5. Словаки в круговороте войны

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

5. Словаки в круговороте войны

Покушение в Сараеве и объявление войны Сербии словацких политиков явно ошеломили. На словах они выразили свое лояльное отношение к государству (ничего другого они и не могли себе позволить), но официально объявили о своей политической пассивности, с одной стороны, чтобы избежать преследований, но одновременно и чтобы не быть вынужденными открыто поддерживать военные цели монархии. Ведь словакам они были абсолютно чужды. В лагере союзников монархии находились народы, с которыми связаны затверженные стереотипы извечных врагов — немцы и турки, а среди ее противников, наоборот, традиционные союзники — русские, сербы и румыны.

Эскалация военных событий и патриотический угар, взвинченный до степени дичайшего шовинизма, полностью парализовал «большую» словацкую политику. Этому способствовали преследования отдельных лиц (интернирование, тюремное заключение, призыв в армию и отправка на фронт) и институтов (государственный контроль, мобилизация служащих, полное ограничение деятельности). Деятельность объединений была заблокирована, цензура печати и почтовой корреспонденции делала невозможной передачу информации, было ограничено передвижение населения, чрезвычайные законы и меры препятствовали нормальному течению политической и общественной жизни. Однако это не значило, что произошел полный отказ от каких-либо действий, и в некоторых регионах, особенно на уровне коммунальной политики, шла интенсивная работа.

В конце 1914—начале 1915 гг. после крупной наступательной операции русские войска перевалили через Карпаты и вошли в восточную Словакию. Это хоть и оживило на какое-то время русофильские надежды, но после вытеснения русских они быстро отошли в прошлое.

Хотя отдельные политические партии приостановили свою деятельность, их представители, по разным причинам избежавшие мобилизации в армию, создавали в разных городах небольшие дееспобные группы. Их работа постепенно приобретала конспиративно-агентурный характер, они обменивались информацией, устанавливали связи и сотрудничали с чешской политикой. В этом отношении первую скрипку играли словаки в Вене (Милан Годжа, Ян Цаблк, Корнель Стодола) и в Праге (Франтишек Вотруба, Антон Штефанек). В Будапеште действовал Эмиль Стодола и единственный словацкий депутат венгерского сейма, — заседания которого, однако, не проводились, — Фердинанд Юрига. В Братиславе держал все конспиративные нити в своих руках лидер социал-демократов Эммануэль Легоцкий, в Мартине — наличные члены руководства Словацкой национальной партии, а в Ружомберке другие видные деятели, особенно Вавро Шробар, впоследствии и Андрей Глинка.

Если во все предшествующие периоды словацкую политику характеризовала лояльность по отношению к государству и верность династии, то специфические обстоятельства мирового военного конфликта поставили словаков в совершенно новые условия, которые начинают упорно внушать сомнения в правомерности дальнейшего существования монархии. Это открывало простор для альтернатив и решений, немыслимых еще пару лет назад. Наиболее жизнеспособной и перспективной из них казалась чешско-словацкая альтернатива.

Из политической пассивности, заявленной в начале войны, словаки начинают выходить только в 1917 г., главным образом под влиянием международной и новой геополитической обстановки (Февральская революция в России, вступление США в войну). Прилив новой энергии выразился в необычайном оживлении деятельности в рамках отдельных центров движения «сопротивления», а также в более интенсивном сотрудничестве с чешскими политиками. Ее кульминацией стало выступление чешских депутатов на заседании имперского рейхстага в мае 1917 г. с политической программой, в которой чешские политики впервые отказались от принципа исторического права, вышли за реку Мораву и включили Словакию и словаков в сферу своих интересов.

Зарубежное движение сопротивления во главе с Томашем Гарригом Масариком, Эдвардом Бенешем и словаком Миланом Растиславом Штефаником действовало под эгидой держав Антанты в интересах «освобождения» чехов и словаков из-под крыльев Габсбургского орла. Однако прежде всего следовало убедить Антанту в необходимости этого шага, что было совсем не просто. Страх перед балканизацией и национальной раздробленностью Центральной Европы был слишком велик, и именно Габсбургская империя, с точки зрения великих держав, удачно заполняла промежуточное пространство между Германией и Россией.

