18. Некоторые размышления о Гражданской войне в России

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

18. Некоторые размышления о Гражданской войне в России

В оценках событий Гражданской войны самая распространенная ошибка — утрата критериев и чувства меры. Редкая публикация обходится сегодня без ставших уже практически ритуальными строк: чудовищная катастрофа, бессмысленная война, братоубийство, унесшее миллионы жизней.

Несомненно, масштабы противостояния, охватившего 1/6 часть суши, его продолжительность, война «брат на брата, сын на отца», всплеск жестокости и взаимного террора, марши 5-миллионной только Красной армии, от 8 до 13 миллионов жертв — впечатляют, невольно подталкивают к выводу о чудовищной гекатомбе, случившейся в нашей стране.

Но что могут означать слова о бессмысленности этого конфликта? В современных работах читаем: «Гражданская война, по сути братоубийственная, никогда не заканчивается победой, на такой войне не бывает ни победителей, ни побежденных». Ведь это, по сути, самое страшное обвинение, фактически, приговор всем участникам конфликта.

Возможно, с точки зрения общечеловеческих ценностей, этического максимализма, такой подход имеет право на жизнь. Бесспорно, любая война — зло, но один этический максималист довел эту логику до конца, объявив: «Вся история человечества — непрерывная череда кровавых войн и преступлений». Чем и поставил жирную точку, после которой в рамках этой логики анализировать больше нечего — приговор вынесен и подписан.

А анализировать приходится, ведь нам важно понять причинно-следственную связь событий, логику исторического процесса.

Конечно, Гражданская война была братоубийственной, в ней брат восставал на брата и сын на отца. Но разве в этом заключалась суть конфликта? Ведь были причины высшего порядка, заставляющие родных людей поднимать оружие друг против друга. Если забывать об этом, то, как справедливо замечают историки[827], просто «братоубийственными» окажутся и борьба Степана Разина, и восстание Емельяна Пугачева, которые, получается, были движимы отнюдь не стремлением к по-своему понимаемым социальным идеалам.

Перед нами яркий пример утраты критериев оценки. Вряд ли сами участники Гражданской войны согласились бы с тем, что их борьба была бессмысленной. Сегодня мы, поднявшись над конфликтом, под знаменами объективности и беспристрастности патетически восклицаем: «не было победителей и побежденных, а проиграла Россия, понеся неисчислимые жертвы». Быть может тогда и советской сверхдержавы в XX веке не было?

На самом деле такая позиция никакого отношения ни к объективности, ни к беспристрастности не имеет, представляя собой все тот же тупик этического максимализма.

Не меньше проблем связано и с утратой критерия меры. Так, взятое навскидку учебное пособие для ВУЗов характеризует Гражданскую войну как «феноменальную драму XX века», а исторический интернет-ресурс рассуждает: «Мировая история не видела, и вряд ли еще когда увидит такие масштабные события, как Гражданская война в России». Феноменальность и мировую уникальность следовало бы подтвердить конкретными сравнениями, но дальше патетических восклицаний дело не идет.

Между тем, активная фронтальная фаза Гражданской войны, сопровождавшаяся полномасштабными боевыми действиями, как мы помним, продолжалась с весны — лета 1918 по 1920 гг., и закончилась поражением Врангеля в Крыму. Можно из этических или иных соображений расширять временные рамки — до октября 1917 и до конца 1922 года, окончательного подавления антисоветских мятежей. Но это уже будет определенная натяжка — историк Я. Бутаков напоминает: «Было несколько русских «Вандей» в казачьих областях. Войну революционной Франции против Вандеи никто не считает полномасштабной гражданской войной. Также было и у нас с осени 1917 по весну 1918 гг. и с осени 1920 по осень 1922 гг. — военные действия носили ограниченный характер или велись на далеких окраинах России»[828].

