Глава 3 Разработка планов Босфорской операции. Первые учебные высадки

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 3

Разработка планов Босфорской операции. Первые учебные высадки

Успех английской броненосной эскадры в бою с береговыми укреплениями, напоминавший 27-летней давности победу французов под Кинбурном, произвел некоторое впечатление на адмирала И.А. Шестакова, что видно из его пометок на рапорте Л.Н. Ломена от 19 июля 1882 года[280]. Взволновал он и Александра III[281].

Надо полагать, что британская агрессия в Египте, подтвердившая способность англичан при необходимости форсировать Дарданеллы, укрепила желание российских правящих кругов возродить Черноморский флот. По крайней мере, такие настроения овладели некоторыми дипломатами. Отправившись в июле за границу, И.А. Шестаков 14 числа виделся в Берлине, у П.А. Сабурова, с направлявшимися в Петербург послами в Копенгагене, бароном А.П. Моренгеймом, и в Лондоне, князем А.Б. Лобановым-Ростовским. После беседы в дневнике адмирала появилась запись: «Мои товарищи дипломаты все того мнения, что нам нужно скорее строить флот в Черном море. Сабуров уверяет даже, что возможно провести выстроенные за границею суда через проливы. Мне это очень сомнительно; разве выговорят это теперь, пользуясь вмешательством англичан в египетские дела…»[282].

Заметим, что спустя пару лет управляющий министерством убедился в правоте П.А. Сабурова, и хотя турками в тот раз были пропущены лишь несколько миноносцев, значение это событие имело существенное. Пополнение Черноморского флота мореходными миноносцами, на которые в начале 1880-х годов возлагались большие надежды, казалось, ставило на твердую почву теоретические рассуждения о Босфорской десантной операции, недостатка в которых не было. Первый, до известной степени разработанный план появился уже в январе 1882 года, благодаря трудам полковника генерального штаба В.У. Соллогуба, участвовавшего в рекогносцировках пролива на пароходе «Тамань».

Главной задачей операции полковник считал захват Константинополя[283]. В своей записке «О десантной экспедиции к Царьграду» он предложил осуществить одновременную высадку войск на Фракийский и Вифинийский полуострова, отразить которую обороняющимся было бы трудно, с последующим наступлением вдоль берегов Босфора, тщательно им описанных. От флота В.У. Соллогуб требовал «развить свои активные разрушительные способности до того», чтобы «одним фактом своего существования удержать турок в Босфоре». Судя по всему, он имел в виду преимущественно увеличение числа миноносцев, так как по его представлениям на боевые корабли возлагалась не столько борьба с береговыми укреплениями, сколько «обеспечение десантных войск во время переезда и спуска с транспортных судов», последние же должны были располагать максимумом высадочных средств[284].

Согласно расчетам В.У. Соллогуба, в течение одного дня можно было посадить на суда в Николаеве, Одессе и Севастополе более чем по 30 000 человек и в Керчи около 10 000. Не вызывающее тревоги в Европе сосредоточение вблизи от названных портов стотысячной армии, по мнению полковника, достигалось ежегодным сбором войск в учебные лагеря, а также созданием местных гарнизонов. При этом В.У. Соллогуб допускал обучение солдат посадке и высадке лишь в самый канун операции, что, конечно, грозило многочисленными недоразумениями. На переход морем к Босфору он отводил, в зависимости от порта отправления, от 27 до 42 ч. Правда, будущий начальник Военно-ученого комитета хорошо знал, что пароходы РОПиТ тихоходны (12 уз) и могут принять на борт всего 23 940 человек, а с учетом новых, которые предполагалось заказать в ближайшее время, и с военными транспортами — до 50 000[285]. Но такой десант в качестве первого эшелона представлялся более чем достаточным.

Не упустил В.У. Соллогуб из вида и мер по сохранению тайны при подготовке к операции, начало которой, во избежание вмешательства враждебной Европы, он советовал отнести на конец сентября — начало октября, когда военные действия в районе западной границы России из-за распутицы становились маловероятными. А чтобы успеху не помешала чересчур плохая погода, предложил организовать метеорологические наблюдения, подобные практикуемым в США[286]. Записка получилась весьма обстоятельной, но и она не исчерпала всех вопросов, поэтому сам автор признавал необходимость дальнейших исследований.

