Какая улица ведёт к Храму?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Какая улица ведёт к Храму?

До тех пор, пока М.С. Горбачёв не провозгласил курс на радикальное обновление советской экономики и политической системы, до тех пор, пока не была взята на вооружение идея «нового мышления», он демонстрировал верность старым идеологическим догмам.

Один из помощников К.У. Черненко вспоминает, как осенью 1984 г. «Лукьянов подготовил проект указа о переименовании города Волгограда в Сталинград», причём «дал ему команду на это непосредственно М. Горбачёв» [901]. 9 мая 1985 г. генсеку удалось сорвать «продолжительные аплодисменты» ветеранов, когда он высоко оценил роль И.В. Сталина в Великой Отечественной войне [902].

Через полгода, 4 февраля 1986 г., в уже упоминавшемся интервью газете «Юманите» на вопрос об отношении к сталинизму М.С. Горбачёв заявил: «Сталинизм - это понятие, придуманное на Западе противниками коммунизма и широко использующееся для того, чтобы очернить Советский Союз и социализм в целом» [903].

А вот выступление Михаила Сергеевича на заседании Политбюро 27 октября 1986 г., через две недели после возвращения из Рейкьявика: «Если всё затеять, как это было на XX съезде партии, начать самим себя разоблачать, уличать в ошибках, то это был бы самый дорогой, самый желанный подарок нашему врагу». И далее: «Возьмём, например, такого писателя, как Можаев. Он требует, чтобы мы издали продолжение его романа «Мужики и бабы». А в этом романе практически под сомнение ставится всё, что было сделано в период индустриализации и коллективизации. По Можаеву, выходит, что и кулака - то у нас не было. А мы теперь знаем, что если бы не было коллективизации и индустриализации, то не было бы сейчас и нас, страну просто раздавил фашистский сапог». Обращая внимание на повесть В. Быкова «Знак беды», М.С. Горбачёв отмечал: «А в кинофильме по этому роману кое - кто попытался сравнить коллективизацию с действиями фашистов». Касаясь далее некоторых телепередач, Михаил Сергеевич в сердцах воскликнул :»3ачем нам предоставлять трибуну всякой падали» [904].

Прошло совсем немного времени, и в начале 1987 г. грянул такой антисталинский идеологический залп, перед которым очень быстро померкло всё то, что говорил Н.С. Хрущёв на XX съезде партии. Неужели за два - три последних месяца 1986 г. М.С. Горбачёва посетило «прозрение»?

Чтобы ответить на поставленный вопрос, необходимо принять во внимание, что антисталинский идеологический залп А.Н. Яковлев готовил в то самое время, когда генсек произносил на заседании Политбюро приведённые выше слова о «всякой падали».

Вскоре после XXVII съезда состоялась встреча генсека с представителями советской культуры. Вспоминая о ней, возглавлявший тогда АПН В.М. Фалин пишет: «В июне 1986 года на встрече, проводившейся М. Горбачёвым, в присутствии всей идеологической элиты я заявил, что социализма в Советском Союзе не существует, что его ростки подмяла и извела военно - феодальная диктатура сталинизма» [905].

Неужели Валентин Михайлович не читал интервью генсека газете «Юманите», в котором прямо было сказано, что «сталинизм» придумали «противники коммунизма»? Конечно, читал. И наверное, с карандашом. Но тогда получается, что, становясь под знамёна «противников коммунизма», В.М. Фалин понимал, что для лидера его партии это не является криминалом.

И действительно, в беседе со мной В.А. Медведев признался, что вопрос о необходимости подготовки борьбы со сталинизмом М.С. Горбачёв обсуждал в «узком кругу» соратников ещё накануне XXVII съезда КПСС, т. е. в то самое время, когда появилось упомянутое интервью газете «Юманите» [906]. Неслучайно, едва только закончился партийный съезд, как был дан «зелёный свет» для подготовки идеологической операции по дискредитации И.В. Сталина [907].

Лётом - осенью 1986 г. подготовка антисталинской кампании под руководством А.Н. Яковлева шла уже полным ходом. Начало этой кампании положил фильм «Покаяние», созданный грузинским режиссёром Тенгизом Абуладзе в 1981–1984 гг. [908].

В центре фильма история женщины, которая не даёт похоронить и забыть главного героя Варлаама Аравидзе. Что движет ею? Оказывается, когда - то Варлаам, напоминающий не то Берию, не то Муссолини, не то «крёстного отца», был инициатором и руководителем массовых репрессий. Не давая его похоронить, героиня фильма хочет, чтобы люди не забывали то мрачное время.

Заканчивается фильм следующим символическим эпизодом. Незнакомка показывает на дорогу, по которой когда - то ходил Варлаам, и спрашивает: «Эта дорога ведёт к Храму?» - «Нет, - отвечает ей главная героиня. - Эта дорога не ведёт к Храму». Иначе говоря, путь насилия не ведёт к счастью.

5 сентября 1986 г. «Покаяние» было представлено в ЦК КПСС. В этот день Э. Климов встретился с А.Н. Яковлевым и «передал ему две видеокассеты с фильмом». «Я, - говорил позднее Александр Николаевич, - понимал, что выпуск фильма будет подобен сигнальной ракете, которая ознаменует поворот политического курса», «с выхода этой картины у нас меняется строй» [909].

9 сентября Т. Абуладзе принял Б.Н. Ельцин: обсуждался вопрос о выпуске фильма в прокат. 26 сентября Госкино СССР уведомило Кинокомитет Грузии о готовности принять картину, 23 октября выдало на неё «разрешительное удостоверение». Во всём этом Т. Абуладзе и Э. Климову помогал А.Н. Яковлев [910].

Сначала фильм появился на экранах Москвы в Доме кинематографистов и в ЦК КПСС [911]. К 4 ноября здесь состоялось уже несколько показов картины. Но первоначально они имели закрытый характер [912]. Один из таких просмотров 14 ноября нашёл отражение в дневнике Льва Остермана [913]. Подобный же характер имела демонстрация фильма и в здании ЦК КПСС на Старой площади [914].

