ГЛАВА 21. ОБЩЕСТВЕННОЕ ДВИЖЕНИЕ ВТОРОЙ ЧЕТВЕРТИ XIX В

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Официальная народность». Поражение декабристов знаменовало начало нового этапа не только в правительственной политике, но и в развитии общественной мысли России. Это выразилось прежде всего в нарастании консервативных настроений в обществе. Именно на эти настроения ориентировался С. С. Уваров, формулируя свою «теорию официальной народности». Идеи, близкие к «официальной народности», получили в 1830–1840-е гг. широкое распространение в русской культуре. Они разрабатывались в публицистике Ф. В. Булгарина и Н. И. Греча (газета «Северная пчела»), повлияли на сочинения О. И. Сенковского (журнал «Библиотека для чтения»), драматургию Н. В. Кукольника (пьеса «Рука Всевышнего Отечество спасла»), зодчество К. А. Тона («неовизантийский стиль» в архитектуре) и др.

Дать теоретическое обоснование официальной концепции, развить и детализировать ее попытались профессора Московского университета М. П. Погодин и С. П. Шевырев. Они резко противопоставляли Россию «гниющему Западу»: Запад сотрясают революции, в России же царит спокойствие. Связано это было, как считали Погодин и Шевырев, с благодетельным влиянием самодержавия и попечительной властью помещика над крестьянами, обеспечивающими России социальный мир. «Нет страны в Европе, которая могла бы гордиться такой гармонией политического бытия, как наше отечество… — заявлял Шевырев. — Вот сокровище, вынесенное нами из нашей древней жизни, на которое с особой завистью смотрит разделенный в себе Запад, видя в нем неиссякаемый источник государственного могущества». Задуманная первоначально как попытка совместить самобытное развитие России с элементами западной культуры, «теория официальной народности» постепенно огрублялась и деградировала. Она все больше сводилась к обличению Западной Европы, призывам к изоляции России от Запада, превознесению военной мощи России и существовавших в стране порядков.

Тайные общества и кружки. Часть русского образованного общества (прежде всего студенчество) резко отвергла официальную идеологию и пыталась во второй половине 1820 — начале 1830-х гг. продолжить дело декабристов, воплотить в жизнь их программные лозунги. В 1827 г. полиция разгромила кружок студентов Московского университета братьев Критских, замышлявших распространить революционные прокламации в день коронации Николая I и «прилепить» изображения казненных декабристов к памятнику Минину и Пожарскому. Участники кружка понесли различные наказания — от заключения в тюрьму и заточения в монастырь до высылки из Москвы под надзор полиции.

Такая же судьба постигла в 1831 г. кружок выпускника Московского университета Н. П. Сунгурова. Участники этого кружка планировали поднять восстание в Москве и объявить о введении конституционного правления.

Спустя год из университета за сочинение пьесы антикрепостнического содержания был исключен В. Г. Белинский, разогнано группировавшееся вокруг него студенческое «Общество 11-го нумера». Наконец, в 1834 г. был разгромлен кружок студентов Московского университета А. И. Герцена и Н. П. Огарева, обвиненных в «пении пасквильных песен» и высланных из Москвы.

Разгром революционных кружков 1820–1830-х гг., так же как и поражение декабристов, стимулировал исподволь вызревавший поворот в направлении и характере развития общественной мысли. Неудачи попыток революционного преобразования России показали: прежде чем браться за эту задачу, надо понять, что из себя представляет Россия, каково ее место в истории человечества, какие силы направляют ее развитие. Внимание общества смещается от политических проблем к вопросам истории, философии и религии. Особую популярность в эти годы приобретают учения немецких философов Шеллинга и Гегеля, стремившихся осмыслить основные законы человеческого познания и фундаментальные закономерности общественного развития. Центрами идейной жизни в 1830–1840-е гг. становятся не тайные общества и офицерские заговорщические организации, а университетские кафедры, редакции журналов, светские салоны.

Важнейшую роль в идейной жизни России сыграл философский кружок Н. В. Станкевича в Москве, существовавший в 1831–1837 гг. Он объединил общественных деятелей различного направления — будущих славянофилов (К. С. Аксакова, Ю. Ф. Самарина), западников (Т. Н. Грановского, М. Н. Каткова), сторонников революционных идей (М. А. Бакунина, В. Г. Белинского). Участники кружка изучали сочинения немецких философов, пытались приложить их идеи к познанию русской действительности, выработать самобытную концепцию исторического развития России. К концу 1830-х гг. представители русского общества были готовы развернуть широкую дискуссию по основным проблемам развития России. Сигналом для такой дискуссии послужило выступление П. Я. Чаадаева в 1836 г.