Особенно много белых пятен содержала ее морская часть, недостаточно знакомая полковнику. Заполнить эту лакуну помогли работы С.О. Макарова, довольно смелые и по замыслу, и по исполнению. Как писал командир станционера И.А. Шестакову в апреле 1882 года, отправляя его в Константинополь, А.А. Пещуров обещал, что «когда потребуются для испытания сфероконические мины (Герца), то они будут высланы»[287].

Теперь, утверждал С.О. Макаров, для этого настало время. Правда, предложенный им план доставки мин из минной части в Морской музей, оттуда в ящиках под видом инструментов для ремонтных работ в Одессу и далее на пароходе РОПиТ в столицу Турции вызвал замечание управляющего: «Что-то слишком хитро. Нельзя ли придумать проще?». Подробности транспортировки «инструментов» нам не известны, но спустя несколько недель они благополучно прибыли на «Тамань», и письмом от 1 августа С.О. Макаров доложил управляющему: «Постановка мин в Босфоре вполне удалась. Мину несколько раз ставили и убирали на глубине до 30 сажень и на фарватере»[288].

При этих дерзких опытах, начиная с 29 мая производившихся по ночам, под носом у десятков турецких рыбаков, замерялось отклонение мин от вертикали, оказавшееся весьма незначительным, что подавало надежду на эффективное заграждение пролива.

Помимо постановок, С.О. Макаров вместе с военным агентом в Греции, подполковником генерального штаба А.П. Протопоповым осмотрел с борта «Тамани», а также с небольшой яхты и каиков береговые укрепления Босфора, в результате чего были составлены их планы и определены сектора обстрела батарей. Однако подозрительные для турок походы станционера по проливу и в Черное море, распространившиеся в Константинополе слухи о мобилизации российских войск в Севастополе и Одессе, а также неуместная полемика «Кронштадтского Вестника» с «Юнайтед Сервис Газетт» по поводу опубликованной диссертации полковника генерального штаба М.М. Литвинова «Черное море», в которой без обиняков говорилось о Босфорской операции, тревожили османские власти, и командиру парохода приходилось действовать очень осторожно[289].

Это, конечно, мешало и тщательному обследованию мест, пригодных для высадки десанта, и сбору сведений о турецком флоте. Тем не менее, С.О. Макаров сумел сделать многое, прежде чем А.А. Пещуров, по должности главного командира Черноморского флота беспокоившийся о ремонте судна, разменявшего третий десяток, стал торопить его командира с возвращением в Россию.

Соответствующая переписка началась в августе, но С.О. Макаров, настаивавший на окончании всех своих работ, с разрешения И.А. Шестакова задержался и лишь 3 сентября увел «Тамань» из Константинополя в Николаев. Оттуда он со всеми материалами отправился в Петербург. Запись в дневнике управляющего от 23 сентября сообщает: «Длинный доклад о Константинополе флигель-адъютанта Макарова. Очевидно, занимался делом и замечал что умел. Велел все соединить и представить»[290].

Так появилась объемистая секретная записка от 3 мая 1883 года с описанием Босфора и планом десантной операции. В ней С.О. Макаров утверждал, что: «Константинополь может быть захвачен быстрой высадкой наших войск или в самом Босфоре, или на черноморском берегу к востоку и западу от входа в пролив», — сходясь в этом с В.У. Соллогубом[291]. Проблематичной казалась ему лишь оборона судов с десантом от нападения неприятельских броненосцев и миноносцев. В этом случае, подчеркивал он, успех будет обеспечен не тому, кто располагает большим флотом, а тому, кто лучше подготовлен.

С.О. Макаров рекомендовал высаживаться на менее защищенном черноморском побережье, окружив себя минами, которых для этого требовалось более 1500, а в самом проливе выставить заграждение, препятствующее выходу турецкого флота. Он также высказался в пользу создания «сильного броненосного флота» на Черном море, состоящего из кораблей с возможно более толстой броней, мощной артиллерией и минными катерами на борту, способных бороться с турецкими и иностранными броненосцами, подразумевая под ними, конечно, английские.

