Раввины — капелланы
По букве закона, Устав 1827 г. позволял нижним чинам из евреев посещать синагоги, расположенные в местах дислокации войск, а также пользоваться услугами раввинов. Там, где не было ни синагог, ни раввинов, устав также позволял еврейским солдатам устраивать молельный кворум (миньян), особенно по праздникам, в местах, специально дозволенных для совместной молитвы старшим офицером. Если число еврейских солдат в данном полку превышало триста человек и если они отличались примерным поведением, Устав предполагал назначать к ним — с разрешения командования войсками — штатного раввина с оплатой от казны{205}. Устав признавал необходимость отправления духовных треб для больных, раненых, умирающих и умерших нижних чинов из евреев и потому допускал к ним раввинов. Так, в декабре 1848 г., после подавления русскими войсками венгерского восстания, больных и раненых во время кампании разместили в госпиталях приграничных городов, в первую очередь в Минске. Минскому раввину было выплачено 150 руб. на расходы, связанные с духовными требами раненых еврейских солдат. Военная администрация проявила такт в отношении еврейских погребальных обрядов. Соответствующим распоряжением командованию вменялось в обязанность выдавать на погребение еврейских солдат, умерших в госпиталях, по 21,5 аршина полотна вместо гроба (евреев по традиции хоронят без гроба){206}. Тем не менее вопрос о допуске раввинов к живым солдатам Военное министерство решило отрицательно.
Совершенно неожиданно военно-морское начальство при Николае I оказалось и более дальновидным, и более терпимым, чем, скажем так, сухопутная часть Военного министерства. Многие инициативы, которые только в эпоху Великих реформ появятся на повестке дня, уже в 1820—1830-е годы были воплощены на флоте. Так, в 1829 г. виленский раввинат обратился в Министерство внутренних дел с просьбой послать раввинов к малолетним рекрутам и получил отказ{207}. А за год до этого, в августе 1828 г., морское ведомство согласилось с ходатайством и допустило в Кронштадт к еврейским морякам шкловского (или Могилевского) жителя Илью Ромма для отправления богослужения{208}. Морское ведомство регулярно и подробнейше информировало начальников о еврейских праздниках, т. е. о днях, когда подчиненным следовало предоставлять отгулы. Оно категорически требовало от офицеров, чтобы те обеспечили еврейским солдатам возможность употреблять особую пищу в период пасхального запрета на квасное. Оно позволяло строить и даже покрывало расходы на строительство молельных домов для мусульман и иудеев — так, было возведено специальное молельное здание в Кронштадте{209}. Черноморской военной администрации удалось убедить Николая (тот решительно не хотел дозволять евреям жить в Николаеве и Севастополе) снизойти и все же позволить евреям-морякам оставлять при себе на жительство немощных родителей-стариков{210}. Похоже, морское ведомство — единственное из всех подразделений Военного министерства заботилось о святости субботы: когда в Морской департамент пришел запрос, «можно ли в субботние дни высылать в работу евреев в случае экстренных работ по адмиралтейству», вице-адмирал Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен ответил, что суббота у евреев — самый священный день, и в ходатайстве решительно отказал{211}.
Не дожидаясь специальных распоряжений о капелланах и следуя николаевским же указам, портовая военная администрация позволяла евреям-морякам избирать себе из своей среды раввинов, а последним предписала исполнять духовные требы по военно-морским госпиталям. Судя по служебной переписке, действия морского ведомства в этом отношении были последовательны и эффективны, покуда не вмешался Николай. В 1837 г., когда понадобилось сменить заболевшего севастопольского раввина и поставить на его место другого, чтобы обслуживать 1117 военнослужащих-евреев, Николай написал на ходатайстве морского ведомства: «Повременить»{212}.
