Глава 11. Авары. Тюрки. Махмуд Газневи. Его вторжение в Индию. Сельджуки. Тогрул-бек. Алп-Арслан. Мелик-шах. Половцы и т. д

Как мы видели, на Руси установилось постоянное правительство со справедливым и беспристрастным кодексом законов, и в народе начали распространяться цивилизованные искусства и нравы греков; прежде чем мы перейдем к разделению княжеств и упадку державы, влияние которой с тех пор постепенно снижалось, пока она не опустилась до того незначительного положения, которое занимала в Средние века, для начала необходимо рассмотреть сложившуюся на тот момент ситуацию в туранских, или татарских, народах Центральной Азии, которые сыграли ключевую роль в этом изменении расстановки сил и в конечном счете и стали причиной бедствий Русского государства.

Я уже говорил о самых могущественных, древних и достигших наиболее высокого развития из принадлежавших к ним племен – гуннах, или хунну, об их империи, об ее упадке, вторжении в Европу и окончательном крушении. Через несколько лет после того, как гунны скрылись во мраке забвения, на границах Европы впервые появились авары; явившись из Трансоксианы, они остановились у предгорий Кавказа и в союзе со славянским племенем аланов, перейдя восточные земли Руси, вторглись в Грузию, осадили и захватили крымский город Босфор. Авторы той эпохи говорят, и, возможно, не ошибаются, что они были ветвью гуннов, которых весьма напоминали внешностью и нравами, с тем исключением, что носили длинные волосы; а Цейс заметил, что одно племя среди них еще раньше было упомянуто в трудах византийского автора под этим именем.

В правление византийского императора Юстиниана правитель аланов отправился в столицу греков с политическим визитом в сопровождении нескольких послов. Когда их допустили на аудиенцию к императору, главный из послов по имени Кандиш так обратился к нему от имени своего кагана, то есть правителя: «Могущественный монарх, вы видите перед собой представителей самого сильного и самого многочисленного из всех народов – непобедимых непреодолимых авар. Мы желаем посвятить себя вашей службе: мы способны победить и истребить всех врагов, которые в настоящее время нарушают ваш покой. Но мы желаем получить в уплату за наш союз и в награду за нашу храбрость дорогие подарки, ежегодные субсидии и обладание доходными землями» (Гиббон). Но император побоялся, что эти необузданные союзники могут оказаться для своих друзей не менее опасными, чем для врагов; и, стремясь держать их на безопасном расстоянии от своих владений, он посоветовал им заняться подчинением славян и болгар, которые в то время постоянно тревожили своими грабительскими набегами пограничные провинции империи. Нагруженные дарами, послы вернулись к себе в лагерь в Южной России и сообщили своим начальникам о совете императора; и авары немедленно обрушились на Польшу и Германию и за десять лет стерли с лица земли всякие следы множества болгарских и славянских племен, а другие сделали своими данниками; и хотя армии австразийского короля Зигберта нанесли им серьезное поражение, которое окончилось основанием европейского королевства Венгрии. Вторым после гуннов по важности и силе татарским народом были тюрки, известные китайцам под именем тукю; и, как утверждают Клапрот и Ремюза, они были ветвью тех хунну, которые поступили на военную службу в Китае; а позднее, изгнанные из провинции Шэньси империей Вэй, нашли под предводительством своего вождя Ашины убежище у крутых вершин Алтая. Там, живя у подножия горы с вершиной в форме шлема, которую китайцы за это назвали Ту-куу и от которой они получили свое имя, они прославились при вожде Турнене, который жил около 545 года; и через несколько лет к их повелителю Дизабулу прибыли послы из Константинополя, которых он принял с варварским великолепием и пышностью, сидя на креслах на двух колесах. Как и другие татарские народы, они имели большие стада и жили в палатках; эмблемой их племени был золотой волк на острие копья, и они годами вели опустошительную войну с Китаем, которому, как предложил однажды один тюркский вождь, следовало подражать и соперничать с ним в основании собственных городов и храмов в родных пустынях. Но этот совет был отвергнут, так как другой вождь привел более убедительный аргумент. Тюрки, сказал он, «не равняются своим числом и десятой части жителей Китая. Если мы в состоянии не поддаваться им и избегать встречи с их армиями, это благодаря тому, что мы не имеем постоянных жилищ и бродим с места на место, занимаясь войной и охотой. Если мы сильны, мы подвигаемся вперед и завоевываем; если мы слабы, мы отступаем и скрываемся. Если же турки запрутся внутри городских стен, потеря одного сражения уничтожит их могущество. Бонзы поучают только терпению, смирению и отречению от мира. Но это не религия героев» (Гиббон).

