Глава двенадцатая
Глава двенадцатая
Визгин вызвал из-под Мурманска, где вдали от лишних глаз, в обычных малоквартирных деревянных домах и в землянках еще с первой военной осени жила норвежская группа Отряда особого назначения, политрука этой группы Нину Ильиничну Крымову. Кроме норвежцев, там квартировали флотские разведчики из отдела и из отряда, они вели боевую подготовку, учились и тренировались искусству приема и передач на специальных радиостанциях, здесь им прививали навыки высадки и съемки малых групп. Туда на жительство приехали из Полярного Андрей Головин, Степан Мотовилин, Виктор Нечаев и еще несколько разведчиков. Время от времени там же оказывались те, кого собирались забросить на долгое сидение в дальний вражеский тыл. Уходили для такой подготовки и радисты из отделения Григория Сафонова. Так тихо, незаметно переместились Коровин, Ляндэ, Игнатьев, Костин, Богданов, Чемоданов, Чаулин…
Нина Крымова числилась оперативным работником этой группы. Но между собой ее называли политруком, хотя такой должности по штату не полагалось, а те, кто помоложе, считали ее мамой-хранительницей.
— Нина Ильинична, — после короткого приветствия, справившись о здоровье и о делах, сказал Визгин, — надо установить наблюдение за немецкими и норвежскими радиопередачами и за их прессой. Вызывают беспокойство три наши группы. Они на какое-то время все вдруг замолчали. Потом частично связь возобновилась, но с перебоями.
— В чем усматриваете причину нарушения связи?
— По сообщениям слушающих, они уходят от преследования. Но мы сомневаемся, не работает ли кто из них под контролем. Тем же озабочены и наши мурманские соседи, у них тоже связь прервалась.
— Нам не хватит людей для такого дела. Радисты, работающие с группами, следят за эфиром круглосуточно, без перерыва.
— Надо поставить у вас несколько обычных приемников, пусть переводчики прослушивают немецкие и норвежские передачи, особенно время информации, известий, вдруг что-то проскользнет.
— Но и этого мало.
— Вы правы. Придется поручить норвежцам, чтобы они слушали передачи на их родном языке. Это заметно расширит наш диапазон.
— Но ведь людей надо готовить к заброскам.
— Измените немного график. Пусть слушают те, кто ходит лоцманами, переправщиками, привлеките норвежских женщин, которые готовятся стать радистками.
— При такой расстановке вахт мы сможем охватить почти все основное время их передач.
— Но есть еще одно трудоемкое дело. Надо старательно изучить немецкую и норвежскую прессу. И не только ту, что доставили наши люди в последнее время. Особо всмотреться в то, что попадает к нам по другим каналам.
— Люди и так работают с перенапряжением, читают до помутнения в глазах.
— Мы это знаем. И все же надо нам помочь. Я прикажу выделить дополнительные калорийные продукты. Следите за сном.
— Еще бы избавить от воздушных тревог, от воя сирен.
— Этого гарантировать не можем, немцы не считаются с нашей потребностью в отдыхе. Пусть люди спят в землянках, у дверей повесьте двойные пологи.
— Все сделаем, Павел Александрович, — не по уставу ответила Крымова.
Она отчетливо понимала, сколь тяжелую ношу возложил на них Визгин, но еще больше осознавала, что другого выхода не было, никто иной за людей, знающих языки, эту работу не сделает.
За плечами у Нины Ильиничны лежал непростой жизненный путь. Родилась она в Москве в семье мелкого служащего. Оставшийся без отца мальчик-подручный упорной самостоятельной учебой пробился в конторщики, потом стал счетоводом, а затем и бухгалтером. До самой смерти он работал на московском автомобильном заводе начальником отдела статистики. Нина была старшей из десятерых родившихся в семье детей, четверо из них умерли в раннем возрасте.
Многодетной семье жилось трудно. Отец постоянно брал работу на дом. И взрослые, и дети ухаживали за огородом и садом, держали кур, кроликов, коз.
Родители мечтали дать образование Нине. Ради этого мать продала свой крест и пару серег, заказала молебен в нескольких церквах, сшила у портнихи новое платье из дорогой ткани. Девочку подготовили в гимназию, экзамены она выдержала блестяще, и как абитуриентку из малосостоятельной семьи ее освободили от платы за обучение.