Как явствует из воспоминаний В.М. Фалина, после возвращения генсека из Индии, т. ею не ранее 28 ноября [915], он позвонил в АПН и сказал, что «неплохо было бы получить письменные соображения по десталинизации» [916]. Подобная записка была составлена и передана М.С. Горбачёву [917]. Тогда же, «в конце 1986 г.», ему были представлены «материалы комиссии по реабилитации репрессированных в сталинский период» [918].

А затем началась массовая антисталинская кампания.

Первый открытый показ «Покаяния» состоялся в Москве 26 января 1987 г. С него началась неделя грузинского кино в кинотеатре «Тбилиси» [919], после чего фильм появился на экранах других кинотеатров столицы, а затем пошёл по всей стране.

Фильму была сделана широкая реклама. Уже 17–23 января 1987 г. о нём сообщили «Аргументы и факты» [920]. 21 января на него откликнулась «Литературная газета» [921]. За ними последовали «Труд» [922], «Правда» [923], «Литературная Россия» [924], «Неделя» [925]. К этому хору присоединилась эмигрантская пресса [926].

Почти одновременно с этим антисталинская кампания началась в литературе. «Пробным камнем, - пишет М.С. Горбачёв, - стали, пожалуй, романы Рыбакова «Дети Арбата», Дудинцева «Белые одежды», Бека «Новое назначение» [927].

Роман В. Дудинцева «Белые одежды» увидел свет в январе - апреле 1987 г. [928]. Он был посвящён борьбе, которая развернулась в советской биологии 1940 - х гг. вокруг генетики и которая впервые была представлена на страницах нашей печати как борьба между наукой и мракобесием, олицетворяемым КПСС и МГБ. Ещё более необычным было то, что автор рисовал руководство КПСС и КГБ чёрными красками и приветствовал борьбу с ним.

Первоначально роман предполагалось напечатать в «Новом мире», потом в «Нашем современнике», велись переговоры с другими журналами [929]. Однако преодолеть сопротивление его публикации в Москве не удалось [930]. 25 августа был сдан в набор 37 - й номер журнала «Огонёк» [931], на страницах которого увидели свет фрагменты из романа. Здесь же появилось сообщение, что полностью он будет опубликован в ленинградском журнале «Нева» [932]. 26 сентября роман, наконец, сдали в набор [933]. По слухам, которые тогда циркулировали в Ленинграде, Смольный пытался остановить его публикацию, но не сумел. 31 декабря журнал с первыми главами романа был подписан к печати [934].

В апреле - июне 1987 г. на страницах журнала «Дружба народов» появился роман А. Рыбакова «Дети Арбата» [935]. Он был написан во время «хрущёвской оттепели» и почти двадцать лет лежал в столе автора. Вскоре после смерти К.У. Черненко А. Рыбаков направил рукопись М.С. Горбачёву. «В художественном отношении, - пишет Михаил Сергеевич, - она не производила впечатления, но в ней воспроизводилась атмосфера времён сталинизма» [936].

Это было важнее художественных достоинств. Поэтому А.С. Черняев передал роман А.Н. Яковлеву [937]. Однако дело снова застопорилось, т. к. до XXVII съезда М.С. Горбачёв предпочитал не раскрывать свои карты. Лишь после съезда Александр Николаевич принял А. Рыбакова и дал роману «зелёный свет» [938]. 9 сентября редколлегия журнала «Дружба народов» рекомендовала его к печати [939].

Незадолго до смерти С.П. Залыгин опубликовал воспоминания, в которых заявил, что согласился возглавить редакцию «Нового мира» только затем, чтобы напечатать А.Д. Сахарова и А.И. Солженицына, и живописал ту героическую схватку, которую ему пришлось выдержать в борьбе за это [940].

Однако подобные «откровения» писателя вызывают сомнения, т.к. в брежневские времена Сергей Павлович поставил свою подпись под обращением, которое было опубликовано на страницах «Правды». В этом обращении он и ещё тридцать советских писателей заявляли, что деятельность А.Д. Сахарова и А.И. Солженицына, «клевещущих на наш государственный и общественный строй», «не может не вызвать никаких других чувств, кроме глубокого презрения и осуждения» [941].

Так было в 1973 г. А в начале 1987 г. С.П. Залыгин действительно заявил одному датскому журналисту, что собирается опубликовать в своём журнале «Раковый корпус» А.И. Солженицына. 5 марта советский МИД опроверг это заявление. Но когда известный диссидент А. Подрабинек обратился к советскому правительству с открытым письмом, призывая его реабилитировать А.И. Солженицына, ему сообщили, что вопрос о А.И. Солженицыне рассматривается в ЦК КПСС [942].

По всей видимости, в руководстве партии по этому вопросу не было единства. И СП. Залыгин озвучил мнение лишь одной стороны. А поскольку, по его собственному признанию, наиболее близкие отношения в ЦК у него были с А.Н. Яковлевым [943], можно предполагать, что руководитель Агитпропа уже в начале 1987 г. готов был дать произведениям А.И. Солженицына «зелёный свет», но встретил сопротивление, которое тогда ему не удалось преодолеть.

В январском номере «Нового мира» за тот же год увидела свет повесть Даниила Гранина «Зубр», посвящённая судьбе советского генетика Н.В. Тимофеева - Ресовского. Используя его биографию, автор поставил другую важную проблему. Дело в том, что находившийся в 30 - е годы за границей учёный отказался вернуться домой и остался в фашистской Германии. Своей повестью автор ставил вопрос: как оценивать Н.В. Тимофеева - Ресовского? Сам автор не осуждал его за это [944].

В том же году увидели свет поэма А.Т. Твардовского «По праву памяти» [945], повесть А. Приставкина «Ночевала тучка золотая» [946], повесть А. Платонова «Котлован» [947], роман М.А. Булгакова «Собачье сердце» [948], третья часть романа В. Белова «Кануны» [949].

19 февраля 1987 г. Союз писателей СССР отменил постановление об исключении Б.Л. Пастернака из своей организации, что позволило «Новому миру» начать подготовку к печати его романа «Доктор Живаго» [950].