Пока тюрки не вторглись в другие южноазиатские государства и не переняли их религию, они верили в единое верховное божество и только ему приносили жертвы, хотя у них было много священных песнопений, прославляющих силу и благоволение духов стихий, и, подобно всем туранским народам, они были чрезвычайно суеверны и советовались с предсказателями, колдунами и ворожеями. Их законы были строги и беспристрастны, как законы Спарты; самые тяжкие преступления карались смертью; вор должен был вернуть в десять раз больше украденного; и ни одно наказание не считалось слишком чудовищным или бесчестье и позор слишком сильным даже за самое малое проявление трусости. Во времена их переселения на юг одно из их племен, отделившееся от остальной орды, пошло на север и поселилось на бесплодных и мерзлых ленских равнинах, где под именем якутов они до сих пор ведут кочевую жизнь и говорят на языке, который даже сейчас имеет некоторое сходство с языком их более цивилизованных и изнеженных собратьев в Европе.

Тюрки впервые громко заявили о себе в середине VI века. К тому времени они уже успели не раз вторгнуться в Персию и некоторые районы Мавераннахра; а через несколько лет они овладели Хорасаном, откуда вскоре их заставило уйти вторжение сарацин, которые овладели Персией и основали Багдад. В IX веке весь народ тюрков вышел из монгольских степей и, следуя по пути, протоптанному их более рискованными соплеменниками, пересекли Яксарт (Сырдарью) и встали лагерем на равнинах Трансоксианы; затем, повернув на запад, завоевали и подчинили себе царство белых гуннов в Хорезме, которое существовало на восточных берегах Каспийского моря уже несколько сотен лет и в котором, благодаря влиянию несторианского патриарха Тимофея[121], пославшего туда нескольких монахов своей секты, начало в какой-то мере утверждаться христианство, хотя ему и противостояли приверженцы мусульманской веры. Они уже приобрели значительное число обращенных и возвели множество мечетей. Империя тюрков, которая теперь протянулась от берегов Каспия до пустынь Кашгара и Самарканда и от берегов Иртыша до границ Персии, продолжала существовать в Азии в таком едином виде примерно до середины X века, когда она развалилась и разделилась на несколько государств; и две тюркских орды, снова вторгшись в северные незащищенные провинции Персии, вырвали Хорасан и Газни из владений халифов. Положение этого народа относительно Багдада в тот период было очень похоже на положение славян и болгар относительно Константинополя. Подобно своему западному соседу, зажиточная персидская столица привлекала алчные взоры всех диких и воинственных племен севера. Они постоянно разграбляли пограничные города и опустошали их плодородные окрестности; персидское золото заставляло тюркских всадников тысячи миль скакать по песку и камням; наука, развитая сарацинами в Багдаде, освещала весь цивилизованный мир; его купцы пересекали Азию со своей поклажей и привозили товары и новости из самых дальних уголков Востока, однако они оказались не в состоянии прогнать захватчиков из своих провинций и часто не могли помешать им войти за ворота городов, несмотря на всю налаженную оборону. Высоко возвышаясь на берегах полноводного Тигра, на равнине, единообразие которой почти не нарушается холмами между Персидским заливом и Средиземным морем, возле того места, где когда-то стояли Древние Ниневия и Вавилон, город был основан в 762 году аль-Мансуром, халифом арабских мусульман или сарацин, чей народ примерно за век до того, в исполнение указов Мухаммеда, вторгся одновременно на восток и на запад и, завоевав Персию огнем и мечом, заменил древнюю веру огнепоклонников учением и религией мекканского пророка. Аль-Мансур поставил в Багдаде трон сарацинских халифов, и с того времени столица возрастала в силе и великолепии, пока не превратилась в самый блестящий и ученый город Востока, а достоинства и мудрость ее правителя Харуна ар-Рашида пользовались признанием и уважением во всей Европе. Он отправил послов с подарками к Карлу Великому, который в то время овладел скипетром Франции и претендовал на гордый титул императора Запада; но подданные его в большинстве своем еще пребывали в диком невежестве, которое делили с грубыми саксами Британии и почти всеми остальными народами севера и являли резкий контраст на фоне образованных и воспитанных сарацин Востока, с которыми им впоследствии суждено было вступать в столь частые и свирепые столкновения в ходе долгих и кровопролитных Крестовых походов.

