Глава 11 Болгарский кризис

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 11

Болгарский кризис

Начало событиям, за которыми адмирал И.А. Шестаков внимательно следил на протяжении двух месяцев, положило низложение болгарского князя Александра Баттенбергского в ночь с 8/20 на 9/21 августа 1886 года группой русофильски настроенных офицеров во главе с начальником военного училища, майором П. Груевым, помощником военного министра А. Бендеровым и капитаном Р. Дмитриевым при участии юнкеров и солдат Струмского полка.

В Петербурге знали о подготовке переворота и одобряли ее, но практического содействия не оказывали, а сразу после низвержения князя и его высылки в Австро-Венгрию поспешили заявить, что держатся в стороне от происходящего и не намерены оккупировать Болгарию[659].

Тем временем офицеры передали власть правительству митрополита Климента, а он 12/24 августа отказался от нее в пользу лидера Либеральной партии, многолетнего премьер-министра П. Каравелова — политика авторитетного и занимавшего в целом пророссийскую позицию, однако настаивавшего на реставрации Баттенберга, чего совершенно не допускал Александр III.

Предпринятая болгарским князем 17 августа попытка вернуться в страну вызвала резкий протест царя. Александр Баттенберг, не нашедший опоры ни в обществе, ни в армии, 25 августа официально отрекся от престола и вторично покинул Болгарию, оставив ее на попечение регентского совета в составе П. Каравелова, С. Муткурова и С. Стамболова. Начинавший свою политическую карьеру в 1878 году сотрудничеством с временной российской администрацией, С. Стамболов к моменту переворота стал сторонником высвобождения Болгарии из-под опеки России. Будучи первым регентом, после непродолжительного зондажа позиции Петербурга, он повел дело к укреплению режима личной власти, жестоко преследуя русофилов и ориентируясь на поддержку Англии, Австро-Венгрии и Турции. Чтобы не потерять совершенно своего влияния в княжестве, Александр III решил направить туда в качестве чрезвычайного комиссара военного агента в Вене, генерал-майора Н.В. Каульбарса. Впрочем, под давлением Вены и Берлина статус посланца был изменен его назначили временно управляющим генеральным консульством в Софии, причем Н.К. Гирс, не сочувствовавший этой миссии, с самого начала устранился руководства ею.

Перед Н.В. Каульбарсом были поставлены задачи: предотвратить выборы в Великое Народное собрание, добиться отмены военного положения и настоять на освобождении из тюрем участников детронизации[660].

Иначе говоря, ему предстояло дискредитировать регентов и подготовить передачу власти в руки русофильских кругов, о которых, впрочем, в Петербурге ясного представления не имели. Прямолинейные, хотя и непоследовательные действия генерала, при дезорганизованности русофилов и решительном сопротивлении регентства его давлению, лишь накалили обстановку без какого-либо положительного результата. В конце сентября, вопреки требованиям российского правительства, состоялись выборы в Великое Народное собрание, проходившие в атмосфере преследования русофилов и фальсификации избирательных бюллетеней. Предпринятая Н.В. Каульбарсом поездка по стране была сорваны эмиссарами регентов. По настоянию Н.К. Гирса Александр III предписал генералу вернуться в Софию и настаивать на перевыборах депутатов.

Еще во время поездки, отмечая политическую пассивность населения, Н.В. Каульбарс высказался в пользу временной оккупации Болгарии, а в телеграмме он 24 сентября предложил для придания уверенности русофилам послать в Бургас и Варну военные корабли[661].

Однако на оккупацию российское правительство не могло решиться из-за негативного отношения к ней держав. Наблюдавший за событиями из Парижа И.А. Шестаков такую пассивность не одобрял, рассуждая о возможности «занять весь Бургасский залив … под предлогом наблюдения, не возникнет ли междоусобие». Ему казалось, что «зимою едва ли кто решится на войну, а мы можем высадить корпус теперь же и до весны утвердиться в выгодном условии для всех будущих переговоров»[662].

Между тем регенты, поддерживаемые английскими представителями в княжестве, предприняли попытку парализовать деятельность российских дипломатов, в первую очередь их влияние на русофилов. 4 октября вице-консул в Варне, И.Ф. Похитонов, телеграфировал в МИД, что консульство изолировано и за его посещение аресту подвергаются не только болгары, но и российские подданные, почта и телеграф контролируются офицерами-стамболовцами, а в целом положение таково, что он опасается «серьезных оскорблений, особенно ввиду обвинений русских консулов в формировании чет (отрядов. — Авт.) с целью бунта против правящей партии»[663].

