Осада и сдача Иерусалима

После завоевания тридцати или сорока городов и замков, многие из которых принадлежали ордену Храма, Саладин осадил Священный град. 20 сентября мусульманская армия расположились станом на западе от города напротив башни Да вида и Дамасских ворот, именуемых христианами вратами Святого Стефана. Орден Храма, обескровленный недавними сражениями, уже не мог предоставить своих храбрых воинов для обороны христианской святыни; в опустевших стенах обители осталось всего два рыцаря и несколько услужающих братьев.

Спустя четырнадцать дней осады городские стены, осыпаемые градом снарядов и сотрясаемые ударами осадных орудий, дрогнули. В образовавшийся пролом ринулись воины Саладина, и вскоре над крепостной стеной триумфально взвились десять знамен Пророка. Утром под предводительством королевы Сибиллы из дворца выдвинулась босоногая процессия из монахов, священников и женщин осажденного города. Обойдя вкруг крепостных стен, они завершили покаянное шествие у Гроба Господня, где вознесли мольбы Сыну Божьему о спасении святынь от поругания нечестивцами. Женщины в знак покаяния и скорби обрезали и развеяли по ветру свои волосы; знатные дамы Иерусалима ради искупления грехов подвергли своих дочерей епитимье, заставив их на Голгофе стоять в купелях, до краев наполненных холодной водой. Но «…Господь наш Иисус Христос, – пишет очевидец, сирийский франк, – не изволил услышать ни одной мольбы, ибо зловоние от прелюбодеяний, расточительности и греха против природы не позволило их молитвам подняться к Богу»[231].

2 октября 1187 года, когда город был сдан, тысячи мусульман ринулись в Храм Господень. «Имамы, богословы и толкователи нечестивых заблуждений Магомета, – говорит настоятель из Коггесхолла, переживший осаду Иерусалима, во время которой пострадал от вражеской стрелы, – первым делом отправились в Храм Господень, называемый неверными Бейт-Аллах («Дом Божий») – на него, как на место молитвы и единения с Аллахом, они возлагали великие надежды на свое спасение. С ужасающими завываниями они провозгласили закон Магомета и без конца восклицали своими нечестивыми устами: Аллах акбар! Аллах акбар! (Аллах велик!). Они осквернили все приделы Храма: место Сретения, там, где праведный Симеон Богоприимец принял из рук Пречистой Девы Марии Сына Божия; притвор Соломона, где Господь спас женщину, взятую в прелюбодеянии, от побиения камнями. Мусульмане поставили стражников, чтобы христиане не могли войти ни в один из семи атриев Храма; но самым прискорбным для христиан злодеянием стало низвержение креста. Под крики и хулу захватчиков золотой крест сбросили с купола Храма и протащили на веревках по всему городу под ликующие крики неверных и плач и стенания последователей Христа»[232].

Когда последнего христианина изгнали с территории Храма, в него торжественно проследовал Саладин, чтобы совершить намаз в Бейт-Аллах, святом Доме Божьем, или Храме Господнем, возведенном халифом Умаром. Перед ним шествовали пять верблюдов, нагруженные розовой водой, которую он приобрел в Дамаске[233]. Султан вошел под своды Храма под звуки воинственной музыки, с развевающимися победными стягами. Затем Бейт-Аллах – Храм Господень – был снова обращен в ислам – посвящен Единому Богу и его Пророку Магомету; стены и полы были омыты розовой водой, а на месте христианского алтаря воздвигли минбар – богато украшенную кафедру из резного черного дерева, которая была заказана самым искусным резчикам Востока атабеком Нур ад-Дином для мечети Аль-Акса[234].

Еще одно письмо с описанием событий тех дней было отправлено Генриху II, королю Англии:

«Возлюбленному Лорду Генри, милостью Божьей прославленному королю Английскому, герцогу Нормандии и Гиени, графу Анжуйскому, брат Террик, бывший великий прецептор дома Иерусалимского Храма, шлет приветствие, да будет тебе спасение через Того, Кто спасает королей.