В правление Второй мусульманской династии в Персии – Аббасидов, просидевших на троне халифов с 750 по 945 и с 1124 по 1258 год, тюрки покорили провинцию Хорасан, из которой были изгнаны через несколько лет силами сарацин. Но в 964 году они снова перешли в наступление, и в то время как одно племя при Сельджуке установилось в Хорасане и, приняв название от имени своего вождя, основало царство сельджуков, другая часть под предводительством Себук-тегина, одного из своих вождей, который, из раба или обычного солдата возвысился до положения правителя Бактрии, овладел городом Газни и обратился в веру Мухаммеда. Человечность и честность этого правителя подтверждена многими авторами Востока, которые, среди прочих свидетельств, рассказывают о таком случае: охотясь как-то раз в лесу, Себук-тегин поймал олененка, но, уже привязав его к седлу, он случайно оглянулся и увидел его мать, которая, видимо, следовала за всадником в великом горе; ее вид тронул его сердце, и он сразу же отпустил добычу. В другой раз он упрекнул своего сына Махмуда, который отдавал все свое внимание строительству прекрасного дворца, и сказал, что ему следовало бы заниматься благополучием народа и своим добрым именем, которое останется в веках, а не мимолетным удовлетворением собственных прихотей. При Себук-тегине тюрки предприняли два похода через Инд и вторглись в Мултан и Лахор, присоединив Пешавар к своим владениям; их примеру последовал знаменитейший Махмуд Газневи, сын и преемник Себук-тегина, при котором страшный боевой клич татар гремел на равнинах Индостана не менее чем в двенадцати военных походах[122].

