Часть 1. Как Северный флот встретил войну?

Часть 1. Как Северный флот встретил войну?

В главе посвященной Черноморскому флоту читатель познакомился с обстановкой в Севастополе, с командующим флотом Ф.С.Октябрьским, с морскими минами лежащими под открытым небом и прочими безобразиями, как всегда сопутствующими предвоенным и первым дням войны. Но давайте перенесемся в, то же, самое время, с юга из Крыма, на север Кольского полуострова в Мурманск, штаб Северного флота во главе с контр-адмиралом А.Г.Головко. Как там, на Севере развивались события по началу войны?

Арсений Григорьевич в книге «Вместе с флотом», изданной еще в 1958 году (все ли сохранилось в последующих изданиях?), вспоминает:

«Когда было получено официальное сообщение о начале войны, в моем кабинете находились член Военного совета А. А. Николаев, начальник штаба флота С. Г. Кучеров, начальник управления политической пропагандыН. А. Торик. Не помню, кому пришла мысль спросить о возрасте присутствующих, но выяснилось, что среди нас нет никого старше тридцати пяти лет и ни один из нас не имеет опыта управления флотом в военное время на таком обширном и трудном морском театре. В этот момент — так показалось мне тогда — мы прочли в глазах друг друга невысказанное вслух: по-настоящему осознанное беспокойство за все, что нам было поручено возглавлять и за что мы с тех пор больше, чем когда-либо, должны были ежечасно, ежеминутно в самых тяжелых условиях держать ответ».

После всего того, что читатель узнал о начале войны, он должен был бы поинтересоваться у адмирала Головко, что тот имел ввиду говоря об официальном сообщении о начале войны? То ли знакомое нам всем выступление Молотова по радио 22 июня, то ли оперативная директива, полученная из Москвы от Главного морского штаба, то ли какую иную бумагу Тимошенко с Жуковым прислали?

Так как этот вопрос был деликатным и в то время, в конце 50-х, то на этом моменте воспоминания автора по времени вдруг прерываются, и начинается рассказ о том, как Арсений Григорьевич попал в командующие Северным флотом. Несколько страниц посвященных его деятельности по прибытии на пост командующего флотом завершают первую главу его книги.

Но наш герой, несмотря на все препоны военно-партийной цензуры, пытается все-таки довести до читателя сведения о том, как в действительности встретил врага наш Северный флот. Насколько ему это удалось, читатель убедится, познакомившись с продолжением воспоминаний прославленного флотоводца. Как всегда мы поправим и дополним по тексту представленные мемуары, сравнив, к тому же, поведение командующих Черноморского и Северного флотов.

Разумеется, автор испытывает определенную симпатию к своему герою. И естественно, хочется верить в искренность его рассказа, но суровая действительность, в лице упомянутой цензуры, затрудняет проявление этих чувств. Если по первым публикациям, порою, где-то и бывал снисходительным к написанному Арсением Григорьевичем, то, в последующем, чем больше раскрывались проделки наших Мазеп, тем более жесткие требования пришлось предъявлять к тексту Головко. Ведь его книга с дополнениями издавалась, и после смерти адмирала. Поэтому пришлось по необходимости часть воспоминаний флотоводца еще более внимательно пересмотреть, особенно по части боевой подготовки флота к войне.

«Популярная всюду в нашей стране песня «Если завтра война» отзвучала на Севере уже 17 июня 1941 года, за пять суток до официального сообщения о нападении гитлеровцев. Именно в тот день всем на флоте стало ясно, что война из растяжимого понятия «завтра» переходит в область конкретного «сегодня». В тот же день всем стало ясно еще одно: мы не зря торопились с боевой подготовкой; не зря отрабатывали многое, что приучало людей быть собранными, бдительными в любой момент. В частности, не зря воспользовались возможностью, которую предоставили условия перевода всего флота из одной оперативной готовности в другую».

Арсений Григорьевич делает второй заход, чтобы снова подвести читателя к тем трагическим дням начала войны. Обратите внимание на дату: 17 июня. Значит, и на флота ушла Директива из Комитета Обороны при СНК, о приведении наших морских вооруженных сил в полную боевую готовность. Снова Головко ссылается на официальное сообщение, но сказать, откуда и от кого, именно, получил сообщение — не может. В то время, имя Сталина было — табу. Да и об известных нам теперь Главных направлениях, что тогда, что теперь, никто, особо не распространялся.

«Дело в том, что на всех флотах к весне 1941 года была введена система разных степеней оперативной готовности, очень продуманная и досконально разработанная. Каждая степень (всех насчитывалось три) предусматривала свои мероприятия, которые обеспечивали готовность той или иной части боевых сил флота к немедленным действиям. Такая система сыграла весьма положительную роль в боевой подготовке: она приучила командиров и личный состав обходиться без дополнительных распоряжений и приказов, всегда отнимающих лишнее и всегда драгоценное время. Короче говоря, система оперативных готовностей была подобна автоматическому переключению, предусматривавшему в конечном счете комплекс определенных действий всего флота.

Вот почему и не захватили нас врасплох действия гитлеровцев. Тем более что у себя на флоте мы напряженно присматривались к обстановке по ту сторону границы: и в море и на берегу. Особенно с тех пор, когда немецко-фашистские войска с помощью предателя Квислинга и его сообщников вторглись в Норвегию, оккупировали ее и захватили северные порты этой страны — Варде, Вадсе и Киркенес, расположенные в непосредственной близости к нашему Заполярью».

Как видите, Арсений Григорьевич не обошел молчанием «пятую колонну» предателей в Норвегии. Местный Квислинг со товарищами неплохо помогли немецким фашистам с меньшими потерями захватить страну. Это же было их прямое предназначение.

