Кахукура и рыбаки-туреху

Кахукура и рыбаки-туреху

Кахукура был вождем. Благодаря светлой коже — цвета песка на морском берегу — его можно было сразу отличить от соплеменников. У него были медно-рыжие волосы, будто окрашенные солнцем, и широко расставленные глаза, смотревшие далеко-далеко в неведомые края.

По утрам, когда на земле лежали короткие тени и молодые мужчины обрабатывали участки с кумарой, часто слышались низкие гортанные голоса старых воинов, которые говорили о Кахукуре.

— Посмотрите на него, — сказал однажды Тохе, старый воин с ярким шрамом, рассекавшим завитки татуировки у него на щеке. — Мы, старики, вспоминаем сейчас дни своей юности. А когда придет время отправляться в далекую Реингу, мы увидим немало диковинных снов наяву. Но Кахукура молод. Что же он видит там, за океаном Кивы, если мы ничего не можем там разглядеть?

Старики не шевелились, их взгляды скользили поверх па, где трудились люди, и поверх высоких оград — старики не могли отвести глаза от дальнего мыса, где виднелась фигура человека, черная на фоне голубого неба.

Кахукура грезил наяву. Широко открыв глаза, он стоял, крепко упираясь ногами в землю, и смотрел на море, на волны, которые бились о прибрежные скалы. Огромный вал обрушился на мыс, отхлынул и оставил клочья шипящей пены, но Кахукура не шевельнулся. Его дух блуждал в неведомых краях далеко на севере, в прекрасной стране, где холмы покрыты лесами, где по берегам рек много песчаных отмелей, а над ними с криком носятся чайки, в стране, по которой души умерших шествуют, не оглядываясь, в Те Реингу, держа путь к огромному дереву похутукава, что стоит рядом с Воротами смерти.

Это видение снова и снова посещало Кахукуру, снова и снова манило его в далекую северную страну, будто кто-то звал его и торопил отправиться туда, где кончается земля и на необозримых просторах только волны океана вздымаются и опускаются в надежде увидеть воинов Ао-Теа-Роа.

Вождь вздохнул и повернулся спиной к морю. Когда он состарится, ему придется пройти по этой дороге в сопровождении рабов. Но пока это время еще не настало, пока он молод и полон сил, он пойдет один. Возвращаясь в деревню, Кахукура видел тут и там молодых мужчин, которые приводили в порядок удочки и отбирали костяные крючки. В прибрежной деревне, где жил Кахукура, всегда не хватало еды, и рыбаки, прикрепив удочки к лодкам, выходили в море в любую погоду, чтобы дополнить кусочком вкусной рыбы скудную трапезу из корней папоротника, кумары, птиц или крыс.

В тот вечер в доме развлечений, фаре-тапере, молодые, как всегда, танцевали и играли, а старики смотрели и вспоминали времена своей молодости, когда их тела тоже были стройными и гибкими. Кахукура не принимал участия в танцах. Он сидел в углу, и мысли его были далеко, потому что среди смеха и шума он вдруг услышал голос из другого мира. "Кахукура, иди на севар, — донеслось до него. — Иди один. Иди в Рангиаофиа, в Рангиаофиа, в Рангиаофиа".

Когда игры кончились и все уснули на своих циновках, Кахукура тихонько встал и, переступая через спящих, направился к двери. Только Тохе еще не спал. Он не спускал глаз с вождя, который постоял минуту в полосе лунного света и ушел. Тохе был мудр. Он не проронил ни звука; даже утром, когда соплеменники тщетно искали вождя, Тохе никому не сказал ни слова. "Кахукура ушел, потому что так было нужно, — думал Тохе, — лучше не мешать ему".

День за днем шел Кахукура на север. Он останавливался, только когда не мог больше сделать ни шага. Тогда он отдыхал под защитой скал, на мшистых лесных полянах или в высокой траве. Иногда он мок под холодным дождем, иногда обливался потом, потому что раскаленное солнце с трудом передвигалось по небу из-за Мауи, который вместе с братьями опутал его веревками. Иногда Марама, луна, с улыбкой смотрела вниз на крошечного человека, который так упорно шел туда, где кончалась земля.

Как-то раз Кахукура подошел к полю, где на осеннем ветру раскачивались длинные стебли льна. Некоторые стебли были крепко связаны друг с другом, и Кахукура догадался, что здесь проходили души умерших. Ночами ему слышались тонкие голоса тех, кто покинул землю, но их заглушал настойчивый шепот: "В Рангиаофиа!"

А потом настала ночь, когда он больше ничего не слышал. В беззвучной тишине шорох волн, набегавших на песок, казался зовом из мира духов, из немого мира духов, где кипит своя особая жизнь. Кахукура закрыл глаза, но сон не шел к нему. Вдруг Кахукура вздрогнул: с моря доносилась приглушенная музыка. Она приближалась. Кахукура услышал, как весла опускаются в воду, потом до него долетел смех и обрывки песни. Кахукура огляделся и увидел мелькающие огоньки туреху, светлокожих неземных существ, которых иногда можно встретить в Ао-Теа-Роа. Лодки скользили по воде, и огоньки плясали на волнах. Туреху удили рыбу.