Этот вождь пришел к власти в 997 году, после того как сместил и обрек на вечное заключение своего брата Исмаила, узурпировавшего трон их отца. В своей первой кампании он отправился воевать с древним правителем своего народа, императором Бухары, который вторгся в его владения и род которого – Саманиды – в течение сотни лет обладал верховной властью над областью Мавераннахр, иначе называемой Трансоксанией или Трансоксианой[123], и правил всеми местными провинциями и Туркестаном. После длительной войны, в которой тюрки проиграли во всех битвах, Махмуд полностью истребил всю семью их правителей и прибавил бухарские провинции к своей империи; затем, обратив оружие на Восток, в 1000 году нашей эры разорил север Индии. Несчастный Джаяпала, раджа Лахора, противостоял его вторжению с объединенными силами пятнадцати других вождей; но все они были разгромлены и взяты в плен, и из чудесных драгоценных ожерелий, украшавших их шеи, завоеватель приказал изготовить ошейники для его собак; а пленный монарх, чтобы смыть позор поражения, по обычаю своей страны приказал соорудить погребальный костер и бросился в пламя. Но его опустившийся сын Анандапал согласился признать превосходство Газневи и получил от Махмуда царский венец, хотя смог принять его только при условии выплаты большой ежегодной дани. За этим походом татар в Индостан последовали еще три, не имевшие особой важности, так как предпринимались только с целью взятия дани; но следующая кампания состоялась в 1009 году, спровоцированная дерзким набегом на Афганистан Анандапала, в котором в конце концов из-за угнетения, постигшего его страну, проснулась доблесть, и принесла опустошение и кровопролитие в сердце Индии. Раджа Лахора, вступив в союз с самым могущественным из соседних государей, собрал под своими знаменами силы Дели, Каннауджа, Гвалиора, Калинджара и Аджмера и с огромной ратью переправился через Инд и вошел в скалистый регион Кабула. Однако на границах Пешавара его ждал самый сокрушительный разгром. 20 тысяч индийских солдат полегли во время бегства; а победитель выступил прямо на крепость Бхеемгур, которая считалась неприступной, а также там хранились громадные сокровища, в основном приношения идолам и богатства жрецов; он распахнул ворота без сопротивления – защитники крепости, полумертвые от ужаса, пали на свои лица при его приближении – и, предав мечу все живое, раздал деньги и драгоценности между своими воинами, дервишами, а также бедными и престарелыми подданными.

Неразумная и неудачная кампания индийцев сразу же открыла взору тюрков их слабость и богатства, и с тех пор их страна до самой смерти Махмуда редко была свободной от его непрестанных и опустошительных походов, не считая короткого двухлетнего перерыва. Подобно орлу, он со своих неприступных крепостей и пиков индийского Кавказа – Гиндукуша – он то и дело внезапно обрушивался на свою добычу и, проносясь по равнинам разорительным вихрем, возвращался в свое царство, нагруженный добычей и трофеями. В то время главной и великолепнейшей из столиц Индостана был Каннаудж; и восточные авторы гордо похваляются тем, что в нем было 60 тысяч одних только музыкантов, которые образовывали лишь незначительную часть населения; 30 тысяч лавок для продажи бетеля и опиума; пагоды с башнями, соперничавшие по высоте с окружающими холмами; дворцы знати и сотни золотых идолов.

Однако Каннаудж сдался без борьбы перед первыми же стрелами лучников с севера и был вознагражден тем, что его не постигло полное уничтожение, когда тюрки во время своего нашествия разорили все области к югу до самой Малвы и Гуджарата; потом, возвратившись, они разграбили Дели и Лахор. Но после их отступления правитель Каннауджа был атакован и разгромлен, а его город опустошен гневным царем Калинджара, который был возмущен условиями мира, заключенного индийским раджой с варваром-захватчиком; когда Махмуд вернулся, он вступил в схватку с этим бесстрашным противником и обратил его в бегство и в то же время осадил и захватил Лахор. Хотя в ранней юности завоеватель из Газни был склонен к скептицизму, после своих побед он стал или заявил, что стал, последователем и приверженцем Мухаммеда; и во время Индийских кампаний его жестокости и разрушения в основном касались индийских храмов и пагод, идолов, браминов и жрецов любого ранга и положения. Свой последний поход он совершил в 1024 году, когда ему впервые угрожал разгром на равнинах Гуджарата. Местная армия была сильна и готова к отчаянному сопротивлению; они поколебали его войска; Махмуд простерся на земле и взмолился о помощи к небесам, а затем обратился к религиозному рвению своих воинов и, встав перед их рядами, молил их стремиться если не к славе победителей, то хотя бы к не менее почетной славе мучеников. Его усилия в конечном счете увенчались успехом; татары нападали несколько раз и в результате яростной битвы отогнали вооруженных слонов врага. Сомнатх, столица Гуджарата, открыл свои ворота, и туда с триумфом вошли победители; подойдя к языческому храму, который опирался на пятьдесят шесть искуснейшим образом отделанных колонн, Махмуд приказал немедленно разбить в осколки огромную фигуру главного божества, полностью отлитую из золота. Брамины бросились перед ним на колени, предлагая огромные деньги как выкуп за идола; но мусульманский воин был непоколебим и повторил приказ, и тюрок-слуга тут же нанес по статуе первый страшный удар своей тяжелой саблей. Это открыло изумленным взорам захватчиков бесчисленные алмазы и самоцветы, стоимость которых, по слухам, превышала ценность всей остальной добычи, захваченной в Индии за все предыдущие кампании, и Махмуд, который некоторое время обдумывал перенос столицы в эту провинцию, сразу же решил присоединить ее к своей империи и после отъезда поставил в ней наместником местного брамина, хотя после его смерти народ снова стал подчиняться правителю из прежней династии.

