3. Меньшевистский дрейф Каменева, Сталина, Муранова
3. Меньшевистский дрейф Каменева, Сталина, Муранова
Известные большевики немедленно взялись за работу. Сталин — член ЦК партии с 1912 года, сменил Шляпникова на должности руководителя Русского бюро. Каменев еще по решению конференции 1912 года являлся редактором центрального печатного органа партии. Однако, памятуя его позиции на суде, к руководству «Правдой» его не допустили, запретив также печататься в партийной прессе — до выяснения всех мотивов поступка 1915 года[128]. Муранов, депутат IV Думы, взял на себя руководство газетой, Сталин вошел в редколлегию. Также в редколлегию, несмотря на подозрения, был включен и Каменев.
Однако вместо четкой партийной линии, которую так ждали от вновь прибывших молодые большевики, они совершили идеологический переворот, произвели смену редакционной политики газеты, что привело к еще большему брожению умов.
14 марта увидел свет восьмой номер «Правды», первый, выпущенный новой редколлегией. Открывала его передовица Муранова. В ней депутат с укором писал о действиях других политических сил, устроивших буржуазную травлю газеты. Муранов подчеркивал, что теперь «Правда» будет издаваться под контролем членов Государственной думы — правдистов, пошедших «в ссылку за то, что в самом начале войны, когда никто не решался поднять голос против царизма, провозгласили революционную борьбу за свержение старого строя и за демократическую республику»[129].
В этой публикации нетрудно было увидеть руку дружбы, протянутую депутатом-большевиком своим коллегам — депутатам IV Думы, заседающим во Временном правительстве. Муранов, опоздавший к разделу власти в первые дни Февраля, спешил занять «полагающееся» ему место.
Продолжала номер статья «Временное правительство и революционная социал-демократия». В ней подвергалась полному пересмотру занятая Русским бюро прежнего состава позиция по отношению к Временному правительству. В статье выдвигался тезис о необходимости контроля со стороны пролетариата за действиями новой власти. «Такая позиция была принята меньшевиками и эсерами, мы же считали ее самообманом и выдвигали власть самой революционной демократии», — возмущался Шляпников[130].
В тот же день в Исполнительном комитете Петроградского Совета должно было состояться чтение «Воззвания к народам всего мира» в связи с революцией в России. У большевиков — членов Исполкома, был готов текст воззвания, составленного исходя из позиции Бюро Шляпникова. Однако Сталиным, Каменевым и Мурановым был представлен собственный проект воззвания, в котором, в частности, содержались такие строки: «Пусть не рассчитывают Гогенцоллерны и Габсбурги поживиться за счет русской революции. Наша революционная армия даст им такой отпор, о каком не могло быть и речи при господстве предательской шайки Николая Последнего»[131].
Таким образом, вернувшиеся из ссылки большевики решительно рвали также и с «пораженчеством». Именно так восприняли их позицию петербургские товарищи по партии, отказавшись выносить скандальный проект на рассмотрение Исполкома Совета. Тогда на заседании Исполкома появился сам Муранов, прочтя речь, в которой, как пишет Шляпников, «он высказал немало оборонческих двусмысленностей и предложил всем присутствовавшим голосовать за обращение. Его выступление носило явно дезорганизаторский характер»[132].
Следующий (9) номер «Правды» содержал на первой полосе не только подготовленное редколлегией «оборонческое» воззвание. Номер открывала статья Каменева «Без тайной дипломатии», опубликованная в разрез со всеми ранее принятыми решениями. «Война идет, — писал Каменев. — Великая русская революция не прервала ее. И никто не питает надежд, что она кончится завтра или послезавтра. Солдаты, крестьяне и рабочие России, пошедшие на войну по зову низвергнутого царя и лившие кровь под его знаменами, освободили себя, и царские знамена заменены красными знаменами революции»[133]. Завершал свою статью Каменев словами о том, что свободный народ «будет стойко стоять на своем посту, на пулю отвечая пулей и на снаряд — снарядом».
Вернувшаяся из ссылки тройка старых большевиков не только не разрешила противоречий, но и вовсе поставила всю партийную политику с ног на голову. Вопрос о действиях Сталина, Каменева и Муранова был вынесен на совместное заседание Бюро ЦК и Петроградского комитета. Обсуждение, как корректно отмечает Шляпников, «было весьма бурным». Можно только догадываться, какого накала достигли страсти в ходе этих дебатов, где «молодые» большевики пытались «учить жизни» «старую гвардию», явно исходящую в своих действиях из меньшевистского подхода к революции.
В итоге, после «длительных и горячих прений была принята резолюция, осуждавшая политическую позицию приехавших товарищей». Сталин и Муранов заявили, что не поддерживают «оборонческую» позицию Каменева. Сам Каменев, вспомнив о партийной дисциплине, заявил, что подчиняется общему решению, и займет в этом вопросе «умеренную позицию»[134]. Также на заседании «молодым» большевикам удалось добиться восстановления прежней редакции «Правды» в составе Молотова, Еремеева и Калинина, но при участии тройки Сталин, Каменев, Муранов.
Этим дело и ограничилось — сумев отвоевать позиции в отношении к войне, «молодые» большевики так и не приблизились к разрешению вопроса о власти. В «Правде» была создана «объединенная» редакция, однако на практике это означало, что в партии возникли правая и левая фракции, представленные, соответственно, «старой гвардией» и «молодежью». Теперь они делили газетные площади, каждая публикуя материалы в соответствии со своим представлением о происходящем.
Центральный партийный орган РСДРП(б) заболел «идеологической шизофренией», Петербургский комитет с надеждой смотрел на Временное правительство, бывшее руководство Русского бюро придерживалось позиции, которую считало истинно большевистской. Теперь как избавления все ждали уже приезда Ленина, надеясь, что глава партии рассудит, наконец, вошедших в идейный клинч большевиков.