11 января 1987 г. «Московские новости» опубликовали статью историка Ю.Н. Афанасьева «Энергия исторического знания», в которой автор характеризовал созданное И.В. Сталиным общество как «казарменный социализм» и ставил вопрос о необходимости пересмотра всей советской истории [951]. Статья Ю.Н. Афанасьева, опубликованная АПН, положила начало обсуждению проблемы сталинизма в научной и публицистической литературе.

Направление этой дискуссии определил М.С. Горбачёв, который в феврале 1987 г. заявил: «Всё, что после Ленина, подлежит пересмотру» [952].

22 апреля 1987 г. в Институте истории АН СССР прошла дискуссия по докладу академика М.П. Кима, в котором был сделан вывод, что о завершении строительства социализма в нашей стране можно говорить только с начала перестройки [953]. В том же году подобная дискуссия была проведена в редакции журнала «Коммунист» [954].

Весной 1987 г. по решению Политбюро была создана Межведомственная комиссия, которая начала ликвидацию библиотечных спецхранов [955]. Это означало возвращение к массовому читателю запрещённых до этого книг.

Тогда же намечается изменение отношения к Церкви. В качестве лакмусовой бумажки можно рассматривать приближавшееся 1000 - летие крещения Руси.

Решение о подготовке к этой дате церковь приняла ещё в 1981 г., когда под руководством патриарха Пимена была создана Юбилейная Комиссия. Вскоре после этого ЦК КПСС заявил о неучастии в этой подготовке. Но уже к 1984 г., когда председателем Совета по делам религий был назначен К.М. Харчев, секретарь ЦК КПСС Л.М. Зимянин дал ему напутствие: не ссорить партию с Церковью [956].

К.М. Харчев сразу же сделал соответствующие выводы и вместо того, чтобы, как это было заведено ранее, пригласить для знакомства патриарха к себе, отправился к нему сам, а затем через некоторое время выхлопотал ему персональный ЗИЛ, на котором тогда ездили только члены Политбюро [957].

Это, видимо, произошло после того, как М.С. Горбачёв стал Генеральным секретарём и «отношение к Церкви начало потихоньку меняться» [958].

Правда, 10 сентября 1985 г. возглавляемый Е.К. Лигачёвым Секретариат ЦК КПСС принял решение о противодействии клерикальной пропаганде в связи с подготовкой Церкви к 1000 - летию крещения Руси [959]. 13 марта 1986 г. ЦК продублировал это решение [960].

Но прошло совсем немного времени, и, то ли почувствовав, что пришла пора радикальных идеологических перемен, то ли получив на этот счёт чьи - то рекомендации, в июне 1986 г. на встрече М.С. Горбачёва с главными редакторами средств массовой информации В.М. Фалин предложил отметить 1000 - летие крещения Руси как национальный праздник. Его поддержал только В. Коротич [961].

Вскоре после упомянутого совещания В.М. Фалин направил в ЦК КПСС специальную записку по поводу приближающегося 1000 - летия крещения Руси [962], а главный редактор журнала «Коммунист» И.Т. Фролов «выступил с инициативой издания трудов религиозных философов конца XIX - начала XX вв.» [963].

Поскольку непосредственным начальником и одного, и другого был А.Н. Яковлев, вряд ли они решились бы на такой шаг, не согласовав его с ним. Это даёт основание думать, что во второй половине 1986 г. Александр Николаевич сделал попытку пересмотреть отношение партии к Церкви, но натолкнулся на сопротивление.

Через несколько месяцев В.М. Фалин снова поднял тот же вопрос [964] и на этот раз получил поддержку со стороны генсека. По свидетельству А.С. Черняева, в 1987 г. М.С. Горбачёв «дважды» публично заявлял, что мы «будем отмечать 1000 - летие крещения Руси!» [965].

Советское государство было светским, а его идеология - атеистической. Поэтому празднование 1000 - летия крещения Руси на официальном уровне могло означать только одно - отказ от атеизма как официальной идеологии.

19 июля на страницах «Московских новостей» появилась публикация «Земли родной минувшая судьба», представлявшая собою диалог историка В.Л. Янина со священником И. Белевцевым по поводу приближающегося 1000 - летия крещения Руси [966]. 26 июля обсуждение этой же темы продолжили К. Харчев и X. Кокс [967].

«...как только в Политбюро возобладала позиция М.С. Горбачёва, - вспоминает К.М. Харчев, - тут же исчезли не только враждебность или насторожённость, но возникло даже некоторое благоговение к Церкви». «Можно было бы привести не одно имя известнейших в то время партийных деятелей, членов ЦК, которых я по их просьбе знакомил с высшими иерархами» [968].

«Ещё в январе 1987 года» в руководстве партии был поднят вопрос о подготовке к 70 - летию Великой Октябрьской социалистической революции [969]. «В марте - апреле» М.С. Горбачёв поручил главному редактору журнала «Коммунист» И.Т. Фролову подготовить «концепцию его доклада» к этому юбилею [970].

По свидетельству И.Т. Фролова, представленный им вариант настолько понравился М.С. Горбачёву, что «в конце апреля» он предложил ему перейти к нему на должность помощника по вопросам идеологии, науки, образования и культуры [971].

28 апреля И.Т. Фролов был освобождён от должности главного редактора журнала «Коммунист» [972], 21 мая его преемником стал однокурсник P.M. Горбачёвой [973] Наиль Бариевич Биккенин [974]. К тому времени в состав редколлегии журнала были включены «рыночники» Е.Т. Гайдар и О.Р. Лацис, причём О.Р. Лацис стал первым заместителем главного редактора [975].

«Работа над докладом к 70 - летию Октябрьской революции, - пишет М.С. Горбачёв, - началась с совещания в узком кругу 29 апреля 1987 г... Разговор был откровенным. Высказывались самые смелые для той поры мнения, и если не все из них попали в доклад, то не из - за несогласия с ними, а только из соображения, что не пришло время» [976].

