Глава 18 Поиск пунктов базирования крейсеров во второй половине 1880-х годов

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 18

Поиск пунктов базирования крейсеров во второй половине 1880-х годов

Как уже отмечалось, в 1880-е годы торговое судоходство в глазах правительства стояло на втором плане. Основное внимание уделялось военному флоту. Морское же ведомство, следуя указаниям И.А. Шестакова, занималось преимущественно подготовкой к борьбе с Англией. До последних дней своей жизни управляющий продолжал беспокоиться о приобретении новых баз, необходимых прежде всего для ведения крейсерской войны. Поиск их шел не только на островах Океании. Так, одобренная И.А. Шестаковым инструкция командиру клипера «Стрелок», капитан-лейтенанту Н.И. Скрыдлову, от 25 ноября 1884 года, указывала, что «точкою опоры для наших крейсеров в Атлантическом океане … с успехом может служить Вест-Индия» и предписывала осмотр острова Сан-Доминго[882].

В ноябре 1884 года, под влиянием телеграммы военного агента в Париже, генерал-майора Л.А. Фредерикса, началась переписка по поводу покупки «территории Шейх-Саид», расположенной на западном берегу Аденского залива, недалеко от принадлежавших англичанам Адена и острова Перим. Владевшая ею французская фирма «Рабо, Базен и К°» была готова продать свои, по сути дела номинальные права. 19 декабря И.А. Шестакову об этом сообщил Н.К. Гирс, а 21 декабря — П.С. Ванновский. Однако в тот же день адмирал отклонил такое предложение как невыгодное. Спустя неделю, 28 декабря, Е.И. Алексеев подтвердил обоснованность его решения, указав на пренебрежительное отношение к Шейх-Саиду французского правительства, устраивавшего угольную станцию не там, а в Обоке[883].

Летом 1886 года в Морское министерство поступило предложение о покупке островов Суворова, переданное при рапорте командира клипера «Вестник» капитана 2 ранга В.И. Ланга, к которому в Веллингтоне обратился владевший островами англичанин В. Хунт, советник короля Самоа[884].

Карта бухты Таджура на западном берегу Аденского залива. РГАВМФ Ф. 417. Оп. 1. Д. 451. Л. 4

Но архипелаг располагался восточнее Австралии, на расстоянии до 5000 миль от основных торговых путей, проходивших через Южно-Китайское море, к тому же его острова были лишены источников пресной воды и не годились на роль крейсерской базы. Поэтому предложение В. Хунта осталось без последствий.

В продолжавшихся поисках мест для угольных станций российские корабли обследовали один пункт за другим. Командовавший «Витязем» С.О. Макаров по пути в Тихий океан осмотрел принадлежащие Чили Патагонские шхеры к югу от залива Пенас и предложил устроить «угольные склады и место присылки призов» в одной или двух из подходящих для этой цели бухт. Опираясь на них, считал С.О. Макаров, можно было бы при тайном содействии чилийцев перехватывать парусники, доставляющие уголь из Австралии. Излагая этот план в личном письме И.А. Шестакову, от 14 марта 1887 года, он заметил также, что в этом районе усиливается германское торговое судоходство, а соответственно и деятельность кайзеровского военного флота[885].

Однако данный факт приводился С.О. Макаровым лишь для характеристики складывавшейся у чилийских берегов обстановки и никаких комментариев со стороны управляющего министерством, а тем более распоряжений не вызвал.

Спустя несколько месяцев, 7 августа 1887 года, командир клипера «Разбойник», капитан 2 ранга П.Н. Вульф, получил секретное предписание ГМШ осмотреть аргентинскую бухту Бахиа Бланка, южнее Буэнос-Айреса. Инициатором этого мероприятия стал посланник в Аргентине и Бразилии, А.С. Ионин, указавший министерству на существование в тех местах крупной, до 9000 человек, колонии славян, главным образом выходцев из Далмации, среди которых было немало моряков. Рассчитывая на их содействие в случае крейсерской войны, штаб поручил П.Н. Вульфу уточнить эти сведения и наладить отношения с колонией, что последний и сделал, приняв 26 ноября славянскую делегацию на борту «Разбойника»[886].

Продолжая плавание, он исполнил еще одно секретное поручение, встретившись с чилийским капитаном Лопесом, рекомендованным министерству С.О. Макаровым в качестве возможного сотрудника, и передав ему подарок от управляющего. В ответ П.Н. Вульф получил заверения, что в случае войны Лопес будет «сам, со всеми чилийскими портами от севера до юга, в полном распоряжении русских военных крейсеров»[887].

