Глава 1. Чингисхан. Монгольские завоевания[158]

Европейские правители, современные Чингисхану

Восточная империя

1195–1203 гг. – Алексей III Ангел

1203–1204 гг. – Исаак II Ангел

1204 г. – Алексей V Дука Мурзуфл

1204–1206 гг. – Балдуин I Фландрский

1206–1217 гг. – Генрих I Фландрский

1217–1219 гг. – Пьер II де Куртене

1219–1228 гг. – Роберт де Куртене

Германия

1198–1212 гг. – Оттон IV

1212–1250 гг. – Фридрих II

Англия

1199–1216 гг. – Иоанн Безземельный

1216–1272 гг. – Генрих III

Франция

1180–1223 гг. – Филипп II Август

1223–1226 гг. – Людовик VIII Лев

Польша

1199–1202 гг. – Мешко III Старый

1202–1206 гг. – Владислав III Тонконогий

1206–1210 гг. – Лешек Белый

Венгрия

1204–1205 гг. – Ласло III

1205–1235 гг. – Андраш II

Швеция

1196–1208 гг. – Сверкер II Младший

1208–1216 гг. – Эрик X Кнутссон

1216–1222 гг. – Юхан I Сверкерссон

1222–1229 гг. – Эрик XI Шепелявый

Дания

1182–1202 гг. – Кнуд VI

1202–1241 гг. – Вальдемар II Победоносный

Шотландия

1165–1214 гг. – Вильгельм I Лев

1214–1249 гг. – Александр II Шотландский

Испания

1158–1214 гг. – Альфонсо VIII Кастильский

1214–1217 гг. – Энрике I Кастильский

Португалия

1185–1212 гг. – Саншу I Заселитель

1212–1223 гг. – Афонсу II Толстый

Римские папы

1198–1216 гг. – Иннокентий III

1216–1227 гг. – Гонорий III

1227–1241 гг. – Григорий IX

В конце XII века орда моголов или монголов разделилась на тринадцать племен под началом одного хана, состоявших из примерно 30–40 тысяч палаток и семей, которые пасли свои стада на равнинах Юго-Восточной Сибири. Но в 1175 году их вождь Есугей-багатур скончался, когда его подданные стояли лагерем на берегу реки Селенги, и более двух третей народа отказались признать права его сына Тэмуджина, одиннадцатилетнего мальчика, чья мать была дочерью соседнего правителя – хана родственного племени татар. Орду охватили яростные распри, которые лишь усилились из-за вторжения татар, пока наконец Тэмуджин и его сторонники, разгромленные в отчаянной битве, не были вынуждены искать приюта во владениях императора кереитов, который любезно принял беглеца при своем дворе, пожаловал ему высокую должность и потом отдал ему в жены дочь. Но несколько лет спустя он вызвал подозрения и недоверие дружественного вождя, который приказал его немедленно схватить; и Тэмуджин, собрав тех монголов, которые до той поры оставались верными ему, и сбежав ночью от кереитов, вернулся в свои владения, где полностью разгромил мятежных подданных в ожесточенной битве и, велев поставить на огонь семьдесят котлов с кипящей водой, приказал бросить туда главных зачинщиков живьем. Потом он обратил оружие против татар, разгромил и подчинил их племя, а в следующем, 1202 году полностью разгромил войско кереитов под началом их императора, который лично вышел против своего зятя и погиб в бою; и, по варварскому обычаю скифских завоевателей, победитель приказал оправить в серебро череп побежденного монарха и сделать из него кубок. Встревоженные крахом могущественных кереитов, другие царства Центральной Азии объединились для сопротивления будущему наступлению победоносного хана; но, набрав к себе воинов из завоеванных племен, он поочередно победил и подчинил их и к 1205 году сделался владыкой всех провинций в северо-восточных районах Азиатской Скифии[159].