Кахукура вспомнил, что в сумерках, когда он ложился спать, ему попались на глаза остатки рыбы, хотя на песке нигде не было видно человеческих следов, — знака, что здесь побывали рыбаки. Тогда Кахукура понял, что пришел в Рангиао-фиа — в то место, где туреху ловят рыбу.

Кахукура подполз к самой воде. Благосклонная ночь скрывала его от глаз туреху. Они уже подплыли к берегу, и Кахукура слышал, как они говорили друг другу:

— Вот сеть! Вот сеть!

Он не понимал, что значат эти слова. Он не знал, что такое "сеть". Чтобы поймать рыбу, он пользовался удочкой, крючком и копьем, других орудий у него не было. Кахукура не сомневался, что туреху произносили какие-то заклинания, наверное, они ловили рыбу с помощью колдовства.

Лодки были уже недалеко. Они плыли на большом расстоянии одна от другой, и, когда рыба выпрыгивала из воды, в широком полукруге между лодками, очерченном какой-то светящейся линией, тут и там вспыхивали огоньки. Наконец лодки коснулись песка, и туреху выпрыгнули на берег. Кахукура догадался, что они называют сетью какие-то странные веревки, с которых, булькая, стекала вода. Туреху тянули концы сети. Кахукура подошел поближе и смешался с ними. У него была такая же светлая кожа, и в темноте туреху не замечали, что им помогает смертный. Кахукура выбирал льняную веревку. Потом он почувствовал, что через его руки проходят мокрые переплетенные стебли тростника.

Но вот туреху вместе с Кахукурой в последний раз выбежали из воды на берег, таща за собой сеть. В небольшом полукруге бились серебристые рыбы. Улов был огромный. Туреху бросили концы сети и встали у самой кромки воды. Они хватали извивающихся рыб и нанизывали их на тонкую веревку; каждый туреху старался нанизать побольше рыбы, и все торопились, чтобы кончить работу до восхода солнца. Кахукура тоже стал нанизывать рыбу на веревку, но без узла на конце, и, как только он поднял связку, рыба соскользнула на песок. Один туреху увидел, что произошло, оставил свою веревку и помог Кахукуре завязать узел. Но едва он отошел, Кахукура развязал узел. Он опять поднял связку, и рыба опять соскользнула с веревки. Еще один туреху пришел к нему на помощь.

Снова и снова Кахукура развязывал узел, а туреху ни о чем не догадывались. Кахукура вглядывался в восточный край неба. Далеко в море появился слабый луч света. Света становилось все больше, и вот уже Кахукура мог разглядеть кусты над полосой прибрежного песка и огромную скалу, которая возвышалась над водой, как страж морских глубин. Туреху побежали к лодке, держа в руках связки с рыбой, но Кахукура снова уронил рыбу со своей веревки без узла, и туреху снова бросились к нему на помощь. Становилось все светлее и светлее. Туреху уже давно подобрали бы всю рыбу, если бы им не мешал Кахукура.

Яркие лучи солнца засияли над океаном и осветили облака. Крик ужаса вырвался из груди туреху. Они наконец увидели, что с ними на берегу человек. Туреху бросились к лодкам, но опоздали. Лучи Тама-нуи-те-ра — яркого солнца — уже купались в водах океана. При солнечном свете песок стал золотым. Туреху разбежались в разные стороны и пропали, их лодки развалились на мелкие куски. На берегу не осталось ничего, кроме нескольких связок тростника и стеблей льна. Даже голосов туреху больше не было слышно.

Кахукура стоял один на залитом солнцем песке. Рыба тоже исчезла без следа. На песке лежала только куча веревок. Кахукура взял в руки мокрые льняные стебли, переплетенные каким-то непонятным образом. И ему вспомнился крик туреху:

— Вот сеть!

Тохе первый увидел Кахукуру. Мудрец Тохе первый поздоровался с Кахукурой.

— Мы рады, что ты вернулся, — сказал он. — Мы рады тебе, вождь, потому что ты ушел от нас ночью, как уходит тот, кто идет к своей цели, и вернулся при свете дня, как возвращается тот, кто побывал в дальних странах и добыл бесценные сокровища.

У Кахукуры заблестели глаза. На его плече лежала связка плетеных льняных веревок. На зов Тохе сбежались все, кто мог, но соплеменникам Кахукуры показалось, что их вождь лишился разума, потому что в ответ на их приветствия, он повторял только одно: "Вот сеть! Вот сеть!"

Кахукура научил молодых мужчин плести сети, чему сам успел научиться, пока добирался до родной деревни. Вместо одной рыбы, которая прежде болталась на крючке или на острие копья, мужчины приносили теперь полные корзины рыбы, теперь все могли досыта есть рыбу: и рангатира, и воины, и жены, и сыновья, и дочери и даже рабы.

Вот что получил Кахукура в дар от рыбаков-туреху, когда побывал много-много лет тому назад в Рангиаофиа.