Знайте же, что Саладин стал хозяином города Иерусалима и башни Давидовой[235], что сирийские христиане сохранят Гроб Господень только до четвертого дня после Михайлова дня, что он позволил братьям иоаннитам остаться в Госпитале на протяжении еще одного года, чтобы заботиться о больных. ‹…› Иерусалим, увы, пал; Саладин приказал снести крест с купола Храма, сооруженного на месте Храма Соломона, и в течение двух дней крест топтали и волочили по грязи через весь город. Затем он повелел отмыть Храм Господень внутри и снаружи сверху донизу розовой водой, и затем в четырех приделах Храма был дико и громогласно провозглашен закон Магомета»[236].

Бахауддин ибн Шаддад, секретарь Саладина, говорит о сдаче Священного града султану как о самом счастливом событии на его памяти, отметив, что Аллах возвратил правоверным великую святыню на двадцать седьмой день месяца Раджаб, в канун священной для всех мусульман ночи, когда пророк Магомет совершил свое чудесное ночное путешествие («Исра») из Мекки в Иерусалимский Храм и вознесся (совершил «Мирадж») через семь небес к престолу Аллаха. Он также описывает священное собрание мусульман в Храме и торжественную молитву, возносимую к Аллаху; благодарственные восклицания и рукоплескания Всемилостивому Господу, которые возносились до небес, заставляя содрогаться своды священного дома. Он с восторгом описывает свержение золотого креста и прославляет торжество ислама[237].

Саладин вернул прежний облик всему храмовому комплексу, восстановив его в том виде, каким он был во времена первых мусульманских завоевателей Иерусалима. Древняя христианская церковь Пресвятой Богородицы, иначе мечеть Аль-Акса, именуемая латинянами Храмом Соломона, – главная резиденция тамплиеров в Иерусалиме – также была омыта розовой водой и в очередной раз возвращена мусульманам для совершения богослужений. В западной части этого почитаемого сооружения, по сведениям арабских писателей, тамплиеры воздвигли огромную пристройку, в которой было зернохранилище и прочие служебные помещения. Так как эта пристройка занимала слишком много места, султан приказал ее снести, чтобы высвободить пространство для молящихся. Кроме того, были разрушены устроенные тамплиерами помещения во внутренней галерее, а пол под сводами храма застелили богатыми коврами. «Несть числа светильникам, подвешенным к потолку, – говорит Ибн Алатсир, – стихи Корана снова начертаны на стенах; снова слышен призыв к молитве; колокола умолкли; изгнанная вера вернулась в свое древнее святилище; правоверные мусульмане снова преклонили колени пред Истинным Аллахом, и голос имама вновь раздается с минбара, напоминая истинным верующим о воскресении и Страшном суде»[238].

В пятницу после сдачи Священного града воины армии Саладина и толпы правоверных, наводнившие Иерусалим, собрались в Храме Господнем на пятничное мусульманское богослужение (джума-намаз). Ома ад-Дин, секретарь Саладина, присутствовавший там, сделал следующую интересную запись по поводу богослужения и хутба, проповеди.

«В пятницу утром на рассвете, – сообщает он, – каждый задавался вопросом: «Кому султан поручил читать проповедь?» Храм был полон; собравшиеся сгорали от нетерпения; все глаза были устремлены на минбар; уши – готовы внимать, сердце заходилось в груди, а по щекам текли слезы. Со всех сторон слышались восхищенные возгласы: «Какой великолепный вид! Что за собрание! Счастливы те, кто дожил до воскресения Ислама!» Наконец, султан приказал кади (законоведу) Мохауддину Абульмегали Мухаммеду ибн-Цеки приступить к богослужению. Я тотчас передал ему черное одеяние, которое получил в дар от халифа. Имам взошел на минбар и заговорил. Среди молящихся воцарилась тишина. Его речь была исполнена изящества и красоты, выражения – яркости и благозвучия. Он говорил о добродетели и святости Иерусалима, об очищении храма, о молчании колокола и бегстве неверных священников. В своей молитве он упомянул халифа и султана и завершил обращение главой из Корана, в которой Аллах повелевает быть справедливым и совершать добрые дела. Затем он спустился с минбара и вознес молитвы в михрабе[239]»[240].

Сразу после этого Мухаммед ибн-Цеки произнес проповедь перед мирянами.

