20 августа

20 августа

По воспоминаниям Е.Н. Подколзина, не получив письменного приказа, П.С. Грачёв уже ночью позвонил В.А. Ачалову, но ему сообщили, что «генерал отдыхает». Командующий ВДВ решил связаться с министром обороны, ему ответили, что Д.Т. Язов до семи утра приказал его «не беспокоить» [3456].

Утром, вспоминает П.С. Грачёв, В.А. Ачалов поинтересовался: как обстоят дела с «Белым домом»? Павел Сергеевич ответил, что без перемен, так как письменного приказа о штурме он не получал, а попытка связаться ночью с министром обороны и его заместителем оказалась неудачной. В.А. Ачалов проинформировал об этом Д.Т. Язова и, перезвонив через некоторое время, заявил, что П.С. Грачёв поступил правильно [3457].

К этому времени в Москве стало известно заявление Д. Буша, сделанное им по поводу создания ГКПЧ вечером 19 августа. Американский президент не только осудил заговорщиков, но и потребовал их восстановить статус - кво [3458].

Поэтому, когда утром 20 - го члены ГКЧП собрались на своё новое заседание, они уже имели дело с совершенно иной ситуацией. Не в их пользу развивались события и за пределами столицы. На этом заседании был «утверждён персональный состав штаба ГКЧП» во главе с О. Баклановым и принято «решение об установлении в столице комендантского часа», который был введён с 23.00 [3459].

«К утру 20 - го защитники практически закончили строительство заграждений. Рядом с лёгкими противопехотными баррикадами появились бетонные противотанковые, подъезды к Дому перегородили грузовиками с песком» [3460].

Особую активность в организации обороны «Белого дома» проявили российские бизнесмены. «Предприниматели, - писала тогда одна из газет, - везли в «Белый дом» деньги чемоданами - 70 кг денег, сотни миллионов рублей - это была не благотворительность, это были взносы в их и нашу свободу. Грузовики с песком, краны, оружие, продовольствие - всё это было куплено на деньги российских предпринимателей» [3461].

20 августа штаб обороны «Белого дома» приступил к формированию ополчения. Как свидетельствуют очевидцы, «оружия было мало - только у охраны Дома Советов, да часть офицеров милиции и КГБ пришли с табельным. Немного получили из отделений милиции, часть «достали». В итоге к ночи 20 августа количество автоматов и пулемётов в здании... насчитывалось около тысячи стволов» [3462].

В то время, как внутри Белого дома и за его стенами шла незаметная для многих работа по подготовке к возможной его обороне, возле Белого дома собралась огромная масса народа. Р.Г. Пихоя без ссылки на источники утверждает, что днём 20 - го здесь было «до 200 тысяч человек» [3463]. В первой половине этого дня я тоже был там и могу сказать: народу было действительно много, но в несколько раз меньше названной цифры.

После обеда стали распространяться слухи о возможном штурме Белого дома. Как мы теперь знаем, они не были лишены оснований.

«Расценивая ситуацию вокруг «Белого дома» как прямую угрозу заговору, - читаем мы в обвинительном заключении, - Крючков, Язов и Пуго приняли решение о проведении боевой операции по захвату здания Верховного Совета России... Непосредственная её подготовка Крючковым и Язовым была поручена своим заместителям Агееву и Ачалову, которые в течение 20 августа разработали операцию под кодовым названием «Гром» [3464].

С этой целью сначала состоялось совещание на Лубянке у Г.Е. Агеева, затем в Министерстве обороны СССР - у В.А. Ачалова. Среди тех, кого пригласили на совещание в Министерство обороны, был и П.С. Грачёв [3465]. Из числа присутствовавших нам известны: Г.Е. Агеев, В.А. Ачалов, В.И. Варенников, А.А. Головнёв, Б.В. Громов, В.Ф. Карпухин. Д.Т. Язов [3466].

«Хотя совещание проходило у Ачалова, - показывал на следствии П.С. Грачёв, - но создавалось впечатление, что вёл его Агеев... Агеев изложил план, по которому следует действовать при захвате «Белого дома»: окружаем, ВДВ клином подходят к зданию, а в образовавшийся проход врывается группа «Альфа» КГБ и обезоруживает находящихся в здании людей...» [3467].

«Моя мысль, - утверждает П.С. Грачёв, - была направлена на то, чтобы до конца выяснить, план захвата и принять соответствующие меры по его предупреждению, исходя из договорённости с Б.Н. Ельциным... Я сказал присутствующим, что они не знают обстановки в районе «Белого дома», в приёмной находится генерал Лебедь, который там был и может доложить обстановку. Ачалов поддержал меня, и в кабинет пригласили Лебедя» [3468].

«Лебедь доложил, что внутри здания до 700 вооружённых людей» [3469], «вокруг здания многотысячные толпы.., построены баррикады», поэтому «ни о каком штурме не может быть и речи» [3470], так как «при штурме будет много крови» [3471].

