чарныш, Савич, Корецкий, Жураховский и Яков Лизогуб были уже в крепости, когда привезли туда Апостола и Милорадовича. Эти оба были под Коломаком и охраняли с двенадцатью тысячами козаков границы от Татар и от Запорожцев. Их схватили по возвращении из похода.

Полуботок говорил речь и был заключен Ноября десятого; начались допросы, при которых находился сам Государь; но из них ничего не было выведано; да и нечего было выведывать: народ был верен и покорен Петру; никто из предстоящих не был участником Мазепы; и с 1709 года не было никого, желавшего отложиться от Петра. «Знаешь ли ты о злом умысле твоих товарищей» — спросил Государь однажды у Савича. — «Не скажу Вашеци!» — отвечал Савич. Петр принял эти слова за грубый отказ признаться в истине и сильно прогневался на Савича. По счастью, Володьковский растолковал, что «не скажу Вашеци» значит: не знаю; но что это выражение вежливее, что это слово в слово: «не могу доложить.» Савич избавился от всяких последствий; нарочный чиновник поскакал в Малороссию, чтоб узнать справедливо ли толкование Володьковского.

Все Малороссияне, правившие полками и сотнями, привезены были в Глухов и посажены в тюрьму при Коллегии. Иные между прочим за то, что овцы и бараны, купленные в Силезии и розданные на содержание в Малороссии, по недосмотру передохли. Малороссияне сидели в крепости более года; Карпека, Савич и Володьковский скончались в оковах; другие от сырости нажили цынгу и перекалечились. Когда же пришла смерть и к Полуботку и, почувствовав ее приближение, великий человек потребовал священника, Государь, узнав о том, послал к нему доктора. «На что мне жизнь, когда не могу быть полезным отчизне!» сказал Полуботок и не принял лекарств; услышав о таком ответе, Государь предался чувствам, обычным для него: —раскаянью и состраданью. Он поспешил сам к умирающему; уговаривал его прибегнуть к пособию врача, умолял забыть прошедшее. Полуботок пророчески отвечал: Нет Государь, Ты не в силах, уже мне возвратить угасающей жизни! Что я к Тебе не питал вражды и не питаю, в том уверяю Тебя, как Христианин. Но вскоре Петр и Павел предстанут на одной доске пред Праведным Мздодаяртелем: Он разсудит их.»

Полуботок умер. И так Петр не видел уже ни Стрельцов, ни Патриархов, ни Гетманов.