«Затем, - вспоминал И.Т. Фролов, - группа моих бывших сотрудников по «Коммунисту» (О Лацис, И. Дедков, С. Колёсников и др.) во главе со мной уединились в Волынском (рядом со сталинской «ближней» дачей)... Работа... продолжалась всё лето... Многое в этом докладе было сформулировано по - новому, включая новое понимание нашей истории. Я постарался, чтобы в докладе был хотя бы упомянут в положительном смысле Н.И. Бухарин» [977].

28 сентября состоялось обсуждение основных идей доклада на заседании Политбюро [978]. Выступая на этом заседании, М.С. Горбачёв заявил: «Мы вступили в критический этап» [979], «мы в Политбюро - на огромном переломе» [980]. Завершился первый этап перестройки, начинается второй - «трансформация политики, идей первого этапа в практическую жизнь. Это будет протяжённый этап, не менее 1–1,5 лет» [981], то есть до осени 1988 - весны 1989 г.

В тот же день Политбюро создало Комиссию по реабилитации жертв сталинских репрессий. Возглавил её М.С. Соломенцев, в неё вошли также: В.И. Болдин, П.Н. Демичев, А.И. Лукьянов, Г.П. Разумовский, Г.Л. Смирнов, В.М. Чебриков, А.Н. Яковлев [982]. Позднее, 11 октября 1988 г., в связи с уходом М.С. Соломенцева на пенсию А.Н. Яковлев занял его место [983].

«К середине октября, - пишет М.С. Горбачёв, - появился черновой вариант юбилейного доклада - около 120 страниц» [984]. 15 октября состоялось его обсуждение на заседании Политбюро ЦК КПСС [985].

«По заведённому порядку, - вспоминал И.Т. Фролов, - проект уже подготовленного доклада должен был пройти через утверждение на Пленуме ЦК КПСС. Перед этим в «узком кругу» текст доклада «был окончательно доработан», «для чего мы неделю провели в брежневской резиденции в Завидово... «Мы» - это, разумеется, сам М.С. Горбачёв, А.Н. Яковлев, В.А. Медведев, В.И. Болдин, А.С. Черняев... и я, а позднее - Г.Х. Шахназаров, короткое время Н.Я. Петраков и иногда - Н.Б. Биккенин» [986].

Несмотря на возникшие расхождения, в целом доклад был одобрен и 21 октября вынесен на Пленум ЦК КПСС [987]. 2 ноября М.С. Горбачёв выступил с ним на торжественном заседании во Дворце съездов в Кремле [988].

В основу доклада была положена идея, будто бы все проблемы, с которыми столкнулось советское общество - наследие сталинизма. Уже в 1986 г. А.Н. Яковлев стал заверять, что перестройка - это «возвращение к ленинизму» [989].

В докладе впервые после Н.С. Хрущёва на официальном уровне сталинские репрессии характеризовались как преступление. Была поставлена под сомнение обоснованность этих репрессий и тем самым положено начало идейной, потом и юридической реабилитации их жертв. Первым среди них был назван И.И. Бухарин, после чего открыто стала пропагандироваться идея - назад к нэпу.

Характеризуя эту кампанию и раскрывая её действительный смысл, А.Н. Яковлев позднее отмечал: «Начался новый виток разоблачения «культа личности Сталина». Но не эмоциональным выкриком, как это сделал Хрущёв, а с чётким подтекстом: преступник не только Сталин, но и сама система преступна» [990]. Этим самым он открыто признал, что дело заключалось не в восстановлении исторической правды, а в идеологической подготовке задуманной реформы политической системы.

Особое значение в рассматриваемом докладе имело заявление М.С. Горбачёва о том, что никто не знает истины в последней инстанции, поэтому следует отказаться «от монополии на истину» [991].

Если учесть, что до этого в качестве последней инстанции выступала КПСС, в КПСС - её роль играл ЦК, в ЦК - Политбюро, в Политбюро - Генеральный секретарь, получается, что осенью 1987 г. устами М.С. Горбачёва КПСС заявила об отказе от монополии на идеологию и провозгласила идеологический плюрализм.

Для понимания тех перемен, которые наметились в идеологии в 1987 г., принципиальное значение имеет также доклад В.А. Медведева «Великий Октябрь и современный мир». Он был сделан на научной конференции под тем же названием [992], а затем опубликован в виде статьи на страницах журнала «Коммунист» [993].

На протяжении многих десятилетий КПСС исходила из того, что в начале XX в. капитализм вступил в высшую и последнюю стадию своего развития - империализм. В соответствии с этим вся история капитализма XX в. рассматривалась с точки зрения его кризиса.

При разработке новой редакции программы партии была сделана осторожная попытка поставить эти представления под сомнение, и в текст программы включено положение о том, что «капитализм не исчерпал себя». Тогда оно вызвало возражения [994].

После съезда новый директор ИМЭМО академик Е.М. Примаков представил в журнал «Коммунист» статью «Ленинский анализ империализма и современность», в которой, с одной стороны, утверждалось, что империализм находится в нисходящей стадии своего развития, с другой стороны, подчёркивалось, что он не исчерпал возможности своего развития. Эта статья вызвала возражения со стороны редакционной коллегии [995] и была опубликована после редакторской правки [996].

В результате читатели журнала смогли узнать, что «тенденция к загниванию капитализма на высшей стадии не исключает его неизмеримо более быстрого в целом роста, чем прежде» [997]. Этот «научный перл», возникший в результате соединения несоединимого, не только противоречил логике, но и фактам.

В 1983 г. возглавляемый тогда А.Н. Яковлевым ИМЭМО представил в Совет министров СССР записку «Динамика фондоотдачи главных капиталистических стран» [998], в которой говорилось: «Первое послевоенное десятилетие в главных капиталистических странах прошло под знаком заметного роста фондоотдачи (особенно быстрого в ФРГ и Японии); однако в последующие годы эта тенденция сменилась на противоположную: в ФРГ, Японии и Великобритании - с начала 1960 - х годов, в США - с середины 1960 - х годов, во Франции - с начала 1970 - х годов. Фондоотдача в капиталистических странах стала особенно заметно падать с середины 1970 - х годов» [999].