Несмотря на информацию А.И. Лебедя, общий замысел штурма был одобрен, после чего совещание, по свидетельству Б.В. Громова, перешло к определению задач отдельным «подразделениям МВД СССР, КГБ СССР и МО СССР» [3472].

Когда все разошлись, В.А. Ачалов поручил заместителю командующего МВО генерал - лейтенанту А.А. Головнёву, руководителю «Альфы» В.Ф. Карпухину и А.И. Лебедю провести «рекогносцировку подступов к зданию Верховного Совета», а когда они вернулись в Генштаб, предложил А.И. Лебедю «набросать план блокирования здания Верховного Совета», что и было сделано за пять минут. По свидетельству А.И. Лебедя, он был уверен, что В.А. Ачалов забракует его план, однако он бросил на него беглый взгляд, выразил своё одобрение и отправил в Министерство внутренних дел к Б.В. Громову для согласования. Б.В. Громов, тоже не вникая в существо плана, сразу же с ним согласился. Из этого А.И. Лебедь сделал вывод, что ни В.А. Ачалов, ни Б.В. Громов выполнять этот план не собираются [3473].

Если допустить, что совещание завершилось около 14.30, к 15.00 была завершена рекогносцировка, к 15.30 составлен и одобрен план, к 16.00 доставлен в МВД, то из МВД в штаб ВДВ А.И. Лебедь мог вернуться не ранее 16.30.

Здесь, если верить ему, он заявил П.С. Грачёву, что участвовать в этом деле не хочет. Неожиданно для него командующий ВДВ «просиял», сообщил, что штурм назначен на 3 часа ночи и предложил проинформировать об этом Верховный Совет Российской Федерации [3474].

По свидетельству А.И. Лебедя, «он снял с себя тельняшку, погоны и эмблемы» и «поехал в Белый дом». Возле него «перехватил» нескольких человек, сообщил о готовящемся штурме Белого дома и «с этой информацией отправил их к Ельцину», но, как утверждал А.И. Лебедь, чтобы защитники Белого дома «ушами не хлопали», сказал, что штурм намечен на 2 часа ночи [3475].

По свидетельству Б.В. Громова, в 17 часов он «позвонил Р. Аушеву и сказал ему, что на три часа ночи назначено сосредоточение войск у «Белого дома», там будет действовать специальный отряд КГБ с проникновением внутрь здания, предложил ему передать эту информацию в «Белый дом» [3476].

Было ли это совпадением, сказать пока трудно. Но показательно, что именно 20 августа в 17.00 Б.Н. Ельцин подписал Указ №64 и «принял на себя командование вооружёнными силами на территории России» [3477].

И тогда же, в 17.00, «по внутренней трансляции Дома Советов» было «передано сообщение: перехвачен радиоприказ военного командования о начале штурма Белого Дома... Мужчинам, находящимся внутри Белого дома, раздали оружие, женщины покинули здание» [3478].

Вечером 20 августа состоялось очередное заседание ГКЧП, на котором присутствовали О.Д. Бакланов, В.И. Болдин, В.Ф. Грушко, В.А. Крючков, Б.К. Пуго, В.А. Стародубцев, А.И. Тизяков, Г.И. Янаев, Д.Т. Язов и ещё несколько приглашённых лиц. B.C. Павлов, «у которого развился гипертонический криз» отсутствовал. Когда была доложена информация о развитии событий, среди собравшихся возникли разногласия. Если О.С. Шенин продолжал настаивать на необходимости активных действий, то О.Д. Бакланов и А.И. Тизяков заявили о возможном выходе из ГКЧП. Как утверждается в обвинительном заключении по делу ГКЧП, итогом этого заседания было решение о «проведении боевой операции по захвату здания Верховного Совета России» [3479].

Однако два командующих, от которых зависела судьба этого решения (П.С. Грачёв - командующий воздушно - десантными войсками, на которого было возложено командование операцией «Гром», и Б.В. Громов - командующий внутренними войсками), встретившись после совещания у В.А. Ачалова, договорились не участвовать в этой операции [3480].

Одновременно «Белый дом» предпринял меры по нейтрализации воинских частей. «В тот вечер, - вспоминает Е.Т. Гайдар, - знакомлюсь с Геннадием Бурбулисом. В его кабинете шумно, за столом председатель Комитета государственной безопасности Российской Федерации Иваненко пытается связаться с генералами, командующими округами... Иваненко непрерывно связывается по телефону с командирами Московского военного округа, внутренних войск, частей КГБ. Говорит примерно одно и то же: звоню по поручению Ельцина, не ввязывайтесь в это дело, держите личный состав и технику в стороне... « [3481].