Кстати, адмирал Головко пытался рассказать нам о степенях боевой готовности на советском флоте, но бдительная цензура военных ведомств не позволила автору развить эту тему. Быстрый переход из одной боевой готовности в другую, это конечно, хорошо, особенно, когда речь идет в сторону повышения мощи обороняющейся стороны. Но может быть и другая сторона дела. Это когда наивысшая боевая готовность флота сходит по нисходящей линии на прежний уровень. А правильнее сказать — когда сверху приказывают это сделать. В этом и заключалась трагедия 1941 года начала войны.

Арсений Григорьевич, как мог, пояснил, что от тревожно развивающихся событий на германско-советской границе менялась и степень оперативной готовности вверенного ему флота. Но нам теперь известно, что такое положение дел было характерным не только для Северного флота, но, и всех остальных, как Балтийского, так и Черноморского флотов. К тому же оперативная готовность менялась, как в сторону ее повышения, так и возвращалась на прежние позиции.

Интересно, конечно узнать, а как военная советская энциклопедия, трактует такое понятие, как боевая готовность? Ознакомьтесь с этим шедевром военной мысли энциклопедистов в погонах.

«Боевая готовность, состояние, определяющее степень подготовленности войск к выполнению возложенных на них боевых задач.

Боевая готовность предполагает определенную укомплектованность соединений, частей, кораблей и подразделений личным составом, вооружением и боевой техникой; наличие необходимых запасов материальных средств; содержание в исправном и готовом к применению состоянии оружия и боевой техники; высокую боевую и политическую подготовку войск (сил), прежде всего полевую, морскую и воздушную выучку личного состава; боевую слаженность соединений, частей, подразделений; необходимую подготовку командных кадров и штабов; твердую дисциплину и организованность личного состава войск и флота, а также бдительное несение боевого дежурства».

Написано таким унылым языком, словно заповедь на скрижали. Не из архивов ли царского Морского ведомства позаимствовали? Может поэтому при Николае, и потерпели поражение при Цусиме? Да и в Первую мировую особых побед на море не снискали.

Конечно, эти записи не тех, прошедших предвоенных лет, а уже семидесятых годов, но дух формализма и казенщины ощущается в полной мере. И как же в послевоенное советское время звучал вопрос о степени боевой готовности в армии и на флоте? Для военной бюрократии нет проблем: слова есть — напишем.

«Степень боевой готовностивойск в мирное время должна обеспечивать их своевременное развертывание и вступление в войну, успешное отражение внезапного нападения противника и нанесение по нему мощных ударов».

Почти по Г.Жукову. Если в то, предвоенное время, сразу предлагалось окружить противника, то есть немцев — в Польше, и уничтожить без промедления, то в советское послевоенное время, что собирались делать после мощных ударов по потенциальному противнику, которым являлось НАТО?

Кстати, никто не возражает, что боевая готовность «должна», вопрос лишь требует конкретики, что это такое «степень боевой готовности»?

«С нарастанием угрозы войны степень боевой готовности повышается путем увеличения количества войск (сил), способных немедленно начать военные действия, а также сокращения времени, необходимого для подготовки остальных войск (сил) к выполнению боевых задач. С началом боевых действий боевая готовность определяется способностью к немедленному выполнению поставленных боевых задач».

Я уже подчеркнул, что написано таким языком, чтобы, видимо, наш потенциальный враг не догадался, как мы собираемся готовиться к отражению внешней агрессии. Противник, ведь, изучает же нашу военную мысль, заключенную в энциклопедическую оболочку. Кстати, читателю, на полном серьезе, предлагается изучить опыт НАТО. Видимо, нам, по понятиям военных верхов, представляется без нужды готовиться к обороне. Только вперед, к Атлантическому океану!

«В вооруженных силах НАТО для поэтапного их проведения в полную боевую готовность установлена система тревог. В соответствии с ней 1-м этапе производится увеличение дежурных сил средств, частичное рассредоточение частей ВВС ВМФ; на 2-м этапе усиливаются группировки вооруженных сил в возможных районах военных действий, формируются новые соединения и части, усиливаются дежурные смены на командных пунктах и узлах связи, уточняются боевые задачи, проводится рассредоточение частей ВВС ВМС, на 3-м этапе осуществляется оперативное развертывание вооруженных сил и приведение их в наивысшую степень боевой готовности.

Боевая готовность каждого вида вооружения имеет свои особенности. Различным может быть и порядок их приведения в разные степени готовности…».

Видимо, рассуждать о чужой боевой готовности представляется более приятным занятием, чем о своей? Для чего внимание читателя переключают на другие армии мира? О своей боевой подготовке нельзя было писать честно, и открыто. Сразу появятся аналогии с Великой Отечественной войной, и что тогда прикажите делать фальсификаторам военной истории? Итак, «затемнили» для широкой читающей публики с приведением наших войск в полную боевую готовность в начальный период войны. Вот и приходится им ссылаться на забугорное НАТО. Дальше, в энциклопедической статье, много написано пустых слов военной терминологии, но приблизиться к пониманию степеней боевой готовности, как и значения, самой боевой готовности, так и не представилось возможным. Все было заменено дежурными словами о неустанной заботе партии о Советских Вооруженных Силах. И как апофеоз, выдержка из речи Генерального секретаря ЦК КПСС Л.И.Брежнева от 5 июля 1967 года на приеме в Кремле в честь выпускников военных академий.

«…В боевой готовности войск, как в фокусе, сосредоточены огромные усилия и материальные затраты народа на оснащение армии, сознательность, боевая выучка и дисциплина всех военнослужащих, искусство командного состава в управлении войсками и многое другое. Это в конечном итоге, венец боевого мастерства войск в мирное время и ключ к победе на войне».

