3. Бунт Болоньи. — Неслыханная отлучительная булла против республики Флоренции. — Гоквуд грабит Фаэнцу. — Флорентийская лига против папы. — Григорий XI решает возвращение в Италию, куда кардинал Женевский ведет бретонские банды. — Святая Катарина — посланница флорентинцев в Авиньоне. — Отъезд Григор

3. Бунт Болоньи. — Неслыханная отлучительная булла против республики Флоренции. — Гоквуд грабит Фаэнцу. — Флорентийская лига против папы. — Григорий XI решает возвращение в Италию, куда кардинал Женевский ведет бретонские банды. — Святая Катарина — посланница флорентинцев в Авиньоне. — Отъезд Григория XI из Авиньона, 1376 г. — Флорентинцы взывают к Риму не принимать папу. — Высадка Григория XI в Корнето. — Он заключает договор с Римом. — Он садится на суда и высаживается в Остии. — Въезд Григория XI в Рим, 17 января 1377 г.

Происшествия в Италии повергли в глубокое сокрушение Григория. В начале 1376 г. отправил он мирных парламентеров во Флоренцию и взирал теперь со страхом на Болонью, которую хотел удержать во что бы то ни стало. Но мужественный город восстал 19 марта с кличем «Смерть церкви». Флорентинцы прервали переговоры и послали союзные войска в освобожденный город, прогнавший своего кардинала-легата. Тогда папа в необузданном гневе изрек 31 марта страшнейшую из исходивших когда-либо из уст анафему над Флоренцией, как зачинщицей всей революции. Имущество и личность всякого флорентийского гражданина объявил он лишенными покровительства законов: он разрешал всему христианству грабить и обращать даже в рабство флорентинцев, где бы они ни жили и ни находились. Флоренция была уже в то время прелестнейшим цветком итальянского гения. Изящный этот народ, из среды которого вышли уже Данте, Джотто и Петрарка и носивший в себе задатки целого мира гениев, вечной красы человечества, низведен был папой в степень орды рабов-негров и отдан хищному миру на растерзание. Будь творец «Божественной комедии» в то время еще в живых, он подвергся бы опасности сделаться рабом первого встречного вольного хищника, которому попал бы в руки. Когда Донато Барбатори, посол республики, услышал о безбожной этой сентенции в консистории в Авиньоне, то пал на колена перед Распятием и апеллировал к суду Всемирного Судии Иисуса Христа. Мрачные анафемы Григория XI озаряют ореолом флорентинцев, этих даровитых и мужественных граждан, удостоившихся в награду за непосчастливившую попытку даровать национальную независимость Италии, провести возрождение это на других путях цивилизации и через 500 лет лицезреть свой город временной столицей объединенной Италии. Факты и идеи перерабатываются временем, и предлежащая история Рима, приближающаяся ныне, после долгого ряда веков, к своему окончанию, более чем какая иная являет собой непреложные законы причинности в мире моральном. Проклятие папы нашло достаточное число охотных исполнителей, ибо узаконило жажду грабежа. В Англии и во Франции поднялись руки на флорентинцев, и достояние их подверглось разграблению. Из Авиньона изгнано было все флорентийское; из многих стран стеклись такие массы беглецов, что могли бы основать вторую Флоренцию. Пиза и Генуя отказались изгнать отлученных и наказаны были за свое человеколюбие интердиктом.