Посматривал И.А. Шестаков и на берега Мексики. О возможности установить дипломатические отношении с нею писал адмиралу военный агент в Брюсселе, полковник Н.М. Чичагов, беседовавший на эту тему с мексиканским посланником Нуньесом Ортегой. С разрешения Министерства иностранных дел российский посланник в Бельгии, князь Л.П. Урусов, частным порядком переговорил с Н. Ортегой и убедился в серьезности намерений правительства Мексики, но из-за отсутствия средств, необходимых на содержание там дипломатического представительства, министерство отложило дело. 20 июля 1887 года И.А. Шестаков, ссылаясь на сведения о появлении английских эскадр в мексиканских портах, указал Н.К. Гирсу на важность официальных отношений с этой страной, а 12 августа заявил о намерении содержать там агента «из опытных морских офицеров» для организации снабжения крейсеров в случае войны. Ответа он так и не получил. Лишь 20 декабря 1889 года сменившему его Н.М. Чихачеву Н.К. Гирс сообщил о командировании в Мексику барона Р.Р. Розена[888].

Однако к тому времени, в связи с Панамским скандалом и прекращением работ по строительству канала, использование мексиканской территории уже представлялось Морскому министерству менее актуальным.

Столь же заинтересованно отнесся управляющий к письму военного агента в Лондоне, генерала С.С. Бутурлина, присланному в ГМШ при рапорте исполнявшего обязанности морского агента, капитана Н.Е. Иванова от 11 февраля 1888 года. С.С. Бутурлин, со слов известного путешественника, отставного генерал-майора М.И. Венюкова, сообщал о возможности покупки принадлежавшего Дании острова Святого Фомы (Сент-Томас), из архипелага Малых Антильских островов, который датчане пытались продать США, но не смогли, так как конгресс не утвердил сделку. Расположенный на пути германских торговых пароходов в Панаму вблизи от Барбадоса, через который ходили английские суда, остров представлял немалый интерес. И.А. Шестаков приказал собрать о нем все сведения, однако дело не получило развития, видимо, как по политическим, так и по финансовым соображениям[889].

Последняя причина оставила без движения и записку Олонецкого губернатора Г.Г. Григорьева, от 27 февраля 1888 года, в которой говорилось о выдвинутом одним из изыскателей трассы канала между Белым морем и Онежским озером, отставным капитаном 2 ранга А.Е. Конкевичем, предложении устроить в бухте Озерко, Мотовского залива, незамерзающий военный порт[890].

Заметим, что А.Е. Конкевич, в 1886–1887 годах пропагандировавший эту мысль в опубликованных на страницах журнала «Русское Судоходство» повестях «Крейсер "Русская Надежда"» и «Роковая война 18?? года», затронул давно обсуждавшийся вопрос[891].

Впервые о необходимости строительства, правда, коммерческого порта на Мурманском побережье заговорил в 1870 году архангельский губернатор Н.А. Качалов, несомненно, под впечатлением плавания по северным портам великого князя Алексея Александровича. По его представлению, в 1872 году на Кольский полуостров отправилась комиссия, осмотревшая несколько бухт и признавшая лучшей из них Монастырскую[892].

Уже когда статьи о Мурмане стали появляться в различных органах печати, включая «Морской Сборник», но начиная с 1875 года обострение положения на Балканах отвлекло внимание власти и общества от проблем Севера.

Вновь обратиться к ним заставил управляющего Морским министерством бывший архангельский губернатор Н.М. Баранов. 22 сентября 1882 года он попытался убедить адмирала в целесообразности порта на Мурмане[893]. И.А. Шестакову, собиравшемуся ради экономии вовсе упразднить Архангельский военный порт, такая идея, вероятно, не казалась подходящей, во всяком случае, никакого видимого интереса он к ней не проявил. Поэтому осталась без последствий и записка командира Архангельского порта, капитана 1 ранга князя Л.А. Ухтомского, от 19 мая 1883 года, в которой он, пытаясь предотвратить намеченную управляющим меру, утверждал, что «нам необходимо иметь военный порт на Мурманском берегу, но этот порт должен иметь питательный порт, иначе, главный склад в г. Архангельске или в Кандалакшском заливе»[894].

Благодаря поддержке генерал-адмирала командиру удалось отстоять свои позиции, но о создании новой базы, конечно, никакой речи быть не могло.

В таком положении дело оставалось до поездки на Север в 1885 году великого князя Владимира Александровича. Морскому министерству пришлось выделить ему клипер «Забияка», пользуясь которым великий князь во второй половине июня осмотрел Териберскую губу, китобойный завод в Ара-губе, Кольский залив, Екатерининскую гавань[895].

