Глава 9. ДАЛЬНИЙ ВОСТОК И ДАЛЕКИЙ ЗАПАД
Глава 9. ДАЛЬНИЙ ВОСТОК И ДАЛЕКИЙ ЗАПАД
К концу VII века мусульмане более или менее контролировали всю Северную Африку на западе, и Хорасан с большей частью Трансоксании на востоке. Во многих отношениях проведенные там границы были логичными с географической точки зрения, и удобными для окончания экспансии — Гибралтарский пролив на западе, дикие горы восточного Афганистана и Макран на востоке. Правда, ни одно из этих препятствий не было непреодолимым, и последним рывком ранних завоеваний мусульмане захватили большую часть Иберийского полуострова и Синда, а также южную часть современного Пакистана.
Синд очень далек от Аравии и центра раннего мусульманского государства. Сухопутный маршрут к нему проходит через беспощадные пустыни Макрана, где тропа ведет от одного сожженного зноем оазиса к другому и где почти невозможно раздобыть пропитание. Александр Македонский, один из немногих, попытался провести свое войско через эти земли, и это оказалось самым тяжелым испытанием, с каким ему приходилось сталкиваться. Другой путь лежит морем вдоль голых берегов Южного Ирана и Макрана к портам в устье реки Инд. В обоих случаях путь очень тяжел из-за больших расстояний и особенностей местности.
Наши знания о завоевании арабами Синда в начале VIII века очень ограничены. Классики арабской истории, как правило, пренебрегали этой местностью. Один только Балазури дает систематический отчет, и занимает он не более дюжины страниц теста. По всей вероятности, ни он, ни другие иракские летописцы никогда не посещали этот отдаленный форпост мусульманской империи, и лишь несколько приводимых ими подробностей проливают свет на эту страну и ее завоевание. Местные источники не более информативны. Единственная хроника Синда, упоминающая завоевание, — это «Чачнаме» 1216 года Али ибн Хамида аль-Куфи — перевод утерянного арабского оригинала, якобы составленного по записям кади Рура, считавшего себя потомком такафи, племени, к которому принадлежал вождь первой волны завоевания, Мухаммад ибн Касым.
Вторая половина этого труда, в сущности, представляет собой отчет о первой стадии завоевания. «Чачнаме» не слишком высоко оценивался историками, и в нем содержится множество включений из легенд, но основное ядро повествования, по-видимому, извлечено из ранних арабских источников: автор называет историка Аль-Мадаини, а общий очерк повествования и некоторые эпизоды близки к тесту Балазури. В тексте делается упор на две темы. Одна — это важнейшая роль, которую сыграл Хаджадж, оставшийся в далеком Ираке. Судя по описанию, он контролировал каждый эпизод кампании. Мухаммад ибн Касым не делал ни единого движения, не написав прежде своему начальнику и не дождавшись ответа, который неизменно приходил неправдоподобно скоро с обратной почтой. В одном месте текста описывается, как Хаджадж приказал Мухаммаду сделать набросок карты реки Инд, чтобы он мог указать по нему наилучшее место для переправы. Это, конечно, следует понимать так, что Хаджадж мог приказывать командующему действиями войск. Вторая тема — это роль провидцев и мудрецов, постоянно убеждавших правителей Синда, что вторжение арабов предречено и ничто не в силах его предотвратить. В «Чачнаме» содержится много материалов, которые якобы сохранили потомки арабских завоевателей. Эти материалы могут быть подлинными.
Кроме того, приводятся арабские поэтические произведения, не переведенные на персидский, как переведен остальной текст книги. Они тоже могут относиться к VIII веку.
Археология дает не многим больше свидетельств. Даже местонахождение некоторых ключевых точек, таких как Дайбул, еще процветавший в XIII веке, точно не установлено. За исключением Мултана и Нируна, ни один из упомянутых в тексте городов не сохранил до наших дней прежнего названия, так что их идентификация часто сомнительна.
Арабы контактировали с Синдом еще до прихода ислама. В конце Сасанидской эпохи между Персидским заливом и Синдом развивалась морская торговля, и в этой торговле особенно важную роль играла одна группа арабов. Оманское племя азд жило в отдалении от первых центров власти мусульманского государства в Хиджазе, но зато его расположение было выгодно для ведения морской торговли через Индийский океан. Племя азд приняло ислам и сыграло важную роль в завоевании Фарса и других областей Ирана.
Синд того времени описывается как «дикая граница индийской цивилизации», однако для первых мусульман это была «страна золота и торговли, лекарств и полезных веществ, сластей, риса, бананов и диковинок»[74]. Свое название Синд получил от санскритского названия реки Синду, известной на западе как Инд, а у арабов — как Михран. Синд обязан своим существованием речной системе Инда, так же как Египет — Нилу. Арабские географы X века отмечали это сходство. «Это очень большая река со сладкой водой, — писал Ибн Хаукал. — В ней водятся крокодилы, как в Ниле. Она также напоминает Нил величиной и тем, что уровень воды в ней зависит от летних дождей. Речные разливы затопляют берега, а потом река возвращается в свое русло, удобрив почву, как удобряет ее река в Египте».
