С протянутой рукой

С протянутой рукой

Весной 1991 г. госдепартамент США пригласил Г.А. Явлинского в качестве консультанта на очередную встречу «большой семёрки» [3087]. Она состоялась 25–30 апреля в Вашингтоне [3088]. Во время встречи Григорий Алексеевич предложил разработать программу перехода СССР к рынку совместными усилиями американских и советских специалистов [3089]. Идея получила поддержку. Вернувшись в Москву, Григорий Алексеевич поставил о ней в известность Е.М. Примакова, сообщив, что под эту программу можно получить не менее 30 млрд долл. кредита [3090].

5 мая Г.А. Явлинский и Е.М. Примаков направили в адрес «большой семёрки» письмо и заявили о готовности советской стороны участвовать в разработке такой программы [3091]. 11 числа М.С. Горбачёв в телефонном разговоре с Д. Бушем сообщил о намерении направить в США Е.М. Примакова и Г.А. Явлинского, «чтобы вместе с американскими экспертами разработать программу адаптации советской экономической реформы к мировой экономике» [3092].

Имеются сведения, будто бы во время этого разговора советский президент дал понять американскому президенту, что если Запад не поддержит перестройку, возможно возвращение к «холодной войне» [3093].

Д. Буш поддержал идею совместной разработки перехода СССР к рынку. 17 мая А.С. Черняев записал в дневнике: «Вчера М.С. вдруг поручил мне встретиться с двумя профессорами из Гарварда (Аллисон и Сакс) вместе с Явлинским. Его одного М.С. принимал и согласился, чтобы тот вместе с американцами сделал «avant - projet» - для «семёрки» и для М.С., - на основе которого мы (если М.С. примет и если примут Ельцин и проч.) дальше будем вести экономическую реформу, оттолкнувшись от 15, 30 или даже 150 млрд долл., которые дадут нам МБ, МВФ и т.п. после одобрения «семёрки» [3094].

19 - го Г.А. Явлинский отправился в Гарвард [3095]. Здесь было решено до 15 июня подготовить обоснование подобного проекта, а затем предложить его вниманию «большой семёрки» в Лондоне [3096].

«Явлинский, - вспоминает А.С. Черняев, - привлёк к своему проекту двух гарвардских профессоров - Сакса и Аллисона» [3097]. Джеффри Сакс - это уже упоминавшийся советник польского правительства, будущий консультант Е.Т. Гайдара и его команды, а Грэхем Аллисон - декан Школы управления имени Кеннеди, бывший директор Совета по международным отношениям, член Бильдербегского клуба и Трёхсторонней комиссии [3098].

Под руководством Г. Алиссона была разработана та часть программы, которая касалась «помощи стран Западной Европы и США», а также условий, на которых она могла быть оказана. Эта программа получила поддержку как в нашей стране (Примаков, Яковлев, Шаталин, Шеварднадзе), так и за рубежом (Буш, Коль, Валенса, Миттеран) [3099].

К 11 июня работа над концепцией программы была закончена. Предлагалось начать переход к рынку с 1 января 1992 г. и осуществить его в четыре года. Причём ежегодный приток иностранного капитала планировался в пределах 20–35 млрд долл., что в сумме должно было составить 80–140 млрд [3100]. Г.А. Явлинский был принят Д. Бушем, после чего 16 - го вернулся в Москву [3101]. На следующий день он передал текст подготовленной программы М.С. Горбачёву [3102], затем Б.Н. Ельцину [3103].

Тем временем демократическая оппозиция, желая вывести Б.Н. Ельцина из - под контроля народных депутатов, организовала прямые президентские выборы. С ним соперничали бывший министр внутренних дел В.В. Бакатин, лидер только что возникшей Либерально - демократической партии (ЛДПР) В.В. Жириновский, генерал A.M. Макашов и бывший премьер Н.И. Рыжков [3104]. Выборы состоялись 12 июня. Победу одержал Б.Н. Ельцин [3105].

Как и в избирательной кампании Бориса Николаевича 1990 г., в выборах 1991 г. принимали участие специалисты американского фонда «Свободный конгресс», в том числе уже упоминавшийся Роберт Крибл и президент созданного им института Пол Вайрич (другое написание - Вайрих) [3106].

Не дожидаясь официального подведения итогов выборов, Б.Н. Ельцин отправился в США, где на 20 - е ему была назначена встреча с Д. Бушем [3107].