В гимназии обнаружились ее природные способности к языкам.
За годы учебы она усвоила сверх программы латинский, греческий, английский, немецкий и французский, по которому брала дополнительные уроки. Она мечтала побывать во Франции, посмотреть Париж, появиться там не экскурсантом, а актрисой.
Семнадцати лет она окончила школу второй ступени.
Позже в своей биографии она написала:
«Это было очень трудное время. Мы выстаивали длинные очереди за хлебом. Тот, кто не пережил все это, вряд ли сможет по-настоящему понять, что значит для русского человека кусок черного хлеба. Маленький кусочек хлеба пополам с соломой был для нас входным билетом с правом на жизнь. Мы получали его как право, но иногда какой ценой! Просто удивительно, как мы, молодые шестнадцати- и семнадцатилетние парни и девушки, смогли вынести все это наравне со взрослыми».
Родители хотели ей дать университетское образование, но Нина мечтала стать актрисой. В семье произошел разлад. Нина ушла из дома. Какое-то время работала курьером мануфактурного магазина, курьером-делопроизводителем в транспортном отделе ВЧК, а потом поступила в Московский театральный техникум. Работала в театрах статистом. Но в основной состав театральной группы ее не приняли. Честолюбивым мечтам об актерской профессии был нанесен удар, хотя страсть к театру так и осталась до конца жизни. В 80-летний юбилей Крымовой одна из известных московских актрис говорила, что в театре Нина отключается от всего мира, она всей душой на сцене, ее лицо и глаза в этот момент как у малого ребенка.
Тогда же Нина подрабатывала себе на жизнь, на курсах обучилась стенографии.
Вскоре ее приняли на работу в Наркомвнешторг. Через три года Нине предложили работать стенографисткой торгпредства в Швеции.
В Стокгольме она начала изучать шведский и норвежский языки. Через некоторое время она уже читала классиков скандинавской литературы в подлинниках. Здесь же, в торгпредстве, овладела пишущей машинкой, научилась печатать десятью пальцами.
В один из отпусков она поехала в Норвегию. Встречал ее по служебной обязанности работник торгпредства Павел Шерманов. Эта встреча стала их судьбой. Они прожили почти полувековую счастливую совместную жизнь. Тогда же в Осло состоялась ее первая встреча с советским послом Александрой Коллонтай. В конце поездки Александра Михайловна предложила Нине работать в ее аппарате. В апреле 1929 года она переехала в Осло, вскоре в посольстве служила молодая супружеская чета. Муж ее участвовал в Гражданской войне, уже давно состоял в партии, хорошо знал скандинавские языки.
В 1930 году молодые супруги вернулись в Москву, получили комнату в десятикомнатной коммунальной квартире. Муж наряду с работой посещал вечерние лекции в университете, готовясь стать «красным профессором», а Нина опять стала работать в бюро съездовских стенографисток, совершенствовалась на курсах иностранных языков, работала в исполкоме МОПРа, а затем в скандинавском секторе Ленинской школы Коминтерна. Пять лет преподавала Крымова в этой школе. Все эти годы наполнены частыми поучительными встречами с иностранными рабочими делегациями, беседами с представителями коммунистических партий, посещениями с ними фабрик и заводов, поездками по советской стране. Накапливался опыт разговорной речи, совершенствовалось умение письма и перевода, обретались политические навыки сотрудницы самых высоких государственных учреждений страны Крымовой.
Многие из ее слушателей возвращались в свои страны, вели подпольную партийную работу, воевали в Испании, сидели в тюрьмах и концлагерях, гибли от рук реакции.
В 1935 году на VII конгрессе Коминтерна она переводила речи и документы делегатам из Скандинавских стран, слышала ставшего известным всему миру после Лейпцигского процесса Георгия Димитрова, страстно призывавшего к единству рабочего и коммунистического движения в связи с надвинувшейся угрозой фашизма.
Норвежский поэт Нурдаль Григ написал страстную статью о событиях в Испании. Потрясенная Крымова ее быстро перевела и тут же отнесла в «Литературную газету». В ближайшем номере статья увидела свет.