По мере приближения к полуночи напряжение в Белом доме нарастало. В 21.00 был запрещён выезд машин за ограждение и тогда же дана команда «закрыть» «проходы в баррикадах» [3482].

«Белый дом» застыл в ожидании штурма.

В ожидании штурма

Чем же в ту тревожную ночь был занят российский президент?

По его словам, несмотря начавшуюся за стенами «Белого дома «стрельбу», он продолжал стоять у руля власти. «Примерно в два тридцать ночи, - вспоминает Борис Николаевич, - я посмотрел на часы, закрыл глаза и мгновенно отключился. Когда снова началась стрельба, меня растолкали помощники. Повели вниз, прямо в гараже надели бронежилет, усадили на заднее сидение машины, сказали «Поехали». Когда двигатель «ЗИЛа» заработал, я окончательно проснулся» [2483].

Если это описание соответствует действительности, возникает вопрос, в каком же состоянии находился в тот вечер Борис Николаевич, если заснул на одном из этажей «Белого дома», а «проснулся» только в подвале?

Когда Борис Николаевич «проснулся» и поинтересовался, куда его собираются везти, ему сообщили, что в американское посольство. И тут, несмотря на то, что вариант использования его в качестве убежища был им одобрен, Б.Н. Ельцин протрезвел и «категорически отказался покидать Белый дом», после чего «было решено спуститься в бункер» [3484].

По утверждению А.В. Коржакова, Б.Н. Ельцин лёг спать не в полтретьего, а «около одиннадцати вечера». Но едва он заснул, как на улице «послышались выстрелы» и его эвакуировали в бункер [3485]. Главный ельцинский архивист Р.Г. Пихоя, который был свидетелем этого исторического эпизода, пишет, что он произошёл «около 12 часов ночи» [3486].

В то время я был на Краснопресненской набережной, между Горбатым мостиком и Приёмной Верховного Совета. И могу засвидетельствовать, что не слышал там никаких «выстрелов».

Поэтому о причинах поднятой в «Белом доме» тревоги можно только предполагать.

«После 23 часов» Ю.В. Скокову позвонил П.С. Громов и сообщил, «что дана команда о начале штурма в 3 часа ночи». Ю.В. Скоков «немедленно пошёл к Ельцину и поставил его в известность об этом. «Ну что же, будем ждать, - сказал Борис Николаевич. - А Вы - предпринимайте усилия по предотвращению» [3487].

Видимо, после этого Б.Н. Ельцин и оказался в бункере «Белого дома», а Ю.В. Скоков, захватив с собою В.М. Портнова, «отправился к П.С. Грачёву» [3488].

«Я с Портновым, - показал Ю.В. Скоков на следствии, - сразу после этого поехал на встречу к Грачёву в штаб ВДВ на ул. Матросская тишина. У нас с ним была заранее согласованная схема встреч. Чтобы меня не видели в штабе, его вызывали ко мне на улицу. Грачёв вышел и в разговоре на улице сказал мне что он - русский и не позволит, чтобы армия проливала кровь своего народа и таких команд выполнять не будет» [3489].

Вероятно, после встречи с П.С. Грачёвым, Ю.В. Скоков отправился на встречу с Б.В. Громовым и «возвратился в «Белый дом» в 2 часа ночи, т.е. уже 21 августа, за час до объявленного начала штурма» [3490].

Между тем, если верить «Журналу записи информации», в полночь в Белый дом стали поступать тревожные сведения: «00.05. На Арбате - стрельба. Трассирующими. Площадь Дзержинского. Стрельба поверх голов. Калининский проспект. Стрельба». «00.30. По просьбе вице - президента, выступившего на митинге,.. все ополченцы отошли от стен Белого дома на 50 метров. Для защиты каждого окна выделено по два человека, получивших приказ стрелять без предупреждения при попытке насильственного прорыва в здание через окна». «00.50. Всем находящимся в доме рекомендовано не подходить к окнам, опустить жалюзи... На всех этажах выключен свет. Коридоры перегорожены диванами, мебелью» [3491].

Как мы теперь знаем, никакой стрельбы в это время ни на Арбате, ни на площади Дзержинского не было. Как развивались события на Калининском проспекте, мы ещё увидим.

Чем же в тот момент занимался проснувшийся Б.Н. Ельцин? Оказывается, спокойно под звон бокалов беседовал с Г.Х. Поповым и Ю.М. Лужковым. Упоминая об этом, А.В. Коржаков пишет, что Гавриил Харитонович не рассчитал своих сил, поэтому «его потом двое дюжих молодцов... еле вынесли под руки из подвала» [3492]. Ну, что ж, с кем не бывает. Тем более, ведь пили, наверное, не просто так, а за победу демократии.