По его мнению, операция требовала «политического отвлечения», в качестве которого могло служить нападение одной из западных держав на Дарданеллы, обострение отношений Турции с Грецией, восстание в Малой Азии или движение российских войск на Трапезунд (Трабзон). «Если мы спросим Европу о разрешении захватить Константинополь, то она не согласится, но если мы захватим Босфор со всем флотом и через две недели будем иметь 100 тысяч войска для поддержания наших справедливых требований, то Европа, мирящаяся с силой и фактами, не захочет еще более усложнять Восточного вопроса», — утверждал будущий адмирал[292].

Предложения С.О. Макарова были приняты И.А. Шестаковым, хотя и с некоторыми изменениями. Заметим, что в его записке, как и в работах других военных специалистов, речь в то время шла именно о захвате Константинополя, позволявшем дезорганизовать оборону турок и поэтому гораздо более целесообразном, нежели овладение незначительным, изолированным плацдармом на берегах Верхнего Босфора, но зато требовавшем намного больших сил и средств. Впрочем, ни одна из записок не была доведена до необходимой степени детализации и не послужила основой позднейших планов морского ведомства: отчасти из-за перемены взглядов на достоинства высадки в самом проливе, отчасти, видимо, под влиянием начинавшейся структурной реорганизации министерства, не способствовавшей планированию, отчасти ввиду весьма ограниченной роли, предстоявшей тогда еще слабому флоту в предполагаемой операции. К тому же у правительства, особенно представителей Министерств финансов и иностранных дел, не было достаточных стимулов к ускорению ее подготовки. Сами по себе действия англичан в Египте таким стимулом не были, а относительная внутренняя стабильность Османской империи и то понимание, которое проявлял по отношению к российской политике в начале 1880-х годов кабинет У. Гладстона, казалось, не давали повода для экстренных военных расходов, противоречивших недавно утвержденным Александром III мерам по устранению бюджетного дефицита. Сухопутное и Морское ведомства на них и не настаивали, продолжая неспешно собирать необходимые им сведения.

Так, предписание от 18 октября 1882 года обязывало начальника отряда судов в Греческих водах посылать корабли «вдоль сирийского берега» для демонстрации флага в интересах внешней политики, поручив их командирам помимо прочего тщательно изучить «на месте все способы транспортирования английских войск и вообще разные технические вопросы, возбужденные в военно-морском отношении Египетской экспедицией…»[293]. Благодаря удачному стечению обстоятельств, прежде чем оно отправилось по назначению, последнее указание уже было исполнено. Командир временно вошедшего в состав отряда клипера «Наездник», капитан 2 ранга Л.К. Кологерас, с 31 августа по 30 сентября наблюдавший за движением британских военных кораблей и транспортов в Александрии, 1 октября подал П.А. Чебышеву рапорт с подробным описанием организации войсковых перевозок. Узнав об этом из донесения командированного в Египет В.У. Соллогуба, Главный штаб 2 ноября попросил моряков поделиться сведениями и получил рапорт Л.К. Кологераса «для прочтения»[294].

Впрочем, как уже отмечалось, оба министерства имели богатый опыт перевозки войск морем. Более актуальным было совместное десантное учение. Провести его Военное министерство решило в процессе предстоявшей в 1883 году взаимной смены 23-й и 24-й пехотных дивизий, расквартированных соответственно в Финляндском и Петербургском военных округах, о чем П.С. Ванновский сообщил И.А. Шестакову 28 октября 1882 года[295].

Дело поручили лично директору канцелярии Морского министерства, контр-адмиралу Н.И. Казнакову. 17 ноября начальник Главного штаба, генерал-лейтенант Н.Н. Обручев препроводил ему сведения о численности дивизий и дислокации их частей[296]. Позднее разработка этого вопроса была возложена на начальника Практической шхерной эскадры, контр-адмирала В.П. Шмидта.

В мае — июле 1883 года из Гельсингфорса (Хельсинки), Ревеля (Таллина), Выборга суда Балтийского флота перевезли более чем 500 офицеров, 14 000 нижних чинов, 660 лошадей и 550 повозок[297]. За посадкой войск в финляндских портах наблюдал флаг-капитан В.П. Шмидта, С.О. Макаров. Правда, таким путем можно было отработать лишь некоторые, второстепенные в боевом отношении элементы десантной операции, поэтому В.П. Шмидту предписали организовать высадку четырех батальонов пехоты, полуэскадрона и четырех орудий в ходе армейских учений под Красной Горкой. Она состоялась 16 июля 1883 года и, несмотря на ряд ошибок, доказала принципиальную возможность десантирования на малоизученный берег[298].