В Париже, где действовал Бенеш, был создан Чехословацкий национальный совет (ЧСНС). Масарик как его председатель развивал свою деятельность главным образом в Лондоне, а Штефаник руководил формированием из военнопленных, перебежчиков и собственных волонтеров добровольческих легионов, которые должны были возникнуть во Франции, Италии и России и включиться в боевые действия против центральных держав. Наибольшую численность и военное значение приобрели легионы в России, где к концу войны была сформирована и обучена уже более чем 50-тысячная армия. ЧСНС старался координировать национально-освободительное движение среди колоний чехов и словаков в США и в России, которым придавалось особое значение ввиду их многочисленности, и постепенно он стал всеми признанным руководящим органом. Хотя представления о конкретных формах «освобождения», будущем характере чешско-словацкого государства и о его положении в Центральной Европе были самые разнообразные и разрабатывались в том числе и отдельными конкретными людьми, они в конце концов приобрели очертания демократического государства с республиканской формой общественного устройства и тесными связями с США и Западной Европой.

Стабильность центральноевропейского пространства между Россией и Германией должно было гарантировать сотрудничество с государствами-правопреемниками (Румыния и Югославия), а многонациональный характер будущей Чехо-Словакии должна была нивелировать в перспективе фиктивная единая чехословацкая нация, которая выполняла бы по отношению к численно значительным меньшинствам роль государствообразующей и доминирующей нации. Уже в рамках движения сопротивления возникли проблемы прежде всего в связи с определением положения Словакии в будущем государстве, поскольку существовали опасения чешской политической, экономической и культурно-языковой гегемонии. Свидетельством этих опасений стали два договора, заключенные между чехами и словаками в США, где словацкая община была численно и экономически достаточно сильна. В Кливлендском договоре от октября 1915 г. говорилось о федеративных отношениях чехов и словаков, договор в Питсбурге (май 1918 г.), составленный и подписанный в том числе и Масариком, гарантировал словакам уже только автономию в рамках будущего государства. Этот сделанный в интересах создания государства шаг навстречу со стороны американских словаков, к сожалению, не нашел понимания в новом государстве, причем даже в критические тридцатые годы движение за автономию по разным, объективным и субъективным причинам не находил в Праге никакого отклика, кроме абсолютного неприятия.

В России, где во время войны словаки были в значительном меньшинстве, свидетельством подобных дискуссий о положении словаков в будущем государстве стал так называемый Киевский протокол (август 1916 г.) и много официальных заявлений по словацкому вопросу со стороны Союза чехословацких обществ на Руси.

Первой заявкой отечественного движения сопротивления на вхождение в общее государство с чехами явилась первомайская резолюция 1918 г. из Липтовского Св. Микулаша, составленная Вавро Шробаром. Вызванный ею резонанс имел прежде всего внешнеполитическое значение, и выгоды от нее получил в первую очередь ЧСНС. Шробара за Микулашскую акцию интернировали до середины октября в тюрьму. 24 мая идею чешско-словацкого государства поддержало тайное совещание Словацкой национальной партии. Начал снова формироваться Словацкий национальный совет (СНС) как представительный общенациональный политический орган.

Невозможность заключить сепаратный мир с Австро-Венгрии и ее все более тесный альянс с Германией, равно как и лихорадочные дипломатические усилия ЧСНС, а главное, все растущее военно-стратегическое значение чехословацких легионов, которые «завязли» в революционной России, — все это способствовало переоценке центральноевропейской геополитической ситуации и ее перспектив в глазах Антанты, которая в течение 1918 г. согласилась на образование национальных государств на обломках империи, в том числе и Чехословакии.

После переговоров отечественного и зарубежного движения сопротивления в Женеве была согласована государственно-правовая форма будущего государства, и до первых свободных выборов были распределены отдельные посты в высших государственных органах. 28 октября 1918 г. в Праге была провозглашена Чехословацкая республика. Ее первые законодательные акты за словаков, но без полномочий со стороны СНП, подписывал В. Шробар. Независимо от событий в Праге и в гораздо более сложных условиях все еще де-факто и де-юре существующей Венгрии 30 октября 1918 г. в Турчанском Св. Мартине собрался Словацкий национальный совет и принял Декларацию словацкого народа. В ней было заявлено о праве на самоопределение и о признании общего государства чехов и словаков.

В условиях войны еще более сложно, чем в политике, обстояло дело в экономической сфере. Хотя накануне войны у словаков появились предпосылки для более интенсивного экономического роста, начавшаяся война смела все расчеты, надежды и планы, как карточный домик. Словацкие банки и кредитные кооперативы подверглись гонениям и оказались под надзором государства. Вступили в силу законы военного времени, которые блокировали нормальное предпринимательство.

