Глава 32. О маршале авиации Новикове

Глава 32. О маршале авиации Новикове

Все эти «жертвы сталинизма» практически вывелись из одного инкубатора именуемого Белорусский военный округ — под командованием И.П.Уборевича. Там кроме нашего Новикова в разное время проходили своеобразную стажировку — Тимошенко, Жуков, Мерецков, Баграмян, Соколовский, — как наиболее яркие представители первой волны «защитников» Отечества. Ко второй, на мой взгляд, менее громкой, можно было бы отнести Конева и Малиновского. Это все я привел, руководствуясь данными приведенными из мемуаров самого Новикова: «Крестным отцом всех их был командарм Уборевич, который обладал каким-то удивительным чутьем на талантливых людей и умел не только подбирать их, но и воспитывать».

Тут, трудно поспорить с Александром Александровичем, поскольку он лучше знал и «крестного отца» и всю его паству. Как известно, Уборевича «удивительное чутье на талантливых людей» не спасло от расстрела, а последствия раскрытия заговора коснулись и его воспитанников. Поэтому Новиков и отмечает с грустью: «В 1937 г. у меня случились большие неприятности по службе». Понятно, что дружба с «крестным отцом» до добра не доводит.

Новикова роднит с Жуковым присущее им обоим, необъяснимое чувство «скромности». О Жукове, в этом качестве, мы уже упоминали. Теперь пришла очередь поговорить о Новикове. То, что себя к талантливым записал, грех небольшой. Жди, когда о тебе такое напишут. А здесь, в мемуарах, своя рука владыка, да и друзей вниманием не обошел. Приведенные Александром Александровичем выше имена на слуху, в связи с участием этих лиц в Великой Отечественной войне. Как они воевали — это тема отдельного разговора. Хотелось бы, дополнить воспоминания «скромного» Новикова о «воспитанниках» Уборевича, которые не участвовали в Великой Отечественной войне по «уважительной причине». О них, он почему-то, «постеснялся» упомянуть? Вот они, «жертвы» предвоенного заговора.

Рулев Павел Петрович (1896-1938) — комбриг, в 1937 г. — начальник автобронетанковых войск Белорусского военного округа.

Бобров Борис Иосифович (1896–1937) — комдив, в 1937 г. — начальник штаба Белорусского военного округа.

Карпушин-Зорин Андрей Леонтьевич (1895–1937) — с января 1936 г. по

май 1937 г. — заместитель начальника штаба Белорусского Военного

Округа.

Мальцев Владимир Иванович (1901-1938) — начальник 8-го отдела штаба Белорусского военного округа.

Белов Иван Панфилович (1893-1938) — командарм 1 ранга (1935). В 1931–1938 гг. — командующий войсками Ленинградского, Московского и Белорусского военных округов.

Смирнов Петр Александрович (1897-1939) — армейский комиссар 1 ранга (1937). Член Военного совета — начальник Политуправления Балтийского флота, Северо-Кавказского, Приволжского, Белорусского и Ленинградского военных округов.

Рожин Николай Поликарпович (1899–1937) — полковник (1935). Начальник штаба 21-й механизированной бригады Белорусского Военного Округа.

Булин Антон Степанович (1894–1938) — армейский комиссар 2 ранга (1935). С сентября 1935 г. — начальник Политуправления Белорусского военного округа. С апреля 1937 г. — начальник Управления по командному и начальствующему составу РККА.

Бобков Семен Дмитриевич (1901–1937) — комбриг (1935). С июня 1935 г. — командир 21-й механизированной бригады Белорусского Военного Округа.

И на последок, в продолжение списка, заговорщик второй волны.

Павлов Дмитрий Григорьевич (1897–1941). С июня 1940 г. командовал войсками Белорусского Особого военного округа.

А то маршал авиации пишет в мемуарах: «в 1937 г. у меня случились большие неприятности по службе». Это, у приведенных выше, товарищей, «случились большие неприятности», а Новиков-то, как раз, отделался всего лишь «легким испугом». Далее, судьба явно балует «воспитанника Уборевича». В 1938 году, на удивление, он вдруг встретил, как повествует, своего хорошего знакомого Е.С.Птухина, который был командующим ВВС в Ленинградском военном округе. Тот, якобы, «по-дружески», взял Новикова с собой, на должность начальника штаба округа. Может и действительно, все было так? — но, ведь, Евгений Саввич, с того света, увы, не возразит. Вскоре, Птухина, (на удивление) переводят в Киевский военный округ, где он «таинственно» исчезнет (навсегда) через несколько дней после начала войны. А Новиков, (кто бы мог подумать?), займет его место командующего ВВС в Ленинградском военном округе.

Когда приводили краткую биографию маршала Жукова, то помните, как он в 1938 году «сильно заболел бруцеллезом» и его положили на лечение в Центральный военный госпиталь в Москве. Видите, как «выкосили» командный состав причастный к «крестному отцу» — Уборевичу. По счастью, для Гергия Константиновича, он не попал в этот черный список. А то бы его «славная» биография могла бы закончиться теми же годами, как и у его товарищей по службе в Белорусском округе.

Кстати и у Новикова, практически в то же время, произошла «знаменательная встреча», в результате которой, он удачно избежал попадания в этот же черный список. Но продолжаем рассказ о маршале авиации. Наконец-то, события неумолимо приблизили нашего героя к началу войны, где с ним произошли самые «невероятные» события, которые, видимо и привлекли внимание следователей в 1946 году. Итак, последние мирные дни перед войной.

«20 июня меня неожиданнопо приказу наркома обороны Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко вызвали в Москву. В субботу (21 июня. — В.М.) я вернулся в Ленинград и тотчас позвонил в наркомат. Генерал Злобин, состоявший при наркоме для особых поручений, сообщил, что меня переводят в г. Киев.

