§3. РАЗВИТИЕ НАУЧНЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ

§3. РАЗВИТИЕ НАУЧНЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ

Развитие техники и материальной культуры в целом требовало научной проработки целого комплекса возникавших перед изобретателями и мастерами задач. Именно в этот период на Руси зарождаются первые естественно-научные представления о природе, давшие толчок дальнейшему развитию прикладной химии, математики, астрономии, минералогии, географии и геодезии, биологии и медицины. Отличительной чертой научного поиска того времени являлось теологическое восприятие мира. Этим объясняется сохранение значительных псевдонаучных напластований во многих областях знаний. Астрономия продолжала уживаться с астрологическими гаданиями, ученые-химики сплошь и рядом оказывались алхимиками, все более точные географические представления основывались все же на невероятных и фантастических «космографиях».

В уже устаревшей работе Т.Н. Райнова «Наука в России в XI — XVII вв.», явно преувеличивалась техническая и культурная отсталость Руси, равно как и вопросы появления естественных наук, и проблемы развития русской технической мысли. Например, очень сомнительными представляются утверждения автора о том, что без иностранных мастеров русские пушкари не могли даже сносно стрелять из пушек. То же писал он и о строительстве крепостей, починке часов, поиске рудных месторождений и т.п. Эти утверждения были подвергнуты достаточно подробному анализу в монографии B.K. Кузакова «Очерки развития естественно-научных и технических представлений на Руси» (М., 1976). К сожалению, эта, в целом интересная и содержательная работа, содержит ряд хронологических ошибок и фактических неточностей, существенно умаляющих ее достоинства. Так, упоминая о смерти в Орде рязанского князя Романа Ольговича, автор датирует это событие 1230 г. — временем, когда еще не существовало никакой Орды, а следовательно, и необходимости русским князьям ездить на поклон к татарским ханам. Сразу же бросается в глаза и ошибочная датировка 1525 г. рукописного учебного курса геометрии Ивана Елизарьева, написанного в первой четверти XVII в. И особенно показательна очень существенная ошибка, возможно опечатка, в определении времени отъезда опального (? — так в тексте) патриарха Никона в ссылку (? — так в тексте) в Воскресенский монастырь — 1604 г. В действительности же в Новоиерусалимский Воскресенский монастырь патриарх Никон удалился в 1658 г. Существенной недоработкой является и то, что В.К. Кузаков в своей работе лишь упомянул, но не рассмотрел организацию монетного производства, техники книгопечатания, ряда других важнейших новаций той эпохи. Помимо этого, автор ошибочно полагает, что колокола появились на Руси из Византии, хотя в настоящее время установлено, что русские колокола имеют западноевропейское (возможно, ирландское) происхождение. Не заметил В.К. Кузаков и предпринятую во второй половине XVI в. неудачную попытку организовать в Москве производство бумаги и, что еще важнее, существования на Руси значительного числа «чертежей» — географических карт, небольшая часть которых все же дошла до нашего времени.

Все вышесказанное свидетельствует об отсутствии в нашей специальной литературе полного и систематического труда, освещающего период зарождения русской науки, ее связи с техникой и производством, а также того воздействия, которое оказывала она на материальную культуру нашего народа. Вряд ли возможно осуществить эту актуальную задачу в данном учебном курсе, но обозначить ряд ключевых позиций необходимо.

Развитие астрономических наблюдений сдерживалось отсутствием специальных приборов — первая подзорная труба появилась в Москве лишь в начале XVII в., но всего через считанное число лет после ее изобретения в конце XVI в. голландским оптиком Хансом Липперсгеем. Узнав об этом, построил несколько телескопов своей конструкции Галилей, тогда же начавший свои наблюдения лунной поверхности, результаты которых были опубликованы в 1610г. Несмотря на это, в предшествующую эпоху следует отметить и подчеркнуть точное знание русскими летописцами причин некоторых небесных явлений. О произошедшем 29 июня 1563 г. кольцеобразном солнечном затмении в Псковской летописи было записано, что произошло оно, так как «месяц подошол под Солнце и бысть мрачно не много, в начале рожения месяца».

Важный толчок астрономическим исследованиям дала необходимость составления новых Пасхалий. Старые, составленные еще в Византии, таблицы исчисления времени Пасхи и других подвижных церковных праздников, были доведены лишь до 1492 г. (7000 г. от Сотворения мира), когда ожидался «конец миру». Несбывшееся пророчество потребовало, во-первых, переосмысления идеи оправданности точного указания дат «конца мира» (Иосиф Волоцкий прямо указывает на невозможность такого знания), а во-вторых, нового точного определения дней предстоящих церковных календарных праздников. Итог многолетнему труду подвел новгородский иерей Агафонник, в 1540 г. завершивший составление Пасхалии на 532 г. вперед.

