Томас М. ДЖОНСОН ТИХАЯ ВОЙНА ДЖОУИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Томас М. ДЖОНСОН

ТИХАЯ ВОЙНА ДЖОУИ

По местам сражений к северу от Манилы устало брела маленькая филиппинская женщина, неся мешок на своих ссутулившихся плечах. Попавшиеся навстречу японские солдаты стали было задавать вопросы, кто она и куда идет, но, увидев ее опухшее, обезображенное темное лицо, отшатнулись. Другим, которые не поняли, в чем дело она, обнажив грудь, показала язвы и сказала только одно слово: «Проказа». После этого от нее сразу отстали, поэтому в заплечном мешке никто не обнаружил карту японских оборонительных позиций к северу от Манилы, которую она несла.

На плане были точно указаны минные поля, о расположении которых было крайне необходимо знать наступающим американцам. Больная, испытывающая сильные мучения, Джоуи Герреро доставила карту и, таким образом, сохранила жизни сотням американских солдат. Но это была лишь часть ее огромного вклада в дело нашей победы на Филиппинах.

Среди других отважных и ловких женщин-разведчиц той войны Джоуи была награждена нашим правительством медалью «Свободы» с серебряной ветвью — высшей наградой за военную службу для гражданского лица. Это дало ей возможность поехать в Карвилл в Луизиане, где в лечении болезни Хансена (проказы) удалось добиться удивительного успеха.

Еще маленькой девочкой Джозефина Герреро мечтала стать монахиней, но заболела туберкулезом, и сестры сказали ей, что она недостаточно сильна, чтобы вести их образ жизни. Родители ее умерли, и бабушка взяла ребенка к себе на пальмовую плантацию, которой она управляла. Там девочка поправилась.

Потом Джоуи уехала жить к своему дяде в Манилу. Там в живую веселую девушку влюбился молодой врач, доктор Ренато Мария Герреро, и они поженились. Будущее представлялось счастливым и безоблачным. Но зимой 1941 года, когда их дочери Синтии исполнилось два года, Джоуи вдруг начала терять аппетит и силы. Потом появились опухоли. Ее встревоженный муж обратился к своему прошедшему обучение в Америке коллеге, и тот, обследовав ее, мягко, как мог, сказал

Джоуи правду. «Это только начальная стадия болезни,— добавил он.— Вам всего-навсего 23 года, и сейчас существуют многообещающие средства лечения. Но, чтобы уберечь ребенка, вам следует прекратить с ним всякие контакты». Несколько часов оставалась несчастная женщина в кабинете врача, стараясь взять себя в руки и молясь о том, чтобы ей хватило сил прожить грядущие годы. Она вернулась домой. Провожая вскоре Синтию к бабушке, Джоуи не рискнула даже поцеловать ее, хотя это расставание было больше похоже на смерть.

Спустя три недели произошло нападение на Перл-Харбор, а через некоторое время по улицам Манилы стали расхаживать японские солдаты. Однажды пятеро японцев остановили Джоуи и еще четырех молодых филиппинок и недвусмысленно проявили свои намерения. Джоуи — рост пять футов, но 100 фунтов женской ярости — бросилась на самого большого солдата и колотила его зонтиком до тех пор, пока он и его дружки не отвязались. Тем же вечером ей позвонила одна из спутниц и сказала: «Приходи к нам домой».

Ее встретил муж подруги, который сказал:

— Женщина вашего духа должна присоединиться к партизанской войне. Вы очень подходите нам для разведывательной деятельности. Он рассказал Джоуи, что филиппинское подполье собирает информацию о японцах и посылает ее генералу Макартуру в Австралию, чтобы помочь ему в освобождении островов, и спросил, согласна ли она присоединиться к ним.

— Я не смогу совершить чего-то большого,— ответила Джоуи.— Но чем-то помочь — о’кей!

Ей дали первое пробное задание:

— Так как вы живете напротив японских казарм, проследите в течение следующих 24 часов, сколько солдат войдет и выйдет, в какое время и в каком направлении их повезут. Также обратите внимание на технику.

