3. Генрих в Пизе. — Он шлет послов к принцу Иоанну и к королю Роберту. — Поход на Рим. — Гибеллинские его союзники. — Въезд в Рим. — Состояние города. — Шанцы гвельфов и гибеллинов. — Генрих захватывает много аристократов. — Сдача их замков. — Падение Капитолия. — Уличная война. — Желание Генриха ко

3. Генрих в Пизе. — Он шлет послов к принцу Иоанну и к королю Роберту. — Поход на Рим. — Гибеллинские его союзники. — Въезд в Рим. — Состояние города. — Шанцы гвельфов и гибеллинов. — Генрих захватывает много аристократов. — Сдача их замков. — Падение Капитолия. — Уличная война. — Желание Генриха короноваться в Латеране. — Народные постановления. — Кардиналы-легаты коронуют императора в Латеране

16 февраля 1312 г. отплыл Генрих с малыми воинскими силами в сопровождении коронационных кардиналов из Генуи в море. Бури заставили его целых тринадцать дней простоять на якоре при Порто Венере, и не ранее 6 марта высадился он в гибеллинской Пизе. Эта непоколебимо верная союзница германских императоров, постоянная пристань, сборный пункт и опора римских экспедиций встретила его с такими же ликованиями, как и Конрадина. Она поднесла ему синьорию и доставила изобильные денежные средства; гибеллины Тосканы и Романьи стекались под его знамена. Будучи чересчур слаб, чтобы воевать с лигой тосканских гвельфов, Генрих удовольствовался подведением под имперскую опалу главных центров их в то самое время, как позади его отпавшие города в Ломбардии прогоняли уже его вице-королей и вызывающе стояли во всеоружии. Гонцы доносили из Рима, что императорские сторонники теснимы, единственный свободный вход Понте-Молле находится в опасности и что прибывают свежие боевые силы гвельфской лиги. Поэтому Генрих отпустил Стефана Колонну в Рим и отправил послов к Роберту для устроения брака дочери своей Беатрисы с сыном этого короля. Вместе с тем повелел он епископу Николаю и нотариусу Пандульфу Савелли спешить в Рим и пригласить принца Иоанна не противиться мирному въезду его в Рим ввиду уверений короля Роберта, что брат его затем лишь прибыл в Рим, чтобы присутствовать при торжестве коронации. Послы достигли Рима 30 апреля. Принц дал им ответ, что новые письма царственного его брата повелевали ему всеми силами противиться как въезду, так и коронации Генриха, что он будет продолжать воевать с гибеллинами, объявляет королю войну, но по стратегическим соображениям отведет войска свои от Понте-Молле. Пораженные послы под охранительным эскортом Гентиле Орсини покинули город и поспешили навстречу приближавшемуся королю. 23 апреля двинулся из Пизы Генрих с 2000 рейтаров, помимо пехоты, жалкой воинской силой в сравнении с полчищами, во главе которых вступали прежние императоры. В свите его находились три полномочных кардинала-легата, Арнольд Пелагрю Сабинский, племянник папы, Николай Остийский, тосканец из Прата, по тенденциям гибеллин, бывший легат Бенедикт XI во Флоренции, куда он намеревался вернуть Белых, и Лука Фиэски де Санта-Мария в Via Lata, тот самый кардинал, который освободил некогда Бонифация VIII в Ананьи. В качестве советников или генералов окружали короля брат его Балдуин Трирский, двоюродный брат Теобальд Люттихский, Рудольф, герцог баварский, Амадей Савойский, Гвидо, дофин Виеннский, маршал Генрих Фландрский и сын его Роберт, Готфрид, граф лейнингенский, ландфогт в Эльзасе, Дитер, граф Катценэлленбоген, Генрих, аббат фульдский. Беспечно проследовало войско вдоль берега моря через Мареммы, переправилось затем, не наткнувшись на гвельфов, под Гроссето через Омброне и достигло 1 мая Витербо. Над областью между этим городом, озером Браччиано и Сутри властвовали префектский дом Вико и графы Орсини-Ангвиллара; они с почестями приняли короля, ибо Манфред де Вико, тогдашний префект города, сын знаменитого во времена короля Манфреда Петра, был завзятым гибеллином, а граф Ангвиллара был в свойстве со Стефаном Колонна. Все эти магнаты, равно как и Санта-Фиора, под Радикофани, и Гогенштауфен Конрад Антиохийский, стали со своими вассалами под знамена Генриха, а также выслали воинскую рать Тоди, Амелия, Нарни и Сполето. Через Сутри