Желая показать, что это было не обычное застолье, А.В. Коржаков пишет: «Мы сидели в темноте и слушали раздававшиеся на улице редкие выстрелы и крики». Однако у Александра Васильевича было неспокойно на душе, поэтому, «посидев в приёмной», он «побрёл к Руцкому». И что же делал он в эти тревожные минуты у вице - президента под «редкие выстрелы и крики», раздававшиеся на улице? «Мы с ним, - признаётся А.В. Коржаков, - выпили по рюмочке». После этого «настрой» у них стал «боевой» и они «договорились с Руцким держаться до конца» [3493].

К сожалению, из воспоминаний А.В. Коржакова не совсем понятно: до какого конца? То ли до последних сил, то ли до последней капли... водки.

Между тем, как писала тогдашняя пресса, «после полуночи» начался штурм «Белого дома». «Час ночи, - читаем в «Общей газете». - Со стороны Калининского проспекта в сторону Белого дома движутся танки. По ориентировочным оценкам - 15 БТР и около 30 танков. На Калининском проспекте они легко смяли баррикады. По непроверенным данным, там погиб человек. Со стороны Садового кольца также движется колонна танков. Возле Белого дома стрельба» [3494].

И далее: «Колонна БМП, стоявшая... у американского посольства, попыталась на большой скорости прорваться на набережную... Тогда противная сторона облила флагманскую машину бензином и подожгла... Ещё одна колонна бронетехники, прорвавшаяся к Дому Советов, остановилась метрах в ста... По предварительным данным,.. во время прорыва погибли пять человек» [3495].

А вот что было на самом деле.

По утверждению командира батальона Таманской дивизии капитана С. Суровикина, поздно вечером он получил приказ выставить патруль на Смоленской площади. Как только возглавляемая им колонна БМП (обращаю внимание: не танков, а бронемашин пехоты) повернула от метро станция «Маяковская» на Садовое кольцо, их стали снимать. «Параллельно шла «Волга» и тоже снимала. Камер было море... Значит, кому - то был известен наш маршрут, и самое главное - заранее» [3496].

Присутствие кинокамер свидетельствует о том, что кто - то знал не только маршрут этой колонны, но и то, что ждёт её впереди!!! Ведь в тот вечер на улицах города было много военной техники, но кинокамеры почему - то снимали только эту колонну бронемашин.

Для проезда на Смоленскую площадь по Садовому кольцу таманцам необходимо было пересечь Калининский проспект, который вёл к «Белому дому». Следовательно, направляясь к МИДу, они должны были оставить «Белый дом» в стороне.

Чтобы иметь на этот счёт более ясное представление, необходимо отметить, что на пересечении с Калининским проспектом (или Новым Арбатом) Садовое кольцо разделяется на три полосы, две боковые поднимаются наверх, одна, центральная, проходит под проспектом через тоннель. Следовательно, если бы БМП направлялись к «Белому дому», они должны были по правой боковой полосе подняться наверх, если же шли к Смоленской площади, войти в тоннель.

Между тем, оказывается, «тоннель под проспектом Калинина был перегорожен с двух сторон: на входе - поливальные машины, на выходе - четыре ряда троллейбусов» [3497]. Получается, что кто - то специально перегородил Садовое кольцо так, что бы весь транспорт поднимался на Калининский проспект, откуда открывался прямой путь к «Белому дому».

«Около 0.15 21 - го, - вспоминает военный журналист капитан 1 ранга М. Головко, - я находился на площади перед мостом через Москву - реку. Какой - то мужчина, взобравшись на баррикаду, крикнул: «Штурм начался. Техника идёт по Садовому кольцу. Свободные - на защиту баррикад». Бегом вместе с другими людьми я поднялся к туннелю под Калининским. Внизу несколько БМП двигались с улицы Чайковского в сторону Смоленской площади» [3498].

И далее: «Вокруг меня... было не меньше 100–150 человек... я вышел вперёд, перегородив дорогу первой БМП. Машина резко затормозила, «клюнув» носом и качнувшись на подвеске, а затем резко дав ход, подмяла меня под днище. Из - под гусениц второй БМП меня успели вытащить двое парней. Я был подмят под БМП, но остался жив. И, полагая, что дальше техника пойдёт к Белому дому любой ценой, я закрыл своей плащ - накидкой смотровые щели одной из БМП», а «в 0.38 я записал на диктофон то, что видел» [3499].

Эти воспоминания представляют для нас особую ценность прежде всего потому, что они позволяют более или мене точно датировать этот эпизод: не ранее 0.15 - не позднее 0.38. Они ценны и тем, что в них нашло отражение начало этой трагедии.

После того, как М. Головко отошёл в сторону и опустился на асфальт, к БМП бросились другие парни. «Сидя на асфальте, - пишет М. Головко, - я видел, как взобравшиеся на броню парни разворачивают брезент, скатанный за башней БМП и скреплённый ремнями, ломают радиоантенну... Как падают они вниз, сваленные стволом быстро разворачиваемого орудия» [3500].