Мраморное море. Проливы Дарданеллы и Босфор

Генерал И.В. Гурко

Однако даже весьма поучительные маневры на Балтике имели ограниченное значение для Босфорской операции: требовалась проверка расчетовнепосредственно на будущем театре военных действий, с привлечением тех портов, судов и частей, которым предстояло исполнять задуманное. Именно такую проверку решил устроить командующий войсками Одесского военного округа, генерал И.В. Гурко, судя по всему, после состоявшегося 13 февраля 1883 года совещания у военного министра; трудно сказать, не побудила ли созвать это совещание записка А.И. Нелидова «О занятии проливов» от 6/18 декабря 1882 года, представленная им Александру III. Появлению этой записки предшествовал предпринятый султаном весной — летом 1882 года зондаж возможности заключения с Россией направленного против Англии союза, наподобие Ункяр-Искелессийского, о котором А.И. Нелидов сообщил Н.К. Гирсу письмом от 28 августа 1882 года[299].

Надо полагать, что сдержанная реакция министра и заставила его корреспондента вновь взяться за перо. Отметив потерю Турцией в последние годы некоторых владений, включая Египет, он указал на близость окончательного распада Османской империи и опасность того, что Австро-Венгрия или Англия попытаются в этот момент утвердиться в проливах. «Из этого, — считал А.И. Нелидов, — для нас является настоятельная необходимость предупредить наших противников…»[300].

Александр III отозвался на процитированную фразу пометой: «Это главное». Заметим, что слова записки об «утверждении на Босфоре» отнесены автором к завоеванию Константинополя, в остальных случаях речь идет о проливах, то есть также и о Дарданеллах. Поэтому перечисляя возможные пути овладения ими — захват во время войны с Турцией, неожиданное нападение (иначе говоря, десант) и соглашение с Портой, — А.И. Нелидов сетовал, что первые два не гарантируют от захвата Дарданелл англичанами. Будущий посол предложил план расчленения Османской империи на «полунезависимые остатки», которым Россия должна была бы покровительствовать, причем Балканы он отдавал славянам, а Константинополь превращал в «независимый город» под охраной российских войск. Несомненно, только к такому результату и должно было привести даже мирное соглашение с Портой. По сути дела, он обосновывал необходимость скорейшего дипломатического решения Восточного вопроса, чему сочувствовал и сам император.

Представляется, что именно такое соглашение подразумевал Александр III, когда передавал записку на отзыв Н.К. Гирсу. Отрицательная реакция министра иностранных дел на этот проект естественна. Судя по всему, Н.К. Гирс и в 1879, ив 1881 году поддержал план захвата Босфора при крушении Османской империи потому, что не видел иных реальных возможностей отстоять российские интересы. Весьма маловероятной казалась готовность умного и подозрительного Абдул Хамида II предоставить вчерашнему противнику право при первом обострении внешнеполитической обстановки ввести свои войска в район проливов, под стены его собственного дворца, с почти неизбежной вспышкой славянского, а быть может и армянского национального движения и фактической потерей султаном политической самостоятельности. Н.К. Гирса не могло не настораживать отсутствие конкретных предложений со стороны турок, свидетельствовавшее об их желании прежде всего уточнить позицию России, и явная неспособность Порты противостоять англичанам в Дарданеллах. Более обоснованным в такой ситуации было сохранение дружественных по форме отношений, не подававших султану, параллельно проводившему зондаж на берегах Темзы, повода к сближению с Лондоном, и подготовка в глубокой тайне Босфорской десантной операции.