Накануне, 19 - го, Палата представителей американского Конгресса «одобрила проект закона об иностранной помощи на 1992 финансовый год». В нём впервые фигурировал Советский Союз. Однако речь шла об оказании помощи только отдельным республикам и «демократическим организациям». Более того, была принята поправка, запрещавшая «направлять американскую помощь центральному советскому правительству» [3108].

Этим самым Палата представителей США фактически выразила недоверие М.С. Горбачёву и открыто продемонстрировала курс на дезинтеграцию Советского Союза.

По свидетельству Г.Х. Попова, едва только Б.Н. Ельцин покинул Москву, как состоялось заседание Верховного Совета СССР, на котором B.C. Павлов потребовал чрезвычайных полномочий и получил поддержку В.А. Крючкова, Б.К. Пуго, Д.Т. Язова. Узнав об этом, Гавриил Харитонович отправился к американскому послу с просьбой передать Борису Николаевичу сообщение о возможности переворота и необходимости срочного возвращения в Москву. Далее, если верить Г.Х. Попову, Д. Мэтлок немедленно связался с Д. Бушем, а тот не только с Б.Н. Ельциным, но и с М.С. Горбачёвым [3109].

Получив 20 июня от Д. Мэтлока [3110] и Д. Буша [3111] информацию о возможности переворота, М.С. Горбачёв на следующий день, 21 - го явился на заседание Верховного Совета и добился того, чтобы просьба B.C. Павлова была отвергнута [3112].

Такова версия Г.Х. Попова.

Однако упоминаемое им выступление B.C. Павлова состоялось не 20 - го, а 17 июня [3113]. Может быть, это заседание происходило в закрытом режиме, и мэр узнал о нём с большим опозданием? Ничего подобного. Уже 18 - го в газетах появились сообщения: «Премьер требует президентских полномочий» [3114]. Сообщали газеты о нём и на следующий день, 19 - го: «Второй день в Верховном Совете продолжается обсуждение доклада премьер - министра В. Павлова» [3115].

Данное уточнение очень важно потому, что в день выступления B.C. Павлова Б.Н. Ельцин ещё находился в Москве и только на следующий день отправился в США [3116]. «Вчера, - сообщала 19 июня «Российская газета», - в столицу США по приглашению Конгресса с рабочим визитом прибыл Председатель Верховного Совета РСФСР Б.Н. Ельцин», визит «продлится до 21 июня» [3117].

Однако дело не ограничивается этим.

Оказывается, несмотря на то, что выступление В.А. Крючкова состоялось 17 июня на закрытом заседании Верховного Совета [3118], в тот же день вечером информация о нём появилась в передаче А.Г. Невзорова «600 секунд» [3119]. Я даже помню фрагмент из этого выступления шефа КГБ. В нём меня поразила параллель между сложившимся положением в стране и тем, что было накануне Великой Отечественной войны, когда И.В. Сталина предупреждали о надвигающейся угрозе, а он якобы не желал обращать внимания на эти предупреждения.

Вспоминая об упомянутом заседании Верховного Совета СССР, А.Н. Яковлев утверждал, что он сразу же связался с Г.И. Янаевым. «У вице - президента Янаева спросил: знает ли суть дискуссии Горбачёв? Янаев заверил, что Горбачёв «в курсе вопроса и не видит никакого политического подтекста» [3120].

«Я, - читаем мы в воспоминаниях А.Н. Яковлева далее, - тут же позвонил Горбачёву и рассказал ему о содержании выступлений. Горбачёв ответил, что он дал санкцию на выступление только Павлова и удивился, что оно сделано в таком духе. О выступлениях «силовиков» он услышал впервые» [3121]. О том, что его выступление было согласовано с президентом, заявил позднее и сам премьер. Причём, по утверждению B.C. Павлова, первоначально М.С. Горбачёв одобрил содержание его выступления и только затем выступил «с негодующей речью» [3122].

На самом деле выступление М.С. Горбачёва 21 июня было очень корректным и никакой критики премьера не содержало. Более того, Михаил Сергеевич заявил, что это он «поручил» B.C. Павлову выступить с прозвучавшим 17 июня докладом [3123].

Вспоминая позднее те события, бывший министр обороны Д.Т. Язов сделал ещё более сенсационное признание: «Горбачёв, - заявил он, - предложил мне, Пуго, Крючкову и Павлову выступить на сессии Верховного Совета и самым добросовестным образом рассказать о положении в стране» [3124].