по Via Claudia, через Бакканелло проследовали далее без опасений, как по дружественной стране, и почти без оружия, пока поблизости Кастель-Изола на развалинах Вейи прискакавшие из Рима гонцы не сообщили о намерении принца Иоанна помешать коронации. Изумленный король приказал тогда сделать привал войску, расположиться в поле лагерем и быть готовым к битве. Наутро, 6 мая, в боевом порядке двинулись на Рим. Враг не показывался нигде. Совершив этот переход, имперцы очутились в виду Понте-Молле. Мост этот за год уже перед тем занят был Колоннами; переход был свободен, ибо Иоанн отвел свои войска и оборонял стрелками из лука лишь соседнюю башню Трипицон. Приближающееся к реке императорское войско могло видеть неаполитанское рыцарство надвигающимся от Ватикана, но до схватки дело не дошло. Бесстрашно переехал король через мост, и лишь в нескольких лошадей арьергарда попали стрелы. На ночь расположился он станом между Понте-Молле и городом на арене забытых геройских полей битв Велизария. На следующее утро состоялся его въезд через ворота del Popolo, причем его встретили гибеллинское дворянство, многолюдная толпа народа и духовенство. Гвельфские кварталы были избегаемы; проследовали через колонесское Марсово поле и через S.Maria Maggiore в Латеран. На этом пути среди пустынного Рима, по которому не ступал еще ни один из королей римских, зрел повсюду Генрих торчащие баррикады, шанцами окопанные башни, в руинах лежащие — последствие раздоров партий, — дома и угрожающий вооруженный народ. Зрелище еще полуразоренной базилики Св. Иоанна и вокруг постройки пустынной площади должно было производить самое грустное впечатление. Обломки окружали короля, среди обломков же произнес он, облаченный в одежды соборного каноника, первые свои молитвы. Из латеранского дворца, где он поселился, с изумлением обозревал Генрих ужас наводящий лабиринт города. Не являлись ли горькой насмешкой надо всеми высокими его грезами его же собственные слова, сказанные им себе здесь, что ему предстояло пробивать себе путь к Св. Петру от руины до руины, от баррикады к баррикаде, от башни к башне, чтобы возложить императорскую корону на голову? Церковь, оспаривавшая корону эту у большинства его предшественников, охотно ее ему предоставляла; кардиналы-легаты папы сопутствовали ему, но ему запрещали короноваться несколько римских магнатов и безызвестный, завладевший Ватиканом, принц. Был ли это тот осиротелый от отсутствия императоров Рим, который со столь пламенным вожделением к нему взывал: «Почто, о цезарь мой, ты не со мною?» Весь город распадался на две враждебные, шанцами окопанные территории; средоточием гибеллинов был Латеран, средоточием гвельфов — Ватикан. Квартал этот с замком Ангела, Трастевере со всеми мостами, Монте-Джордано, Campo di Fiore, Минерва, другие многие монументы и башни, короче, свыше половины наилучше населенных частей Рима находились во власти принца ахайского и Орсини, под начальством вождей их Гентиле и Понцелло. Гибеллины под предводительством Счиарры и Стефана Колонна владели кварталами Монти, Латеран, S.-Maria Maggitire, Пантеоном, Мавзолеем Августа, Porta del Popolo и Ponte-Molle. Капитолий наравне с башней Милиции находился еще в обладании бывших наместников Людовика, Ричарда Орсини и Иоанна Анибальди, занимавших, подобно прочим магнатам, нерешительное положение между партиями. Конти держали за собой башню Гигантов, Анибальди — Колоссеум, Авентини — башню С.-Марко, Франджипани — Палатин, Савелли — театр Марцелла. Баррикады, деревянные и каменные, частью крепко нагроможденные по стенам, примкнутые к башням, и шанцированные дома образовывали в обоих лагерях столько же крепостей, занятых гарнизонами от 30 до 100 человек и состоявших по кварталам под наблюдением капитанов. Первый взгляд на Рим заставил Генриха сомневаться в скором достижении Св. Петра. Поэтому он уже 10 мая просил кардиналов устроить ему свободный пропуск в собор или, в случае невозможности сего, короновать его в Латеране. Когда он оказался вынужденным завоевывать оружием то, что не поддавалось мирным переговорам, то решился шаг за шагом