Глава 10 Поездка И.А. Шестакова на Дальний Восток

Глава 10

Поездка И.А. Шестакова на Дальний Восток

Дневниковые записи И.А. Шестакова наводят на мысль, что покидая Средиземное море, он оставил связанные с ним заботы и переключил свое внимание на проблему крейсерской войны с Англией в океанах. Впрочем, повод задуматься о ней представился ему еще в Константинополе, когда, беседуя со вторым драгоманом (переводчиком) посольства, П.В. Максимовым, он услышал «историю об Ашинове», который «занял порт Александр около Массауа, несмотря на претензии итальянцев, и добивается свидания с Государем». Речь шла об известном авантюристе Н.И. Ашинове, выдававшем себя за предводителя казачьей вольницы, «переселившейся с Кавказа в Персидские владения и разбойничавшей в Елисаветпольской губернии».

Как указывает А.В. Хренков, Н.И. Ашинов отправился в Эфиопию под влиянием рассказов генерального консула в Каире, М.А. Хитрово, с которым познакомился в 1885 году в Москве, на квартире И.С. Аксакова[639].

М.А. Хитрово призывал установить дипломатические отношения с Эфиопией для противодействия утвердившимся в Египте англичанам. Эта идея получила распространение среди деятелей православной церкви, курируемого великим князем Сергеем Александровичем Палестинского общества, о ней писал в начале 1885 года М Н. Катков[640].

Однако Министерство иностранных дел, опасаясь испортить отношения с Англией и захватившей порт Массауа Италией, старалось дистанцироваться от Н.И. Ашинова. И.А. Шестаков, напротив, решил: «Нам, пожалуй, нужно бы иметь средства всячески вредить англичанам, и почему нам не употреблять тех же средств, что они… Нужно поговорить с Хитрово»[641].

Более поздние дневниковые записи управляющего позволяют предположить, что разговор с генеральным консулом так и не состоялся. «Москва» миновала Суэцкий канал, Красное море и направилась к острову Цейлон. Она шла путями торгового судоходства, и ум И.А. Шестакова был занят мыслями о том, какой вред могли бы нанести действующие на них крейсера. Во время стоянки в Коломбо адмирал присматривался к укреплениям, отмечая их слабость. 16/28 июня, в Гонконге, он нашел возможной высадку десанта в бухте Мирс-бей, к востоку от порта, или в бухтах западнее его, чтобы взять укрепления Коулуна с тыла. И.А. Шестаков размышлял о полезности связей с местными пиратами, способными оказать помощь, и планировал при содействии «умного агента … изучить все подступы к Коулуну, а главное приготовить летучий десант в 3–4 тысячи, способный держаться в море по неделям. С таким десантом при первом же объявлении войны можно захватить или истребить Гонг-Конг», лишив английский флот единственного опорного пункта на Дальнем Востоке[642].

Впрочем, не прошло и недели, как управляющему пришлось вернуться с небес на землю: заглянув в порт Гамильтон он обнаружил там английскую эскадру из восьми кораблей под командованием вице-адмирала Р. Гамильтона, собиравшегося в августе посетить Владивосток.

Пообещав англичанину гостеприимство, И.А. Шестаков продолжил свой путь и утром 23 июня/5 июля зашел в порт Лазарева. Осмотрев его, управляющий пришел к выводу, что «кроме страшных издержек и вражды с Япониею он ничего не принесет нам, ибо в случае войны будет легче наблюдаем из Цусимы и Гамильтона, нежели Владивосток. Лазарев еще вдобавок не может быть удержан. Сохранить Лазарев можно только владея всей Кореей, и в таком случае это занятием одного порта не мыслимо… Нужно непременно овладеть всеми заливами, иначе неприятель, могущий стать везде на якорь, легко облокирует порт и вдобавок может бить стоящие в нем суда с моря чуть не прицельными выстрелами через южную косу… Разумнее держаться Владивостока, сблизить его с внутренностью Сибири дорогою и постоянно держать в Китайском море цельную эскадру… В последнее время говорили еще об острове Гончарова … В восточный конец острова вдается глубокая бухта, тихая при всех ветрах, но ее можно засыпать с моря бомбами через низменный перешеек… Вынес убеждение, что не нужно умствовать, и держаться Владивостока»[643].