Ко времени мусульманского завоевания заселенной частью страны правила династия царей, происходящих от брахманов. Она была основана Чачем (ц. 632-671), а к началу VIII века царствовал Дахир (679-712), возглавивший сопротивление мусульманам. Царь, кажется, жил в городе, который арабы называли Рур, а главным портом страны был город Дайбул. Изменчивость русел в дельте Инда сильно затрудняют точное определение местонахождения, но возможно, останки Дайбула — руины Банбхоре, лежащие теперь на пустынных солончаках в сорока километрах от моря восточнее Карачи.
Город впервые упоминается в исторических записях в V веке, когда он был дальним форпостом Сасанидской империи. Ко времени правления Чача и его сына Дахира он, кажется, давал приют пиратам, разбойничавшим на торговых путях между Персидским заливом и Индией, и одной из целей мусульман было покончить с пиратством.
Большая часть страны была заселена полукочевыми племенами, такими как миды и джаты, называемые в мусульманских источниках зуттами. Миды пополняли скудные средства к существованию, которые бесплодная родная земля явно не могла обеспечить в достаточном количестве, сочетая пиратство с торговым мореходством. Зутты были земледельцами, и с помощью водяных буйволов возделывали болотистые берега Инда, где выращивали сахарный тростник. Согласно мусульманским источникам, сасанидский шах Бахрам Гyp (420-438) перевез часть зуттов в Ирак, чтобы повеселить свой народ их музыкой!
Согласно арабской традиции, предложения о вторжении в Синд поступали еще с 644 года, когда мусульмане впервые напали на соседнюю провинцию Макран. Возможно, в то же время предпринимались морские экспедиции в Индию. Существует, однако, предание, что первые халифы, Умар и Усман, запретили походы в эту далекую и опасную страну, так что сообщения о кампании VII века, скорее всего, основаны на мифе.
В отношении кампании 710-712 годов мы стоим на твердой исторической почве. По сведениям Балазури, непосредственной причиной экспедиции стало то, что «царь Острова Рубинов» (Шри-Ланка) послал к Хаджаджу, наместнику Ирака и всех восточных земель, несколько женщин — вдов умерших в его стране мусульманских купцов. Автор вставляет примечание, что остров назывался Островом Рубинов за красоту лиц его женщин. В пути корабль атаковали пираты миды, плывшие из Дайбула. Они захватили в плен всех пассажиров. Одна из женщин в отчаянии воззвала к имени Хаджаджа, и тот, услышав о нападении, решил принять меры.
Прежде всего он написал Дахиру, предлагая царю освободить женщин, но тот ответил, что он не властен над пиратами, захватившими пленных, и ничем не может помочь. Тогда Хаджадж послал две малые экспедиции, но обе потерпели поражение, и их начальники погибли. Тогда он решился на масштабную военную кампанию. Он выбрал предводителем своего молодого родича по имени Мухаммад ибн аль Касым аль-Такафи (то есть из племени такиф). Мухаммад был в своем роде юным гением. О нем отзываются как о «благороднейшем такафи его времени». Говорят, что он получил высший командный пост в возрасте семнадцати лет, но оказался способным командиром и мудрым, терпимым правителем. Его короткая, как полет метеора, карьера и трагический конец оставили по себе долгую память и в Синде, и в мусульманских странах Среднего Востока.
Хаджадж приказал ему собрать армию в недавно основанном городе Шираз на юго-западе Ирана. Из Сирии прислали 6000 профессиональных солдат, чтобы те стали ядром войска. Также Хаджадж прислал ему «все нужное, вплоть до иголок и ниток». Когда все было готово, они двинулись долгим сухим путем через Южный Иран и дальше, через Макран, взяв по пути город Фанназбур. Тем временем морем послали корабли с людьми, оружием и припасами.
Силы объединились под Дайбулом. Мухаммад немедленно окружил город и распорядился выкопать осадные укрепления. Он приказал воткнуть в землю копья с развевающимися на них племенными знаменами, и устроить лагеря разных частей — каждой под своим стягом. Кроме того, он установил катапульту (манджаник), для работы с которой требовалось 550 человек. Она называлась «Невеста». Описание предполагает большую осадную машину с рычагом, взводившимся вручную, и это один из редчайших примеров использования мусульманами осадной техники в процессе завоеваний. Одной из главных примет города был храм, описываемый как «будд», подобный высокому минарету в центре города: возможно, это была буддийская ступа. На вершине храма стояла мачта (дакал), на которой развевались и хлопали на ветру огромные красные знамена. Теперь эта мачта стала целью для катапульты, и когда ее удалось сбить, горожане упали духом. Мухаммад приказал установить лестницы, и его люди вскарабкались на стены, взяв город штурмом. Правитель Дахир бежал, и три дня продолжалась бойня, в которой перебили, среди прочих, всех жрецов храма. После этого Мухаммад велел заложить мечеть и раздать участки для поселения 4000 мусульман.