Джоуи провела за задернутыми шторами требуемое время, записала все, что увидела. Она не только сосчитала количество грузовиков с солдатами, но и отметила, что они приезжали грязными, как будто с боевых действий. Джоуи отнесла целую исписанную тетрадь по указанному ей адресу и там дала присягу в своей благонадежности и обещание хранить тайну. Так она вступила в — как она это назвала — «мою тихую войну», продлившуюся три тяжких года.

Джоуи поручили наблюдение за береговой линией. Здесь своими зоркими глазами ока стала высматривать расположение замаскированных японских зенитных батарей. Сделав набросок, она спрятала его в полый плод, который положила в свою корзинку с фруктами, и стала возвращаться. Навстречу попался японский солдат. Порывшись в корзинке, он алчно выбрал самый большой плод и пошел дальше. К счастью, Джоуи положила свой набросок в самый маленький. После этого она все только запоминала, а рисовала уже дома.

Джоуи попала в группу девушек, которым позволялось приносить еду голодающим филиппинским и американским военнопленным. Появляясь, она ободряла их и зажигала свет надежды в ввалившихся глазах изможденных джи-ай, а они сообщали ей информацию, которую удавалось вытянуть из словоохотливых часовых. Однажды подозрительный охранник, угрожая штыком, заставил ее уйти, сильно дернув напоследок за косу. Вплетенная в косу лента скрывала переданные пленными сведения, но она была заплетена достаточно туго и не распустилась.

В сентябре 1944 года наступающие американцы начали бомбить Манилу, уничтожая указанные Джоуи орудийные позиции. Теперь действия подполья направлялись Союзным разведывательным бюро. Однажды после условного телефонного звонка Джоуи встретилась с Мануэлем Колайко — прежде профессором университета Святого Томаса, а теперь капитаном разведки. Не хочет ли она вступить в разведывательное бюро, спросил он. Да, у японской контрразведки повсюду имеются осведомители, и много патриотов было схвачено и запытано до смерти или расстреляно, поэтому это может стоить жизни и ей, но...

— Что я должна делать? — просто спросила Джоуи.

Колайко объяснил, что она должна отправиться на окраину города и там сесть в грузовик. Джоуи надела свои деревянные сандалии, в полых подошвах которых она спрятала стопки листочков папиросной бумаги, содержащих добытую подпольем информацию о мероприятиях японцев по обороне Манилы, и отправилась на место встречи. Подобравший ее грузовик проехал 50 миль по объездным проселочным дорогам и оказался у горы Нагкарлан. Здесь ее встретил проводник и повел вверх по узкой тропинке. Через некоторое время путь им преградил огромный валун, и вдруг непонятно откуда послышался окрик. Джоуи произнесла пароль. Из «кроны ближайшего дерева на них посветили фонариком и разрешили пройти. Проводник отодвинул валун так, будто он висел на петлях, и они вышли на ровное место, где стояли пальмовые бараки, в которых жило около сотни филиппинских партизан. Джоуи пронаблюдала, как они установили и настроили радиостанцию и передали ее сообщение.

Так она стала посыльным. Добираясь разными путями до партизанского лагеря, она приносила туда донесения, планы и фотографии. Там же она услышала переданное по рации радостное известие: «Американцы высадились на Лусоне!»

Партизаны отпечатали на мимеографе листовки с известием — ОСВОБОЖДЕНИЕ БЛИЗКО! — с призывом к содействию, и Джоуи пронесла их в Манилу. Там вместе с другими добровольцами, прячась и перебегая с места на место, она рассовала их под двери домов и раздала прохожим.

После этого ей поручили разведать местонахождение японских полевых складов. Однажды ночью в дом к Джоуи постучали, и, открыв дверь, она впустила человека в японской военной форме.

— Это для доктора Герреро,— прошептал он, передавая ей сумку с овощами (так это выглядело со стороны) и быстро вышел.

Ее муж, который также состоял в подполье, взял у нее сумку, оказавшуюся явно слишком тяжелой для овощей, но ничего не сказал. Несколько ночей после этого военные склады сотрясали взрывы. А в дневное время Джоуи отправлялась на поиски новых складов, которые требовали «овощных поставок».