Теперь читатель «подкованный» знаниями о боевой готовности НАТО, и воспользовавшись наставлениями Генерального секретаря Центрального Комитета коммунистической партии, познакомится с настоящей подготовкой к войне, проведенной командованием Северного флота. И учтите сложные условия проведения, как природно-климатические, так и военно-политические. Плюс ко всему, подлые дела «пятой колонны» в Москве.

Адмирал Головко продолжает свой рассказ:

«Нам было известно (по данным разведки и по сведениям, получаемым от беженцев из норвежской области Финмарк), что немецко-фашистское командование непрерывно накапливало свои войска и технику в Северной Норвегии и в пограничных с нами районах Финляндии. В районе Петсамо находились части горнострелкового корпуса (не меньше трех дивизий) под командованием генерал-полковника Дитла, на аэродромах этого района уже было свыше сотни боевых самолетов, а вдоль норвежского и финляндского побережья значительно усилилось движение различных судов. Нам также было известно, что гитлеровцы накапливают в северных норвежских шхерах и фиордах значительные военно-морские силы, что уже создана военно-морская группа «Норд», что надводные корабли и подводные лодки гитлеровского флота продолжают прибывать в базы, находящиеся неподалеку от советско- норвежско- финляндской границы. Наши береговые посты отмечали в нескольких местах вблизи территориальных вод советского Заполярья перископы подводных лодок. Все убеждало, что фашистский зверь готовился к прыжку в нашу сторону».

Приятно читать, что командование Северного флота не зря штаны протирало, засиживаясь в штабе. Латинское выражение: кто предупрежден, тот вооружен, в полной мере можно отнести и к Арсению Григорьевичу. Это тем более важно, так как и Северный флот и 14-я армия, прикрывавшая весь Кольский полуостров, значительно уступали (количественно) немецким морским и сухопутным соединениям. Адмирал Головко и не скрывал этого. Грамотно распорядиться своими скромными ресурсами, вот достоинство военачальника любого ранга.

Он пишет, что «если брать соотношение сил лишь в абсолютных цифрах, по количеству и по оснащенности современными для того периода боевыми средствами, Северный флот и сухопутные войска, расположенные на участке, примыкавшем к государственной границе в районе Кольского полуострова, должны были оказаться в самом невыгодном положении с первого часа военных действий.

Помог нам, как это ни парадоксально, сам противник. Немецко-фашистское командование не отличалось дальновидностью в своих планах. Оно делало ставку на все то, что могло принести успех ему лишь на первых порах, — на вероломство, на психологическое воздействие внезапностью удара и на превосходство в силах, хотя бы и временное. Располагая войсками, уже привыкшими действовать в расчете на такие условия ведения войны — совокупностью этих приемов была оккупирована Европа, — гитлеровцы настолько уверовали в их неотразимость, что перестали соблюдать элементарную осторожность. Они сами же в течение нескольких суток, предшествовавших началу войны, дали нам понять, что нападение совершится если не с часу на час, то со дня на день. А это должно было, в свою очередь, служить предупреждением, что они обязательно попытаются захватить Мурманск — наш единственный в Заполярье незамерзающий порт, который дает выход в океан и вместе с тем связан железнодорожной магистралью со всей страной. Иначе немецко-фашистскому командованию не понадобилось бы сосредоточивать против нас на территории Финляндии свои войска и такую ударную силу, какой является горный корпус «Норвегия», состоящий из егерских частей, прошедших специальное обучение».

Товарищ Головко, чуть ли не возвращает нас в первую главу, где рассматривался вопрос о том, почему Гитлер напал на нашу страну? И Арсений Григорьевич отмечает, что ставка гитлеровцев на Севере была сделана только на кратковременность боевых действий. Полный успех лишь по первым дням войны, как впрочем, и везде.

Немного поясню положение дел на Кольском полуострове. До войны у нас не было общей границы с Норвегией. Наши страны разделяла небольшая полоса финской территории выходившей к Баренцеву морю, чуть западнее полуострова Рыбачий. На этой финской территории, особенно в районе Петсамо, как раз на Мурманском направлении, на данный момент, накапливаются немецкие войска (На норвежской территории, в районе Киркенеса, тоже). С этой территории, также летают и немецкие самолеты с разведывательными целями. Наша сложность заключается в том, что с Финляндией у нас мирный договор, но немцы, находящиеся на ее территории, провоцируют нас на боевые действия, чтобы Финляндия имела повод объявить нам войну. Об этом мы уже вели речь в одной из глав. Положение сложное, но как говорят, безвыходных ситуаций не бывает. Командующий ВВС Новиков со своими товарищами из Северо-Западного направления, как уже знает читатель, показали один из вариантов ее решения. Головко сдерживается, чтобы не допустить дипломатического конфликта, но на своей земле, мы, все же, хозяева.

Снова возвращаемся к 17 июня 1941 года. Дневниковые записи адмирала Головко.

«… 17 июня 1941 года. Около четырнадцати часов ко мне в кабинет вбежал запыхавшийся оперативный дежурный.

— Немецкие самолеты! — не доложил, а закричал он.

Первой мыслью было: гитлеровцы бросили свою авиацию для массированного удара по объектам Кольского залива — Мурманску, Полярному, аэродромам…

— Уточните, — сказал я, стараясь сохранить спокойствие и тем самым успокаивая взволнованного дежурного.