Потом Мухаммад продвинулся в глубь суши к городу-крепости Нирум у берегов Инда. Там его встретили двое монахов-буддистов (самани), которые начали переговоры. Они заключили мир и радушно приняли его в городе, снабдив продовольствием. Он поднимался вверх по реке, где повторялось, в общем, то же самое, и буддийские монахи часто выступали миротворцами. Согласно «Чачнаме», город Сивистан пал из-за розни между горожанами. Одну сторону представляли буддисты, другую —правитель-индуист. Буддисты заявили командующему крепостью, что не станут драться. «Наша религия — мир, и наша вера — желание добра всем. Наша вера не дозволяет сражений и убийства. Мы никогда не одобряли кровопролития». Они добавили, что боятся, как бы арабы не приняли их за сторонников правителя и не атаковали бы. Они убеждали его заключить договор с арабами, потому что, «говорят, они верны своему слову. Что обещают, исполнят». Когда правитель отказался прислушаться к их советам, они передали арабам сообщение, что все крестьяне, ремесленники и простой люд покинули правителя и что он теперь не сможет долго сопротивляться. Город продержался неделю, после чего командир защитников ночью бежал. Мусульмане вошли в город, который, по обыкновению, разграбили, не тронув только имущество буддистов. Как всегда в «Чачнаме», трудно отделить факты от вымысла, но повествование наводит на мысль, что буддисты действительно могли способствовать успехам мусульманского оружия и что разделение между простонародьем и военной кастой индуистов позволяло мусульманам брать некоторые города без особого труда.
Во время этого похода к Мухаммаду присоединились примерно 4000 зуттов, что заметно усилило его войско.
Дахир по-прежнему оставался лидером сопротивления. Мухаммад стоял на восточном берегу Инда, отделенный от противника рекой. «Чачнаме» подробно описывает, как Мухаммад переправлялся через реку, чтобы атаковать Дахира. Он решил навести лодочный мост и наполнил балластом из песка и камней собранные лодки, соединив их между собой досками. Между тем сторонники Дахира собирались на восточном берегу, чтобы помешать его высадке. Мухаммад приказал выстраивать лодки вдоль западного берега, пока их цепь не сравняется с шириной реки. Затем отважные воины встали на лодки, и весь мост развернули по течению, пока он не уперся в противоположный берег. Арабы тут же отогнали неверных от берега, осыпав их стрелами, после чего переправились конница и пешие воины.
Балазури уделяет несколько кратких строчек последнему противостоянию Мухаммада ибн Касыма и Дахира, зато «Чачнаме» описывает события в драматических тонах. Армию Синда составляли 5000 воинов-ветеранов (и 20 000 пехотинцев) и шестьдесят слонов. Дахир ехал на белом слоне, вооруженный тугим луком, и с ним на носилках были две служанки: одна, чтобы подавать ему для жевания лист бетеля, другая, чтобы подавать стрелы. С обеих сторон были произнесены речи, приводятся многочисленные имена арабских воинов — верный признак того, что поэма «Чачнаме», по крайней мере, основана на арабском оригинале. Нам сообщают также, что арабы, по прежде не упомянутым причинам присоединившиеся к войску Дахира, теперь снабдили Мухаммада жизненно важной информацией о передвижении противника. В последовавшей жестокой битве мусульмане горящими стрелами подожгли носилки, с которых сражался Дахир, и белый слон устремился в воду. Дахира схватили и обезглавили. Его тело опознали девушки-рабыни, бывшие с ним на носилках. Историк Аль-Мадаини сохранил для нас короткий победный стих, якобы произнесенный убившим Дахира арабом:
Кони в битве Дахира и копья,
И Мухаммад ибн Касым ибн Мухаммад
Свидетели, что я не устрашился их войска,
И мой меч поразил их главу,
И я оставил его в грязи,
С пылью на впалых щеках[75].
Поражение и смерть Дахира означали конец организованного сопротивления. Многие из женщин Дахира покончили с собой, сгорев вместе со своими служанками и имуществом, чтобы не стать пленницами. «Чачнаме» вкладывает в уста одной из сестер убитого правителя короткую речь: «Наша слава ушла, и близок предел нашей жизни. Коль нет надежды на свободу и безопасность, давайте соберем дерево, хлопок и масло. Лучше для нас, думается мне, сгореть дотла и скорее повстречаться со своими мужьями в ином мире». Все они вошли в дом, подожгли его и сгорели заживо. Несмотря на эту добровольную жертву, хроники говорят, что многих благородных женщин великой красоты отослали Хаджаджу в Ирак. Тот, в свою очередь, переслал их ко двору халифа, где их продали или раздали в награду родичам и соратникам. Остатки войска Дахира преследовали до Брахманабада, близ которого мусульмане позже их снова разбили и основали город Мансуру.