Началось замедление и темпов роста ВНП в расчёте на душу населения.

Таблица 2. Динамика темпов роста ВНП на душу населения (%%)

Годы Развитые страны Третий мир Весь мир 1939–1950 1 5 0.4 0.8 1950–1960 3.3 1.6 2.5 1960–1970 4.6 1.7 3.5 1970–1980 1.8 0.0 0.9

Учебное пособие. СПб., 2001. С. 119.

«1968 год стал годом Великого перелома, - констатировалось в одном из докладов «Римского клуба». - Он ознаменовался завершением и одновременно апогеем длительного послевоенного периода быстрого экономического роста промышленно развитых стран» [1000].

Если взять шесть ведущих стран мира (без Канады), то в последней трети XX в. обнаружится устойчивая тенденция - замедление темпов экономического развития: 1950–1970–5,6 процента, 1970–1990–3,0 процента, 1991–2000–1,9 процента [1001].

И вот теперь к этой же проблеме обратился В.А. Медведев. В чём заключалась главная идея его доклада? Если В.И. Ленин рассматривал империализм как высшую и последнюю фазу капитализма, то автор доклада ставил вопрос: не является ли монополистический капитализм «адекватной формой капиталистического способа капитализма» [1002].

Этим самым В.А. Медведев по сути дела ставил под сомнение ленинскую теорию империализма, т.е. его вывод о том, что монополистический капитализм - это высшая и последняя стадия в развитии капитализма, а это значит, ставил под сомнение все разговоры об общем кризисе капитализма, его загнивании и скором крушении.

Но если капитализм не исчерпал возможностей своего развития, следовательно, ещё нет материальных условий для перехода к другой, более высокой стадии общественного развития - социализму, а, значит, Октябрьская революция не была и не могла быть социалистической и рассчитывать на победу социализма над капитализмом в ближайшем обозримом будущем не приходится. Однако на такой вывод автор не решился.

В 2008 г. я сделал попытку выяснить у В.А. Медведева, когда и как он пришёл к этим мыслям и получили ли они дальнейшее развитие в его работах. От разговора на эту тему Вадим Андреевич уклонился, отметив лишь, что ни до, ни после данной проблемой специально не занимался [1003].

Но тогда получается, что озарение на этот счёт посетило его только в 1987 г. Невольно возникает мысль, что упоминаемый доклад представлял заказ. Можно допустить, что он исходил от А.Н. Яковлева, который тогда возглавлял Агитпроп, но, вероятнее всего, «заказчиком» был М.С. Горбачёв.

О том, что эта акция не была случайной, свидетельствуют и другие факты. «Журнал «Мировая экономика и международные отношения» под руководством Дилигенского, - отметил 16 апреля 1988 г. в своём дневнике А.С. Черняев, - систематически и открыто разрушает теорию империализма и ортодоксального революционного процесса. Теперь к этому присоединилась книга самого Примакова и Мартынова, которую «высоко» оценила «Правда» на днях» [1004].

К празднованию 70 - летия Октября была приурочена публикация статьи Игоря Клямкина «Какая улица ведёт к храму?». Она увидела свет в одиннадцатом номере журнала «Новый мир» [1005]. Для названия своей статьи автор использовал заключительный диалог из кинофильма Тенгиза Абуладзе «Покаяние». Для автора статьи храм - это «светлое будущее». А главная её мысль: путь, по которому шла советская страна с 30 - х гг., привёл в тупик. Следовательно, необходимо вернуться назад, к той развилке, откуда был сделан неправильный поворот.

Позднее А.Н. Яковлев скажет об этом: «Мы пытались разрушить церковь во имя истинной религии и истинного Иисуса, ещё только смутно догадываясь, что и наша религия была ложной, и наш Иисус поддельным» [1006].

Если учесть, что автор этих слов, главный идеолог партии, давно уже не верил ни в «церковь» (партию), ни в «истинную религию» (марксизм - ленинизм), ни в «истинного Иисуса» (В.И. Ленина), то под знаменем борьбы со сталинизмом за возращение к ленинизму начинается скрытая идеологическая подготовка к борьбе против марксизма и советской системы.

Однако никаких кардинальных перемен в обществе ещё не было. Поэтому многие относились к начавшимся идеологическим переменам с недоверием.

По утверждению писателя Виктора Ерофеева, «где - то» в 1987 г. его и «Таню Толстую» пригласил американский посол, причём не к себе, а в бюро «Нью - Йорк Таймс». Оказывается, американцы «были просто растеряны», они не могли понять, что такое перестройка: «заговор КГБ» или «действительно либеральное движение» [1007].

Недоверие к начавшимся переменам отразилось в следующих стихах того времени неизвестного автора:

Товарищ, верь, пройдёт она,

Эпоха Горбачёвской гласности.

И в комитете безопасности

Припомнят наши имена.

Создание оппозиции

Ещё в годы хрущёвской оттепели в нашей стране зародилось диссидентское движение. Однако, хотя его ряды расширялись, В.К. Буковский считает, что оно вряд ли насчитывало более 10 000 человек [1008]. Активная, деятельная часть диссидентов была ещё малочисленнее. В своё время иронизировали, что всё диссидентское движение не выходит за рамки Москвы, а ещё точнее - Садового кольца.

После того, как в декабре 1986 г. Политбюро ЦК КПСС решило вернуть из ссылки академика А.Д. Сахарова [1009], была проведена политическая амнистия [1010]. По свидетельству одного из амнистированных, Ростислава Борисовича Евдокимова, при освобождении с них брали подписку о том, что они больше не будут заниматься «противоправной деятельностью» [1011].

«Освобождение диссидентов, - пишет А.В. Шубин, - стало началом конца этого движения. Многие, устав от борьбы, отошли от активной деятельности... Иные эмигрировали... И лишь единицы продолжили политическую деятельность» [1012].

