1

1

На Арктику война обрушилась далеко не сразу. Поначалу — неделю начиная с раннего утра 22 июня 1941 года — ограничивались лишь непрерывными бомбардировками Полярного и Мурманска. Круглосуточными, в чем врагу «помогало» незаходящее в это время солнце.

Командующий сосредоточенным неподалеку от Киркинеса немецким горнострелковым корпусом «Норвегия» генерал-лейтенант Э. Дитль не желал торопиться. Полагал, что двух недель, как то предписывала директива германского верховного командования, ему вполне хватит, чтобы захватить Кольский полуостров. И лишь потом, при поддержке финской армии, намеревался двинуться на Архангельск — главную и конечную цель кампании 1941 года на этом участке гигантского фронта.

Такая операция позволяла вермахту одновременно решить две наиважнейшие стратегические задачи. Прежде всего установить полный контроль над никелевыми рудниками Петсамо и обеспечить их безопасность. А вместе с тем отрезать Русский Север от центра страны. Лишить Советский Союз возможности использовать океанскую коммуникацию, которая могла бы связать его с Великобританией, другими союзниками. Но роль Заполярья в войне достаточно хорошо понимали не только в Берлине.

Вечером 22 июня, выступая с очередным радиообращением к нации, премьер Уинстон Черчилль твердо заявил: «Мы окажем России и русскому народу такую помощь, какую только сможем. Мы обращаемся ко всем нашим друзьям и союзникам во всех частях света с призывом придерживаться такого же курса». Друзья откликнулись незамедлительно, всего через двое суток. Президент пока еще нейтральных США Франклин Д. Рузвельт на срочно созванной пресс-конференции уверенно пообещал — Соединенные Штаты намерены предоставить России всю помощь, которую только смогут оказать¹.

Столь важные сообщения тут же поспешила опубликовать советская пресса². В предельно сжатой форме, дабы усилить и подчеркнуть их суть, — СССР будет бороться с нацистским агрессором не в одиночку.

И вот тут-то специалисты Главсевморпути осознали, что настал их звездный час. Все, что было полярниками изучено за последнее десятилетие, не раз проверено, освоено, пригодится стране в самую трудную минуту. Послужит самому значимому — делу обороны. Не медля ни дня, они подготовили и за подписью И.Д. Папанина направили 27 июня на имя Сталина свои предложения.

«В связи с позицией США, — отмечала записка Главсевморпути, — обещавших оказать помощь СССР, докладываю Вам о возможных вариантах перевозки военных грузов из США в СССР по северным морским и воздушным путям». Далее же излагали то, к чему, как оказалось, и готовились моряки, летчики, прокладывая в Арктике надежные пути равно и на восток, и на запад.

Первым был назван маршрут, казавшийся тогда наиболее безопасным и простым. Из канадского Ванкувера и американского Сиэтла к Берингову проливу и далее Северным морским путем — на запад. Подчеркивалось, что таким путем за одну навигацию — даже текущего года! — можно провести 40–50 судов. В том случае если они выйдут в плавание между 15 июля и 1 августа, то смогут, пополнив запасы угля в бухте Провидения, дойти до Архангельска и вернуться в порт приписки. Если же начнут рейс несколько позже, до 15 августа, вынуждены будут разгружаться на Диксоне, чтобы успеть возвратиться на Родину.

Вторым возможным маршрутом должен был стать тот, что вот уже два года использовали британские, канадские и американские транспортные суда для доставки военной и продовольственной помощи в Великобританию из США и Канады. От Нью-Йорка или Квебека водами Северной Атлантики. Только теперь не южнее Исландии, значительно севернее ее, вдоль самой кромки льдов, через Гренландское, Норвежское и Баренцево моря, в тот же Архангельск.

Наконец, третьим маршрутом, со значительно меньшим грузооборотом, мог стать воздушный, проложенный советскими полярными летчиками еще в середине 20-х годов, предельно изученный в ходе экспедиций на остров Врангеля, при спасении челюскинцев, имевший пять различных вариантов, от Уэллена на Тикси и Дудинку, где разветвляется — на Архангельск (6800 км) и Красноярск (6200 км). Но мог проходить от Тикси через Якутск в Иркутск (6700 км). Четвертая возможная линия проходила от Анадыря через поселок Зырянка и Якутск на Иркутск (6700 км), а пятый, опять же от Анадыря, но уже через село Каменское, на Магадан и далее — в Николаевск-на-Амуре и Хабаровск (3850 км)³.

