Мэри НАЙТ ЦЕНЗОРЫ ПРОТИВ ШПИОНОВ

Мэри НАЙТ

ЦЕНЗОРЫ ПРОТИВ ШПИОНОВ

Во время войны я работала цензором — одной из 15 000 ищеек, которые всюду совали свой нос, вскрывая почту, подслушивая телефонные разговоры и просматривая фильмы, газетные материалы и радиопрограммы перед их выпуском.

Поначалу мы сильно страдали, испытывая чувство вины. Мы занимались работой, которую большинство из нас ненавидело,— лезли в чужие дела. Но очень скоро нам стало понятно, насколько в действительности была необходима цензура. Это стало очевидным прежде, чем успел рассеяться дым над руинами Перл-Харбора. В одном из первых же писем, вскрытых в лаборатории (в ванной одного из старых домов) в Гонолулу, в котором немедленно начала функционировать цензура, приводилось подробное описание результатов нападения. Послание должно было сложным маршрутом прийти в Японию.

Цензура была обоюдоострым оружием. Она не только помогала скрывать от врага информацию, но нередко давала в наши руки важные сведения о враге. Например, цензор смог по отрывкам из разных деловых писем составить общую картину японского торгового маршрута, что позволило американским кораблям, встав в нужном месте и подождав несколько дней, уничтожить семь торговых судов.

Подслушанный телефонный разговор позволил узнать о местонахождении тайного склада хинина, незаменимого средства против малярии, предназначенного для продажи на черном рынке. Взятие под контроль телеграфного кабеля дало возможность раскрыть обосновавшегося в Гаване немецкого шпиона, прикидывавшегося торговцем одеждой и получавшего тайным образом деньги через различные банки. Его арестовали, судили, признали виновным и расстреляли. За период с 1938 по 1945 год был арестован и осужден за шпионаж против Соединенных Штатов 91 человек, и в большей части этих дел свою роль сыграла цензура.

Когда руководитель отдела цензуры начал свою работу, у него была только одна снятая на время комната в Вашингтоне. Со временем его служба стала занимать 90 зданий по всей стране, а также в Великобритании и Канаде, формируя глобальную сеть цензуры.

Большинство цензоров должны были быть экспертами в определенных родах деятельности. Нам были нужны шифровальщики и переводчики, специалисты в области техники, права и финансов и даже филателисты (к нам, например, как-то попало письмо от одного «коллекционера» другому вместе с набором марок, являвшимся закодированным сообщением о том, что линкор «Айова» выходил из такого-то порта в такой-то день и направлялся туда-то). Один из цензоров являлся профессором Колумбийского университета, читал на девяти языках, включая санскрит, и мог идентифицировать еще 95. Среди прочих в ходе нашей работы нам попались гаитянский креольский, индийский шрифт Брайля романизированный по-португальски японский (в XVII в. в Японии появились португальские миссионеры, которые романизировали местный язык, и на этом диалекте теперь говорят живущие в Бразилии японцы), папьяменто (язык жителей острова Кюрасао с заимствованными у моряков голландскими, испанскими, португальскими и английскими словами). У нас также работали лингвисты, которые могли читать рукописные тексты на трехстах языках.

Ежедневно через наши руки проходило до миллиона почтовых отправлений. Авиапочту можно было задерживать не дольше 24 часов, а обычную — не дольше 48. Корреспонденция наших руководителей и руководителей союзных государств не вскрывалась, но мы должны были тщательно осматривать конверты ввиду того, что вражеские агенты подделывали даже конверты государственного департамента и Белого дома. Вся почта проверялась по контрольному списку — в нем значились лица, которые, как мы знали или подозревали, были врагами. Число имен в списке колебалось от 75000 до 100000. Их корреспонденция требовала особого внимания.

Остальные письма сразу же отправлялись на проверочные столы. Каждый проверяющий пользовался объемистым томом, в котором перечислялось, по каким вопросам требовалась информация различным государственным управлениям: денежные операции — для министерства финансов, коммерческие сделки — для управления торговли, условия трудовой деятельности — для управления труда, подозрительная деятельность — для ФБР и т.д.