Поскольку М.С. Горбачёв и В.А. Крючков оставили свидетельства B.C. Павлова, Д.Т. Язова и А.Н. Яковлева без опровержения, мы можем относиться к ним с полным доверием. Но тогда следует признать, что упоминаемое заседание Верховного Совета СССР было инициировано и организовано самим М.С. Горбачёвым. Это было настолько очевидно для тех, кто внимательно следил за происходящим, что уже 25 июня «Независимая газета» опубликовала статью, которая так и называлась «Ещё одна гениальная постановка Михаила Горбачёва» [3125].

Нетрудно заметить, что она состоялась примерно через месяц после того, как М.С. Горбачёв предупредил американского президента о возможности возвращения к «холодной войне», и была приурочена к встрече Бориса Николаевича с Д. Бушем. Не исключено также, что эта инсценировка должна была помочь М.С. Горбачёву в Лондоне, куда он в это время собирался.

О сознательном нагнетании политических страстей свидетельствует ещё один эпизод. В первую неделю июля 1991 г. В.А. Крючков принял у себя на даче бывшего руководителя итальянской военной секретной службы адмирала Фульвио Мартини и в беседе с ним заявил, что в СССР неизбежно установление сильной власти или во главе с М.С. Горбачёвым или же без него. По возвращении домой Ф. Мартини немедленно известил своё руководство об этом разговоре [3126].

В.А. Крючков не был так наивен, чтобы не понимать, что его заявление немедленно будет доведено до руководства Италии. Следовательно, подобная утечка информации была допущена специально. Но с какой целью? Ответить на этот вопрос несложно. М.С. Горбачёв с помощью КГБ продолжал шантажировать Запад угрозой путча и возвращения к «холодной войне», надеясь выторговать у него финансовую поддержку в Лондоне.

«Формально, - вспоминает он, - я получил приглашение на лондонский саммит в середине июня, но подготовку мы начали заранее в связи с разработкой антикризисной программы и мер перехода к рынку [3127]... В середине мая на заседании Совета безопасности СССР обсуждалась записка Кабинета министров о нашем вступлении в Международный валютный фонд... Рабочей группой в Волынском были проанализированы и учтены программы «Согласие на шанс» Аллисона - Явлинского, предложения Жака Аттали (Европейский банк реконструкции и развития), Брукингского института (США), Института экономических исследований (Германия), Института международных отношений (Франция), Королевского института международных отношений (Великобритания), исследовательского института «Комура» (Япония)» [3128].

В самом обращении к зарубежным специалистам не было ничего зазорного. Проблема заключается в другом: а) кто был инициатором этих обращений, б) какую роль играли иностранные эксперты: советовали или навязывали, в) насколько эти советы отвечали нашим интересам и г) что из этого получилось?

Подготовка к поездке в Лондон была завершена 6 июля [3129].

На следующий день А.С. Черняев отметил в дневнике: «Большой спор разгорелся, выдавать ли цифру нашего внешнего долга и вообще государственного долга (240 миллиардов). Абалкин - «за», чтобы «разжалобить» и пошантажировать угрозой катастрофы. Щербаков - «против»: нам на другой день закроют и те кредиты, которые ещё дают» [3130].

«В 1990 и 1991 годах, - вспоминает К. Брутенц, - практически не было ни одной беседы Горбачёва с иностранными руководителями, где не поднимался бы вопрос о помощи. Займы просили у США и Англии, Италии и Германии, Саудовской Аравии и Кувейта, Японии и Южной Кореи, Китая и Франции, Испании и Португалии, Омана и ОАЭ, Катара и Бахрейна, Израиля и Канады, Дании и т.д. Затем пошла речь о своеобразном финансовом пакете. С президентом Европейского банка 19 сентября 1990 г. говорили уже о проекте в «15–20 млрд дополнительного кредита с началом выплат через шесть - семь лет с подходящим процентом». Кульминации - цифры в 70–100 млрд долл. - этот вопрос достиг в связи с Лондонским совещанием «семёрки» [3131].

Характеризуя эту политику М.С. Горбачёва, В.К. Буковский пишет: «Одних кредитов и займов - то бишь денег западных налогоплательщиков - выдоил Горбачёв с Запада за это время 45 миллиардов долларов» [3132].

В 1985 г. внешний долг Советского Союза составлял 28,3 млрд долл., в 1989 г. - 53,9 млрд, в 1990 г. - 59,8 млрд, в 1991 г. - 95,3 млрд. Таким образом, за 1985–1991 гг. внешний долг вырос на 67 млрд долл., т.е. увеличился более чем в три раза [3133].