Два морских маршрута и один воздушный не случайно замыкались на Архангельске. Ведь именно от него, по железной дороге, быстрее и проще было доставлять военные грузы непосредственно к фронту, нежели везти их почти две недели через Сибирь из Хабаровска, Иркутска или Красноярска. Потому-то оборона подступов к старому порту на Белом море, оборона Заполярья, и стала сразу же приобретать не меньшее значение, нежели операции на других участках гигантского фронта, протянувшегося от Балтики до Черного моря.

Еще в канун немецкого наступления вдоль побережья Кольского полуострова, 28 июня, советский посол в Лондоне И.М. Майский поспешил уведомить Москву о весьма важном разговоре. Лорд Уильям Бивербрук, один из лидеров консервативной партии и министр авиапромышленности, признал, что Великобритании следует «направить часть своего флота в район Мурманска и Петсамо для морских операций против немцев»⁴. Но такое еще пока только частное мнение, пусть и достаточно важного члена кабинета, никак не могло повлиять на события.

29 июня части горнострелкового корпуса «Норвегия» перешли советскую границу. От Мурманска в те часы его отделяли каких-нибудь 90 километров. По меркам недавних боевых операций в Европе — ничтожно мало. Однако о блицкриге вермахту уже следовало забыть. Навсегда. Бойцы сосредоточенной у границы 14-й армии при поддержке Северного флота оказали незнакомое немцам сопротивление. Так и не пропустили врага на полуострова Средний и Рыбачий, нависавшие над Мотовским заливом, прикрывавшие с северо-запада подступы к Кольской Губе. А на направлении главного удара противника отступили всего на 30 километров — до реки Западная Лица. Там 7 июля и остановили горных стрелков Дитля.

И все же еще только начавшееся в Заполярье сражение оставалось непредсказуемым по своему возможному исходу. А потому В.М. Молотову в тот день, 29 июня, при встрече с британским послом Стаффордом Криппсом пришлось использовать информацию, содержащуюся в телеграмме Майского. «Ввиду происходящего сейчас мощного наступления германских и финских частей в районе Мурманска, — сказал руководитель советской внешней политики, не говоря уже о том, что имеется крупный нажим и на всех остальных фронтах, советское правительство специально отмечает актуальность участия английских военных кораблей и авиации в этом районе. Военно-морская помощь со стороны Англии в районе Петсамо и Мурманска была бы как раз своевременной»⁵.

Действительно, и Великобритании было выгодно поддержать союзника в тяжелую минуту, ослабив тем общего противника. Однако Криппс, исходя из полученных из Лондона указаний, не дал каких-либо твердых обещаний. Объяснил Молотову: прежде всего «необходимо, чтобы представители военно-морской миссии (британской. — Прим. авт.) вошли в контакт с соответствующими представителями советских военно-морских сил». И заметил, что лично он, посол, никак «не может гарантировать, что эксперты, рассмотрев вопрос об операции в районе Мурманска, вынесут определенное и положительное решение»⁶.

Молотову ничего не оставалось, как возобновлять разговор на эту тему вновь и вновь. 30 июня — с членами британской военной миссии, 2 и 5 июля — снова с Криппсом. И каждый раз безрезультатно. Только 8 июля вопрос вроде бы начал проясняться. «По моему желанию, — сообщил Черчилль в личном послании Сталину, адмиралтейство подготовило серьезную операцию, которую оно предпримет в ближайшем будущем в Арктике, после чего, я надеюсь, будет установлен контакт между британскими и русскими военно-морскими силами»⁷.

На самом деле 8 июля Черчилль замыслил о том, о чем поведал как о совершенном. Только двумя днями позже направил военно-морскому министру А. Александеру и начальнику Военно-морского штаба адмиралу Д. Паунду свое пожелание.

«Представляется, — писал премьер, — совершенно необходимым направить небольшую смешанную английскую эскадру в Арктику для установления контакта и для совместных действий с русскими военно-морскими силами… Впечатление, произведенное на русский Военно-морской флот и вообще на сражающуюся русскую армию прибытие в Арктику этих кораблей, которые будут именоваться английским флотом, может иметь огромное значение. Прибытие кораблей в Арктику позволит нам также сэкономить большое количество крови англичан».

А далее Черчилль объяснил причину своего решения, и заодно — истинную суть тогдашней политики своего кабинета.