Из Министерства иностранных дел телеграмму направили в Морское министерство, и 8 октября временно замещавший управляющего Н.М. Чихачев запросил А.А. Пещурова, какие корабли он может послать в Болгарию. Выбор был невелик, и А.А. Пещуров ответил, что «кроме "Меркурия" и "Забияки" послать некого». К тому времени крейсер уже окончил кампанию и приступил к разоружению на зиму в Севастополе, а клипер оставался на станции в Батуме «в распоряжении Кавказского управления». В тот же день А.А. Пещуров распорядился отозвать «Забияку» в Севастополь, а «Память Меркурия» экстренно подготовить к выходу в море[664].

Однако исполнить эти приказания оказалось непросто. Телеграмму, посланную из Николаева, сумели доставить отлучавшемуся из Батума командиру клипера лишь утром 9 октября, что касается крейсера, то отсутствие половины артиллерийских запасов и всего снабжения по минной части не позволяло отправить его раньше вечера 11 октября.

Впрочем, как часто случается, спешка оказалась преждевременной. 10 октября А.А. Пещурову пришла из Петербурга шифровка с предписанием «задержать отправление в Варну до получения инструкции депешею». На следующий день главный командир послал в Севастополь на миноносце «Кодор» предметы минного вооружения «Памяти Меркурия», а также письмо командиру Севастопольского порта, контр-адмиралу М.Н. Кумани и «некоторую сумму денег в звонкой монете» на заграничные расходы. А.А. Пещуров предупреждал М.Н. Кумани, что цель экспедиции — охрана консульства в Варне, в связи с чем может потребоваться высадка корабельного десанта, и нужно проследить, чтобы эта часть на судах была в полном порядке. В свою очередь он получил тогда же от Н.М. Чихачева телеграмму: «Прикажите командирам быть осторожнее в своих действиях, команду на берег, кроме крайней необходимости, не увольнять и офицерам к спуску флага быть на судне, и вообще избегать всяких недоразумений с местными жителями»[665].

Конечно, такое наставление, видимо, согласованное с Министерством иностранных дел, исключало сколько-нибудь активное участие посылаемых кораблей в решении стоявших перед Н.В. Каульбарсом задач. Это подтверждается и принятой М.Н. Кумани по телеграфу из Петербурга 12 октября инструкцией Министерства иностранных дел И.Ф. Похитонову, гласившей: «Ввиду вызывающего образа действий правящей партии по отношению к вице-консульству, в Варну отправляются крейсеры "Забияка" и "Память Меркурия". Демонстрация эта, по мнению генерала Каульбарса, должна образумить наших противников и поднять дух приверженцев. Если бы предположение это оправдалось, то произведенным впечатлением следует воспользоваться, чтобы побудить местную власть обеспечить безопасность русских подданных и свободу сношений консульства и, если возможно, удалить из города лиц, заявивших себя враждебными поступками относительно консульства. Цели этой следует добиваться, не прибегая к употреблению нашей военной силы и всячески избегая возможности столкновений между экипажем судов и гарнизоном, так как таковые столкновения могут повлечь за собою необходимость принятия с нашей стороны более серьезных мер, требующих предварительной подготовки. Только в том случае, если консульству будет грозить опасность, Вам предоставляется испросить у командующего судами команду матросов для охраны»[666].

Получив 12 октября пакет с инструкцией, но так и не дождавшись необходимого для связи шифра, командир «Забияки», капитан 2 ранга Ф.Н. Сильверсван отправился по назначению, и в тот же день его клипер бросил якорь на внешнем рейде Варны. «Память Меркурия» оставался в Севастополе еще двое суток. Задержанный по приказанию Н.М. Чихачева, он дожидался 100 человек сверхштатной команды, набранных для обоих кораблей из состава съемочных партий и других подразделений на случай высадки десанта. Люди прибыли из Николаева в 15 ч 15 октября, а в 17 ч крейсер снялся с якоря. Накануне Ф.Н. Сильверсван в Варне передал И.Ф. Похитонову инструкцию, при этом, стараясь изолировать съехавшего на берег капитана, верный регентам Приморский полк немедленно выставил в порту и на прилегающих улицах караулы, разогнавшие прохожих. Когда же на следующий день вице-консул отдал визит и «Забияка» салютовал ему изо всех орудий, то «салют этот… был принят за предупредительный маневр, и народ весь повалил на набережную и опрокинул весь караул; солдаты и офицеры бросились в казармы, предполагая, что последует бомбардировка, а вышедший на пристань из катера консул был встречен тысячами народа, который его провожал по улицам до дому громогласным "ура"! Пользуясь этим впечатлением, консул потребовал полной неприкосновенности русских подданных и при грозил в случае оскорбления кого-либо из офицеров и команды клипера принятием энергических военных мер»[667].