Многочисленные экономические и внутриполитические недуги, одолевавшие Россию, требовали мирной внешней политики, подразумевавшей компромисс, а не конфронтацию с державами, неизбежную при всяком сколько-нибудь серьезном покушении на их разнообразные интересы в Османской империи, а тем более на сложившееся на Балканах хрупкое равновесие, нарушение которого дестабилизировало бы все Восточное Средиземноморье. В начале 1880-х годов, пожалуй, ни одно европейское правительство не желало видеть Россию влиятельной силой в этом регионе, и ей приходилось выжидать более удобного случая для выдвижения своих требований, поэтому Н.К. Гирс всячески сдерживал горячившегося А.И. Нелидова, не всегда достигая цели.

В.М. Хевролина и Е.А. Чиркова приводят запись в дневнике Д.А. Милютина, приехавшего в Москву на коронацию Александра III. 20 мая 1883 года отставной сановник поверил бумаге содержание застольной беседы у министра иностранных дел, во время которой «Гирс и Сабуров заметили, что царь не сочувствует продлению договора (австро-русско-германского. — Авт.), что он поддался мечтательным фантазиям Нелидова о завладении Босфором с согласия самого султана (!?)»[301].

Видимо, на какое-то время новоиспеченный посол в Турции действительно стал выразителем позиции России по данному вопросу, причем, вопреки мнению Н.С. Киняпиной, оспаривавшей выводы В.М. Хвостова, позиции не строго оборонительной. Однако вскоре линия Н.К. Гирса возобладала, и начатый было А.И. Нелидовым зондаж прерван[302].

«Сулин» — одна из миноносок Черноморского флота

Поповка «Вице-адмирал Попов» и миноноски Черноморского флота

Но, разумеется, отказ от дипломатического наступления не означал отказа от планов Босфорской операции. 13 февраля у П.С. Ванновского собрались Н.Н. Обручев, И.В. Гурко, начальник штаба Одесского округа, генерал-майор Д.С. Нагловский и И.А. Шестаков. Последний записал свои впечатления: «Разные комбинации. Решили, если случай застанет нас с настоящими средствами, возможно, что нужна транспортная сила, нужно получить заказанные миноноски и высадиться в стороне от пролива. Тогда, по имеемым данным, "поповки", "Воин", Сокол" и "Ярославль" могут заставить молчать прибрежные батареи, а имеемые миноноски вместе с ними могут встретить три турецкие судна, готовые на внезапный случай… На транспортные средства нужно Чихачеву прибавить 6 пароходов, которые он там закажет сам…»[303].

Судя по всему, участников совещания беспокоила вероятность близкого обострения Восточного вопроса, на которую указывал и А.И. Нелидов. Похоже, что при необходимости они готовы были действовать едва ли не в точном соответствии с предложениями В.У. Соллогуба и С.О. Макарова. Впрочем, и в этом случае требовалась определенная подготовка. Весной 1883 года И.В.Гурко задумал осуществить «военную поездку для осмотра берегов Крыма от Судака до Керчи», о чем Н.Н. Обручев сообщил Н.И. Казнакову, а тот 2 мая А.А. Пещурову[304].

В составленной на этот счет инструкции указывалась двоякая цель поездки. «а) ознакомление с различными способами производства рекогносцировок морского берега с моря, и б) упражнения в составлении всех соображений, расчетов и распоряжений для десанта на неприятельский берег»[305].

Руководить ею предстояло Д.С. Нагловскому, а в число двух десятков участников от сухопутного ведомства вошли командиры частей Одесского округа, офицеры генерального штаба, включая В.У. Соллогуба, а от морского — будущий начальник отряда минных судов Черноморского флота, капитан 1 ранга Э.И. Викорст, капитан 2 ранга Н.В. Власьев и другие.

Понять, что крылось за довольно обтекаемыми формулировками данной им инструкции позволяет выдержка из отчета о поездке: «…направление, избранное к крымским берегам ради близости их к Одессе, отправному пункту поездки, и желание усилить поучительность последней введением в обстановку задач, относящихся к действиям в узкостях, привели к составлению следующего общего предположения, служившего исходом для частных задач: Таврическая губерния, Кавказ и Земля войска Донского представляют неприятельскую территорию. Неприятельский флот предполагается собранным у Таганрога, откуда может выйти только через три дня после начала движения нашего транспортного флота от Одессы. Крепость Керчь не имеет сухопутной обороны, а пролив защищается рядом батарей, расположенных по всей его длине. Десантный отряд предположен из одной пехотной дивизии с бригадою пешей артиллерии, полком кавалерии (4 эскадрона), батальоном сапер и батальоном крепостной артиллерии»[306].