Придя в себя, он объяснил, что над бухтой и Полярным только что прошел самолет с фашистскими опознавательными знаками, и на такой высоте, что оперативный дежурный, выглянув из окна своего помещения, увидел даже летчика в кабине. По всем данным, самолет был разведчиком. Малая высота понадобилась ему, несомненно, чтобы сфотографировать гавань Полярного. Он успел беспрепятственно пройти над гаванью, затем над Кольским заливом и над аэродромом в Ваенге.

Моментально все стало ясно — начинается война. Иначе на такое нахальство — пройти над главной базой флота — даже гитлеровцы бы не отважились.

Ни одна батарея не сделала по фашистскому воздушному соглядатаю ни единого выстрела. И самолет благополучно ушел восвояси».

Смотрите, как военно-политическое руководство Германии уверенное в успехе предпринимаемого ими дела, нагло вело себя на наших границах. А чего стесняться-то? Все идет по их плану. Оборонительные действия противника будут парализованы «нужными» указаниями из Москвы.

Но ведь, Комитет Обороны при СНК своей Директивой привел войска западных округов и флот в состояние полной боевой готовности. Осталось получить сигнал боевой тревоги из Центра и приступить «к немедленному выполнению поставленных боевых задач». Именно таким действием и характеризуется завершающая фаза полной боевой готовности при начале военных действий. Но до этого, оказалось, очень и очень далеко.

Головко, видимо, поначалу руководствовался данной Директивой, пока не последовало новое указание товарищей из Ставки не поддаваться провокациям на границе, то есть, постепенное свертывание полной боевой готовности и дальнейшая ее отмена. Скоро мы с ним, с указанием, столкнемся.

Но прежде, ознакомимся с воспоминаниями адмирала Амелько Н.Н. «В интересах флота и государства». В них, аналогичные события, то есть, связанные с началом войны, происходят на Балтике.

Николай Николаевич рассказывает, что

«о приближении войны мы уже знали довольно точно. 18 июня я с кораблем и курсантами был в Таллинне. Вечером с преподавателем училища, который руководил практикой, капитаном II-го ранга Хайнацким мы были в ресторане «Конвик» что на улице Торговая. Вдруг приходит шифровальщик и шепчет мне, что пришла шифрограмма из Москвы, зашифрована моим командирским кодом. Срочно пошел на корабль, достал из сейфа командирский код и расшифровал: «Флотам боевая готовность. Всем кораблям немедленно возвратиться в свои базы по месту постоянной дислокации». Дал команду срочно готовить корабль к выходу. Механик Дмитриев доложил о готовности. Затем старший помощник командира корабля, в свою очередь, получив доклады от командиров боевых частей и боцмана Ветеркова, кстати, прекрасного специалиста сверхсрочника, старше меня по возрасту, доложил: «Корабль к бою и походу готов». Снялись с якоря и швартов и пошли в Кронштадт. Явился к командующему В.Ф. Трибуцу. Он говорит:

— У тебя постоянное место дислокации — Ленинград, около училища.

Я доложил, что мне нужно погрузить уголь.

— Хорошо, вставай к угольной стенке, грузи уголь под «завязку» и бань (чисти) котлы.

И добавил:

— Дело пахнет войной, можешь съездить домой и распорядиться по семейным вопросам».

Обратили внимание, как у Амелько, цензура «откусила» степень боевой готовности, о которых говорил нам Головко. Их же, было всего три. Если 18-го июня Николай Николаевич получил срочную шифрограмму, значит, в ней была указана боевая готовность № 1, то есть полная боевая готовность. Он и явился к командующему Трибуцу, а тот, что-то слишком кисло отдал последующее распоряжение.

Дальше, как всегда. Боевая готовность растворяется, как соль в воде.

И дело не в указанном корабле, мы еще с ним встретимся, когда будет вести разговор о гибельном Таллиннском переходе, а в том, что боевая готовность объявлялась и по Балтийскому флоту, о чем упоминает Амелько, но, в дальнейшем, была сведена к нулю. Фактически, вернулись к повседневной. И такое явление было повсеместным, на всех флотах.

Всё, однако, было в руках командующего флотом. Но как себя повести? С одной стороны — честно выполнить свой долг перед Родиной, а с другой — моя хата с краю, ничего не знаю?

Но, ведь, можно было и с потаенной радостью на сердце — наконец-то, в лице Гитлера, дождались спасителей Отечества от проклятых большевиков! Всяких людей хватало, облаченных в военные кителя со звездами в петлицах.

Вот и товарищ Трибуц дрогнул. Пошел на поводу недругов Советской власти. Неужели проведение на корабле профилактических работ (чистка котлов), соответствует подготовке к немедленному выполнению поставленных боевых задач»? А что же тогда означает отправка командира корабля домой — боевая тревога? Не кажется ли все это четко обозначенной схемой дезорганизации командного состава флота? Случись сигнал боевой тревоги, где прикажите искать командиров кораблей, вместе с товарищем Амелько? У тещи на блинах?

На Балтику мы еще вернемся, а сейчас, снова к событиям на Севере, к Головко. Речь идет, якобы, об указании Сталиным не давать повода противнику для начала войны. Дескать, не стреляйте по немцам. Такая установка была дана хрущевцами всем военным, пишущим воспоминания о начальном периоде. Да и в сорок первом московское высокое начальство, тоже, давало указание воздержаться от открытия огня по врагу, как бы чего не вышло непредсказуемого, со ссылкой на вождя.

«Поднятые в воздух по моему приказанию дежурные истребители не догнали гитлеровца: скорость его полета намного превышала скорость наших И-15 и И-16. Побывав на батареях, я задавал командирам один и тот же вопрос: почему не стреляли, несмотря на инструкции открывать огонь? Получал один и тот же ответ: не открывали огня из-за боязни что-либо напутать. То есть инструкции инструкциями, а сознание большинства продолжало механически подчиняться общей нацеленности последнего времени: не поддаваться на провокацию, не давать повода к инцидентам, могущим вызвать маломальский конфликт и послужить формальным предлогом для развязывания войны».