Крейсер «Память Меркурия»

Это недоразумение оказало заметное влияние на местные власти и, как доносил командир прибывшего вечером 16 октября крейсера «Память Меркурия», капитан 1 ранга П.М. Григораш, «случаи возмутительного телесного наказания русскоподданных за посещение нашего консульства уже не повторялись»[668].

Появление российских кораблей в Варне вызвало резкий протест английского правительства, обеспокоило Абдул Хамида II, опасавшегося прорыва англичан через Дарданеллы, и произвело сильное впечатление на регентов, воспринявших его как начало оккупации Болгарии. С. Стамболов даже составил план вооруженного сопротивления. Но справившись с волнением и выяснив позицию держав, болгарское правительство удачно сманеврировало: оно сделало ряд уступок Н.В. Каульбарсу, освободив участников августовского переворота и издав циркуляр о предотвращении насилия над российскими подданными, однако далее этого не пошло[669].

Последней надеждой генерала оставался военный заговор, зревший в гарнизонах Лома, Видина, Шумена, Сливена, но сыграть роль координатора действий отдельных частей он не сумел. Их разрозненные выступления без труда подавлялись стамболовцами.

22 октября началось восстание в Бургасе, о котором местный консул А.Н. Емельянов, попытался сообщить Н.В. Каульбарсу и И.Ф. Похитонову, но на варненской станции его телеграмму изъяли. Лишь 24 октября И.Ф. Похитонов узнал, что телеграфная линия между Варной и Бургасом блокирована, и через Ф.Н. Сильверсвана предупредил об этом П.М. Григораша, как старшего из командиров. связавшись с Н.В. Каульбарсом, вице-консул получил приказание послать корабль в Бургас, и 25 октября передал Ф.Н. Сильверсвану соответствующее официальное письмо, а «в 3 ч утра 26 октября», «Забияка» вышел в море. Спустя несколько часов клипер бросил якорь в Бургасском порту, напротив здания российского консульства. Исполнив требования карантинных правил, командир встретил прибывшего на корабль А.Н. Емельянова, который рассказал ему о подавлении не получившего своевременной поддержки восстания подошедшими из Сливны войсками, арестах его участников и изоляции консульства. Стамболовцы сняли выставленных вокруг здания часовых лишь с приходом клипера, город же в целом оставался на военном положении. В местной тюрьме истязали заключенных, заглушая их стоны и крики звуками духового оркестра. Иностранные консулы, кроме английского, безуспешно протестовали против пыток.

Крейсер «Забияка»

Выяснив обстановку, Ф.Н. Сильверсван, как и предполагалось первоначально, намеревался вернуться, однако 28 октября по Бургасу разнесся слух, что после ухода клипера стамболовцы повесят арестованных участников восстания, и А.Н. Емельянов с разрешения Н.В. Каульбарса попросил командира клипера остаться. Почти две недели российские корабли стояли в обоих главных портах Болгарии, сдерживая там разгул репрессий. От выдвинутого было Н.В. Каульбарсом предложения занять Варну Н.К. Гирс и Александр III отказались, и регенты, убедившиеся в отсутствии угрозы со стороны России, разгромили русофилов и укрепили свою власть.

К концу октября миссия Н.В. Каульбарса исчерпала себя, и ему оставалось найти благовидный предлог, чтобы удалиться из Болгарии. Воспользовавшись избиением каваса (переводчика) российского консульства в Пловдиве, нарушившего комендантский час в ночь с 29 на 30 октября, генерал 2 ноября направил болгарскому правительству ноту с требованием наказания виновных в избиении, но регенты на нее не ответили. 6 ноября дипломатические отношения между Россией и Болгарией были прерваны, а через день Н.В. Каульбарс выехал из Софии в Константинополь. Покинули страну и другие российские представители, причем персонал консульств в Варне и Бургасе воспользовался для этого стоявшими там кораблями.

Так завершилась экспедиция, вполне удовлетворившая прямому назначению — охране консульств в приморских городах, но не оправдавшая возлагавшихся на нее Н.В. Каульбарсом и, видимо, Александром III надежд. Морскому Министерству она стоила около 68 000 руб., об ассигновании которых сверхсметным кредитом Н.М. Чихачев 15 октября просил Н.Х. Бунге, но по настоянию министра финансов был вынужден временно отнести этот расход на действующую смету[670].

Возвратившийся в Петербург и являвшийся 31 октября по этому случаю царю И.А. Шестаков обратил внимание, что «обыкновенно любящий говорить со мною о разных вопросах, в особенности о восточном, Государь упорно молчал»[671].

Судя по всему, переживший сильное разочарование и потерявший надежду вернуть прежнее влияние на Болгарию, Александр III не желал более возвращаться к неприятной теме. 10 ноября, во время очередного доклада, он приказал разоружить «Память Меркурия» и «Забияку».