Правда, прежде всего он знакомился с нуждами поморов, к числу которых строительство военного порта на Мурмане не относилось. Не думало тогда о нем и обеспечившее поездку Главное Адмиралтейство, занимавшееся насущными делами, связанными с подготовкой Босфорской операции, обустройством Владивостока, судостроением, поглощавшими значительные средства. И впоследствии о создании на берегах Баренцева моря полноценного военного порта, с доками, мастерскими, складами, казармами, госпиталем, офицерскими флигелями, штабом, возведение которых, благодаря суровым климатическим условиям, каменистому грунту, бездорожью и незначительному местному населению, требовало гораздо больших расходов, нежели во Владивостоке, а тем более на Балтике, ни И.А. Шестаков, ни его преемники всерьез не помышляли, равно как не намеревались они устраивать на Мурмане станцию, более дешевую, но не оборудованную и изолированную от промышленно развитых регионов.

Карта Белого моря и Кольского полуострова

Скудость морского бюджета побуждала И.А. Шестакова изыскивать любые возможности для приобретения права на использование такого опорного пункта в океанах, который располагался бы вблизи от торговых путей. Видимо, именно по этой причине он сделал ставку на предприятие Н.И. Ашинова, несмотря на недоверие к последнему. В сентябре 1887 года адмирал говорил о нем с императором Александром III, но, судя по всему, удержал царя от более близкого знакомства с Н.И. Ашиновым, высказав подозрение о связях его с нигилистами[896].

Не получив официальной поддержки, энергичный атаман начал дело самостоятельно: отправился в Абиссинию и раскинул на берегу залива Таджура (в районе современного Джибути) небольшой палаточный лагерь, населив его десятком искателей счастья, набранных обманом в Одессе и Константинополе. Владевшие этой территорией французы поначалу не обратили на лагерь особого внимания, и Н.И. Ашинов 20 июля 1888 года выехал в Россию за дополнительными средствами и людьми. Благодаря длительной агитации, предшествовавшей основанию «станицы Новая Москва», нашлись желающие ехать в Африку, и среди них настоятель Константинопольского подворья Афонского монастыря, отец Паисий. И.А. Шестаков, узнав о возникновении «станицы», 1 августа записал в дневник: «Хотим учредить угольную станцию около Обока, по почину Ашинова»[897].

Управляющий, конечно, не собирался выбрасывать казенные деньги на ветер и распорядился приказать командиру канонерской лодки «Манджур», капитану 2 ранга Г.П. Чухнину, по пути в Тихий океан осмотреть Таджуру и «станицу». В инструкции ГМШ от 11 октября говорилось, что «со стороны нашего правительства не имеется в виду придавать какое-либо особое значение» ашиновскому поселению. Вместе с тем, Г.П. Чухнину поручалось обозначить на карте места, «где по Вашему мнению наиболее выгодно расположить укрепления или минные заграждения и места, удобные для устройства угольных складов»[898].

Тем временем Н.И. Ашинов, пользовавшийся поддержкой столь влиятельного лица, как Нижегородский губернатор Н.М. Баранов, добивался в Крыму аудиенции у Александра III[899]. Проникнув на борт парохода «Москва», перевозившего царскую семью из Ялты в Севастополь, атаман попался на глаза И.А. Шестакову, и тот спустя несколько дней, 17 октября, «перед самым отъездом Царя явился в вагон и просил дозволения послать в колонию Ашинова пароход с углем. Нужно убедиться наконец, есть ли правда в словах казака»[900].

Накануне, 16 октября, он приказал А.А. Пещурову «отпустить Ашинову что можно из хранящегося в Николаеве старого огнестрельного оружия»[901].

Адмирал, видимо, не сообразил или не придал значения тому обстоятельству, что предприятие атамана противоречит интересам Франции. В результате главный командир Черноморского флота отправил агенту Добровольного флота в Одессе пять картечниц Гатлинга, 200 ружей Баранова, 200 абордажных палашей, боеприпасы.

Результатов экспедиции И.А. Шестаков уже не увидел: 21 ноября 1888 года он скончался в Севастополе. Н.И. Ашинов же, собрав до полутора сотен человек, в декабре вновь отправился в Таджуру, но был враждебно встречен французами, потребовавшими от него сдачи оружия. Атаман отказался и вместе со своими людьми, среди которых были женщины, дети, монахи, перебрался в Сагалло, под защиту стен старинного, давно заброшенного укрепления, над которым поднял российский флаг. Однако 5/17 февраля 1889 года в заливе появились французские военные корабли под командованием адмирала Олри и потребовали флаг спустить. Не дождавшись ответа в отведенное время, моряки открыли огонь. После девятого выстрела истрепанное полотнище рывками поползло вниз. Официальный Петербург, к тому времени отмежевавшийся от Н.И. Ашинова, сделал вид, что ничего особенного не произошло. На этом единственная в 1880-е годы попытка России утвердиться на стратегически важных морских коммуникациях окончилась.