1. Долгое и строгое правление Карла в Риме через своих просенаторов. — Его монеты. — В честь его воздвигается статуя. — Он снова возвращается в Рим, 1271 г. — Нерешительность кардиналов в Витербо относительно выбора папы. — Гвидо Монфор убивает английского принца Генриха. — Избрание Григория X. — Из
1. Долгое и строгое правление Карла в Риме через своих просенаторов. — Его монеты. — В честь его воздвигается статуя. — Он снова возвращается в Рим, 1271 г. — Нерешительность кардиналов в Витербо относительно выбора папы. — Гвидо Монфор убивает английского принца Генриха. — Избрание Григория X. — Избрание Рудольфа Габсбургского. — Конец междуцарствия
Карл, по-видимому, дошел до мысли подчинить своему скипетру весь полуостров и даже завоевать греческую империю, для чего он уже давно составил себе план. Однако на троне Фридриха II он был лишь ненавидимым завоевателем. Он не имел дара мудрого и искусного управления и широкого взгляда законодателя; он принес завоеванным им странам только проклятие долгой феодальной деспотии.
Его честолюбивые планы, как и планы Гогенштауфенов, потерпели крушение вследствие политики пап, партийного духа в Италии и латинского национального чувства, которое наконец восстало против гордого галльского господства.
Он десять лет управлял как сенатор городом Римом через своих наместников, занимавших высокое положение при его дворе и которых он посылал на неопределенное время в Капитолий, в сопровождении судей и других должностных лиц согласно статутам города. Жесткая рука властителя была благодетельна, так как ею было восстановлено уважение к закону: в течение года было повешено двести разбойников. С этого времени на римских монетах ставилось имя Карла. Эти монеты и статуя суть единственные памятники его сенаторского управления, которое было продолжительнее, чем управление вообще какого-нибудь другого сенатора. В зале сенаторского дворца еще и теперь можно видеть мраморное изображение средневекового короля, с короной на голове сидящего на кресле, украшенном львиными головами, со скипетром в руке, одетого в римские одежды. Голова его велика и сильна; выражение лица строгое и серьезное; нос очень большой; черты лица не некрасивы, но суровы. Это – статуя, поставленная в честь Карла Анжуйского; римляне, вероятно, воздвигли ее вскоре после победы Карла над Конрадином.
Карл снова прибыл в Рим в марте 1271 г. Его сопровождал его племянник Филипп, ставший в это время королем Франции, так как его знаменитый отец Людовик умер во время крестового похода в Тунисе. Карл вошел в Капитолий, где храбрый рыцарь Бертранд дель Бальцо управлял за него сенатом. Гибеллины, которые в течение некоторого времени еще продолжали вести партизанскую войну под начальством Андрея Каноччи и враждебно относились к просенаторам короля, теперь были подавлены. Их крепости в городе еще Иаков Кантельми отдал на истребление гвельфам, и таким образом, Арпаката на Кампо ди Фиоре и башни Петра Вико в Трастевере были сломаны. Карл счел благоразумным амнистировать некоторых предводителей из числа приверженцев Конрадина и в то же время издал распоряжение о вознаграждении гвельфов за вред, нанесенный им во время сенаторства дона Энрико.