Одним из тех, кого видел капитан М. Головко, был Дмитрий Комарь.

«Дмитрий Комарь,.. - вспоминает очевидец, - полез на пробивавшуюся через баррикады БМП, чтобы набросить сверху брезент и «ослепить» механика - водителя. Его убило, по всей видимости, ударом незакреплённой створки люка, который у БМП находится сзади. Тело его так и повисло на нём, на этом люке... Увидев смерть, к машине бросился Владимир Усов. Он хотел оттащить Комаря к людям. Но когда Владимир был уже в нескольких шагах от БПМ, та неожиданно дала задний ход. Говорят, его тело потом собирали по частям» [3501].

Илья Кричевский тоже был среди нападавших на БМП. Как явствует из воспоминания, он попытался проникнуть в БМП через открытый люк, но был сражён пулей.

М. Головко не пишет, где именно произошла эта трагедия, объясняя свои действия тем, что пытался не допустить выхода боевой техники «к Белому дому». Исходя из этого, можно было бы подумать, что, подойдя к Калининскому проспекту, БМП стали пониматься наверх по правой полосе.

Но вот что пишет руководивший колонной БМП капитан С. Суровикин: «При подходе к одному из перекрёстков (имеется в виду перекрёсток Садового кольца и Калининского проспекта) увидели заграждение из техники», «командир приказал обойти заграждение» и «мы въехали в тоннель» [3502]. Это значит, что колонна БМП двигалась не по правой, а по центральной полосе и направлялась не к «Белому дому», а к Смоленской площади.

Когда колонна вышла из тоннеля, на её пути и встал М.А. Головко [3503]. Зачем он сделал этого, непонятно, так как для любого трезвого человека было очевидно, что БМП направляются не к «Белому дому». «Героизм» М.А. Головко представляется тем более странным, что за его спиной находилось заграждение - несколько рядов перегородивших Садовое кольцо троллейбусов [3504].

Но как только БМП вышли из тоннеля, в них «полетели кирпичи, обломки асфальта, куски плит». «Вокруг нас, - отмечает С. Суровикин, - суетилось множество людей с кино и фотокамерами». Была сделана попытка прорваться к Смоленской площади через заграждения. Но кем - то при помощи заранее подогнанного крана, троллейбусы снова «были сдвинуты», «проход закрыт» и «оставшиеся машины встали» [3505].

Одна из них, №536, под командой сержанта Семеняги была отрезана от остальных. В неё, вспоминает С. Суровикин, «полетели бутылки с зажигательной смесью», и она загорелась. Когда механик - водитель Булычёв выбрался из машины, его облили бензином, и на нём вспыхнула одежда. Пока он снимал её, обжёг руки. «При высадке из машины личный состав стрелял вверх, только вверх... БМП - это не «Жигули»... узкий триплекс - смотровая щель и всё. Эту узкую полоску ему ещё и закрыли, он вообще ничего не видел. В результате, как выяснилось, он кого - то задавил. Ведь толпа обступила машину плотным кольцом» [3506].

Таким образом, если по одной версии три человека погибли, пытаясь остановить колонну БМП, идущую к Белому дому, то по другой версии - они стали жертвами в результате нападения на отставшую и попавшуюся в ловушку бронемашину, уже прошедшую тоннель и поэтому направлявшуюся не к Белому дому, а к Смоленской площади.

Кто же прав? Ответ на этот вопрос дают материалы следствия, которое установило, что трагедия произошла не на пути к Белому дому, а «в тоннеле на пересечении улицы Чайковского и Нового Арбата» [3507], и что военнослужащие не несут никакой ответственности за смерть трёх погибших [3508].

Я не знаю, удалось ли прокуратуре найти ответ на вопрос, кто и зачем организовал этот, казалось бы никому не нужный перехват БМП, но не могу не сообщить следующий факт.

23 июня 2006 г. бывший командир Добровольческого полка, находившегося осенью 1993 г. в охране «Белого дома», полковник Александр Алексеевич Марков рассказал мне историю о том, как в ночь с 3 на 4 октября 1993 г., накануне штурма, к нему подошли двое его офицеров. Признавшись, что являются членами РНЕ и сообщив, что были внедрены в его окружение А.П. Баркашовым, они заявили, что самым большим грехом в своей жизни считают активное участие в событиях, которые разыгрались в ночь с 20 на 21 августа 1991 г. в тоннеле под Калининским проспектом [3509].

А поскольку РНЕ было создано руками КГБ СССР, получается, что он имел непосредственное отношение к этим событиям.