В 1206 году на широкой равнине в Монголии, у высокого Алтайского хребта, состоялся общий совет, на который сошлась монгольская знать и воины и многие правители и ханы вассальных орд. Сидя на высоком троне, сложенном из щитов и покрытом шкурами лис и волков, а сверху – простым куском войлока, Тэмуджин председательствовал на собрании, созванном для выборов правителей провинций и провозглашения нового кодекса законов; как вдруг старый отшельник на белом коне явился среди толп и обратился к присутствующим с такой речью: «Братья мои, великий небесный бог явился мне в видении, сидящий на огненном троне среди небесных созданий и судящий все народы земли, и я услышал, что он отдает владычество над миром Тэмуджину и объявляет его царем царей». Это экстраординарное заявление народ встретил с ликованием и торжественно и единодушно наделил своего повелителя титулом Чингисхана, или Великого хана, повелителя всех монголов и татар, и хором выкрикнул: «Десять тысяч лет жизни Чингисхану!» Это предсказание укрепило Тэмуджина в его решимости овладеть всем миром и подкрепить авторитетом Божьей воли все свои самые дикие зверства в глазах суеверных и впечатлительных подданных. Подобно Аттиле, опираясь на это якобы видение отшельника, он попытался облечь себя в глазах приверженцев и врагов божественным характером и вел войну со всеми сектами и вероисповеданиями под предлогом насаждения веры в единого верховного Бога; а покорным и завоеванным жителям побежденных городов заявлял, что является орудием Божественного гнева и возмездием для грешников, таким образом пытаясь оправдать почти беспрецедентные жестокости и разрушения, совершаемые монголами везде, куда бы они ни обращали свое оружие. В последующие годы, когда его полчища брали города, монгольские военачальники, по обыкновению, сгоняли всех жителей на площадь в окружении своих воинов; они отделяли молодых мужчин для службы в своем войске и некоторое количество женщин, чтобы угнать их в рабство, а некоторым, обычно престарелым и слишком немощным, чтобы держать оружие, позволяли остаться в руинах их домов, а остальных вместе с теми, кто пытался сопротивляться новым порядкам, монголы убивали прямо на этом месте, выстроившись вокруг плененных толп с острыми копьями и изогнутыми луками. Но при всем своем варварстве и бессердечии в роли захватчиков, ужасных и безжалостных к врагам, монголы все же очень строго блюли между собой правосудие и порядок и получили от своих повелителей уложение законов, которое до сих пор имеет хождение во всех татарских племенах в Азии, чьи вожди считают себя потомками Тэмуджина. Нам оно известно названием Яса Чингисхана[160], то есть закон Чингисхана. Его безбрежные войска делились на полки, которыми командовали начальники, отвечая за жизнь и свободу своих подчиненных; клятвопреступление, убийство и кража коня или вола наказывались смертью. В то же время, чтобы подкрепить идеи о своей Божественной миссии, он даровал своим приверженцам имя «небесного народа», откуда и взялось название Китайской империи – Поднебесная, так как ее правители после преемников Чингисхана овладели пекинским троном, стали верховными главами и вождями над всей остальной монгольской расой, назначая ханов и рассылая свои указы для исполнения народом вплоть до границ Польши и Греции. Так, Китай, присвоив гордое имя своих былых завоевателей, до сих пор сохраняет его, хотя уже давно изгнал их из своих садов и людных городов в заброшенные пустоши их одиноких степей. Но северные провинции Китая, откуда монголы впервые начали свои завоевания, за несколько лет до того были покорены маньчжурами – свирепой восточнотатарской народностью, которая, соперничая с монголами, отбросила их и прорвалась за прочную преграду Великой Китайской стены и, принудив императорскую династию Сун отступить в районы вокруг Кантона[161], назвала доставшуюся им половину империи Маньчжурией и разместила свою столицу в Яньцин[162]недалеко от того места, где находится современный Пекин, вместо прежней столицы Китая Нанкина, который находился южнее. Покорив все народы Центральной Азии, Чингисхан обратил свои взоры к земле давних врагов его народа. Твердо установившись на завоеванных землях, они сложили оружие, благодаря которому они приобрели империю и которое в прежние дни было их единственным украшением и гордостью, и, переняв изнеженные привычки китайцев, быстро погрузились в леность и апатию. Монгольский завоеватель сделал своей столицей старый город кереитов примерно в тысяче километров к северо-западу от Пекина. Он назывался Каракорум, или Лагерь Золотой Орды[163], где он жил в резиденции, окруженной войлочными шатрами и палатками его телохранителей и приближенных, и откуда издавал свои указы и законы, а главные посты в государстве занимали его сыновья, все знаменитые талантами и доблестью и подчинявшиеся только отцу. Старший сын Джучи был его главным егерем, Угэдэй – премьер-министром, Чагатай – судьей, а Толуй – главнокомандующим войсками. Все церемонии его двора отличала необычайная смесь простоты и варварского великолепия; ослепительный блеск и торжественность были свойственны приемам, судилищам и пирам, на которых подавалась исключительно жареная баранина и кобылье молоко с некоего рода спиртным напитком, приготовляемым из него, и Чингисхан за один день раздавал между воинами по пятьсот телег, нагруженных драгоценными камнями, серебром и золотом. Там он обдумывал завоевательные походы на половину государств Азии и Европы, оттуда в 1206 году повел свои рати на соседнюю империю маньчжуров, и китайские историки оставили душераздирающие рассказы об ужасном опустошении, совершенном его воинами, и о том, что каждый шаг монголов в их продвижении был отмечен всеобщей резней и целыми морями крови. Среди прочих зверств, они, недостойным образом пользуясь всем известным почтением китайцев к пожилому возрасту, при наступлении ставили всех захваченных стариков в первые ряды, так что каждый сын в китайской армии боялся начать атаку, чтобы ненароком не сделать себя виновным в отцеубийстве. Мирные китайцы и их владыки маньчжуры, словно прах, были разметаны перед татарской ратью, которая за несколько коротких месяцев превратила страну в одну безбрежную массу руин и покрыла пустоши и покинутые поля непогребенными трупами и гниющими останками. Девяносто шесть городов, не считая многочисленных деревень, были разграблены и полностью уничтожены; на протяжении всей страны лишь десятку городов удалось избежать этой участи; но жестокость врага вынуждала побежденных к отчаянному сопротивлению, и при осаде Яньцина жители упорно не сдавались даже после того, как голод заставил их поедать трупы сограждан, а когда у них закончились боеприпасы, они были вынуждены стрелять из своих орудий монетами, серебром и даже золотом.