Важные дела вызвали его в Витербо не столько потому, что остатки тосканских гибеллинов были еще опасны, сколько из желания повлиять на выбор папы. После смерти Климента IV собравшиеся там кардиналы не могли прийти к единодушному решению. Влияние тех, которые находились в зависимости от Карла, находило себе противовес в патриотически настроенных кардиналах, и все чувствовали большую важность своей обязанности выбрать папу для новой эпохи. Всех их было 18. Одиннадцать из них желали иметь папой итальянца и через него восстановить все еще бывшую вакантной империю; остальные хотели выбрать француза. Их собрания происходили при постоянном шуме, производимом гражданами Витербо, которые даже раскрыли крышу архиепископского дворца, чтобы заставить прелатов-избирателей прийти к какому-нибудь решению. Почти трехлетнее вакантное состояние Святого престола в то самое время, как оставалось не занятым и место императора, свидетельствовало о глубоком истощении папства в момент исторического кризиса. Карл вместе с королем Филиппом III, который вез с собой из Туниса тело Людовика IX, прибыл в Витербо в качестве адвоката церкви, чтобы ускорить избрание папы или, скорее, чтобы направить его согласно своему желанию; однако он не произвел никакого впечатления на кардиналов. Напротив, дерзкое злодейство, совершившееся перед их глазами, казалось, было наказанием церкви за то, что она оставалась без главы. С Карлом находился в Витербо молодой Генрих, сын Ричарда Корнваллийского, возвращавшийся из Туниса; Гвидо де Монфор, наместник Карла в Тоскане, тоже явился в этот город. Вид английского принца привел в неистовство дикого воина и навел его на мысль отомстить английскому королевскому дому, которым когда-то его великий отец Симон Лейчестер-Монфор был убит в сражении и после смерти подвергнут поруганию. Он убил ни в чем не виноватого Генриха у алтаря в церкви, протащил труп за волосы и бросил на церковную лестницу. Гнусное убийство, совершенное на глазах кардиналов, короля сицилийского и короля французского, никем не было наказано; убийца ушел в Соану, замок своего тестя графа Гвидо Альдобрандини, прозванного Конте Россо. Процесс, начатый впоследствии, велся очень снисходительно, потому что Карл ценил Гвидо Монфора как одного из своих лучших военачальников, бывшего самым превосходным орудием гибели Гогенштауфенского трона. Он наградил его заслуги прекрасными ленами в королевстве, где он предоставил ему в наследственное владение графство Нолу, Чикалу, Форино, Атрипальда и Монфорте. Гвидо, кроме того, был известен как человек большого ума и даже очень честный и правдивый; эти качества могли существовать одновременно с неукротимой дикостью страстей, свойственною средневековым характерам. Злодейство, подобное совершенному им, казалось в то время вовсе не столь ужасным, как оно казалось бы теперь; убийство из кровной мести вовсе не считалось бесчестным, и люди того времени, умевшие ненавидеть до смерти, могли и прощать тоже до смерти. Через двенадцать лет после убийства, которое теперь несомненно исключило бы убийцу, будь он даже королем, из человеческого общества, папа называл этого самого Гвидо своим возлюбленным сыном и произвел его в генералы на службе церкви.
Может быть, это злодейство вывело кардиналов их из летаргического состояния, так как 1 сентября 1271 г. возбужденные красноречием францисканца Бонавентуры они дали полномочие шестерым избирателям назначить папу. Из этого компромисса, к крайнему неудовольствию Карла, произошло избрание итальянца. Папой избран был Тедальд из дома Висконти в Пиаченце, сын Уберто, племянник архиепископа миланского Оттона Висконти, человек спокойного характера, опытный в светских делах церкви, но без специального образования. Избрание клирика, не имевшего за собой публичных заслуг, бывшего только люттихским архидиаконом и который находился еще на Востоке, указывало на то, что или кардиналы знали независимый характер Тедальда, или, не находя другого выхода, подали свои голоса за безразличного папу. Посланцы поспешили отправиться с декретом об избрании через море в Акку, где избранный находился при английском крестоносце Эдуарде, и люттихский архидиакон с величайшим удивлением узнал о блестящем жребии, выпавшем на его долю на Западе.
1 января 1272 г. он высадился в Бриндизи. В Беневенте встретил его Карл с величайшими почестями и дал ему конвой для дальнейшего следования. Посольство от римлян приветствовало его в Чепрано; но он отклонил их приглашение прибыть в Рим и направился сначала в Витербо и Орвието и уже оттуда приехал в Рим.
13 марта совершил он свой въезд в сопровождении короля Карла: зрелище, ставшее новым для римлян, потому что два папы, предшественники Тедальда, вступили на Святой престол и сошли с него в могилу, ни разу не посетивши Рима. Теперь итальянец возвратил папство в его местопребывание. 27 марта Тедальд Висконти принял посвящение в храме Св. Петра и назвался Григорием X.
Новый папа, более счастливый, чем его предшественники, получил в свое ведение новый мир в законченном состоянии. После пап, которые вели убийственные войны и поражали проклятиями народы и королей, снова взошел на ступени верховного алтаря священник, который мог поднять свою незапятнанную руку на благословение миру. Григорий X сознавал важность своей задачи, и действия этого благородного человека были в самом деле, поскольку это было для него возможно, действиями примирителя и миротворца. Борьба с империей была покончена; борцы умерли; последний, еще остававшийся в живых сын Фридриха II, король Энциус, умер как раз в это время в своем заключении в Болонье 14 марта 1272 г., на другой день после въезда папы в Рим; мир позабыл о нем, и он пережил в тюрьме трагический конец своего дома. В короткое время умерли несколько монархов, в недавнем прошлом занимавших выдающееся положение: Людовик IX, Ричард Корнваллийский, Генрих III Английский сошли с исторической сцены. Новые короли заняли их троны; новый порядок устанавливался в отрезвившемся мире. Вступив на папский престол, Григорий X нашел, что цель его предшественников была вполне достигнута: церковное государство было установлено; Сицилия снова стала папским леном под управлением новой династии; гогенштауфенский принцип был побежден; основная идея папства — всемирная духовная и судебная власть — являлась зрелым плодом великой победы.