«...ровно в 1.30, - вспоминает В.И. Варенников, - мне позвонил генерал - полковник Ачалов и сообщил: «В 2 часа у Крючкова проводится экстренное заседание по обстановке. Дмитрий Тимофеевич выехать не может, но просит нас обоих поприсутствовать». «В установленное время мы были в кабинете Владимира Александровича. Там уже были Олег Дмитриевич Бакланов, Олег Семёнович Шенин, генералы - заместители председателя КГБ» [3510]. Из числа присутствовавших на этом совещании можно также назвать Б.В. Громова [3511].

Именно в это время, около 2 часов ночи, В.А. Крючкову позвонил Э.Г. Бурбулис и сообщил о трагедии на перекрёстке Калининского проспекта и Садового кольца, а председатель КГБ заверил его, что «никакого штурма «Белого дома» со стороны ГКЧП не намечается» [3512].

Было ли это сознательной дезинформацией или же В.А. Крючков уже знал, чем закончится созванное им совещание, ещё предстоит выяснить.

Согласно показаниям Б.В. Громова, особое значение для принятия совещанием окончательного решения имело выступление В.А. Ачалова, который поставил под сомнение возможность успешного осуществления намеченного плана, сообщив, «что ездил изучать обстановку вокруг «Белого дома», что там очень много людей - около 50–60 тысяч, и что штурмовать «Белый дом» в таких условиях никак нельзя» [3513].

Около 24.00, когда я был возле «Белого дома», там действительно толпилось много народа. Однако, во - первых, в несколько раз меньше, чем утверждал В.А. Ачалов (не уверен, что набралось бы и десять тысяч), а, во - вторых, поскольку с вечера, то затихая, то возобновляясь, шёл «проливной дождь» [3514], после полуночи люди стали расходиться.

На совещании у В.А. Крючкова против штурма Белого дома высказались заместитель министра внутренних дел Б.В. Громов, а также «руководители подразделений КГБ» [3515].

В это время неожиданно для многих участников совещания В.А. Крючкову сообщили о трагедии, разыгравшейся на Садовом кольце [3516].

Если учесть, что этот инцидент произошёл около 0.40, и к 2.00 часам ночи, когда на Лубянке началось совещание, В.А. Крючков уже знал о нём, получается, что он сознательно инспирировал вброс информации о пролившейся на улицах Москвы крови в ходе совещание, чтобы тем самым повлиять на исход обсуждавшегося вопроса о штурме «Белого дома».

После этого В.А. Крючков, которого поддержали его подчинённые, «предложил снять с повестки дня вопрос о мерах в отношении Белого дома». О.Д. Бакланов и О.С. Шенин пытались возражать. «Я, - пишет Варенников, - посоветовался с Ачаловым и предложил третий вариант - принятый план оставить в силе, но сроки его проведения уточнить утром». Этим и закончилось совещание на Лубянке [3517].

По некоторым сведениям, его участники стали расходиться около трёх часов ночи [3518].

«Самый тяжёлый момент, - пишет Б.Н. Ельцин, - наступил примерно в три утра. Снова началась стрельба». Если, услышав «стрельбу» в 24.00, Б.Н. Ельцин спустился в бункер, то, услышав её около трёх часов, он решил «подняться наверх». И только тогда ему доложили, что «есть убитые, три человека» [3519].

О чём говорит этот поразительный факт? О том, что во время пребывания президента России в бункере никто не информировал его о происходящих событиях. Возможно ли было такое, если бы он сам и его ближайшее окружение действительно с минуты на минуту ожидали штурма?

Следовательно, укрывшись в бункере, Б.Н. Ельцин был абсолютно уверен, что ему ничто не угрожает.

Если исходить из воспоминаний А.В. Коржакова, то «разбудила» Б.Н. Ельцина не стрельба, а звонок В.А. Крючкова [3520].

Г.Х. Попов, который присутствовал при сём, вспоминает, что этот разговор имел если не дружеский, но довольно деловой характер [3521]. О чём они беседовали, мы не знаем. Но, повесив трубку, Борис Николаевич заявил, что речь шла о М.С. Горбачёве. В.А. Крючков намерен послать за ним самолёт в Форос [3522].

В ту же ночь с 20 на 21 августа шеф КГБ направил А.А. Собчаку «послание», в котором выразил ему своё уважение и признал правильными его действия [3523].

Это означало капитуляцию ГКЧП.

В 9.00 началось заседание коллегии Министерства обороны СССР, на котором большинство генералов высказалось «за необходимость вывода войск из Москвы», после чего Д.Т. Язов отдал соответствующий приказ [3524]. Причём, по свидетельству В.А. Крючкова, министр обороны заявил ему, что коллегия приняла такое решение «в ответ на бездействие ГКЧП» [3525].

«Утром, - вспоминает Ю. Прокофьев, - я приехал в Кремль, у Янаева снова собрался ГКЧП» [3526]. Сообщение о том, что Д.Т. Язов решил вывести войска из города, вызвало удивление и возмущение. Поэтому решили отправиться в Министерство обороны [3527].