«Чачнаме» сохранила сообщение о том, как поступил Мухаммад ибн Касым с жителями Брахманабада. Возможно, этот эпизод отражает множество проблем, возникших при мусульманском завоевании. Первым его порывом было пощадить всех ремесленников, торговцев и простолюдинов и казнить всех, принадлежащих к военной касте. Но скоро он осознал необходимость привлекать местных чиновников для работы в администрации. Первым делом он установил для ремесленников и чиновников ценз, вынуждавший их обратиться в ислам или платить подушный налог. Затем он назначил сельских старост для сбора налогов. Тем временем брахманы старались упрочить свой статус при новом режиме. Они пришли к Мухаммаду ибн Касыму с обритыми в знак покорности головами и лицами и подали ему петицию. Прежде всего они желали обезопасить всех выживших членов семьи Дахира, в том числе его жену Лади, которую вывели из внутренних покоев. Рассказывали, что Мухаммад ибн Касым купил ее, и она стала его женой. Интересно сравнить этот брак с относящейся к тому же времени женитьбой сына Мусы ибн Носсейра, завоевателя Аль-Андалуса, на дочери визиготского короля Родриго. В обоих случаях арабы-завоеватели стремились заключить союз с прежним правящим домом, возможно, в надежде, что их потомки станут наследственными правителями. Однако в обоих случаях этому помешали энергичные действия правительства в Дамаске.
Затем брахманы объяснили, с каким почетом и преклонением к ним относились в старом царстве. Мухаммад сказал, что им будут дарованы такие же привилегии и такой же статус, какими они пользовались при правителе Чаче, отце Дахира. Этот статус перейдет по наследству к их детям. Затем брахманы просили сохранить за ними их доходы. Им позволено было собирать обычную плату с купцов и ремесленников. Новые жалобы последовали со стороны хранителей храма Будды. Прежде они жили на доброхотные пожертвования, но теперь подаяние иссякло, потому что люди боялись мусульманских солдат. «Теперь, — жаловались они, — наш храм покинут и разрушен, и мы не можем больше поклоняться нашим идолам. Мы взыскуем у справедливого правителя позволения починить и отстроить заново наши буддийские храмы, чтобы продолжать поклоняться в них, как прежде». Мухаммад написал Хаджаджу, который ответил, что, покуда они платят налоги, у мусульман больше нет никаких прав над ними, и им надо позволить поддерживать свои храмы, как прежде. На встрече, состоявшейся вне города, Мухаммад собрал всех старост, вождей и брахманов и позволил им строить храмы и вести торговлю с мусульманами. Он также велел проявить доброту к брахманам и отмечать их святые дни, как делали их отцы и деды, и, что могло быть более важным, платить три из каждых ста дирхемов налога брахманам, а остальные отсылать в казну. Установили кроме того, что брахманы (очевидно, те, кому не доставалось выплаты из налога) вправе с медными чашами просить подаяние у дверей, собирать зерно и использовать его по своему усмотрению.
Следующей проблемой стал статус джатов. Советники Мухаммада описали их низкое положение и меры дискриминации, которые принимались против них в правление Чача: их принуждали носить грубую одежду; ездить верхом им дозволялось только без седла и поводьев, покрывая спину коня попоной; им полагалось водить с собой пса, чтобы их могли отличить от других племен; они обязывались днем и ночью служить проводниками путникам, а если кто-либо из них был пойман на воровстве, его детей и других членов семьи бросали в огонь и сжигали. Короче: «Они все — из породы диких скотов. Они всегда были упрямы и непокорны правителям и вечно занимались грабежами на большой дороге». Мухаммада легко удалось убедить, что это «подлейшие из людей» и с ними следует обращаться соответственно.
Описанные дискуссии интересны не тем, что точно отражают события, а тем, что рассказывают нам о расселении мусульман и отношении к нему местных жителей. На самом очевидном уровне они показывают, что мусульмане использовали готовый административный аппарат и сохраняли в целости основные социальные структуры. Сообщение преследует двойную цель: мусульманам оно объясняет, почему при внешне мусульманском правительстве брахманы сохранили такое влияние и почему следует терпимо относиться к их храмам. Одновременно оно указывает на необходимость терпимости по отношению к буддистам и их свободу практиковать свою религию. Не-мусульмане узнают, таким образом, что их статус был признан самим отцом-основателем синдского ислама Мухаммадом ибн Касымом и его великим повелителем Хаджаджем лично. Что до несчастных джатов, они просто ничего не выиграли от прихода ислама.