Естественно, я сразу подумал о генерале Е. С. Птухине и осведомился, куда переводят его. Вопрос мой остался без ответа. Злобин как-то замялся и после недолгой паузы ответил, что вопрос о Птухине еще не решен, а мне надлежит быть у маршала в 9 часов утра 23 июня, и повесил трубку.

Я немедленно заказал билет на «Красную стрелу» и стал собираться в дорогу. Но война все изменила».

Богатый событиями отрывок. В чем заключалась неожиданность вызова — Александр Александрович, почему-то умолчал? А для нас 20 июня будет знаковым днем. Об этом мы поговорим отдельно. На месте следователя, я тоже бы, проявил к этому моменту (с вызовом) неподдельный интерес. Как говорят: в чем же заключалась «фишка» данного вызова? Уехать в Москву, и тут же вернуться обратно? А не покажется ли странным, что не воспользовались телефонной связью? Так сведения могли быть строго секретными, скажут «умники», разве ж можно по телефону? Кто бы стал спорить? Но почему вернувшись в Ленинград, тут же, позвонился в наркомат обороны по телефону? Или что? по дороге забыл инструкции «Что делать?». Еще удивительней выглядит сообщение генерала Злобина о том, что Новикова переводят в Киевский округ. Накануне, видимо не успели в Москве сказать ему эту «новость»? Что же, касается вопроса о Птухине, который «еще не решен», то это неправда. Вопрос по нему был решен: он намечался в качестве жертвы, на которую, в случае неудачи с заговором, «повесили бы всех собак». Так оно и получилось, в действительности.

Кроме того, снова вызывают в Москву? Да, Новиков только что вернулся из нее. Наверное, пыль с фуражки не успел стряхнуть? На ум приходят слова песни Б.Окуджавы: «Ах, война, что ты сделала, подлая…». Все планы «поломала» уважаемому товарищу Новикову. Кстати, в Москву, он почему-то больше не поехал? В свете того, что читатель уже узнал из прочитанного ранее, не покажется ли ему все это описанное Новиковым, неким тайным механизмом запуска готовящегося заговора? Если, все же есть сомнения у читателя, то добавим еще дополнительного материала для аналитической работы ума. Как уже знаем, Новиков снова собирается выехать в Москву по вызову. Как он сообщает читателям, в Москве должен быть в 9.30 утра 23 июня. Значит, в конце дня 22 июня, он должен был бы сесть на поезд «Красная стрела». Да, но, пока, в описании событий, лишь суббота 21 июня, поздний вечер, а почему-то, именно сейчас, Александр Александрович собирается к отъезду? Но, вдруг, Новикову домой звонит начальник штаба округа Д.Н. Никишев и просит «срочно прибыть к нему по очень важному делу». И здесь мы сталкиваемся опять, но уже с новыми «невероятными» событиями, о которых упомянули выше. Оказывается, Александр Александрович Новиков уже не командующий ВВС округа?! Когда же его успели отстранить от обязанностей и, главное, по чьему распоряжению? Может, по тому приказу Тимошенко от 20 июня? Но, зачем? Новиков и сам подтверждает факт снятия его с должности командующего, но не говорит о подоплеке этого дела. Видимо, берег до 1946 года?

«Я ответил, что свои обязанности командующего ВВС уже передал генералу А. П. Некрасову и вечерним поездом 22 июня выезжаю в Москву.

— Знаю, знаю, Александр Александрович! — нетерпеливо перебил Никишев. — И все же прошу немедленно явиться в штаб. Обстановка очень серьезная. Все объясню при встрече. Жду вас.

Собираясь в штаб, я думал, чем вызван этот ночной звонок. Прежде, конечно, мелькнула мысль о войне».

Почти, как у Черномырдина, «мелькнула мысль» и Новиков, конечно же, «стал её думать»? Однако это действие прервал приехавший шофер на штабной машине.

«Подхватив чемоданчик со сменой белья и туалетными принадлежностями, я вышел в коридор…

Черный «ЗИС» быстро понесся по безлюдному Измайловскому проспекту. Минут через десять я входил в кабинет Никишева. Дмитрий Никитич был очень взволнован. Он тут же, без всяких предисловий сказал, что на рассвете 22 июня, т. е. уже сегодня, ожидается нападение Германии на Советский Союз, и приказал немедленно привести всю авиацию округа в полную боевую готовность.

— Но пока, до получения особых указаний из Москвы, конкретных боевых задач авиации не ставить. Распоряжения прошу отдать лично.

Я вновь напомнил, что уже не являюсь командующим ВВС округа.

— Сдали дела, знаю, — сердито перебил меня Никишев. — Но приказа о вступлении в должность генерала Некрасова еще нет. Завтра из Мурманска вернется Попов, а из Сочи, вероятно, прилетит Жданов, они и примут окончательное решение о вашем замещении. А пока командующим авиацией я считаю вас».

Так как все «жертвы тоталитарного режима» отъявленные лжецы, то приходится хватать их за язык. Ведь, Новиков, чемоданчик с вещами взял в командировку, чтобы ехать в Москву. Значит, поздно вечером должен был сесть на поезд и утром, 22 июня он уже будет в Москве. Не так ли? А нас уверяет, что 23 июня в 9.30 назначена встреча у наркома. Он, что же, целый день в Ленинграде должен был таскаться с чемоданчиком, в котором лежали его личные вещи и «туалетные принадлежности». Как они все бояться 22 июня? Словно прикасаются к раскаленной плите.

Обратите внимание: командующего округом М.М.Попова кто-то отправил далеко на Север в Мурманск, но твердо знают, что тот завтра вернется.

Жданов, тоже отсутствует. Новиков уверяет, со слов Никишева, что тот отдыхает в Сочи, но его возвращение, еще точно неопределено.