Практическая арифметика и геометрия были широко распространены на Руси и в предшествующие столетия. Определенные математические знания необходимы были при расчетах конструкций зданий, в торговых операциях, при сборе налогов, в крупном, например литейном, производстве, составлении переписных и писцовых книг, ведении фортификационных работ, определении расстояний, пройденных войском или судовой ратью.

В эти века продолжалась разработка наименований для крупных числовых разрядов. В конце XV в. на Руси имелись обозначения для десяти тысяч - «тьма», ста тысяч — «легион», миллиона — «ле-одр»; в XVI в. к ним добавилось обозначение для десяти миллионов — «ворон»; в конце XVI — начале XVII вв. появляется название «колода» для обозначения числа в сто миллионов.

В конце XV в. зарождается совершенно иной, основанный на математическом планировании принцип проектирования вновь возводимых фортификационных сооружений. До этого русские города строили по линии естественной возвышенности, укрепляя рвами и валами. Теперь же стены и башни новых крепостей стали возводить по пропорциональному геометрическому плану. Первым сооружением такого типа стали укрепления Иван-города, мощной, квадратной в плане цитадели, заложенной на северо-западной границе России в мае 1492 г. При проведении работ по расширению крепости в 1507 г. зодчими Владимиром Торгканом и Маркусом Греком в западной части Девичьей горы (по самой ее кромке) было построено трапециевидное новое укрепление, усилившее оборонительные возможности Иван-города. Предварительные математические расчеты, несомненно, производились при построении крепостей — Коломенской (1525—1531 гг.), Зарайской (1531 г.) и др.

Ведение таких работ требовало специальных познаний и прежде всего необходимых учебников (не дошедших до нас, но, несомненно, существовавших) и практических руководств. В одном из таких специальных пособий «О земном же верстании, как земля верстать», объяснялось, как вычислять площади квадрата, прямоугольника, треугольника, трапеции, параллелограмма и приложены задачи по вычислению этих геометрических фигур с примерными чертежами.

Выявить уровень математических знаний той эпохи помогает, как ни странно, и изучение ряда антицерковных движений. Новгородские еретики XV b. умели определять по Евклиду сферу, вычислять углы, знали о градусном делении зодиака. «Жидовствующие» математики решали задачи равенства треугольников и вычисляли сумму углов таких треугольников.

Механика как раздел физики, изучающий самые простые и наглядные физические явления, также получила сугубо практическое применение; как правило, при изготовлении различных технических приспособлений, о которых говорилось выше, но и при определении механических свойств материалов. Это, в свою очередь, позволило создать уникальные высотные сооружения: храм Вознесения в селе Коломенском (1532 г.), вознесшийся вверх на 58 м; Покровский собор (1555—1561 гг.) и надстроенный в 1600 г., по приказу Бориса Годунова, восьмигранный столп церкви-колокольни Ивана Великого, высота которого с крестом достигла 81 м. Возведение этих сооружений потребовало не только точного расчета всей конструкции, но и задачи распределения масс на основание храмов. Только с помощью математически и физически верно найденного баланса русские мастера смогли избежать обрушения столь высоких и тяжелых многоярусных конструкций.

Углублению изучения основ механики способствовало появление практической баллистики. Точные расчеты полета ядра становятся необходимыми при ведении навесного артиллерийского огня из «верховых» орудий (мортир), применявшихся при осаде крепостей. Как правило, цель в таких случаях была укрыта за линией стен, бастионов и других укреплений.

Прорыв в освоении основ химии произошел также после появления и внедрения в военное дело огнестрельного оружия. Необходимость изготовления качественного пороха требовала орга-низации производства селитры, горючей серы и более качественного древесного угля. Мастера «зелейного» (порохового) дела умели изготовлять специальные добавки, улучшавшие качество изготовляемого ими взрывчатого вещества. При производстве зажигательных снарядов каменное ядро обмазывали горючим составом, в которое входили льняное масло, смола, селитра и сера. Для шумового эффекта в порох добавляли сернистую сурьму и сулему. При осаде врагами русских городов в минной войне известны случаи использования осажденными «смрадных» составов, в процессе горения которых образовывались удушающие газы. Помимо пороха, в таких случаях использовались сера, водка, селитра, смола и деготь.