В церковной области оставались еще некоторые города, верные папе, и некоторые ректоры вели там против флорентийской лиги войну. Кардинал остийский, граф романский, поставили банду Гоквуда в волновавшуюся Фаэнцу. Неоплаченные наемники вознаградили себя тем, что разграбили этот город, а жителей его умертвили или разогнали. Там произведены были неслыханные бесчинства. В ответ на отвратительную кровавую баню поднялась в апреле Имола и сделала синьором Бельтрама дельи Алидози, между тем как Рудольф де Варано, когда-то правая рука Альборноца, отпал от церкви и завладел Камерино и Мачератой. Флорентинцы назначили этого знаменитого военачальника генерал-капитаном лиги против папы. Григорий XI убедился теперь, что церковная область и Италия в случае дальнейшего пребывания пап в Авиньоне должны навсегда утратиться, и решил вернуться в Рим, ибо в случае мешкания им и этот город легко мог отпасть от церкви. Авангардом послал он воинственного кардинала Роберта Женевского с 6000 рейтарами и 4000 пехотинцами. Народ этот принадлежал к армии, сражавшейся под начальством Генриха де Трастамаре в Кастилии, затем вернувшейся во Францию и оставшейся вследствие мира в 1375 г. с Англией без дела. Избрана была свирепейшая банда из бретонцев и гасконцев под предводительством Иоанна де Малестрио и Сильвестра Буда, чтобы с лютейшим же кардиналом обратиться на Италию и там покорить прежде всего Болонью и Флоренцию. Когда в начале июля воинская эта орда под начальством прелата, уподобленного святым епископом флорентийским Ироду и Нерону, с ужасными опустошениями ворвалась в болонскую область, то явила доказательство неопровержимой истинности всех жалоб, возбужденных от имени злополучного отечества Флоренцией против пап, их ректоров и наемников последних.

И вот, пока Рудольф де Варано доблестно вел оборону Болоньи против кардинала, флорентинцы изъявили готовность примириться с церковью. В апреле приняли они посредничество римлян; они выслушали также увещания императора и королей французского и кастильского; отвечали они им с мужеством убежденности в своем праве. Они сослались на кровавую фаэнцскую баню, дело рук кардинала; сослались на историю, свидетельствующую об исконной гвельфской верности флорентинцев церкви; перед глазами Европы обнажили они раны Италии, и поистине никогда никакая страна не могла иметь большего права на оправдание за сицилийские вечерни против ее притеснителей. Затронуто было коммерческое могущество флорентинцев; сношения их раскинуты были на все страны мира, по которым изобретательные сыны этой республики разносили свои товары, промышленность, искусства и науки и гуманные обычаи общежития. В июне 1376 г. отправили они в Авиньон послов и святую Катарину вперед. Скромная девушка из народа, могущественной республикой облеченная званием посланницы, представляет весьма странное явление. Почитаемая праведница из Сиены нередко призывала Григория XI к возвращению в Рим и к реформе церкви и открыто ему заявляла, что отпадение Италии является виной единственно погрязших в мирских похотях духовных и нечестивых пастырей. Теперь, при папском дворе, с пламенной ревностью ратовала она за мир, но условия флорентинцев и папы остались несогласимыми.

Увещания вдохновенной инокини могли способствовать к укреплению решимости Григория к отъезду. В 1375 г. издал он буллу, повелевавшую всем епископам иметь пребывание в их резиденциях. Рассказывают, что однажды на вопрос его одному прелату «Синьор епископ, отчего не едете Вы в Вашу резиденцию», отвечал ему тот: «А Вы, святый отец, отчего не едете в свою?» Это произвело на него глубочайшее впечатление. Родственники Григория, отец его граф де Бофор, французские кардиналы (21 числом, тогда как итальянских было всего 6), французский король и брат его герцог Анжуйский тщетно осаждали Григория просьбами остаться. Авиньон сознавал, что с удалением папства померкнет навсегда и блеск города. Скорбь в нем была велика. Когда 13 сентября 1370 г. Григорий сел на коня, то последний упирался его везти; это сочли за предзнаменование. Шесть кардиналов остались на месте в виде как бы гарнизона опустелого теперь папского замка, неминуемо ожидавшего антипапу. 22 сентября прибыл Григорий в Марсель. 2 октября сел он там с курией на суда, на галеры Неаполя, Испании, Прованса, Генуи, Пизы и Анконы.

Плавание до Генуи и оттуда далее 18 октября по морю было неблагополучно; море бушевало, корабли разбивались, епископ лионийский утонул; все это не предсказывало ничего хорошего.