Даже обычная географическая карта подтверждает, что как сама поездка, состоявшаяся 3 — 15 июля 1883 года, так и последующие десантные учения воспроизводили переход морем и высадку первого эшелона в Босфоре, расстояние до которого от Одессы приблизительно равно расстоянию до Керченского пролива. Участвовавшие в поездке моряки составили перечень пригодных для перевозки войск военных судов, пароходов РОПиТ и Добровольного флота, с распределением частей по родам оружия, подготовили диспозиции для посадки, перехода и высадки, а также разработали «вопрос о мобилизации судов торгового флота». Они также собирались по примеру Русско-турецкой войны 1877 — 1878 годов заняться вопросом о вооружении пароходов, но «встретили большие возражения со стороны вице-адмирала Чихачева, отвергавшего необходимость и полезность превращения судов торгового флота в боевые, так как конструкция таких судов и слабость их постройки не позволяют иметь надежды на успех их в атаках»[307].

Тем не менее, проект установки пушек 6– и 8-дюймового калибра на 12 пароходах обоих обществ был составлен. В качестве транспортов планировалось использовать еще 29 достаточно крупных судов, преимущественно РОПиТ, которые могли принять до 459 офицеров, 19 665 нижних чинов, 2957 лошадей и 98 орудий, вполне пригодных не только в качестве учебного десанта в район Керченского пролива, но и первого эшелона при высадке на берега Босфора. Именно тогда, летом 1883 года, появился и план действий, рассчитанный участниками поездки как на первый, так и на второй случай.

Основными его чертами, сохранившимися и в позднейших планах, являлись: быстрая мобилизация коммерческого флота с его сосредоточением в Одессе, куда одновременно стягивались находившиеся в готовности армейские части; посадка на транспорты и переход их под защитой военных кораблей в точку, отстоявшую на 30 миль от входа в пролив; перестроение в три колонны, одну из которых составляли вооруженные суда, предназначенные для подавления огня береговых укреплений после ночной атаки миноносцев на ожидавшиеся в проливе неприятельские броненосцы. Затем предусматривалась высадка, овладение плацдармом, строительство батарей. Тем временем транспорты должны были отправиться во второй рейс — за подкреплениями[308].

Обширные маневры, соответствовавшие этому плану, так и не состоялись, но элементы его решено было отработать во время высадки в Судакскую бухту, судя по всему, первоначально намечавшейся на 1884 год. Однако и она была отложена. Позднее директор РОПиТ, Н.Ф. Фан-дер-Флит писал: «В бытность командующим войсками Одесского военного округа генерала Гурко начались соображения о наилучших способах перевозки морем и своза на берег десантных отрядов. Начальник штаба округа, генерал Нагловский и директор Общества Н.М. Чихачев приступили к разработке вопроса и делали в 1883 году опыты своза со шхуны на берег, около Севастополя, нескольких рот пехоты»[309].

Этот опыт — высадку 14 рот 52-го пехотного Виленского полка, принятых в море с парохода «Россия» на шхуну «Ястреб» — и можно признать первым в ряду десантных учений, связанных с подготовкой Босфорской операции. Шхуна пришвартовалась к борту парохода, и за полчаса по одной сходне на нее перебрались 1200 человек. Затем «Ястреб» направился в Карантинную бухту, подошел носом вплотную к берегу, после чего весь полк покинул судно по двум сходням за 15 минут. Так была подтверждена возможность использования шхун РОПиТ для десантирования[310].

Изменение первоначального замысла черноморских учений, видимо, отчасти связано с кадровыми перестановками, затронувшими их организаторов. 7 июня 1883 года И.В. Гурко был назначен Варшавским генерал-губернатором и командующим войсками Варшавского военного округа. Его временный преемник, генерал-лейтенант В.А. Петров, не был посвящен в планы предшественника[311]. К тому же, едва он успел войти в курс дел, как был сменен генерал-лейтенантом Х.Х. Роопом. А вскоре покинул Одессу и Н.М. Чихачев, которому И.А. Шестаков предложил третий по значению пост в новой иерархии Морского начальства.