Хорошие познания в области химии необходимы были при изготовлении всевозможных красителей, в том числе красок и чернил. Известны сотни рецептов приготовления лаков и красок, чернил и туши. Для улучшения качества получаемых составов в них добавлялись различные растительные и минеральные вещества. Так, в чернила для придания им вязкости добавляли желчь, мед и камедь, краски растирали с хлебным квасом и «карлуком» (рыбным клеем), часто добавляли в них яичный желток. Красную краску «киноварь», добывавшуюся ранее из растительного вещества «крутика», теперь получали путем растирания ртути с серой, получая таким образом имевший красный цвет сульфид ртути, или сернистую ртуть.

Опытным путем достижения бытовой химии внедрялись в производство продуктов питания, особенно получаемых путем брожения и возгонки, различных косметических средств (карминовых румян, свинцовых или ртутных белил, банного щелока и др.), кожевенное дубильное производство, солеварение и смолокурение.

Развитие геологии и минералогии напрямую связано было с ростом технического производства и горнорудным делом, а также потребностями казны в драгоценных металлах, других полезных ископаемых. В конце XV в. внимание правительства привлекает восточная окраина Московского государства — богатое минеральными запасами Приуралье. В летописях сохранилась запись об отправке в 1491 г. на реку Печору настоящей изыскательной экспедиции с четко поставленной задачей — искать серебряную и медную руду. И хотя месторождений серебра на Печере найти не удалось, но залежи медной руды, столь необходимой для литейного производства, были найдены.

Границы географического пространства, освоенного русскими путешественниками, паломниками, купцами значительно расширились. Сохранялись старые маршруты «хожений» — в Палестину, Египет, Грецию. К ним прибавились новые. Не по своей воле русские посольства во главе с самыми видными из князей отправляются в Каракорум — столицу далекой Монголии. Предприимчивые новгородцы и устюжане осваивают районы побережья не только хорошо известных теперь Белого и Баренцева морей, но и Карского моря. Охотничьи и промысловые ватаги неоднократно проникали за Каменный пояс (Уральские горы), доходя до реки Обь. Известно несколько военных походов русских воевод в Сибирскую землю. Первое упоминание в летописи о такой экспедиции относится еще к 1364 г.: «Той зимы с Югры новгородци при-ехаша, дети боярския и молодыи люди, и воеводы Александр Абакунович, Степан Ляпа, воевавше по Обе реки до моря, а другаа половина рати на верх Оби воеваша...» В конце XV в. походами в Сибирь ходили рать князя Ф.С. Курбского-Черного и И. Салтык-Травина (1483 — 1484), а пятнадцать лет спустя — лыжная рать князя С.Ф. Курбского и П. Ушатого (1499 - 1500), во время последней экспедиции, по некоторым сведениям, было составлено описание Уральских гор «от моря до моря».

Из «хожений» того времени самым выдающимся по продолжительности и длине маршрута было странствие тверского купца Афанасия Никитина (ум. 1472 г.). Отправившись в 1466 г. вниз по Волге с торговым караваном, следующим в Дербент и ограбленный по дороге татарами-ногаями, он на свой страх и риск отправился далее в Ширван (Северный Азербайджан), затем в Персию и Индию, а на обратном пути посетил африканский берег (Сомали), город Маскат в Аравии и Турцию. Длительное и опасное путешествие подорвало силы и здоровье путника. В 1472 г. «Смоленска не дошед» Афанасий Никитин умер. Его знаменитое «Хожение за три моря», зафиксировавшее беспримерный подвиг разоренного тверского купца, в 1475 г. было передано дьяком Василием Мамыревым летописцу, в переработанном виде включившему их в свой свод, дошедший до нас в двух изводах — Летописном 1518 г. (Львовская и Софийская II летописи) и Троицком изводе конца XVв. (Ермолинская летопись).

Образование Московского государства, в нелегкой борьбе с татарскими ханами завоевавшим и отстоявшим свою независимость, имело следствием налаживание дипломатических отношений с Турцией (первое посольство — 1496 г.), Молдавией, Ираном, итальянскими государствами, Литвой, Ливонским орденом, Швецией и, наконец, Англией (первое посольство — 1556 г.; отправилось в путь с английским капитаном Р. Ченслером).

В нашей литературе имеется свидетельство о том интересе, который испытывали русские люди к Великим географическим открытиям европейцев. Во второй четверти XVI в., вскоре после знаменитого плавания Ф. Магеллана московский посол в Риме Дмитрий Герасимов (Митя Малый) перевел на русский язык с латыни описание этого путешествия, составленное со слов уцелевших его участников Максимилианом Трансильваном, секретарем императора Карла V. Из бесед с Дмитрием Герасимовым итальянский автор Паоло Джовио (Павел Иовий) Новокомский почерпнул важные географические сведения о России, которые включил в свое сочинение «Книга о посольстве Василия, великого государя Московского, к папе Клименту VII». Именно в этом нашумевшем трактате утверждалось о возможности плавания по Северному Ледовитому океану к Китаю и Индии, что в итоге побудило английских капитанов искать этот морской путь, открыв дорогу к устью Северной Двины - на Русь.