Нина не раз вспоминала, как трудно было переводить Мартина Андерсена Нексе, сколь сложно было угадать, о чем он станет говорить, какая быстрота реакции, находчивость и знание языка требовались, чтобы передать образную, наполненную неожиданностями ненаписанную речь такого мастера слова.
Нина вспоминала: в Москве, в концертном Зале имени Чайковского отмечался юбилей Нексе. Она спросила, о чем он будет говорить. Мартин ответил, что не знает. И когда он обратился к залу, слова его прозвучали на родном языке так:
«Меня можно сравнить со стариком, купившим красивого попугая, который, как ему сказали, может прожить двести лет. Хотелось бы дожить до этого времени».
Нина мгновенно поняла образность мысли писателя о прекрасном будущем человечества — и к одобрению и Нексе, и зала отлично справилась с этой вступительной фразой.
Партийная организация Ленинской школы в начале 1938 года приняла Крымову в сочувствующие партии, а осенью того же года ее утвердили редактором-консультантом Краткого курса истории ВКП(б) на шведском языке.
Когда началась война, Нина и ее муж попросили направить их в действующую армию. Павел получил назначение на фронт под Минск, а Нина 7 июля выехала в Мурманск.
В Мурманске ее зачислили в оперативный состав разведотдела штаба Северного флота и сразу же, наряду с работой над штабными документами, поручили заниматься только что создающейся норвежской группой особого отряда разведчиков. И она с первого дня окунулась в беседы, в размещение, устройство, в создание военной организации из этих сугубо гражданских людей. Каждого надо было изучить и готовить к сложнейшей разведывательной работе во вражеском тылу. Ее, еще не состоявшую в партии, стали считать политруком группы. Знание языков, шведской и норвежской действительности, литературы и искусства сразу сблизили Нину с норвежцами. Она стала среди них своим человеком. И через сорок лет она могла вспомнить любого из членов этой норвежской группы и дать объективную характеристику каждому.
Сразу же, в ходе формирования норвежской группы, приступили к подготовке этих разведчиков к дальним походам. Они сходили в десанты с отрядом, пообстрелялись, почувствовали свист пуль и разрывы гранат, поняли суть боевой разведки.
Топография, хождение по азимуту, маскировка, прыжки с парашютами, изучение силуэтов кораблей и самолетов, для нескольких человек подготовка к работе на специальных приемо-передаточных радиостанциях — все это заняло конец лета и осень. Командир группы Сутягин и Крымова беседовали с норвежцами о положении на фронтах, старались вселить в них веру и надежду в победу, несмотря на неудачи, которые терпела Красная Армия на огромном фронте в начале войны.
Вскоре начались дальние пешие походы через занятую врагом финскую землю, а потом и высадки на Варангер с моря. У Крымовой не было ни одного свободного дня, каждые сутки были заняты до предела.
В отделе работало много квалифицированных переводчиков, но владеть почти всеми европейскими языками никому было не дано. Оттого нагрузка на Крымову выпадала весьма изрядная.
В жизни норвежской группы бывали всякие трудности; кто-то срывался, терял выдержку и самообладание, других угнетали предчувствия.
Как-то ночью к ней прибежала Дагни Сибблюнд, во сне ей пригрезилось что-то страшное. И она подумала, что это произошло с ее мужем. Сколько та ни успокаивала ее по-матерински — плачущая годилась ей в дочери, — не помогло, сердце-вещун рвалось от дурного предзнаменования.
Оно не ошиблось: в ту ночь самолет, на котором Альф летел на задание, сбили, муж ее вместе с другими разведчиками и экипажем погиб.
Нелегко было утешать взрослых, бывалых мужчин, испытанных морем и закаленных подпольем, когда то одна, то другая группа попадала во вражеские сети и гибла.
Вот и сейчас тревожное ожидание нависло в норвежской группе. Срок возврата кое-кого истек, а они не вернулись, связь прервалась. Старались вопросов не задавать, даже между собой на тревожную тему говорили мало и редко. Но командира и политрука просили использовать их, если кого-то потребуется вызволить.
Немцы продолжали молчать, все было глухо. Наконец, донесся сигнал Лейфа Утне. Группа взывала о помощи, настаивала снять ее морем.
Стали готовить экспедицию по выводу группы.