Но если китайцы не могли сражаться, они всегда знали, как умереть; и они не сдавались до тех пор, пока монголы не прорыли подкоп в середину города и не подорвали его с ужасающим грохотом; дворец горел тридцать дней, оставив от себя лишь груду почерневших камней. В то же время в Китае начался внутренний мятеж, и его граждане охотно ухватились за предложение мира, который им пришлось выкупать у победителей, пресыщенных грабежом и убийством, огромной ценой в виде золота и шелков, 3 тысяч лошадей, тысячи детей, обращенных в рабство, и принцессы из императорского дома, которая должна была стать невестой Чингисхана. После этого монголы отступили, оставив за собой одну бесконечную сцену опустошения, но через несколько лет снова пришли в страну и, выгнав китайских монархов за берега Хуанхэ, присоединили пять северных провинций Китая к своей империи. Из-за трудностей с добыванием фуража для огромных табунов и стад на совете глав армии фактически обсуждалась возможность истребить всех жителей на протяжении всей необозримой и многолюдной территории Китая и превратить землю в пастбища и охотничьи угодья; но Елюй Чуцай, китайский мандарин, горячо протестовал против этого чудовищного предложения и обратился к алчности хана, изобразив перед ним, какое огромное количество дохода, еды и товаров его страна могла бы произвести для победителей при справедливом и мудром правительстве. Его доводы возобладали, монголы отказались от этой мысли и поставили править Маньчжурией местных чиновников, которые подчинялись монгольскому начальнику.