На флоты, как и в приграничные сухопутные части, пришел приказ Наркомата обороны, запрещающий открытие огня по вражеским самолетам. Поэтому И-15 и И-16 не догнали немецкий истребитель-разведчик. Кроме того, неясно, кому подчинялись зенитные батареи? Если они, конечно, не входили в состав военно-морской базы.

Но Головко уверяет читателя, что настоял на том, чтобы служба ПВО шугала немецкие самолеты от Полярного. Хорошо, если так было на самом деле.

Помните, как бездействовала авиация Черноморского флота, когда немецкие самолеты проводили налет на Севастопольскую военно-морскую базу? Почему-то Октябрьский не стал поднимать в воздух истребители, которых было более чем достаточное количество, чтобы отразить налет немецкой авиации, — «не рискнул», в пользу Отечества.

«Поскольку Северный флот по вопросам сухопутной обороны оперативно подчинен Ленинградскому военному округу, моей обязанностью было немедленно донести туда о происходящем у нас. Так и сделано. Командующий войсками округа генерал-лейтенант М. М. Попов находится, кстати, сейчас неподалеку: проводит учения в районе Кандалакши. Ответ на мою телеграмму получен незамедлительно, подписан начальником штаба округа: «Не давайте повода противнику, не стреляйте на большой высоте». Гадаю и никак не возьму в толк, что же это значит. Не стрелять, чтобы гитлеровцы не использовали сам факт стрельбы для конфликта? Или не стрелять, потому что большая высота?

На все мои запросы о положении и обстановке ничего определенного никто не сообщает. Понять это можно лишь так: извольте сложа руки сидеть у моря и ждать погоды. Нелепо и необъяснимо. Ведь гитлеровцы не сидят сложа руки. Приходится на свой страх и рискснова проявлять инициативу. Перевожу флот своим распоряжением на оперативную готовность № 2».

Здесь мы встречаемся с нашими знакомыми по Ленинградскому военному округу. Командующего округом Маркиана Михайловича Попова накануне войны, как видим, отправили на учения (?) в район Кандалакши. Когда же их проводить, как не за несколько дней до войны? Войска будут в хорошей физической форме, как спортсмены перед соревнованиями.

А начальник штаба округа Никишев Дмитрий Николаевич (неупомянутый здесь поименно), помните, как он оставил Новикова в Ленинграде — в данном случае преподносит Головко своеобразный исторический каламбур: «Казнить нельзя помиловать». Поставьте запятую по своему усмотрению и смысл написанного изменится на противоположный. Арсений Григорьевич, тоже в тупике: получил, оказывается разъяснения от начальства. Хорошо хоть то, что флот был в оперативном подчинении у ленинградцев, только по вопросу сухопутной обороны полуострова, в противном случае не избежать бы нам самых тяжелых последствий в Заполярье.

Как тяжело читать военные мемуары, даже Головко! С трудом приходиться постигать написанное автором? Командующий округом находится рядом, под Кандалакшей, но приходиться докладывать в Ленинград, чтобы разъяснили существо дела. А, как известно, с Поповым, в поездке, был и член Военного совета округа Н.Н.Клементьев. Интересно, что они, обо всем этом, вскоре скажут Арсению Григорьевичу при личной встрече?

Если Головко берет на себя ответственность и переводит флот «на оперативную готовность № 2», как пишет в мемуарах, то это надо понимать, что оперативную готовности № 1, указанием от 17 (18) июня, уже свели, как и на Балтике, к нулю. Но понимая ситуацию на границе, Арсений Григорьевич «на свой страх и риск» и пытается поддержать на флоте, хотя бы повышенную боевую готовность. Во всяком случае, это лучше, чем тупо выполнять невразумительное указание московского начальства.

Вот так и служим своему Отечеству, действуя согласно логике развития событий, а не как того требует воинский закон попранный Мазепами из Наркомата обороны.

Как проходил перевод флота на повышенную боевую готовность № 2 с 17 июня Арсений Григорьевич поясняет ниже.

«18 июня. Посты службы наблюдения весь день доносят о так называемых неизвестных самолетах повсюду — от Полярного до Кандалакши. Один из этих самолетов обстрелян зенитчиками 14-й стрелковой дивизии, прикрывающей подступы к Полярному и Кольскому заливу, после чего скрылся в северо-западном направлении.

Обстановка неясная и тревожная. Люди настороже, хотя держатся спокойно. Шутки почти исчезли, в глазах напряженная внимательность, особенно когда открывают стрельбу зенитные батареи и проносятся истребители, несущие непрерывный барраж.

Шила, как говорится, в мешке не утаишь. Все видят: перевод флота на повышенную готовность сопровождается большой приемкой оружия, боезапаса, продовольствия, сдачей учебных принадлежностей и всего имущества, ненужного для военного времени.

Предполагал, что получим кое-какие разъяснения непосредственно от командующего войсками Ленинградского военного округа генерал-лейтенанта Попова. Он сегодня прибыл в Мурманск. Отправился к нему вдвоем с членом Военного совета. Надежды не оправдались. Разговор шел о мероприятиях, не имеющих прямого отношения к тому, что происходит вокруг. Обсуждались и утверждались места строительства(?) различных укреплений, аэродромов, казарм, складов и т. п. в условиях и по нормам мирного времени. О том же, как складываются отношения между Советским Союзом и фашистской Германией, командующий округом ничего не сказал. Вероятно, знает не больше, чем мы. Печально. Ибо неопределенность — это и есть малоприятная перспектива попасть под внезапный удар. Вечером Попов уехал в Ленинград. Проводили его до Колы. Угостил он нас на прощанье пивом в своем вагоне, тем и закончилась наша встреча.