Интересный вопрос по Жданову. Что же он делал в Сочи с началом войны? Какие причины вынудили его задержаться там? Трудно представить, что в это тревожное время он нежился на берегу теплого Черного моря. Ранее уже сказал, что его там задержали дела, связанные со Светланой, дочерью Сталина.

Кроме того, уважаемый товарищ Новиков так и не объяснил читателю, как это вдруг он оказался без должности, но на посту командующего ВВС в Ленинградском округе? Почему он сдал дела (неизвестно когда), а преемник, почему-то не вступил в должность, если дела принял? Нет такого понятия, как, просто «сдать дела»?! Кроме того, Новиков собирается «рвануть» в Москву, но вдруг соглашается остаться? Отчего начальник штаба округа, взял на себя такую ответственность, как отменить вышестоящий «приказ» об убытия Новикова к новому месту службы? При том, как прикажите понимать слова начштаба «командующим авиацией считаю вас»? А подчиненные Новикова тоже должны считать его командующим и забыть предыдущий приказ о его замене? Кстати, куда у нас запропастился преемник Новикова — генерал Некрасов и почему он принимает (вроде бы?) дела у бывшего командующего, но в должность не вступает? Что это за такой удивительный половинчатый приказ «сверху»? В этих вопросах можно запутаться. Не позавидуешь следователям, ведшим это дело. И это столько вопросов лишь к воспоминаниям Новикова. Представляете, сколько могло быть их в настоящем уголовном деле?

«Обстановка исключала какие-либо препирательства, и я согласился. Но мне было непонятно, как это авиацию привести в полную боевую готовность, а конкретных боевых задач ей не ставить? Ведь если война, то и действовать надо, как на войне. Без четких задач, без знания целей, по которым придется наносить удары, авиацию тотчас в дело не пустишь, особенно бомбардировочную. У бомбардировщиков боекомплект зависит от поражаемого объекта: для ударов по живой силе он один, по укреплениям — другой, по аэродромам — третий. И я сказал о том Никишеву.

— Что вы, Александр Александрович, разъясняете мне азбучные истины! — рассердился начальник штаба. — Нам же приказано ясно: конкретных боевых задач не ставить. А приказ надо выполнять. Вот, прочитайте-ка!

Никишев протянул мне только что полученную телеграмму за подписями наркома обороны С. К. Тимошенко и начальника Генштаба Г. К. Жукова.

Я быстро пробежал ее глазами. После слов о возможности нападения Германии на СССР в ней предписывалось войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев или их союзников. Нарком обороны приказывал в течение ночи скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе, рассредоточить по полевым аэродромам авиацию, привести в боеготовность все войска и осуществить соответствующие обстановке мероприятия в системе ПВО. Других приготовлений без особых на то распоряжений приказывалось не проводить.

Это, по существу, была война, и я непроизвольно взглянул на часы — было уже около двух часов ночи.

До боли знакомая «туфта». Мы уже встречались с такой, у Жукова. Нам нужна ясность с его «отстранением» от командования ВВС округа, а Новиков нам рассказывает «о боевой готовности». А не плохо, как вы думаете? — по-военному, звучит: «я согласился»? Можно уже и чемоданчик с вещами под стол, — не пригодиться. А поездка в Москву? — подождет до лучших времен. Значит, на основании устного распоряжения начальника штаба ЛВО Никишева, бывший командующий ВВС этого округа Новиков, вдруг, как Золушка, по волшебству, преображается в настоящего командующего ВВС и отправляется выполнять полученную Директиву из Москвы.

Теперь, зная о том, что 21 июня, Ставка организовала Главные направления, становятся понятным действия и Никишева и Новикова. Никишев получил соответствующую бумагу из Москвы, где, видимо было указано, что Новиков переходит на соответствующую должность в новую структуру Главное командование Северо-Западного направления. Осталось ждать Главкома Мерецкова, который скоро появится перед читателем.

«Вернувшись к себе в штаб, я по телефону обзвонил командиров всех авиасоединений, приказал немедленно поднять все части по сигналу боевой тревоги и рассредоточить их по полевым аэродромам и добавил, чтобы для дежурства на каждой точке базирования истребительной авиации выделили по одной эскадрилье, готовой к вылету по сигналу ракеты, а для бомбардировщиков подготовили боекомплект для нанесения ударов по живой силе и аэродромам противника. Лишь после отдачи всех приказаний обошел управление. Убедившись, что все штабные работники на месте, вызвал к себе заместителя главного инженера ВВС округа А. Л. Шепелева и уехал с ним на один из ближних к Ленинграду аэродромов, куда накануне прибыл эшелон новых скоростных истребителей МиГ-3.

Так началась для меня война».

И это все Новиков рассказывал следователям на Лубянке, а они, такие нехорошие, «сфальсифицировали» дело и передали его в суд, который за все эти «художества» дал «несчастному» Александру Александровичу срок? Но, и это, оказывается, еще не все его «чудеса и художества».

«Первые часы войны были особенно тягостными. Состояние наше еще более усугублялось почти полным неведением того, что все же происходит на всей нашей западной границе южнее Ленинграда. Лишь в девятом часу утра 22 июня нас, командующих родами войск, ознакомили с новой директивой. В ней говорилось, что 22 июня 1941 г. в 4 часа утра немецкая авиация бомбила наши аэродромы и города, а наземные войска открыли артиллерийский огонь и вторглись на советскую территорию.

Приграничным армиям приказывалось разгромить противника, но только в районах вторжения, причем указывалось, что границу до особого распоряжения не переходить. Авиации разрешалось наносить удары лишь по германской территории и только на глубину до 150 км, на союзников же третьего рейха — Финляндию и Румынию налеты вообще запрещались.

А в 12 часов дня по радио мы услышали правительственное сообщение о нападении Германии на нашу страну и о вступлении Советского Союза в войну. Лишь тогда война как таковая окончательно стала реальностью».