П. Я. Чаадаев. Блестящий гусарский офицер в прошлом, друг Пушкина и декабристов, Чаадаев принадлежал к тем людям, за которыми в исторической литературе закрепилось название «декабрист без декабря». Близкий ко многим участникам выступления на Сенатской площади, Чаадаев еще до восстания отошел от движения декабристов, усомнившись в возможности воплотить их планы в жизнь. Годы после поражения декабристов стали для Чаадаева временем глубоких раздумий над судьбами России. В 1836 г. Чаадаев изложил итоги этих раздумий в «Философическом письме», опубликованном в журнале «Телескоп». Основным стержнем «Письма» были идеи, диаметрально противоположные «теории официальной народности». «Одинокие в мире, — писал Чаадаев, — мы ничего не дали миру, ничему не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих, ничем не содействовали прогрессу человеческого разума, и все, что нам досталось от этого прогресса, мы исказили». Виной тому считал Чаадаев, был отрыв России от остальной Европы. Вместо того, чтобы влиться в русло общеевропейской католической цивилизации, Россия в эпоху раннего Средневековья приняла православие из рук «презренной Византии» и замкнулась в чисто религиозной сфере, мало уделяя внимания проблемам социального развития и культуры.

Выступление Чаадаева произвело настоящую сенсацию в русском обществе (по словам Герцена, это был «выстрел, раздавшийся в темную ночь») и навлекло на автора правительственные репрессии. По указанию царя философа объявили сумасшедшим и посадили под домашний арест. Журнал «Телескоп» был закрыт, его редактор Н. И. Надеждин выслан в город Усть-Сысольск, пропустивший статью цензор отстранен от должности. Общество раскололось на сторонников и противников Чаадаева. Следует отметить, что сам философ вскоре пересмотрел свой крайне пессимистический взгляд на русскую историю, заявив, что России суждено высокое предназначение в будущем. В отличие от Европы, отягощенной грузом исторических грехов и завершающей свое развитие, молодой России предстоит «решить большую часть проблем социального порядка… ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество». Выступление Чаадаева коснулось проблемы, занимавшей лучшие умы России, и способствовало более четкому оформлению исподволь вызревавших идейных течений.

Западники. Наиболее заметный след в истории общественной мысли рассматриваемого периода оставили западники и славянофилы, сформировавшиеся как течения на рубеже 1830–1840-х гг. Складывание течений западников и славянофилов послужило началом периода наиболее насыщенных и плодотворных общественных дискуссий, вошедших в историю как «замечательное десятилетие» (продолжалось до конца 1840-х гг.).

Предметами споров между западниками и славянофилами служили вопросы о путях исторического развития России, ее месте во всемирной истории, роли религии, свободе личности и др. Западники (историки Т. Н. Грановский и С. М. Соловьев, юристы К. Д. Кавелин и Б. Н. Чичерин, литераторы В. Г. Белинский, В. П. Боткин, П. В. Анненков) исходили из мысли о единстве исторического развития человечества, а следовательно, и о сходстве путей развития России и Западной Европы. Со временем, считали западники, в России утвердятся западноевропейские порядки — политические свободы, парламентское устройство, экономика, основанная на принципе свободной конкуренции и частной собственности. Внедрить эти принципы в русскую жизнь призвана прогрессивная, реформаторская государственная власть, которая должна вспомнить о заветах Петра Великого и вернуться на путь европеизации. Мирное преобразование «сверху» должно было, по мысли западников, оградить Россию от повторения западноевропейских революций.

В исторической науке концепция западников способствовала складыванию так называемой государственной школы. Ее яркими представителями были Соловьев, Кавелин и Чичерин. По мнению этих ученых, государство было главной созидающей силой русской истории. Исторический прогресс России заключался во всемерном укреплении государственной власти, ее борьбе с пережитками удельной раздробленности, а затем — народными бунтами. Достигнув при Петре I апогея могущества, государственная власть вступила на путь реформ. Важнейшим направлением этих реформ стало «раскрепощение» сословий. При Петре III и Екатерине II были «раскрепощены» дворянство и городские сословия, к середине XIX в. пришла пора отменить крепостное право. Таким образом ученые-западники переходили от исторического анализа к обоснованию реформ в современной им России. В сфере экономики большинство западников были сторонниками частной собственности, требовали всемерного развития свободной конкуренции, выступали против сохранения крестьянской общины.