Теперь поход Мухаммада ибн Касыма начал походить на триумфальное шествие. В одном месте жители приветствовали его танцами под музыку флейт и барабанов. На вопрос Мухаммада они ответили, что всегда встречают так новых правителей. Следующей крупной целью похода был Рур, названный величайшим городом Синда. Сын Дахира Фофи укрепился в городе и собирался держаться в нем. Согласно «Чачнаме», Фофи и жители Рура верили, что Дахир еще жив и скоро придет им на помощь. Даже когда Мухаммад представил им вдову Лади, которая уверила их, что Дахир погиб, горожане прокляли ее за сговор с «поедателя-ми коров» и еще крепче утвердились в вере, что им на помощь спешит великая армия. Развеять их ожидания смогли только предсказания местной колдуньи. Когда к ней обратились за советом, она удалилась в свою келью и, выйдя оттуда несколько часов спустя, рассказала, предъявив в подтверждение мускатный орех с Цейлона, что облетела целый мир в поисках Дахира, но нигде не нашла его. Это сообщение убедило многих горожан, что им следует вступить в переговоры с Мухаммадом, уже известным своей справедливостью и честностью. В ту же ночь Фофи и его приближенные выбрались из города, а когда арабы на следующий день начали штурм, купцы и ремесленники открыли переговоры, говоря, что отказываются от верности брахманам и убеждены теперь, что силы ислама победят. Мухаммад принял их обращение, заручившись обещанием прекратить все военные действия. Население города собралось в святилище под названием Нава Вихара (совпадающим по названию с великим святилищем Будды в Балхе) и простерлось перед мраморными и алебастровыми статуями. Мухаммад спросил блюстителей храма, чьи это образы. Заодно он снял браслет с руки одной из статуй. Когда хранитель заметил исчезновение браслета, Мухаммад насмешливо спросил, как это бог может не знать, кто взял браслет. Затем он со смехом показал украшение и вернул его на руку статуи.
После сдачи города Мухаммад отдал приказ о казни многих военных, но Лад и вмешалась, сказав ему, что жители города — «добрые строители и купцы, хорошо возделывавшие свои земли, так что их казна всегда была полна», и Мухаммад пощадил их. И вновь повествование указывает на компромиссы и сотрудничество, сопутствовавшие завоеванию: храм остался в целости, и жизнь большинства горожан текла как обычно. Мусульманских завоевателей прославляли не за суровое насаждение норм ислама, а за терпимость и добродушие. Заметен контраст с уничтожением храмов и религиозных изображений при завоевании арабами Трансоксании, происходившем в то же самое время. Трудно сказать, было ли причиной тому миролюбие буддистов, или просто мусульмане оказались слишком малочисленны, чтобы бросать вызов устоявшимся обычаям. Когда город был полностью покорен, Мухаммад оставил управлять им двух своих арабских подданных, с указанием обходиться с горожанами по-доброму и заботиться о них.
Вскоре после того пал другой крупный город, Мултан. Его завоевание, названное «Вскрытие Золотого Дома победоносными арабами», стало на время последней точкой наступления мусульман в Синде. Город был богатым, а его храм (будд) был центром паломничества. Горожане оказали упорное сопротивление, а у осаждавших город арабов кончалось продовольствие, так что им пришлось есть собственных ослов. Конец наступил, когда им показали, каким путем проникает в город питьевая вода, и они перерезали водоснабжение. Город сдался на милость победителя. Все мужчины воинского возраста и все жрецы были преданы смерти, а женщины и дети обращены в рабство. Мусульманам досталось огромное количество золота. Любопытно, что существует древнее предание, будто бы Халид ибн аль-Валид, известный в истории как завоеватель Сирии, похоронен в Мултане, и его мавзолей — древнейшая мусульманская постройка в городе.
Победы в Индии поставили перед завоевателями новые проблемы. До сих пор население стран, завоеванных мусульманами, могло считаться «людьми Писания», что означало, что им можно оставить жизнь, имущество и религиозные обряды при условии, что они принимают власть мусульман и признают свой статус «дхимми». При завоевании Ирана постепенно усвоилось мнение, что и зороастрийцев можно отнести к «людям Писания». Проблема состояла в том, что большинство населения Синда были буддистами или индуистами. С точки зрения большинства мусульман буддисты и индуисты с их разукрашенными изображениями и статуями, были явными идолопоклонниками, заслуживающими безусловного истребления, если только они не обратятся в ислам. Арабы, захватившие Синд, быстро умерили свой религиозный энтузиазм прагматизмом. Захватив Рур, Мухаммад якобы рассудил, что «будд» подобен христианской церкви, иудейской синагоге и храмам огня и что к нему следует относиться с тем же почтением. На практике это означало, что и буддисты, и индуисты воспринимались как «дхимми». Во многих случаях местные брахманы и буддийские монахи продолжали возглавлять местную администрацию, служа новым хозяевам — мусульманам.
Резкий конец первой волне завоеваний положили события в сердце мусульманского государства. Мухаммад пробыл в Синде три с половиной года, когда в 715 году в правительстве произошли крупные перемены. Хаджадж, его родственник и покровитель, скончался в 714 году, а на следующий год за ним последовал халиф Валид I. Восшествие на омейядский престол Сулеймана сопровождалось яростной реакцией против Хаджаджа и его назначенцев. Мухаммада бесцеремонно отозвали обратно в Ирак, где новый наместник заключил его в тюрьму и подверг пыткам. В тюрьме Мухаммад скоро умер. Он заслуживал лучшей судьбы. Подобно своим современникам, Кутайбе ибн Муслиму в Хорасане и Мусе ибн Носсейру в Испании, он узнал, что заслуги перед делом ислама — не защита от мести политических соперников.