Между тем «архитекторам» перестройки требовалась армия, с помощью которой можно было бы давить на её противников. Нужны были свои «хунвейбины». А поскольку диссидентское движение было разгромлено, требовалось создать оппозицию собственными руками. Так появляется совершенно незнакомый для большинства термин «неформалы».

Уже «в мае 1986 г. был принят «Порядок о любительских объединениях и клубах интересов» [1013]. А в сентябре 1986 г. в Москве на базе детского клуба «Наш Арбат» возник Клуб социальных инициатив, который стал одним из первых очагов консолидации неформалов в столице [1014].

Обстоятельства его возникновения до сих пор покрыты тайной. Можно лишь отметить, что он был организован «по инициативе молодых учёных Центрального экономико - математического института АН СССР» [1015] при «Комсомольской правде» для обработки писем, посылаемых с мест в центральные газеты [1016].

Впоследствии клуб несколько раз менял помещение и учредителей, пока в октябре 1987 г. не был зарегистрирован при Советской Социологический Ассоциации [1017].

В связи с этим заслуживает внимания следующий факт. «Когда пришёл Андропов, - признался позднее Ф.Д. Бобков, - мы тогда буквально через несколько месяцев в Институте социологии создали закрытый сектор нашего Пятого управления, послали туда 15 наших офицеров. Во главе отдела встал заместитель директора. На базе этого отдела потом и рос институт» [1018].

Это признание представляет для нас особый интерес, если учесть, какую роль в подготовке и осуществлении перестройки играла возглавляемая Т.И. Заславской Советская социологическая ассоциация. Очевидно, что «социологи» из КГБ имели не только полную информацию о том, что происходило в этой ассоциации, но и могли оказывать влияние на её деятельность.

Сопредседателями клуба стали: Григорий Пельман, Борис Кагарлицкий, Михаил Малютин и Глеб Павловский [1019]. Сразу же следует отметить, что это были совершенно разные люди, которые ранее не знали друг друга. Кто же свёл их вместе?

Г. Пельман, математик по профессии, учился у Т.И. Заславской, был аспирантом Л. Гордона [1020], имел друзей за границей. Один из них, швейцарский профессор Оливье Парио, играл видную роль в IV Интернационале. Когда в Советском Союзе запахло переменами, «троцкисты, готовые работать на дело русской революции», зачастили в Москву. Они познакомили Г. Пельмана с Б. Кагарлицким и Г.О. Павловским [1021].

Борис Юльевич Кагарлицкий родился в 1958 г. в Москве в семье профессора ГИТИСа. Его бабушка, Анна Матвеевна Коллинз, в 1920 - е годы приехала в СССР из Англии. В 1978 - м, будучи студентом, Б.Ю. Кагарлицкий вступил в кружок социалистов, в 1979 г. стал кандидатом в члены КПСС. В 1980 г. его исключили из партии и из института [1022], в 1982 г. арестовали, но вскоре освободили [1023].

А.В. Шубин пишет, что Б.Ю. Кагалицкий подал прошение о помиловании [1024]. В то же время имеются сведения, будто бы на следствии он дал признательные показания [1025]. Говорили даже о его сотрудничестве с КГБ [1026]. По существовавшим до 1917 г. правилам революционной этики после этого Б.Ю. Кагарлицкий обязан был или добиться политической реабилитации, или отойти от общественной деятельности.

Глеб Олегович Павловский в 1973 г. закончил Одесский государственный университет, в январе 1980 г. был арестован, но вскоре тоже освобождён. В апреле 1982 г. его арестовали опять. «После ареста, - вспоминает Г.О. Павловский, - я дал показания на себя и тех, кто уже уехал из СССР. В итоге мне дали пять лет ссылки, но после года тюрьмы мне оставалось сидеть три» [1027].

По окончании ссылки Глеб Олегович появился в столице и «в начале 87 года» стал москвичом [1028]. Любой иногородний знает, что в те времена у него существовало три пути получить столичную прописку: а) женитьба на москвичке, б) обмен жилплощади, в) приглашение на работу в столичное учреждение.

Глебу Олеговичу не понадобилось менять одесскую квартиру на московскую или же вступать в брак. Он, вчерашний ссыльный и арестант, понадобился в редакции журнала «Век XX и мир» [1029], причём в качестве заместителя главного редактора [1030].

В связи с этим следует отметить, что названный журнал издавался Советским комитетом защиты мира и предназначался прежде всего для распространения за границей. Это означает, что его курировали МИД, Международный отдел ЦК и КГБ СССР. Неслучайно редакция журнала располагалась по адресу: улица Горького д. 16/2, там же, где находилась и редакция газеты «Московские новости» [1031].

Если Б. Кагарлицкий и Г. Павловский принадлежали к людям с подмоченным диссидентским прошлым, М.В. Малютин имел безупречную репутацию - он трудился не где - нибудь, а в Московской Высшей партийной школе [1032], т.е. в кузнице столичных партийных кадров.

Так возник тот узкий круг, который оказался у истоков Клуба социальных инициатив.

«Первое своё мероприятие, - пишет А.В. Шубин, - Клуб провёл в октябре 1986 г. - это было обсуждение проекта закона о кооперативах с приглашением видных социологов из Советской социологической ассоциации - Т. Заславской и Л. Гордона». С этого момента Т.И. Заславская «стала патронировать Клуб» [1033].

По свидетельству ГО. Павловского, одним из «теневых» центров, направлявших Клуб социальных инициатив, была квартира историка Михаила Яковлевича Гефтера, которую посещали Лён Карпинский, Виктор Шейнис и некоторые другие представители московской интеллигенции, в том числе уже упоминавшийся историк Ю.Н. Афанасьев [1034].

Юрий Николаевич Афанасьев родился в 1934 - м, в 1957 г. закончил исторический факультет МГУ, был инструктором РК ВЛКСМ, секретарём комитета комсомола на Братской ГЭС. В 1961 г. вступил в КПСС [1035]. В 1962 г. ездил в Англию [1036]. В 1964–1968 гг. работал в аппарате ЦК ВЛКСМ [1037]. По всей видимости, именно в эти годы возглавлял Центральный совет Всесоюзной пионерской организации [1038]. С 1968 - го по 1971 гг. учился в аспирантуре Академии общественных наук [1039], по окончании которой защитил кандидатскую диссертацию на тему «Современная французская буржуазная историография Великой Октябрьской социалистической революции» [1040]. В связи с этим в 1971 г. стажировался в Сорбонне [1041].