Нового ничего нет. О войне, оказывается, узнал из правительственного сообщения по радио?! Что делал бы Новиков, если бы Молотов не выступил по радио, трудно себе представить? То, что запрещалось совершать налеты на союзников Германии под страхом смерти — нашли, чем испугать, таких молодцев, как Новиков!

О последнем предложении можно сказать следующее: это фирменный знак Института истории СССР. У Жукова, в его мемуарах, примерно, то же самое: «она (война) уже стала фактом». Помните?

Но, вот мы приближаемся к тому, о чем собственно и хотелось поговорить: о бомбардировках Финляндии. То, что пишет Новиков со ссылкой на Директиву, и так, понятно. Странно, что о Венгрии ни слова. Как будто, и не числилась оная, в союзниках фюрера? Ладно, не будем обращать на это внимание. Что у Новикова с Финляндией? Здесь он решил блеснуть перед читателем своей военной эрудицией.

«Поступившие к нам в округ сообщения о бомбардировке немецкой авиацией таких глубинных объектов, как Рига, Каунас, Минск, Смоленск, Киев, Житомир и Севастополь, не были для меня неожиданностью. Поразила лишь легкость, с какой вражеские самолеты столь далеко проникли на нашу территорию. Факт этот настораживал».

Хочет убедить читателя, что недаром ел хлеб на военной службе, а изучал передовые военные теории, которые реализовывались на практике. Ему, дескать, в отличие, от более высокого начальства, была известна немецкая тактика ведение начальных военных действий и, в частности, авиации. Это он после 53-го года, когда его амнистировали, вдруг стал «умным». А в 41-ом году, да сразу в первый день войны, откуда узнал всю информацию о легкости «с какой вражеские самолеты… далеко проникли на нашу территорию»? Может исходя из событий в своем Ленинградском округе?

«Нужно было принимать срочные меры, чтобы избавить Ленинград от участи городов, подвергшихся яростной бомбардировке в первые же часы войны. Такими мерами могли быть наши активные действия в воздухе. Я высказал свои соображения руководящим работникам ВВС округа, они поддержали меня. Мы быстро прикинули наши возможности и решили, что если не будем медлить, то вполне справимся с такой задачей.

На другой день (23 июня. — В.М.) я доложил о нашем плане генералу Попову. Маркиан Михайлович согласился с нами, но сказал, что прежде этот вопрос надо согласовать с Москвой, так как приказ о запрещении налетов на Румынию и Финляндию еще в силе. В тот же день он позвонил маршалу Тимошенко. Нарком проконсультировался в еще более высоких инстанциях, и разрешение было получено.

Для ударов по вражеским аэродромам в Финляндии было выделено 540 самолетов. В операции участвовали ВВС всех общевойсковых армий Северного фронта — 14, 7-й и 23-й, морских флотов и фронтовая авиагруппа».

Надо полагать так, что если бы Никишев «не назначил» Новикова «командующим ВВС округа», то такая «яркая», с военной точки зрения операция, как превентивная бомбардировка Финляндии, могла бы и не состояться? Как ни как, а Маркиан Михайлович Попов, все же общевойсковой генерал, не то, что сам Новиков — из авиации! Правда, о Никишеве, начальнике штаба округа, как-то умалчивается, что он прибыл в Ленинградский военный округ незадолго до войны, представьте себе, из Главного управления ВВС Красной Армии. Тоже, понимаешь, не последний человек, разбирающийся в авиационных делах. Военная «судьба», потом забросит Никишева начальником штаба Сталинградского фронта, где членом Военного совета будет Хрущев. Согласно опубликованным сведениям, Никишев пробудет там, якобы, «до октября» месяца 1942 года и, как раз в самый переломный момент Сталинградской битвы, «судьба» круто изменит его жизнь. Вдруг, после Сталинграда, его переводят на преподавательскую деятельность кафедры Общей тактики Военной академии им. М.В.Фрунзе, на которой он «прокантовался» до конца войны. Но, и после войны, он не изменил своему новому, преподавательскому делу, став начальником кафедры Оперативно-тактической подготовки. После смерти Сталина, у него, вдруг, очень сильно ослабло здоровье, и согласно приказу министра обороны № 06117 от 7 декабря 1954 Никишев был уволен по болезни в запас, где и бесследно исчез, сохранив в тайне дату своей смерти. Такая вот грустная история «товарища по оружию» Александра Александровича Новикова.

Теперь, что касается, в отношении превентивного удара. Попов «позвонил маршалу Тимошенко» — именно так и «планируются» подобные операции: по телефону. Но самое пикантное в том, что «нарком проконсультировался в еще более высоких инстанциях, и разрешение было получено». Официальная военная история уверяет же нас, что 23 июня образована Ставка Главного командования во главе с Тимошенко. Тогда, по мысли Новикова, с кем же должен был Тимошенко проконсультироваться выше? С заговорщиками из Политбюро, что ли, если Сталина не было в Кремле? Кто же ему, Тимошенко, дал благословение, на подобную операцию? Неужели нарком иностранных дел Молотов? То-то, накануне, в своей речи, он недобрым словом, финнов помянул. А как было на самом деле?

Нашему вниманию предложен, хранящийся в архиве Министерства обороны «План обороны госграницы. Ленинградский военный округ (Северный фронт)». К нему дано краткое пояснение.

«Вниманию читателя предлагается последний предвоенный план боевых действий Ленинградского военного округа на случай нападения Германии. Датировать его невозможно, т. к. какие-либо отметки относительно времени составления этого документа отсутствуют. Ясно только, что он был составлен после 14 мая 1941 года, т. к. в самом начале указано, что основанием для составления является директива НКО от 14.5.41.

К сожалению, по неизвестным причинам документ далеко неполный. В папке отсутствуют многие листы этого плана, приложения и карты. Судя по всему, документ в архив попал уже в разукомплектованном виде, да и составлен был, очевидно, поспешно, хотя подписи должностных лиц на нем имеются. Возможно, что не имея времени к требуемым срокам составить полноценный план, командование округа прикрылось поспешно составленной запиской, надеясь затем составить документ полностью».