Отставка Мухаммада практически прекратила военные действия. За свое короткое правление Мухаммад заложил основы для проникновения мусульманства на полуостров. Он установил основные законы и создал прецеденты, позволявшие мусульманам жить в мире с буддистами и индуистами. В сравнении с последующими вторжениями мусульман в Индию, подобным вторжению Махмуда Газнийского в XI веке, он оставил по себе репутацию мягкого, человечного и терпимого правителя, и местные жители оплакивали его бесчестье. Кроме того, он собрал много денег. Сообщали, что Хаджадж подвел простой счет всей кампании. Он подсчитал, что потратил на снаряжение и оплату войска Мухаммада 60 миллионов дирхемов, а его доля в добыче доходила до 120 миллионов — недурная прибыль по любым меркам. Как обычно, цифры вполне могли быть преувеличены, зато это единственная попытка представить бухгалтерский отчет за всю историю ранних мусульманских завоеваний. Из подсчетов становится ясно, что подобные экспедиции были весьма выгодными в денежном отношении.
Теперь мусульмане владели всем нижним течением Инда. Земли от Мултана на юг до устья реки стали в будущем границей расселения мусульман в Индии. Они были отделены от остального индийского субконтинента (Синда) пустыней, лежащей к востоку от Инда, которая ныне разделяет Пакистан с Индией. Пенджаб к северу от Мултана не подчинялся мусульманам до начала XI века, когда Газневиды из восточного Афганистана простерли власть мусульман на север и на юг.
Имеется интересное примечание к завоеванию Синда арабами. Как мы уже знаем, часть зуттов поселились в Ираке еще до прихода ислама. В результате вмешательства мусульман в жизнь обитателей долины Инда туда же перебрались много новых поселенцев. Вскоре Омейядские халифы перевели их вместе с их азиатскими буйволами в жаркие долины вокруг Антиохии в северной Сирии. Часть тех, кто оказался на севере Сирии, была позже захвачена византийцами, совершавшими поход на Айн Зарба, и увезены оттуда вместе с женщинами, детьми и особо ценными буйволами. Цыгане под греческим названием «атсингани» появились в окрестностях Константинополя в XI веке. Иракские зутты оставались неспокойной частью местного населения, однако после 1000 года они исчезают из истории. В 1903 году М. Я. Гуе, великий голландский ориенталист, опубликовал монографию, в которой предполагает, что зутты — предки по крайней мере части современных европейских цыган. Цыганский язык явно происходит из северо-западной Индии, и они могли эмигрировать из Сирии через Византийскую империю на Балканы, где впервые появляются в XV веке. Однако прямых доказательств этому нет, и гипотеза остается всего лишь любопытным предположением.
Испания и Португалия
Завоевание Испании и Португалии, известных в арабских текстах как «Аль-Андалус», произошло с чрезвычайной быстротой. Впервые значительные силы мусульман переправились через Гибралтар в 711 году, а к 716-му большая часть полуострова оказалась в той или иной форме под властью мусульман. События на Иберийском полуострове почти не упоминаются в тех великих хрониках, на которых мы основываем свое представление об установлении мусульманского государства на Среднем Востоке. Андалузо-арабская историческая традиция возникала медленно. Имеются некоторые обрывочные сведения, почерпнутые прежде всего из труда египтянина Ибн Абд аль-Хакама, созданного в IX веке, но лишь в X веке, через двести лет после начала завоевания, выходец из Персии по имени Рази сделал попытку собрать предания, воспоминания и легенды о завоевании и упорядочить их в виде хроники. Не удивительно, что в его работе недоставало подробностей, зато ее переполняли легенды и противоречия. Арабские источники можно сравнить и в некоторой степени сверить с так называемой «Хроникой 754 года», названной по последнему упомянутому в ней году. Этот краткий труд на латыни дает общий обзор событий. Возможно, он был составлен в Кордове, возможно, христианином, служащим у местных мусульманских властей. Этот отчет о мусульманском завоевании написан в удивительно деловом тоне и касается исключительно мирских вопросов. Нигде не упоминается о том, что пришельцы были мусульманами или что их вера отличалась от веры народов Испании.
В том самом году, когда Мухаммад ибн Касым брал Дай-бул и поднимался вверх по Инду, бербер, командовавший мусульманской пограничной крепостью Танжер, Тарик ибн Зияд, задумал провести своих людей через Гибралтарский пролив в южную Испанию. Не удивительно, что он засматривался в ту сторону — скалы Гибралтара и холмы за Тарифой отчетливо видны с африканского берега. Перспективы завоевания и захвата добычи представляли, вероятно, большое искушение, а под началом Тарика ибн Зияда было много обращенных в ислам берберов, жаждавших воспользоваться своим новым статусом и испытать себя в роли завоевателей, а не завоеванного народа.