280-мм орудие береговой обороны образца 1877 года. Установкой таких орудий усиливалась оборона Владивостока

Владивостокский порт

К вечеру «Москва» бросила якорь в бухте Золотой Рог. На следующий же день адмирал приступил к осмотру порта и крепости. Во Владивостоке уже началось строительство нового адмиралтейства, но для его оборудования не хватало станков. Плавучий док, первую секцию которого заказали в Англии пять лет назад, доставили в разобранном виде 12 июня 1882 года и спустя два года испытали, все еще не был собран полностью, хотя две из четырех его секций уже действовали. В порту испытывали затруднения с пресной водой. Побывав на береговых батареях, И.А. Шестаков обратил внимание на малое число орудий, к тому же устаревших, образца 1867 года — короткоствольных, и наметил план усиления обороны строительством новых батарей и установкой 11-дюймовых дальнобойных пушек образца 1877 года. 30 июня/12 июля адмирал вместе с А.Н. Корфом осмотрел крепостные сооружения с моря, утвердившись во мнении о слабости оборонительных позиций, особенно на острове Русском, где можно было ожидать высадки неприятельского десанта и который все еще не был вполне изучен и описан.

Из Владивостока управляющий Морским министерством отправился в сопровождении генерал-губернатора осматривать Приамурский край. Впечатление у него сложилось неоднозначное. Несмотря на то, что заселение края началось еще в 1860-е годы, к 1887 году там насчитывалось всего 73 000 русских, тогда как в соседней Маньчжурии население достигло 12 млн человек[644].

Принятые в соответствии с высочайше утвержденным 1 июня 1882 года мнением Государственного Совета меры по переселению крестьян с пособием от казны оказались неудачными и местная администрация сочла более целесообразным их переселение за свой счет, что позволяло отобрать более обеспеченных и трудолюбивых хозяев. И.А. Шестаков, надо полагать, во многом со слов А.Н. Корфа, записывал в дневник: «Вообще казаки ленивы, да и переселенцы, глядя на них и при легкости наживы, скоро перерождаются из русских тружеников в сибирских лентяев… Как бы ни переселяли уссурийских казаков, оставшиеся и получившие земли переселенных все-таки не занимаются хлебопашеством, ибо должны корчевать поля. Но у них есть промыслы, в особенности извозный, рыбный и звериный, так что они живут безбедно… не удовлетворяют, однакож, цели поселения — развития земледелия до того, чтобы нужные для охраны края войска питались на месте»[645].

Китайцы, прибывшие на российский Дальний Восток

Адмирал, несомненно, недооценивал то обстоятельство, что непривычный для переселенцев из Европейской России, в значительной части уроженцев Полтавской и Черниговской губерний, суровый климат, гористая, за исключением речных долин Амура и Уссури, местность, иные почвы крайне затрудняли хозяйственное освоение края. Это официально признавала и его администрация, рассчитывавшая в перспективе на развитие не земледелия, а промышленности. Впрочем, для индустриализации дальневосточных районов ни у казны, ни у отечественной буржуазии не хватало капиталов, иностранные же устремлялись туда, где ожидалась более высокая норма прибыли — в Китай. Приамурскому краю предстояло долгое, постепенное развитие, по словам А.Н. Корфа, под угрозой вооруженного либо мирного завоевания «путем наплыва в него китайцев»[646]. Едва ли при таких условиях он мог послужить опорой для распространения Россией своего влияния в регионе, что, казалось, сознавал и И.А. Шестаков.

Управляющий министерством считал необходимым поддерживать дружественные отношения с Китаем, но одновременно, недостаточно ориентируясь во внешней политике Пекина и Токио, утверждал, что Россия не может допустить усиления их влияния в Сеуле и должна быть готова «остановить это влияние на том рубеже, на котором оно становится нам вредным, даже движением в Корею»[647].

Для подготовки вторжения он планировал «занять островок Гончарова» и устроить на нем угольную станцию и провиантские склады. В случае войны с Китаем, адмирал советовал А.Н. Корфу отказаться от наступления на Мукден, ограничиваясь линией Цицикар — Гирин, отрицал эффективность действий флота в Печилийском заливе и возможность атаки Пекина, тем самым отказываясь от прежних, составленных С.С. Лесовским планов. Обдумывая же меры на случаи разрыва с Англией, помимо удара по ее торговым коммуникациям и колониям И.А. Шестаков полагал, что было бы «не дурно внезапно занять у корейцев некоторые пункты, куда англичане могут приходить для сбора десанта»[648].