Итак, полномасштабная война шла в нашей стране два с половиной года. Сравним с гражданской войной в Афганистане, идущей не затихая с 1978 года? Могут возразить, что обострению противостояния способствовало вмешательство Советского Союза и стран НАТО, но разве Гражданская война в России второй декады XX века была полностью внутренним конфликтом? Многочисленные экспертные оценки свидетельствуют, что без интервенции и широкомасштабной иностранной военной помощи белым силам противостояние в России завершилось бы максимум к зиме 1918 года.

Гражданская война в Ираке на сегодняшний день идет 9 лет — с «освобождения» страны американцами в 2003 году.

Но есть и более близкие к рассматриваемым нами событиям примеры, достаточно вспомнить испанскую гражданскую войну 1936?1939 годов. И, наконец, завершавшую «спокойный» XIX век гражданскую войну в США 1861?1865 годов с ее зверствами и концлагерями.

Противостояние в России внушает трепет масштабами территории и вовлеченных в него сил? Но воюют не квадратными километрами земли, а солдатами, винтовками и пулеметами. А их катастрофически не хватало.

Да, к 1920 году численность Красной армии была доведена до максимальной — 5 миллионов человек. Однако забывается, что в ходу был термин «боевой состав армии», то есть, собственно, вооруженный и участвующий в сражениях. А он… не превышал 600?700 тысяч штыков и сабель[829]. Все остальные — это учебные, запасные, тыловые, штабные, строительные части, а также части Трудовой армии[830]. Причина банальна: «Производившегося <в Советской России> вооружения, обмундирования и снаряжения не хватало даже для возмещения обычных потерь»[831].

Существует широко распространенный стереотип об избытке в России оружия, накопленного еще в годы Первой мировой войны. Он попал даже в художественную литературу: «Эх, слишком много пуль запасено было в арсеналах на победный семнадцатый. Так много, что хватило и на девятнадцатый, и на двадцать первый».

Однако на практике белые широко снабжались вооружениями со стороны Антанты, а красные пытались выжать все, что возможно, из умирающей промышленности. В одном из документов Главкома в мае 1919 г. о катастрофической нехватке винтовок и патронов в действующей армии сказано: «Вопросы снабжения обстоят особенно остро с винтовками и патронами… Через два — три месяца при решительных действиях на фронтах в нашем распоряжении как в тылу, так и на фронтах может не оказаться ни одного патрона»[832].

Боевые действия даже в самые суровые годы Гражданской войны велись относительно малочисленными отрядами. Соотношение боевых войск белых и красных в разные годы было различным, от 1:2,1 в 1918 году в пользу белых до 1,6:1 в 1920 в пользу красных[833]. В целом, как мы видим, разница была невелика.

Отсюда и относительно небольшой уровень боевых безвозвратных потерь Красной армии за 1918?20 годы: убито и умерло от ран 146 488 человек; попало в плен или пропало без вести — 162 029[834]. Итого боевых безвозвратных потерь за два с половиной года войны — 308 517 красноармейцев.

Учитывая соотношение противостоящих сил, можно предполагать, что порядок потерь у белых должен быть близким.

Для сравнения, во время гражданской войны в США северяне потеряли только убитыми и умершими от ран 275 тыс. человек, южане — 258 тыс. человек. Боевые потери в ходе гражданской войны в Испании, как считается, составили у республиканцев и их союзников — 320 тысяч погибшими, у националистов — 130 тысяч.

Даже абсолютные цифры если и отличаются в меньшую сторону, то никак не на порядки. Не говоря уже о пересчете «на территории» или в процентах от населения.

Перед нами критерий меры, оценки исключительности, уникальности в мировом масштабе событий Гражданской войны в России именно как боевых действий, вооруженного столкновения сторон.

Откуда же берутся чудовищные цифры в 8 и даже 13 миллионов общих потерь? Они не имеют практически никакого отношения к боевым действиям. В подавляющем большинстве случаев люди становились жертвами массовых эпидемий, охвативших Россию на фоне голода, разрухи и антисанитарии.