Славянофилы. Иных взглядов придерживались славянофилы. В их число входили богатые и родовитые помещики, философы и публицисты А. С. Хомяков, братья И. В. и П. В. Киреевские, братья К. С. и И. С. Аксаковы, Ю. Ф. Самарин, князь В. А. Черкасский. Славянофилы считали, что у каждого народа своя судьба и Россия развивается по пути, отличному от западноевропейского. Славянофилам была близка мысль Чаадаева о том, что Россия призвана «ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество». Сравнительно «молодой» русский народ во главе славянского мира должен был, по мысли славянофилов, стать наследником «старой» Западной Европы, отягощенной социальной враждой и борьбой за власть. Путь развития стран Запада, таким образом, оценивался славянофилами весьма критически. Подобный подход, однако, не делал их сторонниками правительственной идеологии. Они были решительными противниками крепостного права, критиковали деспотизм и бюрократизм, с которым было связано самодержавие Николая I.

По мнению славянофилов, Россия неизбежно придет к расширению прав общества, но для этого она должна найти свой особый путь, отличный от западноевропейского. Власть царя должна остаться неограниченной, народ должен при этом получить «духовные» свободы — свободу совести, свободу слова, право выражать свое мнение в печати и на Земских соборах. Это, по мнению славянофилов, соответствовало исконному русскому укладу, который существовал в Московском царстве, но был разрушен Петром I. Народ в России никогда не претендовал на участие в политической жизни, предоставляя эту сферу государству, а государство не вмешивалось в духовную жизнь народа и прислушивалось к его мнению. «Сила власти — царю, сила мнения — народу», — так сформулировал суть подобного подхода К. С. Аксаков.

В основе русской жизни, по мнению славянофилов, лежали общинное начало и принцип согласия в отличие от западноевропейских порядков, основанных на формальной законности и противоборстве индивидуалистических начал. Глубоко близка русскому национальному характеру была православная вера, ставящая общее выше частного, призывающая прежде всего к духовному совершенствованию, а не к преобразованию внешнего мира. Народ не должен прибегать к формальному, конституционному ограничению самодержавия, заявляли славянофилы, поскольку в основе подобного акта лежит принцип взаимного недоверия, а следовательно, таится опасность революции.

В пылу дискуссии противники нередко называли славянофилов реакционерами, однако те не соглашались с подобным определением. Они заявляли, что желают возвратиться не к состоянию допетровской Руси, а к пути допетровской Руси, стремятся идти по прежнему пути не потому, что он прежний, а потому, что он истинный. Славянофилы не отвергали пользы западноевропейских заимствований в экономике, науке и технике, но считали, что это должно происходить без ломки устоявшихся самобытных традиций, не приводить к насилию над народным сознанием. Учение славянофилов было попыткой совместить своеобразие России с основными тенденциями общемирового развития, учесть выявившиеся к этому времени пороки западноевропейского капитализма и не допустить их проникновения в Россию.

А. И. Герцен справедливо сравнивал западников и славянофилов с двуликим Янусом или двуглавым орлом: они смотрели в разные стороны, но в груди у них билось одно сердце. Действительно, западников и славянофилов сближали защита общественной свободы, протест против деспотизма, бюрократизма и крепостничества. Общим для славянофилов и большинства западников было и решительное неприятие революции. Точки соприкосновения между западниками и славянофилами, единство взглядов по многим ключевым вопросам позволили представителям двух течений совместно участвовать в разработке и проведении реформ во второй половине 1850-х и в 1860-е гг. Черты сходства между славянофильством и западничеством позволяют считать их разновидностями либерального движения.

Революционное течение. В ходе общественных дискуссий от западнического крыла в 1840-е гг. отделилось направление, взявшее на вооружение идеи социализма. Учение социализма созрело в недрах западноевропейской общественной мысли как реакция на негативные последствия развития капитализма, оно касалось в первую очередь социальных и экономических проблем. Главными теоретиками нового учения были А. Сен-Симон, Ш. Фурье, Р. Оуэн. Сторонники социализма критиковали современный им буржуазный уклад, который давал гражданам формальные свободы, но не спасал многих из них от нищеты, порождал эксплуатацию человека человеком, углублял раскол общества на враждебные классы. Выход виделся на путях ликвидации частной собственности и обобществления экономики, которые могут произойти как мирным, так и революционным путем.