Общегосударственная экономика до лета 1915 г. прошла период трансформации. Имперский рынок капиталов потрясли правительственные моратории, экономика попала под полный государственный контроль. Отдельные предприятия, если только их продукция не была связана с военными нуждами, закрывали свои ворота — пошли перебои в доставке сырья, торговля шла плохо, источники капиталов быстро иссякли, а со временем появились проблемы с рабочей силой. Предприятия, имевшие военные заказы (например, микулашские кожевенные заводы), производили продукцию в условиях чрезвычайного положения и под надзором армии. Законы военного времени ликвидировали многие социальные завоевания (воскресный выходной день, право на забастовки, рабочий день увеличился до 13 и более часов, расширилось применение детского труда и т. д.), с другой стороны, был принят закон о всеобщей трудовой повинности, который не допускал незанятости трудом и мобилизовал все людские ресурсы, допускались и организовывались государством реквизиции, предприятия переводились на военные рельсы и т. п. Нехватка мужской рабочей силы привела к широкому использованию женского труда в профессиях, которые прежде не считались женскими (банки, почта, военные заводы и другие предприятия). С 1917 г. для женщин открываются более широкие возможности учиться в высших учебных заведениях.

В середине 1915 г. стало ясно, что план молниеносной войны полностью провалился и война превращается в позиционную и долговременную. Исчерпанность людских и сырьевых ресурсов заставила правительство прибегнуть к жестким мерам экономии и к карточной системе. По мере ухудшения ситуации со снабжением продовольствием (урожаи ниже среднего уровня весь период войны) цены повышаются, и раскручивается спираль инфляции, что было заложено в существенно более быстром росте цен, чем заработной платы. Хотя правительство установило максимальные цены, товары повседневного спроса или вообще невозможно было найти, или их надо было доставать на черном рынке по существенно более высоким ценам. Уже после первого года войны в обороте находилось вдвое больше денежных банкнот, чем до войны.

С осени 1916 г. в экономике государства все очевиднее наступала разруха, которая приобретала характер экономического коллапса. Не удивительно, что с 1917 г. стали учащаться случаи забастовок, которые вылились в генеральную забастовку в январе 1918 г. В связи с расширением эмансипации в забастовках все решительнее выступают женщины. Экономический коллапс, катастрофическое снабжение и все более откровенные проявления социального протеста привели к тому, что хотя положение на фронтах еще в конце лета 1918 г. при взгляде на карту выглядело как будто удовлетворительно, в действительности же был лишь вопрос времени, когда центральные державы экономически рухнут. Обстановку взвинчивали вернувшиеся с фронтов, особенно из России, солдаты, которые создавали полувоенные группировки в лесах, главным образом на западе Словакии. Только в окрестностях Братиславы их орудовало около 4 000.

Война оставила тяжелый и долговременный след на всем населении Словакии, хотя фронт задел ее только в восточной части на рубеже 1914— 1915 гг., когда русским войскам удалось перейти Карпаты. Суммарные потери словацких солдат составляют предположительно 69 700 убитых и 61 680 инвалидов. В последний год войны учащались случаи дезертирства, и среди прежде лояльных словацких солдат ширились антивоенные настроения, которые вылились в солдатские бунты в Боке Которской, Римавской Соботе, Крагуеваце (в наказание были расстреляны 44 словацких солдата) и в Братиславе.

Конец войны застал население Словакии в состоянии полного морального разложения. Паралич старой государственной администрации и отсутствие органов нового государства привели к массовым социальным взрывам, грабежам и антиеврейским беспорядкам. В городах и селах возникали местные органы новой государственной власти — так называемые национальные советы, в обязанность которых входило обеспечить плавный переход власти в руки рождающегося государства и поставить заслон вооруженным конфликтам и беспорядкам. На самом деле новая государственная власть еще не имела достаточных средств, чтобы подавить сопротивление венгров, а органы старого государственного управления даже после революции в Будапеште не имели сил, чтобы притормозить или повернуть вспять центробежные тенденции словацкой элиты. В этой ситуации людей никто ни о чем не спрашивал, и их отношение к событиям было обусловлено регионально, социально, степенью развитости национального самосознания и объемом знаний о происходящих процессах. По большей части знали очень мало, и именно на это возлагала надежды венгерская пропаганда, требуя провести референдум, хотя никогда прежде с позиций правящей верхушки не интересовалась мнением словаков. Факт остается фактом, что народ расходился во мнениях от восторженного приема нового государства и «освобождения» Словакии, через апатию и желание мира до страха перед новой, неведомой ситуацией, в устойчивости которой не был уверен, и грозящей новым кровопролитием и разрешением военными методами.

В конце 1918 г. борьба за Словакию еще только начиналась, и хотя она велась пропагандистскими и военными методами, решающую роль играли дипломатические переговоры держав-победительниц в Париже. А здесь победившая Чехословакия находилась в значительно более благоприятном положении.