Совершенно секретно.

Особой важности.

Экз. № 1

ЗАПИСКА

ПО ПРИКРЫТИЮ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ГРАНИЦЫ НА ТЕРРИТОРИИ ЛЕНИНГРАДСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА

(Из этой записки, я выбрал лишь то, что представляет интерес только по нашей теме. — В.М.)

6. Активными действиями авиации завоевать господство в воздухе и мощными ударами по основным ж.д. узлам, мостам, перегонам и группировкам войск нарушить и задержать сосредоточение и развертывание войск противника.

7. Не допустить сбрасывания и высадки на территории округа воздушных десантов и диверсионных групп противника.

8. При благоприятных условиях обстановки всем обороняющимся войскам, резервам армий и округа быть готовым по указанию Главного Командования к нанесению стремительных ударов по противнику. Задачи авиации, подчиненной непосредственно командующему войсками.

Состав: 4, 41, 39, 54, 3-я авиадивизии (последние две на обороне Ленинграда).

Задачи:

а) уничтожает авиацию противника на аэродромах Коувола, Котка, Утти, Селянпя, Миккели; Порво, Лахти, Холода, Хит-тула, Подосиоки;

б) разрушает Коувола и мост у Кория;

в) быть готовой во взаимодействии с КБФ и его авиацией к нанесению удара по кораблям и транспортам противника при попытке их пройти в Финский залив или высадить десант;

г) содействует 23-й армии в отражении наступления противника. Эти задачи выполняются 4-й и 41-й авиадивизиями. Прикрытие Ленинграда осуществляется 3-й и 54-й авиадивизиями.

Командующий войсками ЛВО

генерал-лейтенант (подпись) М.М.ПОПОВ

Член военного совета

корпусной комиссар (подпись) КЛЕМЕНТЬЕВ

Начальник штаба

генерал-майор (подпись) НИКИШЕВ

Написано в 2 экз.

Исполнил начальник опер. отдела штаба ЛВО

генерал-майор Тихомиров

экз. № 1 — в Генштаб КА

№ 2 — оперотдел штаба ЛВО

(ЦАМО РФ ф.16, оп.2951, д.242)

(Военно-исторический журнал № 6-1996 г).

Первое, на что хотелось бы, обратить внимание, после прочтения аннотации, так это на то, что документ находящийся, якобы, в архиве Министерства обороны, разукомплектован. С другой стороны, — нашли, чем удивить! В силу, каких обстоятельств это сделано, приходится опять, только догадываться? К тому же, документ не утвержден в Наркомате обороны, а точнее сказать, в Генштабе РККА и это, настораживает. Удивляет, также, отсутствие инициалов у должностных лиц, которые подписывали сей документ, кроме командующего. Скорее всего, это машинописная копия, которая должна, по мнению «разработчиков» документа, прикрыть все то, что произошло в начале войны. Создать видимость, какой-никакой обороны. Что там было на самом деле, в подлинном документе, вряд ли узнаем? Еще один непонятный момент. Обратите внимание, что «Записка» подготовлена в двух экземплярах. «Первый» нам представлен, как бы «извлеченным» из недр архивов Министерства обороны, а где же находится «второй» экземпляр? По идеи, он должен находиться в архивах Ленинградского военного округа? Есть ли он там, и в каком виде?

О содержании документа. Как видите, в п. 6 прямо указывается на нанесение превентивных ударов по Финляндии, а п. 8 приведено, на основании чьего указания надо наносить данный удар. Может ли из этого пункта, читатель понять, что это за таинственное анонимное «Главное командование», к указанию которого надо быть готовым всем войскам округа? Оно же (Главное командование) не может «висеть в воздухе», т. е. существовать самостоятельно и быть оторванным от структуры управления. Это, надо полагать, все та же многострадальная Ставка Главного командования, о которой, ну, никак не хотят упоминать наши деятели, облаченные в мундиры военных историков.

Вот, на основании указаний этой Ставки и были проведены превентивные воздушные удары по Финляндии. Автор, ни в коей мере, не хочет представить агрессивную Финляндию, в роли невинной овечки, которую обидел серый волк, в лице Советского Союза. Нас должно интересовать, каким образом наши заговорщики провоцировали Финляндию (и не только ее) на ответные враждебные действия и давали повод к началу военных действий против нашей страны? Вот и все! Что там бомбили на самом деле? — это другой вопрос. Хотя о бомбежках, можно было бы поговорить, отдельно. Вспоминается, первая Чеченская война времен Ельцина и заявление командующего ВВС России Дайнекина: «Особенно, не бомбили жилые районы Грозного…». Наверное, позаимствовал, у своего коллеги Новикова?

В данном же случае, для нас важно, как заговорщики из Ставки втягивали в орбиту войны страны-сателлиты Германии и давали им дипломатический, а что еще важнее, и моральный повод для начала войны.

Хочу предложить вниманию читателя отрывок из работы Тимура Музаева «В колее конфликта» (http://www.hist.ru/finlan.html).

«Запланировав участие финских войск в войне против Советского Союза, представители германского руководства со второй половины мая 1941 г. стали прощупывать почву в Хельсинки. И здесь немцев ожидал неприятный сюрприз:

финны не желали участвовать в войне. 20 мая президент Р.Рюти заявил представителю Гитлера К.Шнурре, что “хотя Московский мир и саднит”, Финляндия ни при каких обстоятельствах не будет участвовать в наступательной войне против СССР, а также “не желает вмешиваться в вооруженное выяснение отношений между великими державами”. Лишь в случае нападения советских войск на Финляндию, — отметил президент, финская армия вступит в войну. “Естественно, мы будем очень рады, если получим помощь извне в этой оборонительной войне”, - подчеркнул глава финского государства. Более того, в ходе переговоров немецкой и финской военных делегаций в мае-июне 1941 года, финская сторона отвергла все предложения германского Генштаба о совместном наступлении на советскую территорию и согласилась лишь на операции в области Петсамо, принадлежавшей Финляндии. Не случайно немецкая сторона оценила итоги переговоров как “неудовлетворительные”: финны отказались участвовать в войне.