Из Москвы также ничего определенного нет. Обстановка остается неясной».

Командующим ЛВО Поповым манипулируют из Москвы. Из более ранней главы нам теперь известно, какую перед Поповым поставили задачу? На миноносце, который должен был предоставить Головко из состава флота — к далекому «Северному полюсу» аэродромы проверять.

Это все знакомо по тем делам, когда, к примеру, артиллерию из округов Западного направления, накануне войны приказом свыше отправили на полигонные стрельбы. У нас же, здесь, командующего Ленинградским военным округом отправили за тридевять земель на невесть, откуда взявшиеся учения (за несколько дней до войны!), и никак не хотели возвращать на место. Помните, из главы про Новикова, что Маркиан Михайлович и 22 июня отсутствовал в Ленинграде. Понятно, что из Мурманска дорога оказалась долгой.

По-поводу Москвы, «яснее ясного» — идут разборки властных структур. Предполагал, что автокатастрофу Сталину подстроили с 18 на 19 июня. Если Головко удерживает повышенную боевую готовность «на свой страх и риск» в эти дни, то, понятно, что «пятая колонна» приступила к реализации своего плана действий. Арсений Григорьевич понимает, что боевая подготовка сворачивается и пытается добиться от командующего четкого разъяснения — что делать? Но, к сожалению, Ленинградское начальство ничем не могло помочь: «Разговор шел о мероприятиях, не имеющих прямого отношения к тому, что происходит вокруг».

А в Севастополе, по воспоминаниям Кулакова, на Черноморском флоте, якобы, тоже, 18 июня объявили повышенную боевую готовность. Понятно, что и там, процесс о боевой готовности пошел в обратную сторону. Было бы неудивительным, если бы это происходило в глубинке, например, на Каспийской флотилии.

А к Черноморскому флоту мы, тоже, еще не раз вернемся.

«19 июня. Получена директива от Главного морского штаба — готовить к выходу в море подводные лодки. Задача: наблюдая за боевыми кораблями вероятного противника, отразить нападение, если оно последует. Приказал рассредоточить лодки по разным бухтам и губам, с тем чтобы вышли в море немедленно, как только будет дан сигнал».

Головко надеется, что как только из Москвы последует сигнал на флота — боевая тревога, то он сразу направит подводные лодки на боевые позиции к вражеским коммуникациям. Скоро узнаете, как Мазепы из Главного морского штаба «обрадовали» Арсения Григорьевича своим сообщением.

«Направил начальнику Главморштаба адмиралу И. С. Исакову доклад об изменении плана использования лодок на случай войны: лодки типа «щука»и часть лодок типа «малютка» послать в район морских сообщений гитлеровцев между северными норвежскими шхерами и Петсамо; остальные «малютки» направить для прикрытия входа в горло Белого моря.

Обосновал изменение плана следующим: «малютки» имеют пониженную мореходность, район их действия более ограничен, чем лодок других типов, стало быть, они по своим данным более пригодны для прикрытия наших коммуникаций. А все «щуки» целесообразнее, по-моему, использовать на морских сообщениях противника. Полагаю, что основной поток грузов и резервов для немецко-фашистских войск, расположенных на плацдарме против нас, будет направляться морем. Сухопутные дороги для этого мало приспособлены. Их всего две. Одна протяженностью шестьсот километров от Ботнического залива через всю Финляндию до Петсамо, другая — от Нарвика до Петсамо — проложена через Финмарк, но слишком узка. Снабжение по сухопутным дорогам потребует очень много автомашин, и конечно же гитлеровцы будут вынуждены производить перевозки морем, через норвежские шхеры, где конвои могут укрываться и отстаиваться в случае необходимости.

Дважды за сутки в главной базе объявлялась воздушная тревога. Сегодня фашисты летают не только для разведки. Один из их истребителей пытался напасть на И-153, но безуспешно.

Постепенно вводим в действие то, что должно в первую очередь обеспечить нужный нам оперативный режим на театре. Установлены дозоры на двух линиях, определяющих охрану подступов с моря к главной базе, а военно-воздушным силам вменено в обязанность производить авиаразведку вдоль побережья от мыса Нордкин до острова Харлова».

Теперь, зная, что Сталина в Кремле нет, и не будет долго — активно зашевелилась наша «пятая колонна». Не хочу бросить упрек в адрес И.С.Исакова, как начальника Главморштаба (в тот момент, его уже не было в Москве), но, тем не менее, из его ведомства — Главного Морского штаба, поступила директива контр-адмиралу Головко: перераспределить подводные лодки «Щ» и «М».

Это сделал тот, кто замещал его на время отсутствия. Более мощные по вооружению подводные лодки — «щуки», у которых четыре носовых и два кормовых торпедных аппарата и запас в десять торпед, отправить в тыл, а «малютки», которые брали на борт всего две торпеды, отправить на коммуникации противника. Неплохо для подставы немцам по началу. Высокое начальство решило «поберечь» наши «щуки». Знали, видимо, в сорок первом, что война продлиться долго.

Но Головко твердо отстаивал свои права и показал характер. Направил в Главный морской штаб изменения по использованию подводных лодок. Сразу видно, что не глядел в рот начальству. «Щуки» должны бить врага, а не прохлаждаться на своих внутренних коммуникациях. Обратите внимание, что Арсений Григорьевич установил морскую авиаразведку от мыса Нордкин, северной оконечности Норвегии (!), чтобы более оперативно реагировать на подвижки врага.