Тарик вполне мог быть осведомлен о недавнем крупном политическом перевороте в визиготском королевстве Испания. Визиготы завоевали Иберийский полуостров в V веке. Из своей столицы Толедо они правили одним из самых успешных германских королевств, возникших на западных окраинах Римской империи. Королевство просуществовало более трехсот лет, но не выказывало признаков слабости или вырождения. Правда, города его были маленькими и сравнительно слабо развитыми, а большая часть земель малонаселенной, однако монархия была сильна и процветала, и страна не знала внутренних восстаний или сепаратистских движений. Церковь обладала большой властью, и длинный ряд соборов, созывавшихся в Толедо, — свидетельство ее жизнеспособности и активности.
При таких обстоятельствах идея, что небольшой отряд берберов с несколькими арабскими военачальниками может атаковать и уничтожить столь мощное государство, выглядела совершенно неправдоподобно. Королевство, однако, переживало кратковременный кризис. В 710 году умер король Витица. Он оставил взрослых сыновей, но по не вполне ясным для нас причинам трон захватил Родерих, вельможа, то ли состоявший, то ли не состоявший в родстве с королевским домом. Сыновья Витицы, их друзья и союзники были сильны и упорны. Родерих не успел утвердиться у власти до вторжения мусульман. У Тарика ибн Зияда были и более непосредственные причины задумать свое вторжение. Под его командованием состояли в основном берберы, вступившие в армию мусульман в последние несколько лет. Маловероятно, что существовала система регулярных выплат, вознаграждавших их за верность новой религии. Чтобы сохранить их лояльность, ему срочно нужен был источник доходов. Испания была самым очевидным из таких источников.
В самом раннем из арабских трудов, описывающих завоевание, в «Истории» Ибн Абд аль-Хакама, уделяется заметное место истории Юлиана. Этот человек, о котором ничего не известно, якобы был владыкой Сеуты, портового города восточнее Танжера, остававшегося, возможно, еще под властью Византии. Как пишет хронист, «Тарик написал Юлиану, осыпал его комплиментами и обменялся с ним дарами. Тогда Юлиан послал свою дочь к Родриго (визиготскому королю Испании) ради ее образования и поучения, а Родриго сделал ее беременной. Когда весть об этом дошла до Юлиана, тот сказал: «Не вижу, как могу я наказать его или отплатить ему, разве что послать против него арабов». В дальнейшем описании сообщается, что однажды вечером Юлиан перевез часть войска и послал корабли обратно к африканскому берегу за новыми людьми. На испанской стороне никто не обратил на них внимания, потому что корабли были купеческими и часто плавали туда и обратно. Тарик прибыл с последним судном, и флот оставался в Альхесирасе, пока армия мусульман двигалась на север — на случай, если поход окажется неудачным и придется спасаться бегством. Невозможно определить, есть ли зерно истины в этой истории и существовал ли вообще этот Юлиан. Однако сюжет необычен для арабских повествований, и, возможно, он отражает реально ширившееся недовольство правлением Родриго.
В апреле или в мае 711 года Тарик погрузил свое маленькое войско на суда и переправил через пролив. У него не могло быть больше 7000 человек, и совсем немногие из них были арабами. Он задумал просто масштабный грабительский набег. Переправившись, мусульмане сумели захватить «Зеленый остров», на котором стоит теперь порт Альхесирас. Он дал возможность закрепиться и в то же время обеспечивал возможность отступления на африканский берег, если бы дела обернулись не в пользу прибывших.
Родриго в это время подавлял восстание басков далеко на севере своего королевства. Услышав о набеге мусульман, он поспешил на юг, задержавшись в своей кордовской резиденции, чтобы собрать побольше людей. Как и в случае с Гарольдом Английским и с англосаксами в битве при Гастингсе в 1066 году, его армия была утомлена долгим переходом. Тарик держался осторожно. Вместо прямой атаки на Севилью или рывка в долину Гвадалквивира он не удалялся от своего лагеря и запросил подкрепление из Африки; прибыло еще 5000 берберов, так что теперь у него было 12 000 человек. Говорят также, что к нему присоединились сторонники сыновей Витицы, противостоявшие новому королю. Роль этой визиготской «оппозиции» противоречива. С точки зрения современного испанца легко видеть, что они, если действительно способствовали мусульманскому вторжению, были предателями. С другой стороны, они, как многие их современники, возможно, рассматривали высадку мусульман как набег, который продлится в лучшем случае один летний сезон. Откуда им было знать, что мусульмане явились, чтобы править частью Иберийского полуострова в течение 800 лет?
Мусульманские захватчики могли бы воспользоваться и поддержкой еврейских общин на Иберийском полуострове. Это тоже противоречивая проблема, очевидным образом отзывающаяся в современности. Нам известно, что визиготские короли проводили все более жесткую антииудейскую политику, заканчивая каждое новое законоустановление словами, что всех их следует обратить в христианство. Поэтому для иудеев было бы естественно встречать мусульман как потенциальных освободителей. Впрочем, нет указаний на то, что антиуидейские законы когда-либо исполнялись, и абсолютно отсутствуют свидетельства того, что хоть один иудей оказал поддержку мусульманам.