Однако этот полузапрет был не повсеместным. На Балтийском флоте ситуация оставалась по-прежнему благоприятной. В некоторых случаях военно-морская администрация даже ходатайствовала о допуске военнослужащих-раввинов к экзаменам на получение ими трети прапорщичьего жалованья, а также о назначении исполняющим обязанности по госпиталям раввинам из нижних чинов прибавочного жалованья, как и всем другим священникам иностранных исповеданий{213}. Так, например, случилось с рядовым ластового экипажа Маркусом Вульфовичем — ему испрашивалось дополнительно 100 руб.{214} И нельзя винить морское ведомство в том, что жалованья он не получил и ходатайство было отклонено: Военное министерство только через двадцать лет разрешило оплату работы раввинов по военным госпиталям, да и то со скрипом.
В дореформенную эпоху распоряжение о назначении раввинов на должности военных капелланов так и не было реализовано. 24 октября 1853 г. его формально отменили. Николай I написал на рапорте Инспекторского департамента: «В армии не должно быть никаких раввинов с оплатой от казны». Он также распорядился исключить из Свода военных законов статью 389, предполагавшую возможность такой оплаты{215}. Об отмене сообщили секретным циркуляром, разослав его по корпусам. Но сам закон из Свода убрать забыли, так что формально он как бы продолжал действовать. Более того, он снова появился в новом варианте Свода, вышедшего в 1859 г. (статья 385).
Только лишь в декабре 1856 г. Военное министерство несколько изменило свою позицию по вопросу о капелланах и приняло решение оплачивать расходы муллам и раввинам (двуколку и 60 коп. командировочных в день) за приведение к присяге мусульман и евреев, служащих в войсках, а также за исполнение для них других обрядов{216}. В мае 1859 г. военный министр отдал распоряжение платить духовным (не казенным) раввинам за каждое посещение ими больных и умирающих евреев в военных госпиталях{217}. Однако, как и многие другие такого рода указания и циркуляры, это распоряжение в одних округах было воплощено сразу, в других — двенадцать лет спустя. После длительного обсуждения вопроса, на каком основании следует возмещать расходы представителей неправославных конфессий, в 1871 г. Военное министерство решило ежегодно выплачивать имамам и раввинам по 28 руб. 57 коп. за каждый посещаемый ими госпиталь. В то же время православным священникам было решено ежегодно выплачивать 36 руб. плюс 7 руб. 20 коп. на закупку необходимых религиозных аксессуаров{218}. В 1872 г. Военное министерство снова обратило внимание на то, что нижние чины неправославных конфессий умирают в военных госпиталях без исполнения духовных треб и что такое положение следует считать недопустимым{219}. Из немногих дошедших до нас документов явствует, что Военное министерство придерживалось принятого решения: так, например, с 1859 г. раввин Ашкенази опекал еврейских солдат, находящихся на излечении в Люблинском военном госпитале, и ежегодно получал из казны за исполнение духовных треб 28 р. 57 коп. Когда в 1867 или 1868 г. он скончался, местное военное начальство позаботилось о том, чтобы на его место был допущен новый городской раввин{220}.
Несмотря на либеральные реформы, в 1860—1870-е годы, задолго до резкого поворота вправо, Военное министерство проявляло все больше симпатий к мусульманам и все меньше — к евреям, украинцам-униатам, полякам и немцам. Так, например, в 1873 г. имамам из нижних чинов были предоставлены немаловажные привилегии (среди них — разрешение носить в армии национальную одежду и не брить бороду){221}. В это же время были сокращены привилегии грекокатоликов: им категорически запрещалось обращаться за исполнением треб к католическим священникам. Если представителей грекокатолического клира рядом не было, им следовало обращаться к православным священникам{222}. Подобная участь постигла и протестантов: немцам и эстонцам запретили отправлять требы по-немецки, обязав их делать это на русском языке{223}. На этом фоне понятно желание Военного министерства вернуться к вопросу о раввинах в войсках и окончательно исключить его из военного Свода в марте 1862 г.{224}
И все же отказ Военного министерства допустить раввинов на должности военных капелланов не означал, что сами раввины согласились с этим решением. Наоборот, как мы увидим, они принимали посильное участие в жизни солдат-евреев и нередко отстаивали их права перед военным начальством.