«В 10 часов утра 21 августа, - читаем мы в воспоминаниях В.А. Крючкова, - несколько членов ГКЧП, а также Шенин, Прокофьев и Плеханов, который был приглашён несколько позже в связи с предстоящей поездкой к Горбачёву, отправились к Язову на Фрунзенскую набережную в Министерство обороны» [3528].

По воспоминаниям Ю.А. Прокофьева, по дороге в Министерство обороны В.А. Крючков позвонил Б.Н. Ельцину и предложил ему вместе с ним лететь к М.С. Горбачёву в Форос. А затем через некоторое время позвонил Борис Николаевич и заявил, что отказывается от сделанного ему предложения, так как опасается «матроса Железняка» [3529].

Как явствует из материалов следствия, прибывшие к Д.Т. Язову «Крючков, Бакланов, Плеханов, Тизяков и Шенин настаивали на продолжении борьбы» [3530] и только после бурных прений было решено «ехать к Горбачёву, приглашать его в Москву» [3531].

Между тем, как мы знаем, решение «ехать к Горбачёву» существовало у В.А. Крючкова уже к трём часам ночи. Это значит, на последнем заседании ГКЧП он продолжал дурачить своих товарищей.

Как вспоминает Ю.А. Прокофьев, на этом заседании он «заявил, что теперь чётко понял: это политическая провокация, которая поставила под удар и страну, и партию, и другого выхода, кроме как застрелиться, никому из членов ГКЧП в этой ситуации не остаётся». По свидетельству Ю.А. Прокофьева, его поддержал только О.С. Шенин [3532], затем позвонил В.И. Варенников и тоже согласился с ним [3533].

Между тем в 11 часов, т.е. в то время, когда члены ГКЧП ещё, видимо, находились в Министерстве обороны СССР, в «Белом доме» открылась внеочередная сессия Верховного Совета РСФСР. Самое удивительное заключается в том, что она транслировалась по радио и телевидению [3534].

Следовательно, отправляясь в Министерство обороны, В.А. Крючков уже отдал радио и телевидение под контроль Б.Н. Ельцина, ни с кем из своих «товарищей по оружию» это не согласовав и никого не поставив в известность.

После того, как Верховный Совет РСФСР осудил «путчистов», Б.Н. Ельцин направил в адрес ГКЧП требование «прекратить свою противоправную антиконституционную деятельность» и отменить все принятые им решения [3535].

Утром 21 августа с заявлением, осуждавшим ГКЧП, выступило Политбюро ЦК КПРФ [3536]. В 12.00–14.00 состоялось заседание Секретариата ЦК КПСС [3537]. Он тоже отмежевался от ГКЧП и решил направить своих представителей в Форос. Одновременно состоялось заседание Президиума Кабинета министров СССР, который в 13.00 распространил заявление о незаконности ГКЧП [3538]. В результате к 14.00, когда заседание Верховного Совета РСФСР завершилось, ГКЧП был осуждён как руководством КПСС и КПРФ, так и правительством СССР.

Утром 21 - го, видимо, сразу же после возвращения из Министерства обороны, А.И. Лукьянов вызвал к себе представителей палат Верховного Совета И.Д. Лаптева и Р.Н. Нишанова и, назвав всё произошедшее авантюрой, заявил, что летит в Форос на встречу с М.С. Горбачёвым [3539].

По свидетельству Г.И. Янаева, после этого он подписал постановление о роспуске ГКЧП и сложил с себя президентские полномочия.

С этого момента для завершения «путча» осталось сделать только одно - вернуть из Фороса в Москву президента СССР М.С. Горбачёва.

С 18 августа, - пишет А.С. Черняев, - на даче командовал генерал В.В. Генералов [3540]. Отвечая на вопрос, «насколько серьёзно Горбачёв был блокирован в Форосе», бывший начальник службы госохраны Крыма Лев Николаевич Толстой сказал: «Его лишили связи, блокировали вертолётную площадку, отключили усилители на основных объектах, усилили службы охраны, установили дополнительные посты охраны как внутри, так и снаружи... Что касается телевидения, то государственные программы можно было смотреть, и мы их смотрели все эти три дня. А вот официально связаться с кем - либо по линии связи возможности у него не было» [3541].

Между тем, «есть свидетельства, что телефонная связь у Горбачёва была, и ею пользовались сотрудники охраны Горбачёва с его ведома» [3542]. Этот вопрос специально рассмотрен в книге B.C. Павлова «Август изнутри. Горбачёв - путч», который на основании материалов следствия убедительно показал, что президентская дача в Форосе 18–21 августа продолжала сохранять связь с внешним миром, и если бы М.С. Горбачёв желал воспользоваться ею, у него для этого была полная возможность. Однако никаких попыток он не предпринимал и даже не пытался предпринимать [3543].