В 1525 г. итальянский картограф Батиста Аньезе, со слов того же Дмитрия Герасимова, составил одну из первых карт Московии. Многие исследователи полагают, что в основу ее была положена карта, привезенная в Рим русским послом.

Большой интерес вызывает сохранившееся в тексте сочинения С. Герберштейна описание русской справочной книги «Дорожник» («Указатель пути в Печеру, Югру и к реке Оби»), в котором были даны и основные путевые маршруты, и расстояние в верстах от Москвы до Вологды и Холмогор, говорилось о Северной Двине, шестью устьями впадавшей в Белое море. Путешественник мог почерпнуть из этой книги сведения о Пустозерске, Уральских горах, народах и племенах Сибири, флоре и фауне этого края. Видел Герберштейн и русскую лоцию «Плавание по Ледовитому морю», дававшую описание корабельного пути из Белого моря в Копенгаген вокруг Скандинавии. Существует предположение, что карта, опубликованная в сочинении Герберштейна, также была составлена по русским образцам, настолько точно определены в ней очертания озер Новгородской земли, а также протекающих здесь рек. Бытование на Руси подобных карт — «чертежей» уже доказано наукой. Картографические работы в Московском государстве достигли большого размаха, при котором только и возможно было составление в 1552 г. повелением Ивана IV несохранившегося чертежа всего Московского государства, о чем писал еще В.Н. Татищев.

В 1542—1555 гг. была изготовлена карта, авторами которой стали беглый московский окольничий Иван Васильевич Ляцкий (в 1534 г. вместе с князем С.Ф. Бельским «отъехавший» в Литву) и польский художник Антоний Вид. Карта была гравирована на 6 листах и по московскому обычаю, заимствованному у итальянцев, ориентирована на юго-восток (дельта Волги и Крым в такой проекции помешались в верхней части изображения). На карте Ляцкого и Вида сделано было специальное обозначение масштаба («в верстах и милях»).

Древнейшей сохранившейся собственно русской картой является «Чертеж земли по реке Солонице», хранящийся в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки. Составлен он был около 1530 г. На карте запечатлен участок правобережья реки Волги около Костромы. На обороте «чертежа» сделана пояснительная запись о покупке обозначенного на нем участка земли Троице-Сергиевым монастырем (ОР РГБ. Ф.303. № 518. Л. 417 об.). Первое же упоминание о картографических работах для межевых целей относится к 1483 г., когда отводилась земля Сне-тожскому монастырю.

Что получало отображение на русских картах-чертежах? Наличие растительности, населенных пунктов, пустошей, оборонительных сооружений, указание их принадлежности, приведение прежних и новых названий. В XVI - XVII вв. отечественная картография сохраняет самобытность своей графики, тесно связанной с иконописными традициями, свободное владение разными масштабными уровнями. Как отмечают специалисты, некоторые виды русских географических чертежей, прежде всего отображающих хозяйственную деятельность населения, не имели аналогов в мировой культуре того времени. Давно уже отмечено существование интересных изображений картографического характера на книжных миниатюрах и лицевых летописях той эпохи. К XVI в. относятся несколько иконописных карт, в том числе икона «Видение пономаря Тарасия» (ок. 1530 г.), самая древняя из имеющихся. Икона Псково-Покровской Богоматери концаXVI в., с изображением стен Псковского кремля, реки Великой и Мирожского монастыря исчезла в годы Второй мировой войны, но в каталоге Мюнхенской выставки 1969 г. была приведена ее черно-белая фотокопия, с пометой о принадлежности «частному лицу в ФРГ».

Знания в области биологии оставались на уровне предшествующей исторической эпохи. Об этом свидетельствует широкое распространение переводного греческого сборника «Физиолог», возникшего в Александрии еще во II — III вв. Примечательно, что вXV- XVI вв. славянские переводы «Физиолога» продолжают распространяться только в русских списках. Это был сборник сведений о действительных и вымышленных свойствах реальных и легендарных животных, камней и деревьев. Каждая статья (обычно их около 50) двучастна — в первой содержится описание живого существа, его повадок, во второй — символико-аллегорическое толкование их в духе христианской традиции. «Физиолог» или некоторые его статьи были известны еще в Киевской Руси — об этом свидетельствует описание горлицы в «Поучении» Владимира Мономаха.