По перехваченным письмам удалось найти тайные склады каучука, оловянных плит и слюды. По данной цензором зацепке удалось отследить груз цинка, следовавший в Аргентину,— его остановили в океане и повернули обратно. Из одного письма выяснилось, что некая нью-йоркская фирма затеяла отправку трех миллионов фунтов лома никеля в Швецию для производства легированной стали, которая потом должна была попасть в Германию, в другом — содержался немецкий план продажи миллиона бутылок шампанского в Испанию, чтобы положить таким образом в зарубежный банк 6 000000 долларов. Одна немка написала своему сыну в Америку, что, когда он вернется, он сможет на работу ездить, раскрыв этим расположение новой железнодорожной ветки, которая после этого была немедленно разбомблена.

Мы проверяли также бумаги, которые имели при себе люди, улетающие и уезжающие из страны. У одной женщины было обнаружено спрятанное в корзине с цветами сообщение о готовящейся важной морской перевозке, а в перехваченном послании одного нацистского агента, написанном симпатическими чернилами, объяснялось, что он лишен возможности действовать ввиду своей задержки на границе пограничными цензорами.

Наша бдительность поддерживалась постоянными находками, такими, как. например, бриллианты, спрятанные в шоколадном драже, или мясные консервы с двойным дном, в которых мы нашли отчет об осуществленных за год операциях в Западном полушарии гигантской «И.Г. Фарбениндустри», также занимавшейся шпионажем.

Больше всего беспокойства нам доставляли сообщения, написанные кодами или симпатическими чернилами. Мы изучали каждое письмо на предмет странного использования цифр или символов, нелепых выражений и смотрели, не выглядела ли бумага высушенной и не была ли она поцарапанной — это могло означать, что по ней водили пером с невидимыми чернилами. Каждое письмо, казавшееся чем-то подозрительным, и почти все письма людей или людям из контрольного списка мы направляли в «Отдел технических операций» (ОТО).

ОТО было преднамеренно неопределенным названием лаборатории в Вашингтоне, которая занималась проверками на присутствие в корреспонденции тайных чернил и располагалась в уединенном здании без окон, куда вход был разрешен только десятку-полутора сотрудников, мужчин и женщин. Они протирали каждое письмо смоченными в реагентах тампонами, чтобы проявить все возможные невидимые чернила, а также просвечивали их ультрафиолетом. Эти люди раскрыли и шпионское изобретение немцев, когда целая машинописная страница текста перефотографировалась и уменьшалась до размера точки, которая прикреплялась к конверту или странице безобидного письма в качестве неприметного знака препинания.

Мы обнаружили тысячи закодированных и зашифрованных посланий, из которых, пожалуй, не меньше 4600 оказались заслуживающими внимания ФБР или других контрразведывательных служб. Коды были «открытыми» и «закрытыми». При открытом коде для передачи важных сведений использовалось внешне совершенно безобидное сообщение. Например, телеграмма: «Мама прибывает Бильбао седьмого» могла означать, что не мама, а конвой прибывает, и не в Бильбао, а в Гибралтар. В закрытых кодах вместо слов использовались буквы, цифры и символы, и их было проще обнаруживать, потому что непонятные чередования знаков сразу обращали на себя внимание.

Чрезвычайная бдительность и проворность требовались от цензоров, контролировавших международные телефонные переговоры. Эти цензоры сидели с наушниками, с карандашом в одной руке и держа вторую на кнопке прерывания линии связи. Большое беспокойство доставляли высшие чиновники, особенно в критические дни, как, например, после окончания Тегеранской конференции, когда один генеральский адъютант стал уточнять по списку имена и звания пассажиров — некоторые из них были очень важными — и время полета транспортного самолета, как будто приглашая противника устроить перехват.

Каждый зарегистрированный у нас в стране кабель был соединен с телетайпом на одной из ближайших к нему двенадцати телеграфных станций. Если мы ясно понимали смысл телеграммы и были уверены в ее безвредности, мы пропускали ее, но если возникали сомнения — проверяли и перепроверяли. Солдату не дали передать своей девушке «Четыре орхидеи за фунт каждая» — мы переправили текст на «Четыре цветочных растения за фунт каждое», так как название цветка могло быть кодом. Цензор исправил «Отец умер» на «Отец заболел», и в ответ отправителю пришел запрос: «Отец заболел или умер?» — «умер» оказалось кодом.