Услышав о путешествии Григория из Авиньона, флорентинцы написали письмо к римлянам. Они предостерегали их от обольщений; говорили, что и теперь еще не верят возвращению папы в Рим; но что если он и приедет, то не в виде ангела мира, но как военачальник, несущий в римскую страну войну. Они призывали Рим и теперь еще соединиться с ними для освобождения Италии, дабы папа в случае приезда принужден был даровать отечеству мир, или же чтобы на случай неприезда общий голос призвал его вернуться в свободную и умиротворенную Италию.

Римляне оставили причитания эти без всякого внимания; торжественное посольство от Капитолия в Авиньоне пригласило Григория XI вернуться и поднесло ему синьорию ожидавшего его с нетерпением города. При беспрерывных бурях плыл папа вдоль итальянских берегов. Заходили в гавани и проводили ночи в береговых городах. 6 ноября флот бросил якорь под Пизой; 7-го — в Ливорно, где из-за бури пробыл 9 дней. Он обогнул Эльбу и Пиомбино, Орбетелло у Капа Аргентаро и 5 декабря стал перед Корнето. На берегу при высадке папу встретили несметные и ликующие толпы народа, точь-в-точь как это происходило 9 лет назад при встрече Урбана V; но никакой Альборноц не явился с ключами от ста покоренных городов, не показывались ни посольства бьющих челом республик, ни династы с воинскими ратями. С боязнью в сердце папа ступил на почву церковной области. На жительство поселился он в Корнето, рассчитывая пробыть в нем долгое время и прежде всего обеспечить прием свой и въезд в Рим.

Это совершилось путем договора с республикой. Уполномоченные кардиналы остийский, портский и сабинский 21 декабря заключили с городом на народном парламенте следующее соглашение: Рим преподносит папе с момента его высадки в Остии полное dominium на предложенных Урбану V условиях; город передает легатам все мосты, ворота, башни и крепости, все Трастевере и Леонину; папа обещает оставить неприкосновенными экзекуторов юстиции и четырех советников гильдии стрелков; но магистраты ему приносят присягу верности, и папа имеет право реформировать эту корпорацию; тотчас вслед за его высадкой в Остии выходит она к нему навстречу, провожает его ко Святому Петру и расходится затем по частным своим кварталам, где и имеет пребывать. Тщетно старались флорентинцы отговорить Рим от всякого договора с церковью. Еще 26 декабря обратились они с пламенным письмом к бандерези; в нем говорили они, что столь страстно ожидаемый ими папа не принесет им ничего, кроме низвержения свободы и распадения их корпорации. Даже и тогда, так писали смелые эти республиканцы, если бы восстановил он город в античном его великолепии, одел стены его золотом и возвратил Риму величие старой империи, не должны бы пускать его благомыслящие граждане, коль скоро покупка эта делаема была ценой утраты свободы. Еще раз призывали они римский народ постоять за свободу, пока притеснитель не находился еще в стенах города, и предлагали оказать поддержку всей своей воинской силой.

Грустно провел Григорий XI рождественский праздник в Корнето. Здесь отослал он назад все галеры, за исключением трех или четырех провансальских, удержанных им при себе для своей охраны, так как со стороны Чивита-Веккии небезопасно было море вследствие набегов префекта. 1 января послал он рейтаров против Витербо; префект города разбил их наголову, взял 200 из них в плен и отправил весть о победе во Флоренцию. Наконец, 13 января, после 5 грустных недель, тронулся Григорий из Корнето. Он проплыл мимо Чивита-Веккии, признававшей синьорию префекта, и 14 января вышел на землю в Остии. Вид этого побережья, столь пустынного и унылого, что Данте избрал его у устьев Тибра местом для спуска в христианский подземный мир, должен был произвести самое удручающее впечатление на папу и его двор. На этом берегу совершилась некогда роковая высадка земляков их, провансальцев, под предводительством Карла Анжуйского. Длинная цепь причин и следствий связывала высадки первого Анжу и последнего авиньонского папы.