покорять себе Рим. Кровавая уличная война за императорскую корону Люксембурга в точности изображена была современниками, но представляет скорее местный, нежели исторический интерес. Мы постараемся поэтому быстро провести читателя через этот лабиринт. Уже 13 мая пала башня Трипицон и отдалась во власть Балдуина Трирского и Роберта Фландрского, и первая эта победа оживила приходившийся на следующий день праздник Троицы, проведенный Генрихом с кардиналами и рыцарями в Латеране. Несколько дней спустя вернувшиеся из Неаполя гонцы привезли ответ короля Роберта, заключавший столь заносчивые требования, что Генрих принужден был их отвергнуть. Теперь вопрос шел о взятии Капитолия. Городской этот форт был вскоре по прибытии короля продан за деньги наместниками Людовика принцу Иоанну, и он занял гарнизонами монастырь Арацели и большую башню Канцлера города у подошвы Капитолия. Для завладения теперь Капитолием должны были находиться в обладании Генриха башня С.-Марко — с одной и башня Милиции — с другой стороны. Король, для самого себя неведомо как сделавшийся главой гибеллинов, подобно как некогда Дон Арриго Кастильский, принужден был прибегнуть к хитрости и посредством ее завладел важнейшими дворянскими замками. Приглашенные на банкет в Латеран явились явные друзья и скрытые враги, Колонна, Савелли, Конти, Анибальди и Тибальдески. По окончании пира поднялся король и сказал: «Мое дело и мое право заставляют меня в настоящем кризисе обратиться к вам с речью, но почти что цепенеет язык мой от изумления, когда я взираю на то, что привело меня из пресветлого моего королевского города в эту Италию. Было ли это что другое, как не мечта восстановить погасшую уже империю, как не то, чтобы под сенью императорского величества возвратить вновь всемирное владычество едва лишь уже ведомым варварам римлянам? О чем молили меня столь многие письма, столь многие спешные гонцы? О том, чтобы я посетил дорогой мой сенат и народ римский, чтобы среди их кликов ликования проследовать в Капитолий. Разве я явился в виде насильственно вторгающегося проходимца, что меня отталкивают от порога апостола Петра? Нет, здесь три кардинала-легата милостивейшего папы, мои сопутники, послы, исполнители канонического и императорского регламентов, могут свидетельствовать противное; поэтому еще раз обращаюсь к вам, о римляне, и вопрошаю: для того ли вы меня призывали, чтобы я предстал бесплодно и как бы на посмешище свету? Пользуясь благопоспешествованием сего пира, хочу я узнать, каковы открытые ваши решения, каковы тайные ваши помыслы, короче — кто из вас желает быть моим пособником; и что кто себе изберет, то пусть тут же свободно и объявит». Ответ магнатов, по приказанию Генриха занесенный в протокол, по отношению к их поддержке был утвердительный, но местами связан с двусмысленными условиями. Стефан Колонна прямодушно предоставил себя и свои замки в распоряжение короля, дал заложников и дружелюбно был отпущен. Николай Конти объявил, что почтение запрещает ему сражаться против Роберта, от которого он получил рыцарский пояс. Анибальдо Анибальди, Иоанн Савелли и Тибальд Кампо ди Фиоре дали обет повиновения, но с некоторыми оговорками. Разгневанный король потребовал поручительства, удержал этих синьоров в заключении и под страхом смерти заставил их выдать ему городские их замки. Анибальдо, брат наместника Иоанна (последний и сам находился еще в Капитолии), угрожаемый топором палача, выдал башню Милиции, которую король распорядился немедля устроить под собственное свое жилье. Так досталась в руки его сильнейшая городская крепость, равно как и башня С.-Марко, Графская башня, Авентин и Колоссеум. Капитолий был теперь охвачен теснее. Для воспрепятствования тому, чтобы его мог выручить Орсини, король заставил Иоанна Савелли отгородить собственные дома и улицы. С этого времени капитанами в отдельных городских кварталах, на баррикадах, башнях, мостах или воротах со стороны Генриха стали служить, помимо Счиарры, Стефана и Иоанна Колонны, также Петр и Иоанн Савелли, Тибальдо де С.-Евстафио, Ричард и Петр Анибальди и Стефан Норманн де Альбертески.