С 1971 - го по 1982 гг. Ю.Н. Афанасьев занимал пост проректора Высшей комсомольской школы при ЦК ВЛКСМ [1042]. В 1976 г. снова ездил в Сорбонну на стажировку [1043]. В 1982 г. опубликовал монографию «Историзм против эклектики» [1044] и на её основе в том же году в АОН при ЦК КПСС защитил докторскую диссертацию, посвящённую критике «буржуазной историографии» [1045]. После этого перешёл в Институт Всеобщей истории АН СССР. С 1983 - го по 1986 г. входил в редколлегию главного теоретического органа ЦК КПСС - журнала «Коммунист» и, по свидетельству Р.И. Косолапова, занимал ортодоксальные позиции [1046]. В декабре 1986 г. возглавил Московский государственный историко - архивный институт [1047].

Сам по себе факт посещения Ю.Н. Афанасьевым квартиры М.Я. Гефтера не представлял бы особого интереса, если бы не одно обстоятельство. Как утверждает Г.О. Павловский, Юрий Николаевич появлялся у М.Я. Гефтера «с соблюдением всех правил конспирации». Но почему один историк стремился скрыть свои контакты с другим историком? Оказывается, Ю.Н. Афанасьев «стал наведываться» к М.Я. Гефтеру не сам по себе, а «в качестве связного от советника Горбачёва Черняева», за которым «стоял Александр Яковлев» [1048].

Когда именно Ю.Н. Афанасьев познакомился с А.С. Черняевым, неизвестно, но до марта 1986 г. они оба входили в состав редколлегии журнала «Коммунист» [1049]. 22 октября 1990 г. А.С. Черняев записал в дневнике: «Мы были близки с Афанасьевым до перестройки и в начале её. Он ко мне ходил за поддержкой, сначала - от меня, потом - от М.С.». Причём, как отмечает А.С. Черняев, «М.С. его очень ценил поначалу» [1050].

После того, как у Юрия Николаевича возникли трения с новым главным редактором журнала «Коммунист» И.Т. Фроловым, его переместили на пост ректора МИАИ. Как явствует из дневника А.С. Черняева, этим Юрий Николаевич был обязан ему: «Не я - не быть бы ему ректором Историко - архивного института. Я уговорил тогда Зимянина» [1051].

Выступая в 2006 г. по радио «Свобода», Ю.Н. Афанасьев признал факт своих контактов с А.С. Черняевым [1052]. «Я приходил с мыслями, которые, как мне казалось, никак не могли импонировать ни Генеральному секретарю, ни его помощнику по поводу изъянов, пороков самой этой системы. И вот что меня поразило - меня поразила его реакция. Он явно меня не осуждал, он явно с интересом внимал тому, что я говорил» [1053].

В той же передаче на радио «Свобода» Ю.Н. Афанасьев признался, что в конце 1980 - х гг. он «общался» не только с А.С. Черняевым, но и А.Н. Яковлевым и видел в них своих единомышленников [1054]. По утверждению Г.Х. Шахназарова, именно М.С. Горбачёв содействовал избранию Ю.Н. Афанасьева делегатом XIX партийной конференции [1055].

Это даёт основание думать, что через Ю.Н. Афанасьева деятельность кружка М.Я. Гефтера и Клуба социальных инициатив если и не направлялась со Старой площади, то согласовывалась с нею. «Через квартиру Гефтера - пишет А.В. Шубин, - прокручивались вопросы, интересовавшие либеральное крыло Политбюро, включая Горбачёва» [1056].

По свидетельству Виталия Найшуля, «в 1986–1987 годах возникла тусовка», которая объединила экономистов из Ленинграда, Москвы и Новосибирска [1057]. В эту «тусовку» вошли три группировки. Первую из них (Е.Т. Гайдар, А.Р. Кох, А.А. Чубайс) В.А. Найшуль называет «московско - питерской», вторую (П. Авен, С. Кордонский, В. Широнин) - «новосибирской», третью, в которую входил сам, «госплановской» [1058].

Зимой 1986–1987 гг. во время «работы школы молодых экономистов и социологов» появилась идея создания «клуба межпрофессионального общения и деятельности в поддержку перестройки» [1059]. Эту идею одобрили Московский горком и Ленинградский обком КПСС, в результате чего сначала в апреле 1987 г. в Москве, потом 1 июля в Ленинграде начали действовать два дискуссионных клуба под названием «Перестройка» [1060].

«Перестройка», - пишет А.В. Шубин, приводя слова Г.О. Павловского, - проектировалась как открытый клуб, за которым стоит Клуб социальных инициатив как управляющая ложа» [1061].

«Передо мною, - пишет Г.О. Павловский, - стояла задача соединить сектор теневых литераторов круга Гефтера - Павловского, зафиксировав их позицию в качестве разработчиков курса, с неформалами в качестве носителей этой концепции и партией в качестве усилителя, транслятора и мультипликатора» [1062].

Базой московского клуба стал Центральный экономико - математический институт АН СССР [1063]. Первые два заседания ленинградского клуба прошли в Доме пропаганды научно - технических знаний, с третьего заседания он обосновался в Доме культуры имени Ленсовета [1064].

По утверждению бывшего первого секретаря Московского горкома КПСС Юрия Анатольевича Прокофьева, клуб «Перестройка» при ЦЭМИ был создан не просто по инициативе Отдела пропаганды ЦК КПСС, а по личному «указанию Яковлева» [1065].

«Уже в наши дни, - утверждала газета «День», - нарушив пятилетнее молчание, некоторые разочаровавшиеся в демократии научные сотрудники, работавшие в системе АН СССР, входившие и поддерживавшие в июне 1988 г. так называемый клуб «Перестройка», признались, что деятельность клуба направлялась А.Н. Яковлевым и его «сотрудниками» [1066].