Кстати, начальника Главморштаба Исакова, «своевременно» удалили на учения в акваторию Черного моря. А ведь, война на носу! Но кто-то же, ведь, задумал провести эти учения! А что? Как говорил выше — своеобразная разминка перед боем.

Промелькнул в рассказе Головко самолет И-153 (Чайка). Об упомянутом выше самолете, сообщит нам, в своих мемуарах нарком Н.Г.Кузнецов. Запомните дату — 19 июня.

«20 июня. Обстановка прежняя. Над Ваенгой (пос. в Кольском заливе, будущий Североморск. — В.М.)пролетел и был обстрелян зенитчиками неизвестный самолет. Данные разведки еще раз предупреждают о накапливании гитлеровцами войск в приграничных пунктах — Петсамо, Киркенесе, Варде. Немецкий гарнизон Киркенеса насчитывает двадцать тысяч человек. Гитлеровцы решили избавить себя от лишних глаз: движение иностранных торговых судов от Тромсё до финской границы закрыто.

Сегодня в Полярном были командующий 14-й армией генерал-лейтенант В. А. Фролов и начальник штаба армии полковник Л.С.Сквирский. Части этой армии прикрывают границу вплоть до Кестеньги (Огромное расстояние протяженностью в сотни километров на юг. — В.М.) На участке, примыкающем к району Мурманска, Полярного и Кольского залива, по-прежнему находится только одна 14-я стрелковая дивизия неполного состава. Договорились, что армия для защиты этого участка выделит еще одну стрелковую дивизию, переброску которой в район Западной Лицы и Титовки (приграничные населенные пункты. — В.М.) должны обеспечить мы».

Обратите внимание, что командующий Северным флотом по собственной инициативе, как грамотный в военном отношении начальник, договаривается с командующим 14-й армией Фроловым, чьи стрелковые части прикрывают приграничную зону, заблаговременно выделить еще дополнительные силы на опасный участок Мурманского направления. Ведь, только что был командующий округом М.М.Попов, который должен был решать эти поставленные задачи, но видимо, у того были «связаны» руки. А может молчаливо дал согласие и благословил на ратные дела, тем более что рядом с ним был член Военного Совета округа Клементьев.

Головко и Фролов договорились, как говорят, «полюбовно» в интересах дела. Северный флот морем перебросит пехоту в район прикрытия.

В конце концов, в случае чего, спросили бы именно с них, но они не побоялись ответственности. На наше счастье, что именно Арсений Григорьевич, оказался на этом месте, в нужное время. Да и Валериан Александрович не подкачал в оказании помощи боевому другу.

Это ведь, тот самый В.А.Фролов, командующий 14 армией, до которого никак не мог дозвониться 26 июня товарищ Ватутин из Генштаба. Помните, приезд Сталина в Наркомат обороны, чтобы разобраться с военными по поводу Финляндии?

Наступает самый ответственный момент в нашей истории.

«21 июня. В течение суток над нашей территорией появились два фашистских самолета — один у полуострова Рыбачьего, второй в районе Териберки. Это значит, что гитлеровцы просматривают побережье Мурмана. Думаю, что они хотят выяснить, идут ли у нас перевозки из Белого моря и готовимся ли мы к отражению удара. Над Кольским заливом чужих самолетов не было, поэтому обошлось без воздушных тревог и стрельбы зениток…»

А что им там делать, немецким-то, самолетам? Уже авиаразведка выяснила, где находятся корабли и подлодки. Рассредоточил ли, на свой страх и риск, корабли по заливу Арсений Григорьевич, вот в чем вопрос? Судя, по твердости характера Головко, хочется верить, что это произошло.

Сейчас читатель столкнется с характерным явлением тех дней. Об этом упоминалось и в главе о Черноморском флоте. Сейчас на очереди — Северный.

«В Полярном находится на гастролях Московский музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко. Сегодня вечером состоялся очередной спектакль этого театра. Показывали «Периколу». Когда мы втроем — член Военного совета Николаев, начальник штаба Кучеров и я — пришли в театр, зрительный зал был переполнен: всем хотелось посмотреть игру москвичей. Наше присутствие сразу же было замечено.

«Похоже, что обстановка разрядилась, поскольку начальство здесь», — читал я на многих лицах. Если бы это было так…

Играли артисты хорошо. На какой-то срок, следя за игрой, отвлекся от навязчиво-тревожных мыслей. То же самое, судя по репликам, испытывали Николаев и Кучеров. Да и всю дорогу на обратном пути из театра в штаб мы толковали о спектакле. Возможно, потому, что хотели заглушить тревогу в себе».

Лишний раз приходится повторять, что это прибытие артистов во все части западных округов и, как видите, флотов, даже на Севере, — заранее спланированная акция, с целью рассеять внимание командного состава и отвлечь его от выполнения поставленных перед ним боевых задач оборонительного характера. Ничего другого вразумительного, по артистам, как по случившимся событиям тех лет, трудно придумать. Получилась, к тому же, лишняя головная боль для местного начальства. Среди прибывшего на спектакль руководства флотом отсутствовал по «уважительной причине» один человек. Об этом, чуть позже, он нам сам расскажет.

«Возвратились — и действительность неумолимо напомнила обо всем.

Просмотрел за чаем вечернюю сводку. Привлекли внимание данные воздушной разведки. В течение дня были обнаружены: на подходах к губе Петсамо тральщики; в самом порту, на рейде, пятнадцать тральщиков; на рейде Варде — транспорт; в Перс-фиорде — транспорт. В общей сложности за сутки из Петсамо вышли восемь транспортов и вошли в гавань три транспорта, два рыболовных траулера, один сторожевой катер. Пока размышлял над сводкой, принесли радиограмму особой срочности.