Внушительные подкрепления подавали принцу Иоанну надежду спасти теснимый Капитолий, ибо 21 мая направились на Ватикан тосканские гвельфы из Флоренции, Лукки, Сиены и Перуджии под начальством союзного капитана Иоанна де Бизерна, у которого было несколько тысяч человек, так что они состав лжи превосходно вооруженную рать. Это заставило спешить Генриха. 21 и 22 мая произошли схватки у Капитолия около башни канцлера Малабранка и около жилища Ричарда Анибальди. Гвельфы вторглись в квартал Колонн вплоть до Минервы, чтобы отсюда выручить Капитолий. Имперцы их отбили. Баварцы взяли в плен племянника канцлера, Петра Малабранку, а равно попал в плен и граф де Бизерно. Завоеванные башни и дома были сожжены дотла; квартал Минервы частью сделался жертвой пламени. Вслед за тем пал 25 мая Капитолий. Имперцы, покровительствуемые францисканскими монахами, завладели прежде всего монастырем Арачели, после чего гарнизон Капитолия сдался Людовику Савойскому. Генрих утвердил его сенатором, а Людовик сделал наместником своим Николая Бонсиньоре Сиенского.

На другой день приступлено было к штурмованию шанцев на Марсовом поле и в кварталах Понте и Парионе для расчищения пути к Св. Петру. Как в самые глубокие Средние века, сражались из-за уличных шанцев с мечом в деснице закованные в панцири епископы и духовные. Великая баррикада Лаврентия Стации де Кампо ди Фиоре взята была штурмом. Имперцы гнали пред собой Орсини. Разграбленные дворцы их пылали пламенем. В диком неистовстве по обломкам и телам проникли они уже до самого моста Ангела, где по ту сторону реки, в гробнице Адриана, находился принц Иоанн с предводителями гвельфов. Сильная вылазка из этого замка оттеснила имперцев назад; с большим уроном отступили они в квартал Колонна, и теперь уже гвельфы победоносно стали наступать. Колокола на Капитолии били в набат; наместник призывал народ к оружию; к вечеру водворилась тишина, и как гвельфы, так и гибеллины заняли вновь свои позиции. Таким образом, умысел имперцев пробиться к Св. Петру не удался.

Уличная битва 26 мая стоила жизни нескольким храбрым синьорам. Эгидий фон Варисберг, аббат вейсенбургский, граф Петр Савойский, брат сенатора, граф Роберт Фландрийский и многие менее знатные рыцари были убиты. Теобальд фон Бар, епископ люттихский и двоюродный брат короля, которого даже сан не удержал от принятия участия в этой кровавой схватке, взят был в плен одним гвельфским рыцарем, посажен на коня и с триумфом отвезен к принцу Иоанну; один свирепый каталанец ударом кинжала сшиб епископа с лошади; вскоре после того он скончался в замке Ангела. Поныне еще существуют в Риме могилы некоторых павших в этот день в виде монументов эпохи Генриха VII. В тихих базиликах Арачели и С. Сабины на Авентине поныне, полтысячи лет спустя, можно видеть мохом поросшие надгробные плиты, созерцать гербовые щиты убитых приверженцев Генриха VII и читать на хорошо сохранившихся надписях как имена их, так и день кончины. Неудачный исход этого сражения подействовал разлагающе на императорскую партию. Городской префект Манфред, графы де Ангвиллара и Санта-Фиоре, Конрад Антиохийский, солдаты Сполето, Тоди и Нарни покинули Рим. Также и флот, снаряженный пизанцами, с осадными снарядами захвачен был в плен неприятельским адмиралом и увезен в Неаполь. Измученный король приставал теперь к кардиналам, чтобы они путем переговоров открыли ему дорогу к императорской коронации; но ходатайства легатов остались без успеха. Принц Иоанн и гвельфы вызывающе стояли между ним и короной, которую, по их взглядам, не должен был отныне носить ни один германский король; они презирали саму угрозу гневом папы, ибо хорошо знали, что Климент V подозрительно относился и охладел к коронации Генриха.