Наконец, покинув Индию, тюрки медленно вернулись на север, и Махмуд получил от своего вассала, или устрашенного союзника, – дрожащего багдадского халифа эпитет «хранителя веры и сокровищ Мухаммеда» за рвение, с которым он распространял религию пророка. Его столица Газни, которая до того момента представляла собой фактически незамысловатое военное поселение или орду пастушьих палаток, по его возвращении обогатилась всевозможными красотами, которые только могли быть доставлены из индийских походов или изобретены татарскими мастерами; в городе возвысилось множество мечетей и дворцов и основано множество общественных заведений, и он прославился по всей Азии под именем Небесная Невеста. Махмуд также пригласил к своему двору поэтов и философов, которые в своих сочинениях восхваляли его правление и засвидетельствовали его славу, среди них был знаменитый астроном Абдуррахманас-Суфи[124]. Они подтверждают, что Махмуд заставлял с такой строгостью устанавливал законность и правосудие, что, по их выражению, при нем «волк мог пить рядом с ягненком». Однажды некая женщина из далекой недавно завоеванной персидской провинции явилась к нему в диван и пожаловалась, что шайка разбойников отняла у нее сына и имущество. «Невозможно сохранить идеальный порядок в столь далекой и недоступной области», – сказал монарх. «Так почему же тогда, – воскликнула женщина, – ты завоевываешь царства, которые не можешь защитить и за которые тебя однажды призовут к ответу на Страшном суде?» Ее довод убедил Махмуда, и он тут же приказал более строго насаждать законы в тех местах. В другой раз, обдумывая завоевание соседнего государства, где недавно умер правитель и по малолетству сына-наследника регентом стала его вдова, Махмуду пришлось отказаться от своих планов, так как он получил от овдовевшей царицы письмо, в котором она молила его подождать, пока ее сын не повзрослеет достаточно, чтобы оказать ему сопротивление. «При жизни мужа, – сказала она, – я всегда опасалась твоего честолюбия планов; он был правителем и воином, достойным воевать с тобой. Теперь его нет; его царство перешло к женщине и младенцу, а ты не поднимаешь руку на немощных и детей. Какой же бесславной будет твоя победа и каким позорным поражение! И все же будет война или не будет, это в руках Всевышнего».