Несмотря на уговоры Гитлера, Финны не хотели участвовать в нападении на СССР. Только бомбардировка советской авиации финских городов заставила Хельсинки вступить в войну

9 июня 1941 г. Р.Рюти на заседании Госсовета Финляндии сформулировал позицию, избранную финским руководством. “Германия является ныне единственной страной, способной разгромить или, по крайней мере, существенно ослабить России, — заявил президент. — Максимально возможное ослабление России — условие нашего спасения. Если Россия выиграет войну, наше положение станет сложным, даже безнадежным… Таким образом, как бы это ужасно ни звучало, мы должны желать возникновения войны между Германией и Россией, рассчитывая при этом на то, что сами сможем остаться за ее пределами”.

В этом случае, трудно давать комментарии, по поводу таких вот высказываний. Но надо! У президента Р.Рюти, во время выступления на заседании Госсовета, видимо, полушария головного мозга решили поменяться местами. Вдумайтесь, в смысл, сказанного президентом Финляндии. Если, Германия является, как он утверждает, единственной страной способной разгромить наш Советский Союз, то спрашивается, зачем же финнам, вмешиваться в этот конфликт. Одержит Германия победу, ну, и дай ей бог здоровья! Чего же еще желать? Однако он тут же приводит довод, начисто опровергающий его же собственное высказывание: «Если Россия выиграет войну, наше положение станет сложным, даже безнадежным…». А как же Германия, которая заведомо разгромит Россию? Уже забыл! Вот так обрабатывается послушное большинство: запоминают, как правило, сказанное в конце. Почти по Штирлицу. Но, к счастью, не у всех в Финляндии происходил «вывих мозгов». Все те, кто «наелся по полной программе» в Зимней войне, воевать с нашей страной не собирались ни под каким предлогом. Отсюда и решение правительства. Это те, кто хотел погреть руки на огне войны, жаждали втравить Финляндию в новую войну и, президент Р.Рюти, видимо, был в их числе. Плюс ко всему и наши заговорщики, чтобы не забыть.

«Итак, руководство Финляндии, сознавая свою зависимость от германских гарантий, тем не менее, не согласилось участвовать в нападении на Советский Союз и решило сохранить нейтралитет.

13 июня парламент Финляндии поддержал курс правительства. Не только реваншисты, мечтавшие о мести за Зимнюю войну и унижения Московского мира, но и левые фракции, в том числе социал-демократы, ненавидевшие Гитлера и категорически выступавшие против милитаризма и реваншизма, согласились с необходимостью союза с Германией при условии, что финская армия не будет участвовать в нападении на СССР. “Следует исходить из того, — заявил председатель социал-демократической партии Вяйнё Таннер 19 июня на совещании социал-демократов, представителей профсоюзов и рабочих организаций Финляндии, — что наши войска будут использованы лишь для обороны страны, но не для наступательных действий. Не следует также оказывать помощь нападающему”.

20 июня президент Р.Рюти обещал депутатам социал-демократической фракции парламента, что финские войска не будут использованы для нападения на Советский Союз.

Таким образом, общественность Финляндии была в курсе внешнеполитических планов правительства и полностью поддерживала вынужденную политику сближения с Германией, сознавая, что единственной альтернативой этому курсу является советская оккупация.

В день нападения Германии на Советский Союз 22 июня 1941 года финское правительство заявило о нейтралитете Финляндии. В тот же день посол СССР в Хельсинки Павел Орлов заверил, что советское правительство уважает нейтралитет Финляндии».

А наши заговорщики 22 июня, буквально, вложили в уста Вячеслава Михайловича слова об артиллерийском обстреле с финляндской стороны. Видимо, очень «жаждали» повоевать с Финляндией еще разок?

«24 июня нейтральный статус Финляндии признали Германия, Британия и Швеция. А ранним утром следующего дня 18 финских городов и селений подверглись массированной бомбардировке советской авиации. По данным советских источников, в нападении участвовали 236 бомбардировщиков и 224 истребителя.

Состоявшиеся воздушные налеты против нашей страны, бомбардировки незащищенных городов, убийства мирных жителей — все это яснее, чем какие-либо дипломатические оценки показали, каково отношение Советского Союза к Финляндии. Это — война”, — заявил депутатам парламента премьер-министр Финляндии Юкко Рангель. Вечером 25 июня финский парламент признал, что Финляндия находится в состоянии войны с Советским Союзом».

Все же наши заговорщики добились своего. Еще одним противником у нашей страны стало больше, а, следовательно, и крови наши солдаты прольют больше. Как всегда, сторонники демократии в России, все жертвы «повесят» на Иосифа Виссарионовича, чтоб им, пусто было! А дальше, события по войне станут усугубляться для нашей страны, как катящийся снежный ком. После бомбардировки Финляндии советской авиацией, «нейтральная» Швеция 26 июня 1941 года, предоставит свою территорию для транзита немецких войск в северную часть Финляндии, к советской границе. Такими вот окажутся последствия «коврового» бомбометания северной соседки. Кстати, сделал ли Новиков, хоть один боевой вылет за всю войну и, против Финляндии, в частности?

Но не хочется закрывать такую скользкую тему о Финляндии с ее довольно «необычным» вступлении в войну против нашей страны. Ведь, по большому счету она не очень хотела воевать, как читатель понял из прочитанной выше работы Т.Музаева. Но втянули в военный конфликт. Нашлись силы, как с одной, так и с другой стороны. В свете изложенного, хочу предложить читателю один занятный эпизод из мемуаров человека, с немалыми звездами на погонах.