Его беспокоили слухи о поисках немцами пункта для базы в Корейском архипелаге и раздражала позиция Министерства иностранных дел, о которой он писал: «Наши дипломаты всё, под страхом затруднений, откладывают и не обращщают внимания на рапорты начальников дальних станций — и мы всегда в невыгодном сюрпризе. Цель их, будто, лишать Россию всех стратегических выгод в случае войны и доставлять эти выгоды вероятным неприятелям нашим, а тем ставить нас в невозможность думать о решении вопросов войною — следовательно уступать и унижаться»[649].

Спустя же несколько дней адмирал заметил: «В наших интересах (ибо мы соприкасаемся к Азии на тысячи верст) вести преимущественно азиатскую политику. Нужно нам, чтобы Азия стала дипломатическим пугалом, и следует занять в ней направляющее положение»[650].

Эти мысли, отчасти вызванные визитом во Владивосток 20 июля/1 августа китайской эскадры, приводили Шестакова к идее реорганизации Азиатского департамента, с предоставлением ему первенствующего значения в Министерстве иностранных дел. Именно в те дни окончательно сформировалась и его дальневосточная программа, включавшая союз с Китаем, к которому, как он полагал, присоединилась бы Япония, усиление Тихоокеанской эскадры за счет средств, сэкономленных на упразднении военного порта в Николаевске-на-Амуре и ликвидации должности главного командира портов Восточного океана, на чем настаивал А.Н. Корф, дальнейшее укрепление Владивостока и оборудование его гавани, устройство угольного склада для пароходов Добровольного флота на острове Гончарова. Думал он также о том, чтобы «занять дальний от Японского моря пункт в Тихом океане», отвлекая англичан от Приамурского края, и едва ли не всерьез размышлял: «Может быть, Мяклуха выиграет дело у Бисмарка»[651].

Замысел управляющего министерством, предполагавший если и не решительный поворот внешней политики к делам Дальнего Востока, то гораздо более пристальное внимание к ним, представлял собой развитие идей, высказанных И.А. Шестаковым еще в 1881 году, и отчасти совпадавших со взглядами ряда деятелей Общества для содействия русскому торговому мореходству, таких как М.Н. Катков, А.А. Краевский, В.П. Мещерский, Л.П. Семечкин, М.И. Кази, М.Ф. Мец. М.Н. Катков, на протяжении многих лет то призывавший вкладывать средства в развитие Владивостока и всей дальневосточной окраины, поддерживать деятельные отношения с Кореей, то заявлявший, что «тихоокеанским вопросом можно нам погодить заниматься до решения вопроса афганского» и указывавший на Среднюю Азию как на опору в борьбе с Англией, в 1886 году вновь заговорил о необходимости «обеспечить себе свободный выход в океан, ибо только при свободном выходе в океан великая держава может приобрести столь необходимое ей морское значение», сетуя, что с занятием англичанами порта Гамильтон подходящий момент упущен[652].

Статьи на эту тему публиковались Н.А. Рыкачевым в «Кронштадтском Вестнике», читавшемся Александром III, в «Новом Времени» А.С. Суворина, изредка в «Руси» И.С. Аксакова. Надо полагать, что при всей сложности отношения к печатному слову того узкого круга чиновников и придворных, который мог оказывать влияние на деятельность правительства, и в частности при существовавшей в МИД и Министерстве финансов антипатии к Каткову и всему «русскому направлению», эти публикации все-таки создавали определенную атмосферу, способствовавшую постановке вопросов дальневосточной политики.

24 июля/5 августа, завершив осмотр края, И.А. Шестаков покинул Владивосток на фрегате «Владимир Мономах». Его путь лежал в Нагасаки, где, прощаясь с А.А. Корниловым, он поручил командующему эскадрой «избрать места (порты Китая и Японии, Манильские, на Борнео и пр.) для складов угля и фирмы (то есть поставщиков. — Авт.)», считая самыми надежными американцев[653].

Затем управляющий на пароходе «Москва» отправился в Иокогаму, оттуда в Токио, где 6 августа встретился с министрами, через три дня был принят императором, а 12 августа, вернувшись обратно, осмотрел «Наниву» — один из новейших крейсеров японского флота, весьма ему понравившийся. На следующий день адмирал простился с Японией.