Но вскоре после этого ее царство и ее род – Буиды – прекратили существование под воздействием активной и растущей силы татар, или сельджуков, которые в конце правления Махмуда совершали нападения и набеги на его территории и начали быстро расширять свои владения и влияние в богатых провинциях юга. Из наемных солдат халифов они быстро превратились в хозяев Багдада, а после смерти их вождя Сельджука, который, будучи изгнан из Туркестана, привел своих последователей в Хорасан и основал там государство, татарские полководцы устроили совет, чтобы избрать нового вождя, и единодушно решили, что это должен решить жребий: пучок стрел в руках ребенка. Желанный приз получил Тогрул-бек, внук Сельджука; его дед, доживший до глубокой старости и надолго переживший своего сына Микаила, отца Тогрула, усыновил и воспитал молодого наследника. За некоторое время до описываемых событий дед пожаловал внуку титул правителя Нишапура, и ему было уже сорок пять лет, когда по воле случая ему достался царский венец, который ему суждено было отныне украшать новыми и все более дальними завоеваниями. Старый воин из Газни смотрел на их успехи с тревогой и подозрением. В 1030 году он повел армию в Хорасан, но кампания не имела прежнего успеха, она не привела ни к какому благоприятному или длительному результату. Сельджуки отступили перед ним, но потом развернулись и разгромили арьергард его сил; и, оплакивая неверность человеческой судьбы и величия, он умер вскоре после возвращения шестидесятитрехлетним стариком с разбитым сердцем, охваченный сожалениями. Жадность, которая издавна была главной чертой его характера, чрезвычайно усилилась с возрастом, и его последние минуты представляют печальную картину борьбы с надвигающейся неизбежной смертью за обладание земными богатствами и властью. За несколько дней до кончины он приказал рассыпать перед собой все свои драгоценности, украшения и богатства и потом запер их в бывшей цитадели, решив сохранить их в неприкосновенности до последней минуты; он распорядился, чтобы вся его армия, состоявшая из 100 тысяч пеших солдат, пятидесяти пяти всадников и тринадцати сотен слонов, прошла перед ним парадом, и зарыдал при мысли о том, как скоро его владения выпадут из его рук и, подобно индийским, станут добычей чужеземного врага и тирана.

Его скорбное предвидение вскорости исполнилось; несколько лет спустя Тогрул изгнал сына Махмуда в пограничные с Индом территории, где его потомки, ограниченные пределами Газни и крепостью в Кабуле, правили почти две сотни лет, пока не были изгнаны монголами под предводительством Чингисхана.

Между тем Тогрул вторгся в Багдад и захватил его и, женившись на дочери сарацинского правителя, который объединял религиозную власть с обязанностями царского поста, принял титул «Хранителя веры и Защитника трона халифов». Он также угрожал азиатским провинциям Византийской империи и сжег Арзен[125], крупный торговый город Армении с тремя сотнями тысяч жителей и восемью сотнями церквей, разгромил объединенные армии Грузии и Константинополя в Малой Азии и осадил Манцикерт. Греки, оборонявшие стены, проливали огонь, смолу, стрелы и камни на нападающих, которые вследствие этого были вынуждены прекратить атаку и вернуться в Персию. Но в 1052 году сельджуки снова вторглись в империю, хотя ушли, не вступая в битву; и Тогрул, их вождь, умер в 1071 году, и, так как он не оставил детей, ему наследовал племянник Алп-Арслан, то есть «Доблестный лев»; а его двоюродный брат Сулейман ибн Кутулмыш, внук Сельджука, основал Малоазийскую династию султанов в Руме или Иконии. Правнук Сулеймана ибн Кутулмыша позднее прославился в истории как отважный и великодушный Саладин.

Как только их грозный неприятель умер, греки, не зная, что он завещал свои владения еще более свирепому и ужасному воину, приготовились вторгнуться на земли турок, но были разгромлены и понесли чудовищные потери, а их император Роман попал в плен. Несчастный правитель был принужден целовать землю перед государем варваров и уплатить за свое освобождение выкуп в 200 тысяч слитков золота, в то время как Алп-Арслан покорил Грузию и Армению и принудил жителей этих царств перейти в мусульманскую веру, хотя после его смерти Грузия освободилась от ненавистного ярма турок и на протяжении многих лет бедствий и угнетения твердо держалась христианского вероучения, сохраняя во всех нашествиях мусульман непрерывную преемственность местных царей и епископов.