Одним из первых в России идеями социализма заинтересовался В. Г. Белинский, который резко бичевал недостатки общественно-политического строя России и был настроен слишком радикально для того, чтобы ждать, пока эти недостатки будут изжиты путем мирных реформ «сверху». Широкую известность получило письмо Белинского к Н. В. Гоголю (1847), в котором критик обрушивался на книгу великого писателя «Выбранные места из переписки с друзьями». Белинский резко отвергал предложенный Гоголем путь духовного самосовершенствования, подчеркивал нетерпимость существовавших в России порядков, требовал немедленных радикальных преобразований. России «нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и в навозе, права и законы, сообразные не с учением церкви, а со здравым смыслом и справедливостью, и строгое, по возможности, их выполнение», — заявлял знаменитый критик.

Несмотря на то что на письмо к Гоголю правительством был наложен строгий запрет, оно расходилось в тысячах рукописных списков, привлекая внимание и сочувствие широких кругов интеллигенции.

Письмо Белинского к Гоголю и идеи социализма активно обсуждались на собраниях кружка В. М. Буташевича Петрашевского в Петербурге, сложившегося в 1845 г. Кружок состоял главным образом из представителей разночинской интеллигенции — литераторов, студентов, гимназистов, журналистов, мелких чиновников. В собраниях кружка участвовали многие видные деятели культуры, в том числе Ф. М. Достоевский и М. Е. Салтыков-Щедрин. Большинство петрашевцев выступали за республиканское устройство, полное освобождение крестьян с землей без выкупа, некоторые выдвигали лозунг крестьянского восстания.

Революционные настроения были сильны и в Кирилло-Мефодиевском обществе на Украине. Члены этого общества, к которым принадлежал и великий украинский поэт Т. Г. Шевченко, выступали за всеславянскую республиканскую федерацию. В 1847 г. полиция обнаружила и разгромила Кирилло-Мефодиевское общество. Спустя два года такая же судьба постигла и петрашевцев. В условиях подъема западноевропейских революций правительство прибегло к крайне жестоким репрессиям. 21 петрашевец был приговорен к расстрелу (казнь в последний момент заменили каторжными работами), около сотни человек подверглось другим наказаниям. Революции 1848 г. повергли правительство в ужас, побудив его перейти к последовательно репрессивной политике. Наступило «мрачное семилетье».

Русский социализм А. И. Герцена. Начав с анализа западноевропейских концепций, русские социалисты постепенно шли к выработке собственной теории, учитывающей своеобразие России. Основы такой теории были намечены в работах Герцена, который в 1847 г. эмигрировал на Запад и развернул борьбу против самодержавия. Поражение революций 1848 г., жестокое подавление западноевропейской буржуазией восстаний пролетариата побудили Герцена пересмотреть свою точку зрения на перспективы развития Западной Европы. По мысли Герцена, первой к социализму придет не Запад, слишком глубоко погрязший в буржуазной стихии, а Россия, которой капиталистические отношения пока чужды. Относительная отсталость России станет основой для перехода от крепостничества к социализму, минуя капитализм.

Опорой социализма в России, по мысли Герцена, станет сохранившаяся с глубокой древности крестьянская община. Герцен усматривал предпосылки социализма в характерных для общины периодических переделах пахотной земли, отсутствии частной собственности на землю, выборности «мирских» (общинных) властей, совместном решении основных вопросов жизни. В исторической литературе учение, основанное Герценом, получило название русского, или крестьянского, социализма. Герцен и его соратник Н. П. Огарев основали в Лондоне «Вольную русскую типографию», приступив к изданию запрещенных в России сочинений и литературы оппозиционного характера.

Подводя итог, необходимо отметить, что в 1830–1840-е гг. в России складываются основные направления общественной мысли — консервативное, либеральное (представленное течениями западников и славянофилов) и революционно-социалистическое. В ходе дискуссий шло осмысление принципиальных вопросов общественного развития — проблемы самобытности России, ее взаимоотношений с Западной Европой, мирных и насильственных (революционных) путей преобразования. Отмечая характерные особенности 1830–1840-х гг., А. И. Герцен назвал эту эпоху «временем наружного рабства и внутреннего освобождения».