Слово предоставляется адмиралу Николаю Михайловичу Харламову. В самом начале войны он был в должности начальника управления боевой подготовки в Главном морском штабе, и вот какая с ним приключилась история, в которой замешаны многие наши, ранее упомянутые «герои».

«Июль (1941 года) в Москве стоял жаркий. Даже ночью было душно. В одну из таких ночей я и дежурил в штабе, когда задребезжал телефон.

— Говорит дежурный Наркомата обороны, — раздался голос в трубке. — Вас срочно вызывает маршал Тимошенко.

К Наркому обороны меня вызывали в первый раз. Зачем я ему мог понадобиться? По какому вопросу? Интуицияподсказывала, что речь может пойти о положении в районе Мурманска, и я на всякий случай прихватил с собой кое-какие документы, относящиеся к тамошней обстановке».

Снова старая песня на новый лад. Харламова вызывали в Ставку к Тимошенко, но как всегда, Ставка и Тимошенко, вызывают зубную боль у редакторов. Убрать! Кроме того, встречаются случаи в ряде мемуаров, когда редактора умышленно меняли месяц июнь на июль, и наоборот. Но, может быть, это намеренно сделал и сам Харламов, чтобы «замаскировать» данный эпизод.

А интуиция, вообще, вещь необходимая человеку, но она у Николая Михайловича, почему-то работала избирательно (видимо, нельзя иначе), о чем читатель узнает ниже.

«В приемной я увидел начальника разведывательного управления Генштаба генерал-лейтенанта Ф. И. Голикова.

— Вы зачем здесь? — поинтересовался Филипп Иванович.

— Прошу трудных вопросов не задавать, — отшутился я.

Голиков пожал плечами. Мы еще некоторое время молча ходили по приемной. Наконец нас пригласили к Наркому.

К моему удивлению, в кабинете находились почти все члены Политбюро ЦК во главе с И. В. Сталиным, а также начальник Генерального штаба. Видимо, перед нашим приходом тут происходил серьезный разговор».

Вообще, честно говоря, данные товарищи редко ведут несерьезные разговоры. Ведь, в их руках находится судьба страны. Но что это вдруг, их как магнитом притянуло в Наркомат обороны, то есть, на тот момент в Ставку? А серьезный разговор, это случайно, ни разговор на повышенных тонах?

«Сталин, покуривая трубку, неторопливо ходил по кабинету. В небольшой смежной комнате напротив входа располагалась переговорная. В ней стоял генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин, заместитель начальника Генерального штаба. Постукивая рычагом телефона, он то и дело повторял:

— Алло! Алло! Полное лицо генерала было красным, вспотевшим, и он вытирал его носовым платком».

Ай, ай! Какая неприятность. Нет связи с войсками. Что-то знакомое нам уже встречалось ранее, по Западному фронту. А как же Наркомат обороны (то есть, Ставка), в таком случае, функционирует? И за всем этим безобразием, к тому же, наблюдают прибывшие сюда члены Политбюро и правительства. То-то, Ватутин покраснел от волнения. Наверное, вставили фитиль?

«Сталин остановился напротив нас и попросил генерала Голикова доложить о численном составе войск противника на мурманском направлении. Тот развернул на столе карту и, водя по ней указкой, сделал короткое, четкое сообщение.

— Так… Ясно… — проговорил Сталин. — А где находятся наши войска? — спросил он Голикова.

— Этого я не знаю, товарищ Сталин. Мне сводку не докладывают».

Вас не удивило, читатель, что Сталин спрашивает об обстановке на фронте Голикова, а не присутствующих здесь начальника Генерального штаба Жукова и, пытающегося дозвониться по телефону, его заместителя Ватутина?

Как будет понято в дальнейшем из рассказа Харламова, Сталину, видимо, ранее были представлены данные, которые рисовали угрожающее положение на Мурманском направлении, да и на Кандалакшском, тоже. Одним словом, была представлена удручающая картина на Севере, в полосе действия нашей 14-й армии. Информация исходила из Наркомата обороны (Ставки), поскольку здесь были Тимошенко, Жуков и Ватутин. С этой троицей мы были знакомы не по одной странице, ранее.

Видимо, Наркоматом обороны было принято какое-то решение, вызвавшее беспокойство у руководства страны. У Сталина, надо полагать, возникли сомнения, и он потребовал дополнительных и уточняющих сведений, но уже, как видит читатель, через Разведуправление Генштаба и наркомат ВМФ. Почему? — станет понятным позже.

Положение немецких войск ему предоставил Ф.И.Голиков, как начальник Разведуправления, а уточняющие сведения о наших войсках и флоте, должен был, по всей видимости, предоставить Харламов, как работник Главного морского штаба.

Все это, вроде бы, так вырисовывается из рассказа Николая Михайловича. Но, с чего бы это вдруг у Сталина и членов Политбюро (жаль Харламов не привел, ни одну фамилию) возник такой жгучий интерес к дислокации войск, как наших, так и немецких, именно на Севере? Харламов указывает, что партийцы, почти в полном составе прибыли в Наркомат обороны. К тому же, почему для уточнения, вызвали не наркома Кузнецова, а его подчиненного? Не потому ли, что нарком Кузнецов, входил в состав злополучной Ставки, а Харламов, по всей видимости, — нет?

«Сталин повернулся ко мне:

— Ну, а что скажете вы, товарищ Харламов? Ведь моряки в первую очередь должны быть заинтересованы в положении дел под Мурманском.

По счастливому стечению обстоятельств я довольно подробно знал обстановку в этом районе. И в частности, состояние тех двух дивизий, которые сражались против корпуса Дитля. Дело в том, что часа за два до вызова к Наркому я разговаривал с командующим Северным флотом контр-адмиралом А. Г. Головко и с командующим 14-й армией генерал-лейтенантом В. А. Фроловым. Из этих бесед мне было известно, что войска армии ведут тяжелые бои, но удерживают рубежи обороны. Я доложил Сталину о своем разговоре с командующими.