Общепринятой на сегодня считается цифра в 8 миллионов человек общих демографических потерь населения на фронтах и в тылу с 1918 по 1922 годы, включая потери воевавших сторон, жертв террора, голода и эпидемий[835]. Полных статистических данных об этом периоде нет, поэтому споры о точном числе жертв, видимо, закончатся еще не скоро.

Масштаб катастрофы позволяет оценить статистика по Красной армии:

Общее число людских потерь Красной Армии за 1918?1922 гг.

Безвозвратных потерь (убито, пропало без вести, не вернулось из плена, погибло в результате происшествий, осуждено, покончило жизнь самоубийством, умерло от ран и болезней в лечебных учреждениях) — 980 741 человек (в том числе 180 тыс. погибших в войне с Польшей).

Санитарных потерь — 6 791 783;

Из них ранено, контужено, обожжено — 548 857;

Заболело — 6 242 926[836].

Цифры говорят сами за себя, особенно если учесть, что в боевых действиях число раненых, как правило, превышает число убитых. «Такие масштабы санитарных потерь объясняются широким распространением на фронте и в тыловых войсках эпидемических болезней (тифа 3?4 видов, холеры, дизентерии, оспы и других)… эпидемии, особенно тифозные, являлись самым тяжелым бедствием для Красной Армии во время гражданской войны», — отмечают авторы статистического сборника[837].

Не лучше обстояли дела и в Белой армии. Вот свидетельство Наркома здравоохранения Н. А. Семашко: «Когда наши войска вступили за Урал и в Туркестан, громадная лавина эпидемических болезней (тифов всех трех сортов) двинулась на нашу армию из колчаковских и дутовских войск. Достаточно упомянуть, что из 60-тысячной армии противника, перешедшей на нашу сторону в первые же дни после разгрома Колчака и Дутова, 80 % оказались зараженными тифом. Сыпной тиф на Восточном, возвратный, главным образом, на Юго-Восточном фронте, бурным потоком устремились на нас. И даже брюшной тиф, этот верный признак отсутствия элементарных санитарных мероприятий — хотя бы прививок, широкой волной разливался по дутовской армии и перекинулся к нам»[838].

Если так обстояли дела на фронте, то ситуация в тылу была просто катастрофической. Причем прямой связи эпидемий инфекционных заболеваний именно с Гражданской войной нет. Боевые действия лишь усугубили ситуацию, маховик которой начал раскручиваться с началом Первой мировой войны.

В 1912 году в России состояло на учете 13 млн. инфекционных больных[839]. Война, мобилизация, развал хозяйства, перебои с продовольствием, революции, перестройки административного и хозяйственного аппарата — все это планомерно ухудшало ситуацию. По отнюдь не полным данным (полной информации просто не существует) в 1918?1923 годах было зарегистрировано только заболеваний сыпным тифом свыше 7,5 млн. случаев[840].

Но существует, и стандартно упускается из виду, фактор, вообще не имеющий отношения к внутренней ситуации в России — речь идет о глобальной пандемии «Испанки», которая с огромным числом жертв прокатилась по всему миру в 1918?19 годах. Считается, что жертвами Испанского гриппа во всем мире стали от 20 до 100 миллионов человек, заражены были более 500 миллионов. Несмотря на то, что однозначных статистических данных о распространении «Испанки» в нашей стране нет, нет и никаких оснований полагать, что пандемия миновала Россию и не собрала свою обильную смертную жатву в воюющей стране. Куда больше верится в то, что в обстановке разрухи значительное число заболеваний не фиксировалось, или заболевания валили на «привычный» тиф. Оценить масштабы смертности от «Испанки» в РСФСР пытались в разных публикациях и, опираясь на доступные, но отнюдь не полные сведения, называли число умерших от 2 до 3 миллионов.