Собираясь в Лондон, М.С. Горбачёв намеревался поставить перед лидерами большой семёрки вопрос о реструктуризации советского внешнего долга. В его «распоряжении» о подготовке к лондонской встрече предлагалось «до 20 июня» представить «соображения о возможных путях стабилизации внешнего долга СССР», а также «подготовить проект возможного обращения к западным государствам о консолидации этого долга и перенесении сроков платежей» [3134].

«Я, - пишет А.С. Черняев, - и Щербаков... резко возражали,.. но он послушался Абалкина и Медведева... Буш,.. Миттеран,.. Андреотти... не советовали этого делать». - «Да о ситуации и так весь мир знает, - возразил я. - Но когда сами признаем себя банкротами, это что - то значит для кредиторов» [3135].

На что именно рассчитывал М.С. Горбачёв, мы не знаем. Не исключено, что одним из козырей, которые он вёз в Лондон, был закон «Об основных началах разгосударствления и приватизации предприятий», принятый 1 июля [3136], другим - «Основы законодательства об иностранных инвестициях в СССР», одобренные 5 июля [3137].

В Лондон на разведку был отправлен академик С. Шаталин, который ещё недавно являлся членом Президентского Совета и советником М.С. Горбачёва, а лётом 1991 г. на президентских выборах был доверенным лицом Б.Н. Ельцина [3138].

«Два дня (8 и 9 июля), - вспоминал С.С. Шаталин, - я заседал в Лондоне с Мировым банком и Международным валютным фондом. Они относятся ко мне с полным уважением, абсолютно искренним, - и мне было прямо сказано: «Станислав, всё это несерьёзно». Конечно. Я согласен. Тэтчер говорит: «Мы удивляемся, почему Горбачёв едет в Лондон без вас»... Я четыре дня заседал в Лондоне и - как оппозиционер - сделал всё, чтобы Горбачёву был предоставлен режим наибольшего благоприятствования» [3139].

«11 июля, - пишет М.С. Горбачёв, - моё личное послание [3140] с приложениями было направлено дипкурьерами западным партнёрам. Бушу его вручил приехавший в Вашингтон Бессмертных». «Реакция последовала через 2–3 дня» [3141].

Д. Буш писал: «Если вы убеждены, что рыночная экономика - решение ваших проблем, тогда мы можем помочь вам создать её в СССР. Но если вы всё ещё чувствуете, что быстрый переход к рынку слишком рискован и поэтому необходимо на некоторый период сохранить административный контроль в соответствии с тем курсом, который намечен в антикризисной программе, тогда нам будет труднее вам помогать. Если вы полностью привержены реформам для внедрения рынка, тогда я предложил бы, чтобы мы двигались вперёд одновременно в нескольких областях. Во - первых, необходимо установить определённую связь, чтобы дать вам возможность составить такую программу реформ для вашей страны, которая пользовалась бы международным доверием. Это лучше всего сделать, работая непосредственно с МВФ и Всемирным банком... если вы согласны, что это разумно, а другие руководители «семёрки» поддержат такой подход, тогда немедленно после Лондона МВФ и Всемирный банк могут начать работу, чтобы не терять времени» [3142].

Иначе говоря, Д. Буш ясно дал понять М.С. Горбачёву, что США раскошелятся только в том случае, если Советский Союз полностью откажется от планирования и встанет на путь приватизации, программа которой будет разработана зарубежными экспертами.

Письмо Д. Буша не вселяло надежд.

16–19 июля М.С. Горбачёв провёл в Лондоне, где был допущен в качестве просителя на встречу большой семёрки [3143]. Как явствует из дневника А.С. Черняева, он был настолько тронут этим, что, устроив по такому случаю специальный приём, расчувствовался и ударился в воспоминания. Михаил Сергеевич заявил, что «он и Раиса» давно шли к этому, вспомнил «детство», «отрочество», «Женеву», «Рейкьявик» [3144].

Детали лондонской поездки советского президента и её результаты до сих пор остаются под покровом тайны. Можно лишь отметить, что получить блеснувшие на горизонте миллиарды ему не удалось [3145].

Объясняя причину неудачи М.С. Горбачёва, С.С. Шаталин отмечал, что на иностранные кредиты М.С. Горбачёв мог рассчитывать только в том случае, «если бы он привёз с собой программу. Вот первое: завтра я разгоняю КПСС, коммунистическую идеологию запрещаю... Второе: такого кабинета министров тоже не будет... Союз распускается... Ну, и - самое главное: да, я строю капитализм» [3146].