Но Алп-Арслан, предпочитая завоевывать Туркестан, откуда происходили сельджуки, чем преследовать беглых греков или продолжать византийскую войну, повел через Окс такое огромное полчище, что ему потребовалось для переправы двадцать дней, и осадил пограничную крепость Берзем, где захватил ее наместника – Иосифа Хорезмца. Когда его привели к Алп-Арслану, победитель упрекнул его в безрассудстве, потому что он пытался противодействовать его непобедимому войску; пленник гневно отвечал на это обвинение, и варвар-турок приказал умертвить Иосифа самой мучительной и медленной смертью. Услышав это, отчаявшийся пленник вытащил короткий кинжал, который прятал под одеждой, и вонзил его в грудь победителя; стража и слуги тут же разрубили его в куски, но ему все же удалось нанести Алп-Арслану смертельную рану, и повелитель испустил дух, высказав вслух свою предсмертную мысль.

«В молодости, – сказал он, – один мудрец советовал мне смириться пред Богом, не полагаться на собственные силы и не презирать даже самого ничтожного противника. Я пренебрег этим уроком и теперь несу за это заслуженное наказание. Вчера, словно с высоты, я взирал на многочисленность, храбрость и дисциплинированность моих войск; казалось, что сама земля дрожит под моею стопой, и я сказал в своем сердце: ты, несомненно, царь мира, самый великий и самый непобедимый из воителей. Теперь эти армии уже не мои, а сам я из-за того, что полагался на свои силы, пал от руки убийцы». Он пожелал, чтобы на его могиле выбили надпись: «Вы, которые видели достигавшую до небес славу Алп-Арслана, придите в Мерв[126] и посмотрите, как она обратилась в прах».

В 1080 году, в правление Мелик-шаха, сына и преемника Алп-Арслана, сельджуки осуществили, можно сказать, свое важнейшее завоевание, поскольку оно впервые возбудило против них гнев и возмущение всей Европы. Это было покорение Иерусалима, при котором неверные совершили самые чудовищные зверства над беззащитными паломниками, которые съехались со всех уголков христианского Востока и цивилизованных народов этого континента, чтобы поклониться ступеням ее святынь. Греческого патриарха протащили за волосы по улицам и бросили в темницу, чтобы взять с его почитателей огромный выкуп; священников всех конфессий подвергали оскорблениям и надругательствам, если они отваживались появиться в городе. Многие паломники, кто пережил бесчисленные лишения и опасности ради того, чтобы получить прощение грехов и спасение души молитвой или приношением богатств у камней Гроба Господня, прибыв к Иерусалиму, не получили даже позволения войти в его врата. Однако у них появился ревностный защитник в лице неизвестного отшельника из Пикардии, который видел их беды горящим взором; вернувшись в Европу, он бросился к ногам папы и молил его убедить всех христианских государей объединиться и изгнать из Палестины мусульман – сарацин и турок. Его воззвание распространилось, словно лесной пожар, по всем странам материка и было встречено принцами и рыцарями с равным энтузиазмом; и так начался Первый крестовый поход, или священная война за спасение Гроба Господня и Палестины, предпринятая приверженцами и защитниками креста.

Но вернемся к первым ордам турок или аваров, которые оставались в Туркестане. Их покорение, начатое Алп-Арс-ланом, продолжил и завершил его сын; Хорезм, Бухара и Кашгар подчинились багдадским законам, и имена его правителей, отчеканенные на монетах, достигли далекого севера вплоть до самой Сибири и Бьярмаленда. В то время в Европе впервые появились половцы, или куманы, народ, название которого означает «охотники» или «люди полей»; вероятно, это было племя аваров, изгнанное из Трансоксианы, чьи современные обитатели – киргизские татары, видимо, принадлежат к тому же народу. Выгнав печенегов из бесплодных песчаных степей между Доном и Уралом, известных в то время как страна кыпчаков, они затем последовали за ними и выгнали их из восточных районов Крыма, вынудив отступить в Болгарию, где из врагов они впоследствии превратились в ценных союзников приходящей в упадок Греческой империи. Царство половцев, или куманов, просуществовало на Дону более полутора веков, и первые поселения генуэзцев в Крыму находились у них в подчинении. Это был чрезвычайно свирепый и дикий народ, и, когда обширная империя Ярослава ослабела из-за разделения и истощилась из-за долгих и частых войн, они стали совершать грабительские набеги в сердце России; они не уважали никаких договоров и приносили с собой полное разорение и опустошение, в какую бы сторону ни обращали свое оружие; их вторжения прекратились, только когда монголы бурным потоком хлынули на их равнины и, выгнав из России, заставили их искать приюта в Молдавии, которая тогда была венгерской провинцией. Там царь этой страны Бела IV дал им землю и позволил поселиться, и с того времени они стали тихими и мирными подданными, слились с местными жителями, и их имена давно перестали выделяться, и они фактически были стерты из политической истории Европы.