«Хвала Аллаху, – произнес проповедник, – тому, кто силой своего могущества поднял ислам из руин многобожия; тому, кто управляет всем по воле своей; тому, кто пресек злодеяния и восстановил торжество истины. ‹…› Хвала Аллаху, тому, кто защитил избранных своих; тому, кто ниспослал им победу и увенчал славою, тому, кто очистил свой святой дом от скверны идолопоклонства. ‹…› Исповедую, что нет Бога иного, кроме всемогущего Аллаха – единого, великого и вечного; не рожденного и не сотворенного, не имеющего ни образа, ни подобия. Исповедую, что Магомет – его слуга, его посланник и пророк – развеял сомнения, посрамил многобожие и опроверг лжеучения…

Вознесите Аллаху благодарение, ибо он препоручил нам этот священный город, после столетнего пребывания его в руках иноверцев. ‹…› Этот святой дом Господень был построен во славу Аллаха. ‹…› Это священное место – обитель пророков, кибла, в сторону которого вы обращаетесь, преклоняя колени, место рождения святых, место, где избранные удостоились откровения. Трижды святая обитель, над которой ангелы Божии расправили крылья свои. Благословенная земля, о которой Бог изрек в своей священной книге. В этом доме молитвы Магомет молился с ангелами и удостоился предстать перед Аллахом. Третья святыня (после Мекки и Медины), к которой обращены мольбы правоверных. ‹…› Это завоевание, о люди, отверзает врата небесные; ангелы радуются, а глаза пророков сияют от радости…»[241]

Ома ад-Дин сообщает нам, что мраморный алтарь и часовня, которые были возведены на священной скале в Храме Господнем, или мечети Умара (Куббат ас-Сахра), был убраны по приказу Саладина, так же как и кафедра, с которой читали проповеди христианские священники, мраморные статуи и прочие «мерзости», привнесенные христианами. Мусульмане с ужасом обнаружили, что франки вырубили из Священной скалы целые глыбы и отправили их в Европу. Саладин повелел безотлагательно изготовить железное ограждение и окружить им скалу. Он приказал омыть Храм розовой водой, а его сын амир аль-Малик аль-Афдаль покрыл его великолепными коврами.

После завоевания Саладином Священного града и потери Храма в Иерусалиме тамплиеры учредили главный дом их ордена в Антиохии. Под защитой тамплиеров укрылись и королева Сибилла, бароны королевства и патриарх Эраклий[242].

О состоянии дел в немногих сохранившихся христианских владениях сразу после завоевания Иерусалима сообщил брат Террик, великий прецептор, сенешаль и маршал ордена Храма, в письме Генриху II, королю Англии: «Братья Госпиталя пока мужественно сопротивляются сарацинам в замке Бельвуар[243]; они захватили два каравана и доблестно завладели военным снаряжением и осадными машинами, которые сарацины переправляли из взятой ими крепости Ля-Фев. Карак[244] близ Монреаля и сам замок Монреаль, Сафет, Кракде-л’Оспиталь[245], Маргат[246] и Кастель-Блан в пределах Триполи и земли Антиохийские все еще сопротивляются Саладину. ‹…› Со дня Святого Мартина, вплоть до праздника Обрезания Господня[247], Саладин непрестанно осаждал Тир, ночью и днем, забрасывая его огромными камнями из тринадцати осадных машин. Во время бдений в канун Дня святого Сильвестра[248] лорд Конрад, маркграф Монферратский[249], распределил вдоль городских стен рыцарей и пеших воинов, снарядил семнадцать галер и десять небольших судов и при содействии госпитальеров и храмовников вступил в бой с флотом Саладина. Одержав победу, он захватил одиннадцать судов и взял в плен Абд аль-Салям аль-Магриби – верховного адмирала Александрии и восемь других флотоводцев. Множество неверных было убито. Нескольким галерам удалось уцелеть в бою, но, спасаясь бегством, они сели на мель и по приказу Саладина были подожжены. Саладин в приступе бессильного гнева отрезал уши и хвост своей лошади и проехал на ней перед своей армией. Таково было его прощание!»[250]

До наступления зимы Тир доблестно отбивал атаки Саладина. Отчаявшись взять город, раздосадованный султан поджег осадные машины и удалился в Дамаск. В то же время были начаты переговоры об освобождении из плена Ги, короля Иерусалима, и Жерара де Ридфора, Великого магистра Храма. Не менее одиннадцати стратегически важных городов и замков, сохранявшихся у христиан в Палестине, в том числе Аскалон, Газа, Яффа и Наблус, были переданы Саладину в качестве выкупа за этих сиятельных особ. В начале 1188 года Великий магистр Храма с оружием в руках возглавил немногочисленные силы ордена[251].