В 1218 году беспричинный захват и жестокая расправа с караваном трех монгольских послов и сотни купцов в Отраре по приказу хорезмшаха Мухаммеда и его отказ признать несправедливость этого поступка и возместить его монголам впервые привлекли силы Чингисхана на запад. Вероломный потомок Тогрула и Арслана правил обширной территорией, раскинувшейся в Хорасане и Персии, и его указам повиновались от устья Евфрата и границ Грузии до Газни и пределов Индостана и высоких утесов Гиндукуша. Монгольский император постился и молился три дня и ночи на горе и заявил, что намерен решить дело мечом, если будет на то воля Небес. В сопровождении четверых сыновей и 700 тысяч воинов он выступил на равнины Туркестана. «Наши европейские битвы, – говорит Гиббон, цитируя Вольтера, – не более как мелкие стычки в сравнении с многочисленностью тех армий, которые сражались и погибали на азиатских равнинах»; и в первой битве, в которой монголы встретились с хорезмцами и которая прекратилась только из-за наступления ночи, хорезмцы, которых было 400 тысяч, потеряли убитыми 160 тысяч человек. Хорезмцы отступили в свои города и приготовились к упорной обороне; монголы при помощи пленных китайских инженеров подрыли и заминировали стены и выставили против укреплений боевые орудия; постепенно, после долгой и утомительной осады, перед ними пали все города, и они ознаменовали свои победы самыми чудовищными зверствами и ужасной резней. Война, затянувшаяся из-за энергии и храбрости Джелал ад-Дина, сына Мухаммеда, который несколько раз успешно отбрасывал монголов, продолжалась несколько лет под командованием Толуя, которому изредка помогал Чингисхан, ездивший между столицей и его лагерем; и в это время монголы последовательно завоевали города Отрар, Ходжент, Бухара, Самарканд, Хорезм, Герат, Мерв, Нишапур, Балх и Кандагар, а вся Трансоксиана, Хорасан и Персия подверглись опустошению; так что, по словам Гиббона, «пяти столетий было недостаточно для того, чтоб загладить следы опустошений, совершенных в течение четырех лет». Как в Китае, так затем и в Западной Азии, а позднее в России и восточных странах Европы, где бы монголы ни встречали малейшее противодействие, они безжалостно и безудержно убивали мужчин, женщин и детей любого возраста и положения, не жалея ни единой живой души и не оставляя камня на камне от храмов и жилищ; так что через и много лет путешественников, проезжавших по местности, где прошли эти дикие орды, охватывал ужас при виде бессчетных пирамид из человеческих костей посреди совершенно заброшенной и опустошенной земли, и эти пирамиды – единственное, что осталось в местах, где когда-то стояли богатые и процветающие города. В Мерве, Нишапуре и Герате, трех великих столицах провинции Хорасан, число убитых, по монгольским и персидским источникам, достигло 4 миллионов 347 тысяч человек; а в Нишапуре Толуй, узнав, что несколько человек спаслось от общей резни, притворившись мертвыми, приказал отрезать у мертвецов головы и складывать в груды вокруг разрушенного города.

Между тем Мухаммед нашел приют на заброшенном острове в Каспийском море, где умер, лишенный трона и одинокий; и доблестный Джелал ад-Дин, отступая с боями с монголами под личным командованием Чингисхана, постепенно оказался загнан к Инду. Понеся окончательное поражение на его берегах и увидев, что все потеряно, он бросился верхом на коне в его быстрые воды, чтобы найти убежище на равнинах Индостана. Великий хан охотно последовал бы за беглецом и послал бы свои армии в рощи и храмы Брахмы, но его воины хотели поскорее возвратиться домой, и, нагруженный богатствами половины Азии, он медленно начал поход на север. Проходя по опустевшим сценам своих кровавых свершений, он, видимо, почувствовал слабые угрызения совести за это бессмысленное разрушение и бесцельно пролитую кровь и объявил, что намерен восстановить разрушенные города. За Оксом и Яксартом монголы, к которым присоединились два военачальника и 30 тысяч всадников, завершили полный круг вокруг Каспия, подчинив все народы на своем пути, и соединенные армии вернулись домой в Центральную Азию и стали готовиться к новым завоевательным походам.

