II. Путешествия в пустыне

II. Путешествия в пустыне

Пустыня внушала египтянам страх и уважение. Они не забывали о том, что в доисторическую эпоху их предки долго бродили по ней, прежде чем обосноваться в долине Нила. Один из египетских богов, Мин, чьи главные святилища были в Ипу и Коптосе, царствовал над всеми пустынями между этими городами и Красным морем. Его избранной резиденцией была «гора священная, первородная, первой поставленная на земле Ахетиу [Ахет – страна, расположенная за пределами земель, известных египтянам], дворец божественный, давший жизнь Хору, гнездо божественное, где процветает этот бог, священное место его отдыха, царь гор божественной земли».[387]

Всевозможные опасности подстерегали путника, отважившегося углубиться в эти священные владения без должных приготовлений: голод, жажда и нежелательные встречи ожидали его там. Львы, которые раньше подходили к Нильской долине и нападали на быков, уже почти исчезли, но по-прежнему следовало остерегаться волков, пантер и леопардов. Однажды Хоремхеб столкнулся лицом к лицу с огромной гиеной. К счастью, этот храбрый воин был вооружен. Вытянув вперед левую руку, он уже занес правую руку с копьем, но под его пристальным взглядом гиена отступила.[388]

Пустыня восточнее Гелиополя кишела змеями. Путешественники видели там и совсем странных зверей: грифонов с человеческой головой, крылатых пантер, гепардов с длинной, как у жирафа, шеей, зайцев с квадратными ушами и прямым, как стрела, хвостом.[389] Иногда встречались племена кочевников вроде тех, что однажды предстали перед «князем» города Менат-Хуфу: мужчины, вооруженные метательными палками, луками и дротиками, их жены и дети, а впереди всех выступали «шейх» и жрец с цитрой.[390] Это мирное племя хотело лишь обменять на зерно свой зеленый и черный порошки, из которых египтяне изготовляли различные косметические средства для подведения глаз. Но другие племена занимались только разбоем. Для безопасности путников в пустыне строили святилища. В одном из таких святилищ на пути от Гелиополя к Красному морю недавно обнаружена скульптурная группа, изображающая Рамсеса III и богиню. Памятник покрывают надписи, извлеченные главным образом из одного древнего сборника, где часто упоминаются жены Хора.[391] Кто умел, читал эти надписи. Но, возможно, достаточно было лишь взглянуть на них или прикоснуться к ним? Во всяком случае, путники шли дальше с надеждой, что милость богов, дарованная фараону, распространится и на них.

Либо потому, что они не сумели заручиться расположением богов, либо потому, что им, к несчастью, попался скверный проводник, путешественники иногда сбивались с пути и блуждали по пустыне. Некий Интеф, которому при Аменемхате I поручили доставить блоки из каменоломен «бехена», рассказывает:

«Мой господин послал меня в Рахену, чтобы я привез этот прекрасный камень, лучше которого не привозили со времен богов. Но не было ни одного охотника, знавшего, где находится [Рахену] и как туда добраться. И вот я восемь дней блуждал по пустыне, не зная, где нахожусь. Тогда я простерся на животе перед Мипом, Мут – великой волшебницей, и перед всеми богами пустыни. Я возжег перед ними терпентин. Утром, когда земля озарилась и пришел новый день, мы вступили на эту превосходную гору Верхнего Рахену».[392]

Интеф добавляет, что его партия рабочих во время блужданий по пустыне не разбрелась и ему не пришлось оплакивать мертвых. Но Интефу и его спутникам просто повезло.

Сей достойный «инженер» познакомился с пустыней по воле случая. Но были египтяне, которые проводили в песках многие годы, отыскивая месторождения и подступы к ним, а также, несомненно, по склонности к бродячей жизни. Некий Саанх, начальник стражников пустыни, управитель Египта в этих местах и начальник гарпунщиков на реке, руководил здесь экспедициями и собрал для них столько припасов – бурдюков, одежд, хлеба, пива и свежих овощей, – что, казалось, долина Рахену превратилась в зеленый луг, а гора «бехена» – в озеро. В возрасте шестидесяти лет этот отец многочисленного семейства, у которого, как у патриарха Иакова, было семьдесят детей, без устали бороздил пески пустыни от Таау в Менат-Хуфу до Великой Зелени,[*58] охотясь по дороге на птиц и зверей.[393] Именно таким неутомимым исследователям мы обязаны картами вроде той, что хранится в Туринском музее, которые по праву считаются самыми древними картами в мире. Они представляют район каменоломен и золотых рудников Коптоса, как их тогда называли. Пески окрашены в ярко-красный цвет, горы – в темно-желтый. Отпечатки ног на дорогах указывают направление. Крепость отмечает местоположение развалин, где фараон Сети некогда поставил стелу.[394]

Мы уже рассказывали о стараниях Сети и его сына отыскать воду в этой стране жажды. Рамсес III с гордостью вспоминает, как он построил в пустыне Айн большой водоем и обнес его стенами, нерушимыми, как медные горы… Входные ворота были из пихты, засовы и замки – из бронзы.[395]

В некоторых вади восточной пустыни росли драгоценные фисташковые деревья, чью смолу, «сенечер», возжигали в храмах, дворцах и домах. Правда, богам больше нравились благовония страны Пунт. Когда «потерпевший кораблекрушение», выброшенный на остров, убедился, что хозяин острова, огромный Змей, вовсе не так жесток и страшен, как ему показалось сначала, он пообещал ему смолу фисташкового дерева. Посмеявшись над его наивностью, Змей сказал:

«Немного у тебя мирры, то, чем ты владеешь, – это ладан. Я же – владыка Пунта, и мирра принадлежит мне!».[396]

Настоящие благовония были действительно редкостью, но вместо них возжигали в курильницах терпентин, от которого поднимался душистый дым, приятный для богов и людей. Кроме того, терпентин жгли, когда забивали животных на дворе храма, да и в частных домах, как средство против затхлости и насекомых; кроме того его использовали в косметике.

Пчелы охотно посещали фисташковые рощицы, поэтому там не только срезали черенки, чтобы высадить их в саду храма, но и собирали дикий мед, который пользовался большим спросом. Рамсес III назначал специальные отряды стражников и лучников для охраны караванов сборщиков. Благодаря им путники чувствовали себя в негостеприимной пустыне в такой же безопасности, как в Та-мери, на возлюбленной земле Египта.[397]