— А как вы с ними соединились?

— По обычному телефону.

— Вы убеждены, что разговаривали именно с Фроловым?

— Так точно, товарищ Сталин. Я знаком с ним лично и хорошо знаю его голос.

Действительно, с Валерианом Александровичем Фроловым я встречался неоднократно, в том числе на Севере во время инспекционных поездок». Это был еще сравнительно молодой, энергичный генерал. Плотный, невысокого роста, он производил впечатление знающего, толкового и распорядительного военачальника».

Харламов накануне войны был с инспекцией на флотах, и на Северном, тоже, поэтому так хорошо знал местное начальство. Видимо, Сталину с товарищами из Политбюро, военные из Наркомата обороны пояснили, что связи с Северной группировкой войск нет, поэтому сообщение Николая Михайловича и потребовало уточнения. Он и доложил прибывшим товарищам всё, что знал об обстановке в 14-й армии.

— А кто вас соединил? — продолжал допытываться Сталин.

— Начальник связи Военно-Морского Флота Гаврилов.

Не знаю почему, но у начальника Генштаба генерала армии Г. К. Жукова мой доклад вызвал скептическое отношение. Возможно, он располагал иными сведениями».

Жуков вводил в заблуждение руководство страны, и в первую очередь, Сталина. Это мягко сказано — «иные сведения». Расхождение в данных о положении войск попахивало явной дезинформацией, со стороны работников Наркомата обороны. Но с какой целью это было сделано? Однако, смотрите, как Жуков активно проталкивает свою идею, пытаясь притопить Николая Михайловича с его сообщением.

«— Не может этого быть, товарищ Сталин. Адмирал что-то напутал.

— Я докладываю, что мне известно.

Возникла пауза. Генерал Ватутин продолжал твердить свое «Алло! Алло!», все время постукивая по рычагу телефона. Сталин молчал, снова прохаживаясь по кабинету».

Да, Сталин оказался в сложном положении. Но он не был в состоянии человека, колеблющегося в своих чувствах: кому верить? Иначе бы не вызвал Харламова. Нужна была связь с 14-й армией, которая подтвердила бы его сомнения в неискренности Жукова и данной компании военных. Но, связи, как видите, в Наркомате обороны не было. К тому же, не Сталину ли знать, кем был Жуков в действительности? Только поддержка высоких партийных верхов, таких как Хрущев, позволяла «выдающемуся стратегу» всегда находиться на поверхности при всяких, казалось бы, гибельных для него ситуациях. Вот и сейчас, глазом не моргнув, врал Сталину и прибывшим с ним товарищам, о ситуации на Севере, преподнося все в черном цвете. Но, зачем? Немного терпения.

«Наконец генерал Ватутин, довольный, повернулся к нам. Прикрывая ладонью трубку, он сообщил:

— На проводе командарм Фролов.

Георгий Константинович Жуков направился к переговорной, но Сталин остановил его взмахом руки.

— Не надо. Пусть товарищ Фролов докладывает, а Ватутин повторяет. Все смолкли».

Жуков хотел перехватить инициативу в предстоящем телефонном разговоре с командующим 14-й армией Фроловым, но Сталин показал высший пилотаж в делах, подобного рода. Ватутин же, не осмелится искажать смысл сказанного Фроловым, и присутствующим товарищам ясно станет существо дела.

«Ватутин повторял то, что говорилось на другом конце провода. И тут стало очевидным: мое сообщение полностью совпадало с докладом командующего 14-й армией. Да это было и неудивительно: за два часа после моего с ним разговора обстановка под Мурманском вряд ли могла резко измениться.

— Нет, товарищ Жуков, не адмирал, а кто-то другой напутал, — заключил Сталин».

А Николай Михайлович в мягкой форме поясняет читателю, связи с чем, привел данное повествование.

«Я рассказываю об этом эпизоде столь подробно вовсе не для того, чтобы тем самым подчеркнуть свою осведомленность. Не в том дело. Этот случай убедил меня, что в развернувшихся грандиозных событиях очень важно выработать гибкую систему управления войсками, и прежде всего обеспечить четкую работу связи, что нам всем — от наркома до рядового — предстояло еще многому учиться.

События последующих месяцев показали, что мы успешно справились с этой задачей».

Молодец, товарищ Харламов! Все-таки сумел довести до читателя то, что хотел сказать! Сумел-таки обойти рогатки советской цензуры. Эпизод с Жуковым, Николай Михайлович привел неспроста. Не о работе связи хотел нам сказать товарищ Харламов, это задача наркома Пересыпкина. Он говорил о другом, и это, мы должны были понять. Но все по порядку. Сначала об интуиции.

Прошло несколько дней после посещения Николаем Михайловичем Наркомата обороны. Опять в воспоминаниях обозначился июль месяц!

«В первых числах июля ко мне в кабинет зашли двое работников из отдела кадров и попросили фотографии на заграничный паспорт.

— Зачем это? — вырвалось у меня.

— Разве вы не знаете, что отправляетесь в Англию?

— Со мной на эту тему никто не беседовал. Кадровики пожали плечами. Я снял трубку и позвонил адмиралу Н. Г. Кузнецову. От него я узнал, что назначаюсь заместителем главы советской военной миссии, которая на днях должна отбыть в Лондон. Главой миссии утвержден генерал Ф. И. Голиков.

— Советую соглашаться, — сказал он. — Спорить бесполезно. Ваша кандидатура находит поддержку на самом верху.

Спорить, видимо, действительно было бесполезно. Прощай, флот, прощай, командирский мостик! И, вероятно, надолго. Начались сборы в дорогу…».