Два монгольских полководца – Джэбэ-нойон и Субэ-дэй-Баатур – отделились от соотечественников, занятых войной в Трансоксиане, чтобы завершить покорение половцев и подчинить последние слабые остатки империи хазар. Продвигаясь вперед с непрерывными победами, они пришли на Кавказ, уничтожили княжество Золотого Трона, разгромили и рассеяли другие народы, жившие среди Гирканских утесов, и, проникнув в узкий Дербентский перевал, прошли по Грузии. В надежде обмануть жителей и выдать себя за христиан и союзников, они поставили впереди захваченных в плен священников и вместо своих знамен подняли кресты; затем, внезапно атаковав грузин, они разгромили и убили 60 тысяч человек. Однако грузины, поняв свою роковую ошибку, вышли с оружием в руках против захватчиков, убили 20 тысяч монголов, взяли множество пленных и обратили их армию в бегство. Грузинская царица Русудан отправила с послами письмо папе Гонорию III, в котором предупредила его об опасности, грозящей Европе от грабительского нашествия татар, и сказала, что не смогла сдержать обещание, данное римскому понтифику, помочь ему в Крестовом походе против сарацин, поскольку ей требуется вся армия для отражения внезапного вторжения варваров. Но монголы прошли через ее страну без остановки, разве что для боев, и, вернувшись через север Персии, присоединились к армии Чингисхана у Ташкента.

В конце 1223 года Джучи, старший сын Чингисхана, вместе с 600-тысячной армией отправился завоевывать Европу. На ее границах половцы и черкесы объединились для противостояния общему врагу; но оба народа обманулись предательскими речами монгольских послов, которые разбили их союз, предложив и тому и другому свою дружбу и поддержку, а потом атаковали и разгромили обоих по отдельности и выгнали половцев из Дешт-и-Кипчака. Сам Джучи вскоре после этого скончался, но его начальники и полководцы продолжили войну; изгнанные племена отступили в Россию, и некоторых беглецов татары преследовали до самых ворот Новгорода, а другая часть орды прошла по югу России до Крыма. Слухи об ужасном разорении Азии монголами наполнили соседние народы страхом и отчаянием, и их почти ничем не прерываемое продвижение совершенно лишило мужества местных жителей, которые считали сопротивление тщетным и думали, что Бог оставил их, взирая на стремительное наступление и победы тех, кого они считали исчадиями дьявола. Еще сильнее они содрогались при мысли о кошмарной участи, на которую монголы обрекали города, чьи жители из храбрости или самонадеянности пытались преградить поток, грозивший захлестнуть все цивилизованные страны мира, и отваживались на храброе, но напрасное сопротивление. Однако в Новгороде горожане, оставшись без вождя, так как их князь бился с противником на юге, и не сумев собрать опытное войско, которое бы выстояло перед натиском безмерных сонмищ дикого врага, вверили свою судьбу Небесам, надеясь на их помощь в правом деле, и, выступив из города, вышли навстречу захватчикам, причем каждый воин нес в руке крест, горячо веря, что недруг пощадит их жизнь, если ее будет защищать священный символ их веры. Но зря новгородцы уповали на помощь свыше, поскольку их сразу же оглушил громкий и пронзительный боевой клич монголов, и началось ожесточенное сражение, в котором христиане потеряли 10 тысяч человек; но все же движение варваров было на время остановлено, и север России избежал их ярости из-за смерти Чингисхана; и его военачальники, командовавшие монгольской армией, поспешили вернуться в Азию со своими сторонниками, чтобы участвовать в выборах нового великого хана. Между тем другие части улуса Джучи выгнали половцев из Крыма и захватили Судак, или Солдайю, где генуэзцы владели торговым поселением и подчинялись половцам. Монголы сделали город столицей полуострова и камня на камне не оставили от процветающего города Феодосии. Перед ними в Россию поехали монгольские послы, отправленные к владыкам Галицкого и Киевского княжеств, и заявили там о своих мирных намерениях и дружбе к русским государствам; но эти князья, помня, как вероломно они обманули половцев и черкесов, а также что у них был обычай присылать послов в те земли, куда они собирались вторгнуться, чтобы те разведали страну, разузнали насчет ее способности к обороне, укреплений, бродов, рек и дорог, первыми предали монголов и жестоко расправились с их послами. Потом они призвали всех князей России обороняться от общего врага, и те, верно оценив, насколько велика опасность, ответили на их призыв.