«Если бы, — продолжал премьер-министр, — русские могли продержаться и продолжить военные действия хоть бы до зимы (выделено мной. — Прим. авт.), это дало бы нам неоценимые преимущества. Преждевременный мир, заключенный Россией, явился бы ужасным разочарованием для огромного множества людей в нашей стране. Пока русские продолжают сражаться, не так уж важно, где проходит линия фронта (выделено мной. — Прим. авт.). Эти люди показали, что они заслуживают того, чтобы им оказали поддержку, и мы должны идти на жертвы и на риск, даже если это причиняет нам неудобства, что я вполне сознаю, ради того, чтобы поддержать их дух… Эскадра, несомненно, должна будет отправиться в Архангельск»⁸.

Москва просила, добивалась немногого — всего лишь активных действий британского флота в водах между северным побережьем Норвегии и Шпицбергеном, там, где проходили важнейшие коммуникации немцев, связывающих Нарвик и Тромсё с Киркинесом и Петсамо, позволявшие противнику бесперебойно доставлять в зону боев людские резервы, боевую технику, боеприпасы. Лондон же заботило иное. Просто «продолжение боевых действий хотя бы до наступления зимы» на Восточном фронте, ничуть не беспокоясь о том, где он будет проходить, — западнее или восточнее Архангельска, Ленинграда, Москвы. Именно так и понял пожелание Черчилля командующий флотом метрополии адмирал Джон Тови, на которого и ложилась организация боевого похода в Арктику.

Адмиралтейство предложило Тови направить на Север авианосцы «Фыориес» и «Викториес», нанеся воздушный удар по прибрежным коммуникациям противника. Однако поначалу адмирал попытался уклониться от выполнения такого поручения. Объяснял свою отрицательную позицию весьма серьезным риском, которому подвергнутся корабли вблизи немецких аэродромов, да еще и в условиях круглосуточного светового дня⁹. Но все же адмиралтейство добилось проведения операции. В немалой степени — под воздействием настойчивого требования Сталина.

Глава правительства СССР в своем первом, от 18 июля, послании У. Черчиллю среди прочего затронул и проблему обороны Арктики, отметил, «что военное положение Советского Союза, равно как и Великобритании, было бы значительно улучшено, если бы был создан фронт против Гитлера на Западе (Северная Франция) и на Севере (Арктика)», сразу же пояснил: «Легче создать фронт на Севере. Здесь потребуются только действия английских моряков и воздушных сил без высадки войскового десанта, без высадки артиллерии. В этой операции примут участие советские сухопутные, морские и авиационные силы». Чтобы у Черчилля не возникло и мысли о советской экспансии, Сталин многозначительно добавил: «Мы бы приветствовали, если бы Великобритания могла перебросить силы около одной легкой дивизии или больше норвежских добровольцев, которых можно было бы перебросить в Северную Норвегию для повстанческих действий против немцев»¹⁰.

В таком предложении Сталина не содержалось ничего, что не отвечало бы жизненно важным интересам Лондона. Ведь в конечном счете оно всего лишь позволяло, и скорее всего с большим успехом, повторить ту самую операцию, которая не удалась чуть более года назад в битве за Нарвик, установить наконец контроль над северо-норвежским побережьем и благодаря тому воспрепятствовать выходу на океанские коммуникации как тяжелых немецких кораблей, столь беспокоивших британский флот, так и подводных лодок, от чего страдал торговый флот Великобритании, союзных с ней и нейтральных стран. Только с июня 1940 года по июнь 1941-го он уже потерял 606 судов общим водоизмещением более трех миллионов тонн¹¹.

19 июля И.М. Майский сообщил в Москву о встрече с Черчиллем и его отношении к предложению Сталина. Британский премьер проявил полную готовность содействовать осуществлению задуманной операции в Арктике: «концепцию Северного флота он полностью принимает, и даже с явным энтузиазмом… Обещал также послать на север Норвегии легкую дивизию»¹².

Свою позицию, выраженную устно, Черчилль подтвердил и в послании Сталину от 21 июля. «Если говорить о какой-либо помощи, — писал он, — которую мы могли бы оказать быстро, то нам следует обратить наши взоры на Север. Военно-морской штаб в течение прошедших трех недель подготавливал операцию, которую должны провести самолеты, базирующиеся на авианосцах, против германских судов в Северной Норвегии и Финляндии, надеясь таким образом лишить врага возможности перевозить войска морем для нападения на Ваш флаг в Арктике».