В общей сложности цензурой было перехвачено почти 400 секретных шпионских писем большой важности. Прежние скептики, с пренебрежением отзывавшиеся о «шпионской чепухе», были ошеломлены, когда на внешне безобидном письме из Европы к одной женщине, проживавшей в нью-йоркском отеле, после его обработки реактивом обнаружилось длинное послание, написанное симпатическими чернилами и начинавшееся словами: «Напишите сами или сходите к Терезе. Она получает деньги от мистера Миллера...» Получательница не была арестована немедленно, мы продолжали читать ее письма и вскоре узнали еще о пятерых ее сообщниках. В итоге все шестеро были сурово наказаны.

У другой шпионки был свой секретный способ связи, но и она попалась. Эта женщина организовала бизнес по продаже кукол по всему миру, который явился идеальным прикрытием для передачи в Японию отчетов о местонахождении и состоянии военных судов союзников, которые она имела возможность наблюдать во время своих деловых поездок по тихоокеанскому побережью. «Я оставила трех моих английских кукол в кукольной больнице,— писала она,— через несколько месяцев их полностью отремонтируют». А речь шла о британских военных кораблях. «Сиамские куклы» означали двухцелевые эскортные авианосцы.

Истинный смысл ее посланий, возможно, так бы и остался в секрете, если бы часть своих отправлений она ие подписывала именами своих партнеров по бизнесу и не отправляла их в Аргентину по адресу, который был сообщен ей из Японии, но понят неправильно. Письма стали возвращаться к предполагаемым отправителям, которые навестил» об этом ФБР, которое, в свою очередь проинформировало нас. Мы немедленно принялись проверять все письма из проводящего через наши руки огромного потока, где говорилось о куклах, подписанные «Ведвали Дикинсон» или кем-то еще, и смогли выловить достаточно улик, чтобы арестовать ее. Признанная виновно» в обходе цензуры, она была приговорена к 10 000 долларов штрафа и 10 годам тюрьмы.

В нашем контрольном списке значился также некто Хирцель из Швейцарии. Адресованное ему письмо, подписанное «Р.О. Герсон», выглядело вполне обычным и не вызывало подозрений, но в нем содержалось донесение новыми невидимыми чернилами о производстве у нос взрывчатых веществ. На этот раз нам попалась крупная рыба! Последующие письма показали, что «Герсо»» чем-то напуган, он предупреждал: «возможно, придется бежать». Он просил свое руководство перестать ему писать и сообщил, что его симпатические чернила заканчиваются, и в следующий раз ему придется писать мочой. Он так и сделал, передав еще кое-какую важную информацию, после чего ФБР арестовало его. Перед лицом неопровержимых улик он признался, что был нацистским шпионом—графом фон Рауттером, натурализовавшимся американским гражданином.

По проверяемым письмам мы обнаружили три шпионских следа, ведущих к нашим новым базам на Аляске: в одном из них японка вызывалась пробраться туда, прикинувшись индеанкой, в другом шпион предлагал установить там в лесах радиостанцию, а в третьем — просил прислать ему симпатических чернил. Наибольшего успеха в деле сохранения секретной информации мы добились благодаря содействию радио и прессы в предотвращении утечки сведений к японцам о том, как действовало их новое оружие — их ныне знаменитые бумажные аэростаты, груженные бомбами. Выпуская их с попутным ветром в сторону наших северо-западных лесов, японцы надеялись, что они вызовут пожары и подействуют угнетающе на моральный дух гражданского населения. Одной такой бомбой убило нашедших ее женщину и пятерых детей, учащихся воскресной школы, которые отправились на пикник. Хотя службой лесничества были обнаружены 334 бомбы, обеспечиваемая нами секретность была столь эффективна, что японцы решили, что они до нас вообще не долетали, и после запуска около 9000 таких аэростатов оставили эту затею.

Цензурирование всех каналов связи было на удивление успешным. В общей сложности мы перехватили около миллиона опасных писем и телеграмм. Между тем, читая переписку американцев, слушая их переговоры, мы многое о них узнали. Нарушения национальной безопасности почти всегда совершались ими непреднамеренно, и многие из них даже благодарили нас, когда мы прерывали телефонные разговоры, чтобы предупредить их о необходимости соблюдать осторожность.