+ + +
+ + +
Автоинспекторы называют БМВ-трешку «самолет» – за стремительную приемистость и скорость. Я ездила на ней быстро, но плохо. Боялась очень. И от страха гоняла так, что водители мерседесов и ауди уворачивались от меня, вылетая на обочины… Вечно эти бешеные гонки, с зажмуренными от ужаса глазами, продолжаться, конечно, не могли: в конце концов, я влетела-таки на даче, у самых ворот, на бугор. Влетела так, что все четыре колеса долго еще крутились в воздухе… Когда бугор откопали, оказалось, что глушитель – как корова языком…
Глебу очень понравилась наша дача. Он ведь видел ее тогда, когда это был еще лишь заросший мусорным кустарником и лопухом участок, очаровывающий только остатками «барского сада»… Теперь он с удовольствием осмотрел сад и огород, порадовался пруду, восхищался баней. Долго ходил из комнаты в комнату по дому. Потом нарезал целую плетенку шампиньонов под липами и лег спать. Как он не высыпался и уставал, мой бедный трудяга сын! По поводу оторванного глушителя Глеб махнул рукой так, как если бы в машине не хватало только прикуривателя. И он, действительно, сообразил сварить этот дорогущий иномарочный мощный глушак из двух хилых жигулевских!
За то время, пока я рассекала пространство на своем шестицилиндровом космическом корабле без глушителя, население окрестных деревень несколько пообвыкло к грохоту и реву и уже не пряталось по домам, ожидая ядерного взрыва. Батюшка уже не говорил звонарям: «Подожди, а то моя лягушонка в коробчонке скачет, звона не различишь!» Народ открыл рты от изумления, когда я подкатила к храму тихо, как на велосипеде. Батюшка тоже удивился нашему появлению на службе без предваряющего грома артподготовки… Взглянул на Глеба и заулыбался…
Я не знаю, о чем говорил священник с моим сыном… Я только видела, что он обнял его широченные плечи, повел на солею. Глеб приложился к Тихвинской… Когда мы вышли на паперть, Глебочка, мой толковый, разумный и рассудительный Глебочка сказал:
– Это только дураки на собственных ошибках учатся, а умным и чужих хватает. Мы не будем ждать крестов и испытаний… Надо воцерковляться, пожалуй! Что там, говоришь, по постным дням-то нельзя? Дай-ка я запишу лучше, чтобы все точно… И пискнула кнопочка ноутбука.
А когда уже в машине по дороге домой я завела свое обычное нытье на счет некрещеной внучки Верочки, Глеб сказал:
– Ну ладно, мам… Я и сам все понимаю, просто не знаю, как мне к жене подступиться. Но теперь батюшка вот в алтаре помолится… Там ведь все ему открывается?… Вот-вот, батюшка, значит, войдет в свой «интернет» и скажет что и как…
Приближалась юбилейная дата. 4 ноября 1998 года – пятилетие со дня освящения Казанского Собора. Мы понимали, что завершить большой фильм нам никак не успеть. По совету друзей смонтировали маленький ролик – для телепередачи «Русский Дом». Короткий фильм сделать иногда гораздо трудней, чем длинный. Все время, остающееся от работы во ВГИКе, я проводила теперь в электронной монтажной.
Кое-кому из твоих «братьев» я рассказала о том своем страшном сне или видении; о том, что вычитала у Нилуса. Некоторые ужаснулись. И даже покинули ложу. Другие ушли в июне, ушли из-за того, что считали безнравственным твое «многоженство». Кое-кто был возмущен тем, что тебя снова избрали «Великим». Самым поразительным был уход одного из тех, кого ты считал самыми преданными и надежными соратниками. Этот «брат» был неверующим, некрещеным человеком и ушел как-то резко, странно, без объяснения мотивов. Просто взял и ушел!