Не приходилось ли серьезно опасаться папе, что император утвердит свой трон в «осиротелом Риме»? Поистине за все Средние века ни разу не предоставлял себя город с меньшими затруднениями для императорской резиденции, как в авиньонскую эпоху. Оттого-то гвельфы, с оружием в руках и с тайного согласия папы в качестве его стражей и препятствовали императору занять оставленное пустым место папы. Настроение в гибеллинской партии омрачилось, ибо его не оживлял никакой решительный успех. Ежедневная уличная война, опустошение города, недостаток во всем, беспрерывное возведение баррикад истощали терпение римлян. Генрих оказался теперь вынужденным прибегнуть к милости народа. Он созвал парламент, и на площади пред Капитолием появились свыше 10 000 граждан. Николай Бонсиньоре держал к ним речь от имени короля; он объявил вне закона всех римлян, которые впредь до назначенного срока не изъявят покорности, и, наоборот, покорным обещал амнистию. Народное собрание утвердило эдикт и потребовало немедленного возобновления борьбы. Но Генрих отложил ее. Предварительно он озаботился предоставлением себе через сенат права отправлять в Риме юрисдикцию, от чего он отказался в договоре своем с папой, ибо настолько сильно упало императорское величие, что это право отправлять правосудие в гражданских и уголовных делах римлян, которым самостоятельно пользовались прежние императоры, досталось Генриху лишь путем формальной концессии сената. Герольды его впервые потребовали пред императорский трибунал трастеверинцев. Немногие повиновались; но против ожидания явились некоторые выдающиеся дворяне из противной партии, как то: юный Орсо, Петр де Монте Нигро и Анибальд, не хотевший со времени сдачи башни Милиции возвращаться к брату. Это оживило надежды гибеллинов и изумило самоуверенных гвельфов.

Произведена была попытка штурмования замка Ангела, и она не удалась. Последняя надежда прорваться к С. Петру была разрушена. Усталый и нетерпеливый Генрих требовал теперь у кардиналов коронования в Латеране подобно тому, как в прежние времена оно совершено уже было раз над одним императором при таких же обстоятельствах. Легаты противились; они якобы уполномочены были папой короновать Генриха у С. Петра, и коронационный их формуляр относился лишь до этого святого собора. В партии короля разыгралась распря, пока не одержало верх мнение, что он может быть коронован в Латеране. Чтобы сломить оппозицию кардиналов, сослались на волю народа; ибо римляне утверждали, что подача голоса насчет коронации составляла исконное их право, и стесненное положение, в котором находился Генрих, заставляло его призывать на помощь демократический принцип. Сенат и народ постановили поэтому парламентское решение, что коронация должна воспоследовать в Латеране и что кардиналы должны это совершить по воле народа. Десять уполномоченных потребовали выполнения плебисцита; но легаты объявили, что должны сперва сделать о том донесение папе и дожидаться его ответа. Так, среди ежедневных вылазок и стычек протекли две недели. Упорное противодействие кардиналов, одолеваемых беспрестанными депутациями, и подстрекательство со стороны приверженцев Генриха привели, наконец, нетерпеливый народ к восстанию. Толпа нахлынула 22 июня к башне Милиции и угрожала легатам смертью. Генрих утишил смятение, и кардиналы изъявили теперь готовность свою приступить к коронации в случае, если в течение восьми дней не будут получены никакие известия от папы. Ожидания оказались тщетными. Коронация долженствовала, таким образом, состояться в день св. Петра и Павла в Латеране. Коронационный налог, потребованный с римлян Генрихом, был отвергнут; одно лишь римское иудейство заплатило его. Накануне вечером переехал король во дворец С. Сабины, ибо оттуда должно было двинуться коронационное шествие подобно тому, как это происходило 4 июня 1133 г., когда Лотарь, вытесненный партией Анакдета II из Св. Петра, вынужден был принять корону в Латеране. На белом коне, в белых одеждах, с длинными ниспадающими белокурыми волосами двинулся утром 29 июня Генрих VII от Авентина к Circus Maximus. Здесь, согласно обычаю, Генрих клялся поддерживать римскую республику и ее законы. На пути встречали его духовные процессии, иудеи приветствовали его через делегатов от своей синагоги и поднесли ему Пятикнижие. Согласно обычаю, два камергера бросали в народ золотые и серебряные монеты — символы, скорее, бедности, чем богатства этого бессильного императора. В Латеране кардиналы совершили коронационную церемонию с протестом, что не были уполномочены к этому уставопротивному акту папой, а принуждены были народом.

Все торжество носило беглый и случайный характер. Оно не могло ободрить печальную душу императора. Оно состоялось не в святочтимом Св. Петре, но среди обломков, в отстраивающемся еще Латеране. Впервые за все время существования империи отсутствовал папа при акте, которому он один, по понятиям людским, мог сообщать надлежащую санкцию. Никто ни из великих имперских князей, ни из великих вассалов Италии, ни из послов от городов не окружал императора. Когда по окончании церемонии он сидел за столом на Авентине, то даже на самую вершину этого холма падали стрелы насмехающихся врагов и нарушали невеликую и без того радость праздничного пиршества.