Из северной Владимирской провинции великий князь Всеволод привел всех своих боеспособных воинов, облаченных в меха и пеньковые кольчужные рубахи, вооруженных деревянными щитами и длинными копьями; тверские и новгородские дружинники шли под знаменами своих вождей; московские лучники под началом Михаила Хоробрита поспешили на юг со всей возможной быстротой и вместе с доблестными дружинами из Рязани и Чернигова вступили в ряды великолепно снаряженных конников из Галича и Киева. Объединенная армия, к которой присоединились беглые половцы, дошла до самого Мариуполя на Азовском море и, встретившись с татарами на берегу Калки, вступила в яростную и затяжную схватку. Половцы, атакованные первыми, не сумели выстоять перед свирепым натиском, с которого монголы неизменно начинали бой, и бежали сквозь галицкие отряды, которыми командовал их молодой князь Даниил и его дядя, закаленный в боях Мстислав, вызвав беспорядок и смятение в их рядах. Мстислав попытался сосредоточить свои силы и бросился вперед, но враг одолел его благодаря численному превосходству, и его дружина была почти полностью рассеяна; побеждающие татары поочередно разгромили войска остальных русских князей, которые разбежались и разделились во время атаки, а великий князь Всеволод Владимирский и князья Москвы и Киева остались лежать мертвыми на поле боя. Другие военачальники бежали; Мстислав Галицкий, вернувшись на родину, не смог совладать с чувством позора, которое не оставляло его, и ушел в монастырь, пав жертвой тоски и раскаяния. Так окончилась роковая битва на Калке, состоявшаяся 31 мая 1223 года; но хотя редко случалось более кровавое и сокрушительное поражение, все же за этим событием не последовали важные следствия. Монголы, правда, два года спустя, покорив и овладев Крымом, преследовали отступающих русских до стен Киева и приготовились начать осаду или штурм, но то же событие – смерть их великого хана, – которое призвало их соотечественников с севера в Азию, оказало то же действие на силы, окружавшие киевские стены; и монголы, оставив на время Россию и вызвав свои войска из Грузии, в которую они снова вторглись с несколькими конными отрядами, все собрались в Каракоруме, чтобы выбрать нового вождя.

После завершения кампании в Трансоксиане и последующего завоевания Кашгара, который, удерживаемый кереитским народом найманов, после завоевания их соплеменников долго и успешно противостоял монголам[164], Чингисхан, хотя ему было уже за шестьдесят, предпринял в 1225 году новую кампанию – против государства тангутов Си Ся, чей правитель дал приют двум его врагам и теперь упрямо отказывался выдать их ему. Император лично повел войска на дерзкого правителя. Армии столкнулись посреди широкого замерзшего озера, последовала страшная битва на льду, в которой тангуты были полностью разбиты и потеряли 300 тысяч убитыми. Но в этом же бою пало столько монголов, что они на время были вынуждены вернуться в Каракорум, чтобы восполнить истощенные силы; и только в середине следующего года Чингисхан снова приготовился идти в наступление. Но смерть предъявила свои права на могущественного монарха, и от нее не было спасения; и когда монголы сделали остановку на своем пути у границ Китая, император после недельной болезни испустил дух 12 августа 1227 года, на шестьдесят седьмом году жизни. На смертном одре он советовал сыновьям завершить завоевание всего мира. «Дети мои, – сказал он, – я создал государство настолько великое, что от его центра до границ в любую сторону год пути. Если хотите сохранить его, будьте едины между собой». Его тело тайно доставили в Монголию; и, по распространенному обычаю при погребении ханов, войска, сопровождавшие его гроб, чтобы не дать известиям о его смерти разойтись, убивали всех встреченных по дороге со словами: «Служи господину в загробном мире». Его похоронили на горе Бурхан-Халдун, хотя точное место неизвестно; и, по варварскому обычаю, долго просуществовавшему в Татарии, на его могиле принесли в жертву множество лошадей и людей[165].

