Часть 2. Исторический материализм Ткачёва

Свою деятельность в области исторического материализма Ткачёв начал с перевода в 1865 г. на русский язык "Предисловия к "Критике политической экономии"" К. Маркса. В этой работе Маркс сформулировал основные законы исторического материализма и наметил пути перехода от капитализма к социализму.

В том же 1855 г. Ткачёв в своей книге "Экономический метод в науке уголовного права" даёт своё понимание основ исторического материализма: "Вся общественная жизнь во всех своих проявлениях есть ничто иное, как продукт известных экономических принципов, лежащих в основе социальных явлений. Данные экономические принципы, последовательно развиваясь, определяют человеческие отношения, порождают промышленность, торговлю, науку, философию, политические формы, юридический быт, одним словом всю нашу цивилизацию, делают весь наш прогресс".7

Эту мысль Ткачёв продолжил в 1866 г. в своей рецензии на книги Ю. Жуковского "Политические и общественные теории XVIII века" и "Прудон и Луи Блан", отмечая: "То, что мы называем началами политическими, есть начала экономические. Взгляд этот не нов. Ещё в 1859 году известный Карл Маркс формулировал это самым точным и определённым образом в "Критике политической экономии". Теперь этот взгляд сделался общественным достоянием всех мыслящих и порядочных людей".8

Исходя из принципов исторического материализма, Ткачёв так определял основные силы общественного развития: "Если в природе основная движущая сила - это борьба за существование, то в обществе борьба за существование является фактором вторичным. Что такое капитал, почему и как люди начинают за него бороться? - вот вопрос, в котором исчерпывается вся суть социальной науки".9

Говоря о необходимости для члена революционной партии знания материалистической философии и особенно исторического материализма, Ткачёв писал: "Пока этот взгляд не войдёт в сознание большинства, пока он не сделается достоянием людей, преданных общественному делу, как бы ни были прекрасны их идеалы, эти идеалы навсегда останутся превосходными, но всё же совершенно бесплодными утопиями. До тех пор, пока представители народных интересов не проникнутися мыслью, что право и справедливость на той стороне, где есть совокупность всех средств умственных, нравственных и материальных для осуществления этого права, до тех пор все их благородные стремления не принесут никакой пользы".10

В своих историко-материалистических воззрениях Ткачёв исходил из основополагающего принципа о базисе и надстройке, где базис - это экономическая основа общества, а надстройка - комплекс политических, юридических, умственных, морально-нравственных отношений: "По естественному порядку, в политической сфере всегда господствуют те классы, которые господствуют в сфере экономической. Фактическое пользование политическими правами возможно только при экономической самостоятельности".11

В другой своей работе "Очерки по истории рационализма" Ткачёв писал: "Как бы вы трогательно ни убеждали рабовладельца в несправедливости и бесчеловечности рабства, он не освободит своих рабов, пока не убедится, что рабский труд невыгоден". Чуть дальше в этой же работе Ткачёв продолжает развивать этот же взгляд: "Чуть только требования фанатизма встали в противоречие с требованиями личного расчёта, экономического интереса, сейчас же фанатизм испарился, человек начал действовать и говорить по-человечески. Движущие стимулы - не любовь, не гуманное стремление, а простой арифметический расчёт и ничего более".12

Говоря о господствующих в том или ином обществе юридических отношениях, Ткачёв в статье "Идеализм и реализм в области права" отмечал, что право есть "юридически оформленные результаты насилия победителя над побеждйнным". По его мнению: "Право - реальная возможность человека удовлетворить свои потребности, и человек - правовое существо настолько, насколько он имеет такцую возможность".13

По мнению Ткачёва, господствующей моралью общества является мораль господствующих классов. В статье "Утилитарный принцип нравственной философии" он писал: "Человеческий ум всегда и неизбежно ассоциирует представление о своём благополучии с представлениями о благополучии тех людей, от которых зависит его собственное благополучие. Раз вы поставили индивида в такие общественные условия, при которых его личное благополучие стало в зависимость от более-менее незначительной кучки людей и совершенно освободилось от зависимости по отношению ко всем остпльным членам данного общества, ассоциация представлений между его счастьем и счастьем всех станет ослабевать, тогда как ассоциация межджу его счастьем и счастьем некоторых - крепнуть и возрастать. И мало-помалу понятие обо всех сузится и совпадёт с понятием о некоторых. Ведь воспитание, общественное мнение и внешние санкции в обществе, распавшемся на изолированные группы, всегда составляли и составляют специальную привилению не всех этих групп, взятых в совокупности, а лишь для одной или нескольких групп, господствующих над остальными в силу своего материального положения. Для этой одной или нескольких групп, заправляющих воспитанием, руководящих общественным мнением и держащих в своих руках систему внешних санкций, нет и не может быть ни малейшей надобности поддерживать и укреплять в умах связь между понятиями об индивидуальном счастье и счастье всех. Для них гораздо выгоднее заменить её связью представлений о их счастье и счастье каждого".14