Вскоре Колайко дал ей знать, что она снова нужна в качестве курьера, и Джоуи опять вернулась на Нагкарлан. Она надеялась, что горный воздух восстановит ее убывающие силы. Из-за нехватки пищи и лекарств ее состояние постоянно ухудшалось. Джоуи мучили частые головные боли, ее ступни распухли, на теле появлялись новые язвы. Очень страдая, она молилась, чтобы Бог и возвращающиеся американцы помогли ей.

В начале 1945 года, когда американцы были уже недалеко от Манилы, Колайко дал ей самое опасное задание из всех, что ей пришлось выполнить. Партизаны передали американской армии карту японских оборонительных позиций, на которой был указан свободный от мин проход. Американцы планировали нанести удар здесь, но теперь японцы сильно заминировали и этот участок. Подкорректированную карту было необходимо доставить в штаб 37-й дивизии в Калумпит, в 40 милях к северу от Манилы. Предстояло пройти по широкой зоне боев, где все дороги и тропы охранялись японцами, которые обыскивали всех проходящих. Машина пробраться не сможет. Женщина пешком? Возможно, если она будет маленькой, жалкой на вид и отважной. Возьмется ли Джоуи за это задание?

— Вы просто скажите, куда нужно идти,— был ее ответ.

Некоторое время она шла под покровом ночи, но недостаток сна очень ослаблял ее, а головные боли усиливались. Джоуи решила попробовать идти днем. Первым ей попался японский офицер, который решил ее обыскать. Джоуи показалось, что карта, прилепленная к спине между лопатками, загорелась. Приблизившись, японец разглядел ее лицо — распухшее, все в красных болячках — и, испугавшись, торопливо махнул рукой, разрешая идти дальше. Джоуи знала, что имеет ужасный пропуск, который позволит ей пройти куда угодно.

Проведя в пути два дня и две ночи, она добралась до штаба и отдала карту. Испытывая полный упадок сил от усталости и болезни, она даже не смогла поесть предложенные американцами оладьи с кофе, хотя не пробовала их уже несколько лет.

Обратно ей также пришлось идти через зоны интенсивных боевых действий. Вернувшись в Манилу, Джоуи узнала, что Колайко был смертельно ранен, и отправилась к нему в госпиталь. При ее появлении он попытался приподняться навстречу. «Прекрасная работа!» — были его последние слова.

Она стала ухаживать за ранеными в эвакогоспитале, но ее болезнь, обострявшаяся от переутомления, стала настолько серьезной, что руководство госпиталя предложило ей отправиться в Талу, в филиппинский государственный лепрозорий. Но там Джоуи ждали лишь несколько протекающих хижин, нехватка пищи и почти полное отсутствие медицинского ухода.

Вскоре война закончилась, и в Тале неожиданно появились шесть сотен новых больных. Джоуи, для которой это было уже слишком, решила организовать в этом месте хоть какой-то порядок и улучшение санитарных условий. С этой же целью она обратилась к Ороре Кезон, дочери экс-президента. Изложение этой проблемы в манильских газетах дало результаты: в Тале появились новые здания, лаборатория, операционная, стало больше врачей и медсестер, а кроме того, наладилось снабжение сульфоновыми препаратами.

Благодаря ходатайству друзей, знавших о героической войне Джоуи, министр юстиции Кларк удовлетворил ее просьбу о разрешении лечиться в Карвилле. Пациенты лечебницы встретили се букетами цветов и большим тортом. Они увидели маленькую женщину, чье смуглое лицо было бледным и обезображенным, но живые глаза по-прежнему улыбались. Доктор Фредерик Йохансен — знаменитый «добрый доктор Йо» — назначил ежедневные сульфоновые инъекции, а также другое лечение, и ее состояние стало улучшаться. Ее язвы начали заживать, на лице появился румянец. Джоуи стала активно помогать персоналу в уходе за другими больными. Своих многочисленных посетителей она встречала всплеском радости и энергичным рукопожатием.

— Я чувствую, что я счастлива! — сообщала им Джоуи.

Выписавшись из Карвилля, она решила поселиться в Калифорнии.

— Вся моя жизнь оказалась одним большим приключением,— говорит Джоуи.