В рукописной традиции переводов этого памятника в XV в. известны случаи совмещения его с «Толковой Палеей»; как правило, в таких сборниках помещались миниатюры с изображением описываемых зверей и птиц. Назидательностью отличались статьи о зверях — льве, слоне, олене, лисице, змее, ехидне, утропе (антилопе), о птицах — орле, фениксе, горлице, неясыти (пеликане), дятле, стерце (аисте) и др. Приведем в качестве образца содержащееся в «Физиологе» описание одного из «свойств» льва: «Когда львица родит, то приносит мертвого и слепого детеныша, сидит и сторожит его до трех дней. Через три же дня приходит лев, дунет ему в ноздри, и детеныш ожил. То же и с верными народами. До крещения они мертвы, а после крещения очищяются Святым Духом».

Русская медицина в основе своей оставалась на уровне, когда лекарское дело было тесно связано со знахарством. В качестве средств лечения знахари использовали травы, коренья, минералы, ткани животных. Появляются первые «определители» лекарственных трав — «травники», ранее известные под названием «зе-лейники». Количество лечебных трав, упоминаемых в рукописях XVI — XVII вв. колеблется от 20 до 150. Необходимо особо подчеркнуть, что, несмотря на явную неэффективность такой медицины в борьбе с эпидемическими болезнями, ряд используемых народными целителями лекарственных средств и методов, давал необходимый лечебный эффект, что создавало почву для сохранения этой традиции. Консервации методов народной медицины способствовала очевидная слабость системы врачевания, установившаяся в европейских странах, где больных истощали многочисленными кровопусканиями, пиявками, клизмами, прижиганиями, злоупотребляли рвотными и слабительными средствами, назначениями в больших дозах ядовитых веществ.

С европейскими методами лечения русские врачеватели смогли познакомиться еще в конце XVв., когда в Московию стали приезжать иностранные лекари. Уровень их специальных познаний был невысок, часто допускались врачебные ошибки, наносившие серьезный вред здоровью больного, иногда такое лечение заканчивалось смертью пациента. Возможно поэтому наказание за подобный непрофессионализм было очень суровым. Так, в 1490 г., когда к заболевшему «камчюгой» (подагрой) царевичу Ивану Ивановичу был вызван иностранный врач «мистр Леон», снадобья, которые он давал больному, а также назначенные им процедуры привели к ухудшению самочувствия пациента, отчего он вскоре «умре». «Мистр Леон» был обвинен в плохом лечении царевича и казнен.

Другой известный врач-иностранец, вестфалец Елисей Боме-лий был придворным медиком и астрологом Ивана IV. Помимо лекарств, он, по приказу царя, готовил яды для его приближенных. Среди отравленных Бомелием людей был видный опричник Григорий Грязной. Вскоре, однако, опала обрушилась и на лекаря-отравителя, попытавшегося бежать за рубежи России, но схваченного. После страшных пыток он был заживо изжарен на вертеле.

В середине XVI в. в Москве появляются первые фармацевты — голландец Арендт Клаузендт (1566 г.) и англичанин Томас Корвер (1567 г.). В 1581 г. здесь уже существовала настоящая аптека, создателем которой был англичанин Джеймс Френч (в русском произношении Френшам). В ней производились лекарства, изготовленные из трав, камфоры, ревеня, мускуса. Если первоначально покупателями аптеки Френча была лишь московская знать, то впоследствии в этой и других московских аптеках лекарства продавались всем желающим. В 1595 г. в документах появляется упоминание Аптекарского приказа, первоначально чисто дворцового учреждения, с 1630-х гг. получившего общегосударственное значение. Аптекарский приказ ведал не только медицинским обслуживанием царской семьи, придворных и служилых иноземцев, но и занимался предотвращением эпидемий, изготовлением различных настоек (спиртосодержащих напитков), кислот, лаков и красителей для Оружейной палаты и Пушкарского Приказа. В ведении его находились и московские аптекарские огороды, на которых выращивались лекарственные травы. Первый из них существовал уже в XVI в. Об этом свидетельствует изображение его на «Петровом чертеже» 1600 - 1606 гг. - за рекой Неглинкой между Боровицкими и Троицкими воротами Кремля.

В целом XVI в. стал важным рубежом в развитии материальной культуры Московского государства. Произошедшие почти во всех отраслях техники заметные качественные изменения имели следствием постепенное становление и дальнейшее развитие естественно-научных представлений, которые, в свою очередь, нашли отражение в русском искусстве того времени.