Вечером явились на поклон многочисленные толпы римлян; согласно договору, вручили они Григорию dominium города. Народ ликовал; при свете факелов, под звуки инструментов происходили танцы. На другой день папа сел снова на судно, чтобы вверх по Тибру доехать до Св. Павла. Наступила ночь; много народа стеклось и шло со свечами и с факелами; папа остался на судне. Лишь наутро 16 января сошел он на берег. К Св. Павлу стекся весь Рим. При звуках труб разъезжали красиво убранные рейтары со знаменами. В субботу 17 января 1377 г. состоялся торжественный въезд, ибо в праздник седалища Св. Петра долженствовало иметь место возвращение Святого престола в собор Апостола. Процессия проследовала через достопочтенные врата Св. Павла, через которые никогда еще не вступал ни один папа; когда-то, в самом начале Средних веков, ворвался через них в город готский герой Тотила да за 110 лет совершил торжественный свой въезд Карл Анжуйский.

Явился Григорий XI с отрядом наемников в 2000 человек под командой Рай-мунда де Тюренн; но и такой конвой был чересчур воинствен для того, чтобы удовольствовать святую Катарину, требовавшую, подобно Петрарке, вступления папы в Рим с одним лишь распятием и при пении псалмов. Толпа одетых в белое прыгунов плясала, ударяя в ладоши, вокруг папы во время проезда его от Св. Павла в Рим. Неуместное это зрелище могло бы внушить сатирику едкие замечания насчет возвращающегося в Рим Авиньона. Но в XIV веке вид папы, предшествуемого — в торжественную минуту его жизни, в момент даже всемирно-исторической бессмертности — пляшущими фиглярами, произвел сенсацию, едва ли даже равносильную произведенной в свое время иудейским царем, с гримасами плясавшим перед кивотом завета. Городские магистраты верхом, милиции и аркебузиеры эскортировали и окружали триумфальный кортеж Григория. На красиво разубранном иноходце ехал он под балдахином, несомым сенатором и прочими знатными, с преднесением хоругви церкви. В процессии участвовали де Фунди из дома Гаэтани, многие из Орсини, Райнальд, Иордан, Лука, Николай и граф де Нола. В воротах Св. Павла встречен был папа сонмом духовенства, и ему вручены были ключи от города. Процессия следовала по замечательным кварталам Рима, между Тибром, горой Черепков и Авентином через Марморату, или Ripa Romea, ведшим к Капитолию и к Св. Марку, откуда далее по via Papalis через Марсово поле Григорий XI проследовал к Св. Петру. Кварталы эти были тогда столь же глубоко запущены, как и ныне. Вокруг Монте Тестаччио находилась предназначенная для народных игр площадь. Мармората была, за исключением нескольких мельниц и домов, столь же дика, как и ныне, и выдавалась лишь большим числом античных руин, а именно аркой Лентула. На запустелом Авентине высился еще величественный замок Савелли, ныне исчезнувший, за исключением остатков опоясывавших его стен. Вид внушительных башен на Капитолии и у Св. Марка придавал еще воинственный колорит той части Рима, которая великолепно ныне застроена. Римляне увешали пестрыми коврами улицы своего разрушающегося и нищенского города, и даже крыши усеяны были ревевшим от радости народом, дождем цветов посыпавшим путь святого отца, прибывшего, наконец, чтобы навсегда вернуть городу папство.

Лишь после полудня достигло шествие до сверкавшего 18 000 лампад Св. Петра; измученный папа, наконец, мог повергнуться с молитвой у мощей Апостола. Так заключилось великое дело, семидесятилетнему изгнанию настал конец. Стоя ныне в церкви Св. Франческа Романа на форуме перед гробницей Григория XI, путник, созерцая украшающие ее барельефы, может углубиться в торжественный этот момент: Григорий едет под балдахином, кардиналы на изубранных конях и дворяне следуют во всеоружии из ворот Св. Павла с разрушающейся стеной, стекается народ и выступает в образе Минервы сам Рим; справа от папы святая сиенская девственница как будто ведет его в город; в облаках парит над Вечным городом папский престол, и летит по воздуху ангел с инсигниями папства, с тиарой и ключами Св. Петра.