Интересно, что когда В.А. Крючков предложил Б.Н. Ельцину лететь в Форос, Борис Николаевич готов был принять это предложение, однако его соратники решительно выступили против [3544]. Вопрос был вынесен на заседание Верховного Совета России, который решил направить к М.С. Горбачёву делегацию во главе с А.В. Руцким и И.С. Силаевым [3545].

Не получив согласия на совместный полёт, члены ГКЧП отправили в Форос собственную делегацию. В неё вошли О.Д. Бакланов, В.А. Крючков, А.И. Тизяков, Д.Т. Язов, Ю.С. Плеханов. К ним присоединились А.И. Лукьянов [3546] и В.А. Ивашко [3547]. В 14.15 они вылетели из Москвы [3548].

«Через два часа, - пишет В.А. Крючков, - самолёт пошёл на посадку» [3349]. Как установило следствие, в Бильбеке они приземлились в 16.08 [3550].

В 16.52, в то самое время, когда В.А. Крючков и его спутники добрались до Фороса, из Внуково - 2 вылетел самолёт Ту - 134, на борту которого находились В.В. Бакатин, Е.М. Примаков, А.В. Руцкой, И.С. Силаев и 10 народных депутатов [3551].

«Около 5 часов 21 - го, - читаем мы в дневнике А.С. Черняева, - вбежали ко мне сразу все три женщины - Ольга, Лариса, Татьяна - в страшном возбуждении. «Анатолий Сергеевич, смотрите, смотрите, что происходит». Выскочили мы на балкон... С пандуса от въезда на территорию дачи шли «ЗИЛы», а навстречу им с «Калашниковыми» наперевес двое из охраны. «Стоять», - кричат. Машины встали [3552].

Машины остановились, но через некоторое время двинулись дальше к служебному дому. Тут А.С. Черняев увидел: «В дверь внизу тесно друг за дружкой - Лукьянов, Ивашко, Бакланов, Язов, Крючков. Вид побитый. Лица сумрачные. Каждый кланяется мне. Я всё понял - прибежали с повинной» [3533].

«Горбачёву доложили о нашем приезде, - вспоминал В.А. Крючков, - но к нему не провели, попросили подождать... Через несколько минут после приезда я попросил телефонистку соединить меня с Горбачёвым. Последовал ответ, что разговор состоится после подключения всей связи» [3554].

По свидетельству М.С. Горбачёва, связь была восстановлена в 17.45 [3555].

«Навсегда запечатлелись последние сцены в «Заре», - пишет А.С. Черняев, - Горбачёв в своём кабинете, когда ему вернули связь, принимает поздравления Буша, подчиняет себе кремлёвский полк, вызывая к трубке его командира, коменданту Кремля приказывает не пускать в Кремль всех, причастных к путчу, опечатать их кабинеты, министру связи велит отключить у них телефоны, говорит со Щербаковым (зам. Павлова)» [3556].

Между тем А.В. Руцкой утверждает, что он связался «с Горбачёвым по телефону за несколько часов до того, как в Форосе появились путчисты» и предложил М.С. Горбачёву до его прибытия «путчистов» не принимать [3557]. Союзный президент послушно исполнил это предложение.

До Фороса российская делегация добралась около 20.00 [3558].

После того, как Михаил Сергеевич встретился с её членами [3559], он решил принять остальных. Но А. В. Руцкой и И.С. Силаев разрешили ему переговорить только с А.И. Лукьяновым и В.В. Ивашко [3560]. Обратите внимание: вице - президент союзной республики «не разрешил» президенту СССР. И тот снова взял под козырёк. Причём даже с В.А. Ивашко и А.И. Лукьяновым союзному президенту не позволили встретиться без свидетелей.

«С Лукьяновым и Ивашко, - пишет М.С. Горбачёв, - я беседовал в присутствии Бакатина и Примакова» [3561]. Разговор затянулся, и президент предложил прибывшим располагаться на даче, чтобы утром следующего дня лететь в Москву [3562]. Однако «спасители» не только отвергли его гостеприимное предложение, но и предложили ему тоже собираться в дорогу [3563]. И он снова вынужден был подчиниться.

И то, что М.С. Горбачёву до прибытия делегации Верховного Совета Российской Федерации не разрешили принять членов ГКЧП, и то, что ему позволили встретиться только с Ивашко и А.И. Лукьяновым, причём в присутствии В.В. Бакатина и Е.М. Примакова, и то, что ему приказали немедленно возвращаться в Москву, и он вынужден был этому подчиниться, означало, что победители не рассматривали его больше как президента СССР.

В Москве самолёт М.С. Горбачёва приземлился около двух часов ночи [3564]. Очень удачно сказал О.М. Попцов: «Президент... в час своего возвращения... ещё не понимал, что... он сходит не по ступеням самолётного трапа, а спускается с Олимпа власти» [3565].