Британский премьер поделился со Сталиным и другими задуманными действиями, призванными облегчить положение СССР на Севере. «Мы направляем, — пообещал он, — теперь же некоторое число крейсеров и эсминцев к Шпицбергену, откуда они будут иметь возможность совершать нападения на неприятельские пароходы сообща с Вашими военно-морскими силами. В-третьих, мы посылаем подводные лодки для перехватов германских транспортеров вдоль арктического побережья, хотя при постоянном дневном свете такие операции особенно опасны. В-четвертых, мы посылаем минный заградитель с различными грузами в Архангельск. Это самое большее, что мы в силах сделать в настоящее время»¹³.

Великобритания практически сразу выполнила, хотя и не всегда удачно, почти все, обещанное Черчиллем в послании Сталину.

23 июля из Скапа-Флоу (крайний северо-восток Шотландии) вышли, как и требовало адмиралтейство, два авианосца, сопровождаемые крейсерами «Девоншир» и «Саффолк», а также шестью эсминцами. К несчастью, то, что они покинули главную британскую военно-морскую базу, не осталось тайной для немцев. Проследив за курсом эскадры в море, они догадались о ее намерениях и успели подготовиться к обороне Тромсе, Киркинеса и Петсамо. Только потому воздушная атака на порты этих городов 30 июля и оказалась безрезультатной. Из-за плотного заградительного огня зенитной артиллерии и действий истребителей противника англичане потеряли половину самолетов ударной группы авианосца «Викториес». Так и не добившись хоть каких-нибудь успехов, соединение возвратилось в Скапа-Флоу¹⁴.

31 июля в Архангельск пришел британский минный заградитель «Эдвенчюр». Он доставил крайне необходимый для обороны Заполярья груз — двести новейших магнитных мин, тысячу глубинных бомб. Затем, с интервалом в шесть суток, 4 и 10 августа, в Полярном пришвартовались две подводные лодки «Тайгер», сразу же заступившие на боевое дежурство в Баренцевом море и до конца месяца потопившие четыре вражеских транспорта. В начале ноября их сменили «Си вулф» и «Си лайен», а в январе 1942 года очередную смену составила лишь одна «Стежден»¹⁵.

Пусть и ненамного, но все же они усилили Северный флот, оставшийся слишком небольшим по составу. Насчитывавшим в начале войны всего пять новых («Гремящий», «Грозный», «Громкий», «Сокрушительный, «Стремительный») и три устаревших («Урицкий», «Куйбышев», «Карл Либкнехт») эсминца, пятнадцать больших (К-1, К-2, Д-3), средних (Щ-401, Щ-403, ГЦ-421, ГЦ-422) и малых (М-171, М-172, М-173, М-174, М-175, М-176) подводных лодок, семь сторожевиков типа «Гроза», два тральщика, один минный заградитель, два торпедных катера и пятнадцать катеров МО-4 (охотников за подводными лодками)¹⁶.

Лишь одно обещание британского премьера не было выполнено, что скоро привело к трагическим последствиям. 27 июля из исландского порта Хваль-фьорд под вымпелом контр-адмирала Ф. Вайена вышли крейсеры «Найджириа» и «Орора», два эсминца. По приказу адмиралтейства им следовало обследовать побережье Шпицбергена и выбрать место для базы британского флота, которую можно было бы использовать вместо Полярного. Но Вайен, как и незадолго перед тем адмирал Тови, счел замысленное в Лондоне чрезвычайно опасным. Пробыв на Западном побережье — в Баренцбурге и Лоншгербюене — всего четыре часа, он пришел к выводу, что, базируясь на этом полярном архипелаге, британский флот не сможет решить поставленной задачи. Не сумеет обеспечить безопасность северных конвоев, следующих в Архангельск или Мурманск. Более того, находясь вблизи занятого немцами побережья Северной Норвегии, подвергнет любые свои операции величайшему риску¹⁷.

И все же, несмотря на скепсис английских адмиралов, океанская коммуникация, пролегающая в полярных водах, вскоре начала действовать. 21 августа из Хваль-фьорда вышел первый северный конвой, получивший кодовое название «Дервиш». Его составили шесть транспортеров и танкер, следовавшие под охраной авианосцев «Аргус» и «Викториес», крейсеров «Девоншир» и «Саффолк», еще шести небольших кораблей. Конвой доставил 31 августа в Архангельск 48 истребителей «Харрикейн», 50 летчиков, 550 человек наземного персонала, а кроме того, 32 грузовика, более 15 тысяч тонн других военных материалов.