Чингисхан, который, за исключением свирепого и жестокого Тимура, покорил больше царств и привел к гибели большего числа людей[166], чем любой иной известный нам завоеватель древних или современных эпох, по вероисповеданию был деистом и советовался с предсказателями и колдунами. Что до его наружности, то он был широкоплеч, выделялся высоким ростом и чрезвычайной физической силой, имел большую голову и громогласный голос. В его гареме было не менее пяти сотен жен, от главной из которых, кереитской принцессы, он имел четверых старших сыновей и наследников: Джучи, который умер прежде него, и его потомкам он оставил регион Западной Азии, протянувшийся до Крайнего Севера и от озера Арал на запад, по словам монгольского историка, «до того места, куда ступала нога татарского коня»; Угэдэй, унаследовавший Китайскую империю и избранный великим ханом после смерти отца; Чагатай, чей улус включал страну игуров, всю Трансоксанию и Хорезм и протянулся до границ Индостана; и Толуй, которому, как младшему сыну, по древнему татарскому обычаю, остался дом и непосредственное владение отца на Востоке. Все они, однако, были лишь наместниками великого хана, к которому они обращались, перед тем как предпринимать какой-либо важный поход, и присоединялись со своими войсками, когда он требовал их участия в войне в дальних краях; и в течение нескольких лет после смерти Чингисхана они оставались в его лагере в Центральной Азии и Китае, чтобы завершить начатые им важные завоевания. Вся их империя управлялась скорее как армия, нежели государство, и границы власти каждого правителя определялись местом обитания его орды, а не естественным или политическим делением провинций. Монгол не мог поменять место жительства или перейти к другому хану без прямого разрешения имперского двора; власть великого хана распространялась на всех наместников и подчиненных правителей от границ его родины до последней монгольской палатки в самой далекой земле. «С начала мира, – говорится в сокращенной редакции китайских хроник философа Чжу Си под названием Тунцзянь-ганму, – ни один народ не достиг такого могущества, как ныне монголы; почему Небо допускает это?» Их завоевания в Западной Азии наводнили ужасом всю Европу и заставили византийского императора Иоанна Дуку усилить все свои гарнизоны и укрепить города; а среди его подданных распространились слухи о том, что у татар собачьи головы и они пожирают людей; однако народы Запада ничего не предприняли, чтобы сдержать надвигающуюся лавину, например укрепив государства на границах Европы. Россия фактически была почти недоступна и в то время не имела выхода к Черному морю, чтобы получить какую-либо эффективную помощь; но грузинская царица Русудан вновь и вновь взывала о помощи к единоверцам, а в ответ получала лишь холодные отказы или полное равнодушие и пренебрежение.

Половцы после разгрома на Калке и изгнания из Дешт-и-Кипчака и Крыма несколько лет бродили по южным степям России, разоряя галицкие и киевские границы, и в конце концов отступили в Венгрию, где король Бела IV позволил нескольким их родам во главе с вождем образовать колонию в Молдавии, которая тогда входила в состав его владений, и с того времени они обосновались там и стали жить мирной жизнью землепашцев.

Только весной 1229 года все татарские военачальники и предводители собрались в палатках далекого Каракорума, чтобы провести совет о выборе нового хана. До выборов пост регента занимал Толуй; и через три дня пиров собрался великий курултай. На нем многие высказывались в пользу Толуя, который так часто вел их в бой и приводил к победе. Но сам Толуй объявил, что Чингисхан в своей последней воле решил назначить преемником Угэдэя и что они должны выполнить желание отца; и хотя его брат сначала отказывался стать великим ханом, желая отдать правление Толуя, тот отклонил это великодушное предложение и первым принес Угэдэю клятву верности. Тогда все ханы девять раз склонили колена перед Угэдэем, и он получил титул великого хана и был признан их законным императором.

Джучи оставил троих сыновей – Бату, Берке и Шибана – и поделил между ними свой улус. Двое первых какое-то время пробыли в Каракоруме, а затем отправились к новым завоеваниям на запад; а Шибан, обосновавшись к северу от Арала, вторгся в Сибирь с 15 тысячами семейств и палаток, основал с ними империю и построил деревянную столицу у того места, где сейчас стоит город Тобольск. Там его потомки правили более трехсот лет, вплоть до завоевания этих диких мест дружиной казацких изгоев, которые ценой третьей части Азии купили у царской власти прощение своим политическим преступлениям; и предводители татарских племен, которые до сих пор кочуют, сохраняя относительную независимость, по широким сибирским степям, носят орлиное перо на шапке как гордый знак своего происхождения от Чингисхана. Монголы, видимо, дошли до самых мерзлых берегов Северного Ледовитого океана; ибо всего лишь через пятнадцать лет после смерти великого вождя появляются сведения о том, что они были знакомы с именем и нравами самоедов, которые не смогли сохранить свое единственное богатство – меха и кость – от грабительских набегов татар даже в своих землянках у пределов полярных морей.