Государство кереитов, или каракитаев[127], сменило тюрков после их ухода из Северной Азии. Они быстро расширили свои владения от Великой Китайской стены до Гиндукуша; и в первый год XI века их правитель, как рассказывают несторианские миссионеры, обратился в христианство благодаря чуду и с двумя сотнями тысяч подданных согласился принять крещение. Ревностные и бесстрашные проповедники этой церкви пересекли неведомые земли от Багдада до Китая и, бросив вызов всем опасностям и глядя в лицо бессчетным угрозам, распространили свое учение и веру в сердце Китайской империи. Там на протяжении сотен лет, бесчисленных переворотов и гражданских войн всходили посеянные ими семена, и они по сию пору сохраняют храмы и монастыри во многих районах Китая; и извращенные всходы христианства, которое теперь исповедуют местные китайские мятежники, давно и упорно сопротивлявшиеся влиянию и власти Маньчжурии, видимо, представляют собой всего лишь рассеянные остатки веры, которую столь горячо насаждали эти истовые миссионеры. Правитель каракитаев, обращенный в христианство, построил церковь на равнине к северу от пустыни Гоби, посвященную святому мученику Сергию, и поставил там алтарь и крест. Его преемники, по обычаю восточных народов, объединили в своем лице царскую и духовную власть, и кереитский хан, который в XII веке вторгся в Персию, разгромил Экбатану и перешел через Тигр, прославился и прогремел в Западной Европе, так что его жизнь породила популярную в Средние века легенду о чудесном царстве пресвитера Иоанна, поскольку слово «хан» европейцы по ошибке приняли за «Иоанн». Так как это был его титул и его, разумеется, носили все правители, европейцы решили, что татарский царь наделен даром бессмертия или чрезвычайно долгой жизни, ведь путешественники, возвращаясь из поездок в Азию, время от времени по-прежнему привозили известия о том, что они слышали или видели касательно великолепного двора пресвитера Иоанна.

В 1046 году кереиты, которые теперь правили всей Центральной Азией, через сорок пять лет после крещения, завершили покорение Кашгара. Они мимоходом описываются в письме митрополита Самарканда к его начальнику, несторианскому патриарху в Багдаде. «Народ, – говорит он, – многочисленный, как саранча, открыл для себя проход через горы, кои отделяют Тибет от Китая, где, согласно древним историкам, следует искать врата, поставленные Александром Великим. Оттуда они проникли в Кашгар. Там сидят семь царей, каждый из них возглавляет семьсот тысяч всадников. Первый из них именуется Назарет, что значит «Владыка по Божьему изволению». Они смуглы, как индийцы, не моют лиц, не обрезают волос, а заплетают и прикрепляют их на макушке в виде венца, который служит им вместо шлема. Они превосходные лучники. Еда их проста и не очень обильна. Они прежде всего ставят справедливость и сострадание».

В 1125 году кереиты завоевали игуров, или калмыков, в южных районах Сибири и, видимо, оставались христианами до тех пор, как в XIII веке не были повержены Чингисханом.