Николаев, Кучеров и заглянувший «на всякий случай» начальник управления политической пропаганды флота Торик забыли и про спектакль и про чай, когда я начал читать вслух радиограмму. В ней сообщалось, что немецко-фашистское командование стянуло войска (около двухсот дивизий) к нашей границе и что с часу на час надо ожидать их вторжения на территорию Советского Союза. Нам предписывалось перевести все части флота на боевую готовность № 1.

Фактически флот уже в готовности. Остается, как только последует сигнал о всеобщей мобилизации, принять положенные по моб(илизационному)плану различные вспомогательные суда и помещения, а также принять запасников, приписанных к флоту. Мало сил, недостаточно техники, но, по существу, мы готовы».

В данном случае боевая готовность № 1 означала полную боевую готовность, по которой личный состав кораблей должен находиться на боевых постах, а всё вооружение и технические средства готовы к немедленному использованию по отражению внезапного нападения противника.

Хорошо написано в радиограмме. Только не Жуковско-Тимошенковская ли это Директива, которую, якобы, сочиняли эти «друзья» весь вечер 21-го июня? Тогда, ничего путного в ней не было, а Арсения Григорьевича подправили в рукописи, чтоб весомо выглядело сообщение из Москвы. Дескать, Кремль, шибко обеспокоен, как там дела на границе? Нет ли, где поблизости врага?

В данной Директиве морякам, вообще, ничего конкретного, указано не было. Просто, с ее копией должен был ознакомиться нарком ВМФ Кузнецов. Вот и все. Поверьте, совсем «пустой» был документ. К счастью Головко мух не ловил от безделья. Во всяком случае, думается, его нахождение в штабе флота, соответствует действительности, в отличие от других морских военачальников. Что там было мудреного в этой «радиограмме особой срочности», читатель узнает, чуть позже, когда будем рассматривать балтийские дела. А вот как на нее отреагировало командование Северного флота, прочтет ниже.

Головко продолжает дневниковые записи.

«22 июня. Дата, памятная каждому советскому человеку, — начало войны с гитлеровской Германией. Ясно, что борьба предстоит беспощадная. Это смертельная схватка с фашизмом. Кто кого. Приказание наркома Военно-Морского Флота о немедленном переходе на оперативную готовность № 1, переданное в адрес Военного совета, исполнено прежде всего сигналом по флоту».

Редактура решила подыграть Наркому ВМФ. Помните, ранее, Н.Г.Кузнецов вспоминал, что он, как будто, послал Алафузова «дать тот самый условный сигнал, к которому мы в течение этих двух лет готовились». Написано топорным языком, оно и понятно, чтобы затушевать действия Москвы.

Читателя хотят заставить поверить в то, что наркомат ВМФ озаботился положением с флотами и успел передать сообщение об оперативной готовности № 1. Да флот уже находился в полной боевой готовности, еще 18-го июня, но ее отменили, вернув флот на повседневную, то есть оперативную готовности № 3. Теперь тужатся представить это дело так, как будто бы полная боевая готовность и явилась панацеей от всех бед, позволяющей встретить врага во всеоружии. Когда немцы нанесли бомбовый удар по нашим базам, то тут не шифрограмму о приведении флота в состоянии полной боевой готовности посылать надо, а поднимать флота по боевой тревоге. И в каком состоянии находились боевые экипажи кораблей, в таком они и будут встречать врага. Для чего отменили полную боевую готовность деятели из «пятой колонны»? Чтобы флот (как и войска) был(и) в разобранном состоянии. Смогут ли подводные лодки, если не были заправлены боезарядами, топливом, сжатым воздухом, питанием — выйти на боевые позиции в море? Конечно, нет! Также и в отношении кораблей, чьи экипажи отпущены в увольнительные на берег вместе с командованием слушать выступления артистов.

Сам нарком ВМФ Николай Герасимович Кузнецов, когда писал мемуары, то свою вторую книгу посвященную началу войны, так и озаглавил «На флотах боевая тревога». Но он в ней много понаписал вразрез с установкой военно-политического руководства страны. Пришлось срочно менять название книги и перерабатывать содержание. В новом варианте книга стала иметь бодрое название «Курсом к победе». Мы с Кузнецовым и его книгой встретимся чуть попозже.

Скорее всего, ни какой Наркомат обороны, ни сам нарком Кузнецов не поднимали ни войска, ни флота — по боевой тревоге.

А о чем же тогда писал адмирал Головко? Подразумевается, что именно то, что надо было военно-политическому руководству Вооруженных Сил и, соответственно, страны. Все, дескать, было в ажуре, дорогие наши товарищи и уважаемые гости страны. Врага встретили, как положено, во всеоружии и как результат, в мае 1945 года водрузили Победное Знамя над Берлином. Все нормально — Григорий, все отлично — Константин! — как говорил наш известный сатирик Михаил Жванецкий.

Хотя, сказать открыто ключевое слово — сигнал, по которому Черноморский, Балтийский и Северный флота, а также соответствующие флотилии поднимались бы по боевой тревоге адмирал Кузнецов не решился, или не дали возможности написать, как и не дали отправить сигнал на флота.

Тогда, что же печатать по этому поводу в книге Арсению Григорьевичу? Или точнее, что же отправили из Москвы на флота? Эту самую «радиограмму особой срочности», которую Головко и получил. Однако, о ней, адмирал Кузнецов, в раннем упоминании, не скажет ни слова. Но мы о ней узнаем из других источников.