Но головокружительная высота, на которую вознесли папство принципы Иннокентия III и его преемников, не соответствовала природе человеческих дел; она держалась искусственно и не могла быть сохранена. Григорий X видел себя совершенно одиноким; возле него не было ни одного друга из сильных мира; он видел перед собой только холодное лицо Карла Анжуйского, который прилепился к Святому престолу не как услужливый вассал, а как тягостный протектор. Из двух властей, на которых покоился христианский мир — видимое Царство Божие, одна была уничтожена; эта глубокая пустота должна была быть заполнена, империя снова восстановлена, так как без этого церковь чувствовала себя лишенной опоры. Только император мог, по понятиям того времени, дать новому устройству Италии и новому церковному государству государственно-правовую гарантию. Обиженная папами Германия, гибеллинский дух, вообще весь политический мир должны быть приведены папами же к примирению через восстановление ими Священной Римской империи.
Попытка передать корону Швабов иностранному государю наткнулась на права и проснувшееся сознание Германии. Правда, Альфонс Кастильский надеялся, что после смерти Ричарда (2 апреля 1272 г.) он получит императорскую корону, но Григорий X отклонил его претензию как неосновательную. После долгих колебаний немецкие князья по инициативе архиепископа Вернера Майнцского выбрали во Франкфурте 29 сентября 1273 г. римским королем графа Рудольфа Габсбургского, Их выбор был единогласным, за исключением протестующего голоса короля Богемского Оттокара; он был безукоризнен, потому что Рудольф в самых смелых своих мечтах не рассчитывал на корону. Таким образом, после двадцати двух лет междуцарствия империя снова получила своего верховного главу.
Рудольф Габсбургский блещет в истории как восстановитель порядка в расстроенной Германии, как сторонник мира и права и как основатель знаменитой династии. В своей рыцарской молодости (он родился 1 мая 1218 г., и Фридрих II был его восприемником от купели) он служил под знаменами Гогенштауфенов и получил известность в войнах великого императора и Конрада IV, хотя, к счастью своему, не был в них выдающимся лицом. До сих пор он исповедовал штауфенские принципы, но, вступив на престол, тотчас отказался от них. Будучи новым человеком, без наследственных прав, креатурой княжеского выбора и епископской благосклонности, он был похож в своем совершенно новом положении на нового папу. Но он обладал действительно хорошими качествами, которые создали из него, серьезного и рассудительного, но не гениального человека, и хорошего счастливого государя.
О своем избрании он известил Григория X в письме, в котором ясно отразилось изменившееся положение вещей. Разве мог бы избранный король из Швабского дома написать папе то, что писал Рудольф Габсбургский? «Я крепко утверждаю свою надежду на Вас и припадаю к ногам Вашего Святейшества, смиренно умоляя, чтобы Вы с милостивой благосклонностью помогли мне во взятой мной на себя обязанности и милостиво передали мне императорскую диадему». Таким образом, притязания, принципы, а также и права прежних германских императоров всецело переходили теперь к папе. 24 октября Рудольф был коронован в Аахене. Так как для фантазии того времени долгое отсутствие императора представлялось страшной моральной тьмой, то она теперь исчезла из мира, когда Рудольф вступил на императорский престол, а перед этим и папский престол был тоже занят. Оба мировых светила — солнце и луна — снова стали, сияя, двигаться в своих сферах. Такой притчей начинает кельнский архиепископ свое письмо к папе, в котором он извещает его о короновании Габсбурга, восхваляет его католическое направление и просит о признании и короновании его императором. Рудольф мог им доверять, потому что Григорий X искренне заботился об утверждении в империи нового властителя, который не внушал бы подозрения церкви и казался ей способным восстановить мир; притом же его возвышение полагало желательный предел честолюбию Карла Неаполитанского. Григорий X был первый папа, который сократил чрезмерное могущество этого вассального короля; и он сделал это с обдуманным спокойствием, не употребляя насильственных средств.