25 августа, в океане, он приступил к работе над отчетом о поездке, прервав ее 4 сентября, когда «Москва» ошвартовалась у причала Сан-Францисского порта. Здесь И.А. Шестакова встретили генеральный консул, А.Е. Оларовский, и консул Г. Ньюбаум, принявший американское гражданство финляндский уроженец вице-президент «Аляска Коммершиэл К°» (она же «Гутчинсон, Кооль и К°»), арендовавшей котиковые промыслы. О них и зашел разговор. Все усиливавшееся браконьерство американских и английских арматоров, отправлявшихся в российские воды из Сан-Франциско, Ванкувера, Гонолулу и Иокогамы, лишало компанию заметной части прибылей. Поэтому по ее просьбе с 1884 года от морского ведомства на остров Тюлений стали ежегодно отряжать караул из одного офицера и 19 нижних чинов[654].

1

2

Японский крейсер «Нанива» (вверху 1) и американский крейсер «Атланта» (2), осматривавшиеся И.А. Шестаковым

Миноносец «Свеаборг», построенный в Гавре фирмой Норманна

Встал вопрос и о привлечении к охране промыслов на Командорских островах клиперов, крейсировавших с 1875 года у берегов Чукотки. Однако вплоть до начала 1890-х годов он так и не был решен, и клипера, основной задачей которых являлось предотвращение незаконной торговли иностранцев с местными жителями и убоя китов в территориальных водах России, определенных инструкций на этот счет не имели[655].

Из Сан-Франциско И.А. Шестаков отправился в Чикаго, а затем в Нью-Йорк, где был встречен поверенным в делах. Р.Р. Розеном. 16 сентября адмирал принял известных американских судостроителей В.Г. Уэбба и У. Крампа, предлагавших свои услуги, а на следующий день осмотрел крейсер «Атланта».

19 сентября он отплыл из Нью-Йорка в Гавр на пароходе «Гасконь» французской трансатлантической компании, увозя с собой составленный фирмой У. Крампа проект 17-узлового крейсера и проект «динамитного судна», вооруженного пневматическими орудиями конструкции Э. Залинского. На борту «Гаскони» управляющий вернулся к отчету о поездке, в котором старался «убедить перенести центр тяжести нашей политики в Азию, и там устроить против ненавистной Англии грозный союз» с Китаем и Японией[656].

Спустя девять дней пароход был в Гавре, где И.А. Шестакова ждали Е.И. Алексеев, С.О. Макаров и командиры миноносцев, выстроенных фирмой Нормана. Нанес ему визит и сам заводчик, а затем и представитель фирмы «Форж э Шантье», предложивший осмотреть строившийся для Японии крейсер, но усталость заставила адмирала отказаться от осмотра и сразу выехать в Париж. После визитов официальным лицам, управляющий телеграфировал в Петербург просьбу позволить ему отдохнуть во Франции, на что получил разрешение Александра III. Но покоем И.А. Шестаков наслаждался меньше недели и, едва к нему вернулись силы, стал ездить на заводы и верфи, познакомился с занявшим в конце 1885 года пост морского министра контр-адмиралом Обом, о реформах которого уже знал из донесений Е.И.Алексеева, приславшего в Петербург книгу Г. Шарма «Реформа флота», воспринимавшуюся в качестве программы нового министра.

С первых же дней Об учредил в составе своего министерства особое бюро для заведования минной частью, под руководством контр-адмирала Лайэрле, с отделениями в Шербуре, Бресте и Тулоне, приостановил строительство броненосцев и поставил вопрос о закладке быстроходных легких крейсеров и миноносцев. Им была намечена серия минных опытов и маневров[657].

По собственному признанию министра, он намеревался подготовить французский флот к крейсерской войне, с беспощадным истреблением неприятельских судов вместе с экипажами и пассажирами, так как «война есть отрицание всякого права»[658].

Некоторые положения теории Оба нашли у И.А. Шестакова живой отклик. В начале октября 1886 года, побывав на предприятиях в Сен-Назере, где строился корпус крейсера «Адмирал Корнилов», Нанте, где изготавливались его машины и котлы, в Гавре, на артиллерийском заводе фирмы «Форж э Шантье», получив множество предложений от представителей различных компаний, управляющий выехал в Россию. Однако в Петербурге ему сразу же пришлось заняться безотлагательными делами, в первую очередь связанными с беспокоившим его Болгарским кризисом.