Среди этих «сотрудников» прежде всего следует назвать Е.Т. Гайдара, который одновременно входил и в число организаторов обоих клубов, и в состав редакционной коллегии журнала «Коммунист». Один из питерских неформалов А.Ю. Сунгуров прямо характеризует его: «наш» «московский канал» в ЦК КПСС [1067].

В середине 1980 - х гг. возглавляемая А. Аганбегяном редакция журнала «ЭКО», наиболее активно пропагандировавшая новые идеи в экономике, стала создавать в некоторых городах СССР клубы своих читателей. Такой клуб друзей «ЭКО» возник и в Ленинграде. Возглавил его Пётр Сергеевич Филиппов [1068].

П.С. Филиппов родился в 1945 г. в Одессе, с 1962 по 1967 г. учился в ЛИАПе по специальности инженер - механик [1069]. В школе был председателем совета дружины, в институте - заместителем секретаря факультета по идеологии [1070]. В 1967–1970 гг. работал в Ленэлектронмаше и на Кировском заводе, в 1970–1974 гг. находился в аспирантуре Ленинградского кораблестроительного института по специальности экономика, после чего ушёл, по его словам, «во внутреннюю эмиграцию» и стал работать механиком в автопарке [1071].

В 1975 г. принял участие в создании кооператива «Последняя надежда» [1072] и занялся цветочным бизнесом [1073]. Пётр Сергеевич утверждает, что в его кооперативной деятельности не было никакой корысти: «Деньги нам были нужны для типографии и прочих нужд» [1074]. И далее: «Договорились, что половина заработанных на продаже тюльпанных денег откладывалась «на революцию» [1075].

«В 1985 - начале 1986 г., - вспоминал позднее П.С. Филиппов, - стало ясно, что происходят какие - то серьёзные сдвиги в нашей стране. Поэтому я вышел из своей «внутренней эмиграции» и поехал по России устанавливать явки. Таким образом я перезнакомился с очень многими людьми» [1076].

Вспоминая о своей поездке по стране, П.С. Филиппов, по всей видимости, имел в виду создание клубов друзей «Эко». Не исключено, правда, что он завязывал связи не только с учёными, но и такими же, как он, «кооператорами - революционерами».

На июньском Пленуме ЦК КПСС 1987 г. первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Ю.Ф. Соловьёв «с беспокойством заговорил о возникновении неформальных объединений» [1077]. Тогда на его беспокойство никто не отреагировал. 28 сентября 1987 г. этот вопрос был поднят на заседании Политбюро. М.В. Чебриков успокоил своих товарищей: «Образование неформальных общественных организации - это закономерный процесс» [1078].

Понять спокойствие шефа КГБ нетрудно. По свидетельству С.Э. Кургиняна, который был лично знаком с В.А. Крючковым и имел возможность общаться с бывшими генералами КГБ, начало этому «закономерному процессу» в Советском Союзе было положено «письмом одного из руководителей ЦК на Лубянку с просьбой: дайте рекомендации, кого бы нам выдвинуть на перспективу в качестве «демократов»? На Лубянке такой «список составили» и включили в него «около тысячи имён» [1079].

В связи с этим С.Э. Кургинян утверждает, что «демократы» первой волны - это люди Пятого и отчасти Шестого управления КГБ», которых «многозвёздные генералы спецслужб» характеризовали ему как «бросовую агентуру» [1080].

Разумеется, было бы неверно зачислять в агентуру КГБ всех неформалов 1980 - х гг., точно так же как неверно было бы видеть во всех социологах офицеров Пятого управления КГБ. Однако есть основания думать, что Агитпроп ЦК КПСС, который тогда возглавлял А.Н. Яковлев (не по его ли просьбе и был составлен упоминавшийся список «избранной тысячи»?), и КГБ СССР играли важную роль в организации неформального движения, а затем и демократической оппозиции.

20–23 августа в Москве в Доме культуры «Новатор» «под эгидой Черёмушкинского и Севастопольского РК КПСС» была проведена «встреча - диалог» «Общественные инициативы в Перестройке». В ней приняли участие более 300 человек, которые представляли 50 клубов из 12 городов. Организатором этой встречи был Клуб социальных инициатив, в кулуарах говорили, что она «курируется А. Яковлевым» [1081].

Из числа участников этой встречи известны: В. Гурболиков, В.В. Жириновский, В. Золотарёв, А. Исаев, Б. Кагарлицкий, П. Кудюкин, М. Малютин, В.И. Новодворская, Г.О. Павловский, Г. Пельман, С. Станкевич [1082].

Несмотря на то, что во время этой встречи звучали очень радикальные предложения (В.И. Новодворская требовала даже провозгласить её Учредительным собранием), фактически она закончилась ничем. Была лишь создана группа, которая должна была подготовить проект решения, но кто, когда и где должен был его принимать - этот вопрос остался открытым [1083].

Таким образом, первая, судя по некоторым данным, инициированная А.Н. Яковлевым попытка объединить неформальные организации в столице и за её пределами оказалась неудачной [1084].

«В конце августа» 1987 г. Таганроге была созвана «всесоюзная конференция политических клубов, придерживающихся точки зрения о классово - эксплуататорской природе советского общества». «По собственной инициативе» собрались 27 человек «из разных городов страны». Конференция заседала четыре дня [1085]. Обнаружить более конкретные сведения о ней пока не удалось.

Важную роль в дальнейшем развитии неформального движения сыграла Комиссия по проблемам самодеятельных объединений, клубов и инициативных групп, которая была создана осенью 1987 г. при Советской социологической ассоциации. По свидетельству имевшего к этой комиссии самое непосредственное отношение Л.Г. Бызова, она руководствовалась «указаниями от Александра Яковлева»: что нужно «изучать», «двигать», «поддерживать». Возглавил её бывший комсомольский работник, директор НИИ культуры Вадим Борисович Чурбанов, имевший прямой «доступ к каким - то лицам в ЦК КПСС» [1086].