Решающая битва произошла у маленького городка Медина-Сидония. Точное место сражения неизвестно, но принято считать, что сражались на маленькой речке Гуаделете. Сообщений о сражении очень мало. Латинская хроника 754 просто отмечает, что «Родерих (Родриго) направлялся к Трансдуктинским горам (неизвестно, к чему относится это название), чтобы сразится, и в битве целая армия готов, собравшаяся к нему обманом и из честолюбивого соперничества за королевский титул, бежала, а он был убит. Так Родерик потерял не только власть, но и свою родину, и его соперники тоже погибли». Арабские источники говорят, что сражение произошло 19 июля 711 года и, как и «Хроника 754 года», намекают, что раздоры в рядах визиготской армии позволили мусульманам одержать победу, когда приверженцы Ахилы, сына Витицы, развернулись и бежали. Подробностей выяснить уже не удастся, но основная мысль ясна: Тарик со своими людьми нанес тяжелое поражение визиготской армии, король погиб, а остальные обратились в беспорядочное бегство.
Затем Тарик повел своих людей на восток вдоль долины Гвадалквивира, направляясь к Кордове. В Эсихе, где римская дорога пересекает реку Хениль, он впервые натолкнул-ся на сопротивление и взял город штурмом. Затем он, ради скорости, разделил свои силы.
Семьсот человек всадников он послал к Кордове под командой «мавла» Мугита. Падение Кордовы, вскоре ставшей столицей Андалусии, описано в арабских источниках с несколькими дополнительными и, возможно, вымышленными подробностями. Когда Мугит подходил к городу по южному берегу Гвадалквивира, его люди схватили пастуха, пасшего свое стадо. Они привели его в лагерь и допросили. Он сказал, что все важные горожане покинули город, и в нем остался только глава города, 400 человек стражи и немного мирных жителей. На вопросы об укреплениях он сказал, что они в хорошем состоянии, если не считать пролома над воротами, преграждающими вход на римский мост через реку. В ту же ночь Мутит переправил своих людей через реку и попытался забраться на стену, забрасывая веревки с крюками, однако это оказалось невозможно. Они вернулись к пастуху, который отвел их к пролому. Один из мусульман взобрался на стену, и Мугит, развернув свой тюрбан, использовал его, чтобы втянуть наверх остальных. Затем Мутит подошел к предмостным воротам, которые были тогда в руинах, и приказал своим людям окружить стражу на стенах. Потом они взломали запоры, и Мугит со своим войском скоро были в городе.
Когда глава города (названный в этом отчете «аль-малик») услышал, что они вошли в город, он бежал со своими 400 стражниками на восток и заперся в одной из церквей. Мугит осадил церковь. Сопротивление продолжалось три месяца, пока однажды Мутиту не сказали, что аль-малик бежал в одиночку, чтобы устроить крепость в горах за городом. Мугит сам пустился за ним в погоню и настиг, когда конь беглеца упал в канаву и сбросил его. Мугит застал его сидящим на своем щите в ожидании пленения. «Он был, — поясняет хронист, — единственным из правителей Андалусии, кто попал в плен. Все остальные либо выговорили себе условия, либо бежали в дальние области, такие как Галисия». Затем Мугит вернулся к церкви. Всех ее защитников казнили, но пленника пощадили, чтобы отослать его в Дамаск халифу.
Сам Ткрик направился к столице — Толедо. Город, казалось, был почти покинут жителями: согласно «Хронике 754 года», архиепископ Синдеред «утратил мужество и, словно он был наемник, а не пастырь, против примера древних, он покинул христианскую паству и вернулся к себе в Рим». Единственный вклад в историю захвата визиготской столицы, сделанный Ибн Абд аль-Хакамом, — это рассказ о запечатанной комнате, который, подобно эпизоду с Юлианом, вошел в историю и легенды. Рассказ гласит, что была одна комната (надо понимать, в Толедо) со множеством дверных замков. Каждый король, восходя на трон, добавлял свой замок, и никто не открывал этой комнаты. Родриго, став королем, потребовал открыть ее. На стене в ней оказалось изображение арабов и надпись, что когда эта комната будет вскрыта, сей народ завоюет страну.
Тарик мог пробиваться по дороге, которая вела к долине Эбро, и, возможно, взял Гвадалахару, прежде чем вернуться на зимовку в Толедо. Тем временем его начальник, наместник Ифрикии Муса ибн Носсейр, решил присоединиться к предприятию, которое выглядело достаточно прибыльным. На следующую весну, в 712 году, он собрал на побережье против Гибралтара восемнадцатитысячную армию. Эта сила была несравнима с той, которой командовал предыдущим летом Тарик. Большую часть войска составляли арабы. В нем было несколько «табиан» (последователей) —людей, ставших мусульманами в следующем поколении после смерти Пророка, и вожди крупнейших арабских племен. В июне 712 года армия переправилась в Альхесирас. Вместо того чтобы поспешить на соединение с Тариком в Толедо, Муса, по-видимому, решил консолидировать южные области, подчиненные мусульманам. Он начал с нескольких небольших городков: Медины-Сидонии и Кармоны, потом обратил внимание на Севилью, один из крупнейших городов полуострова. Сопротивление, кажется, не затянулось: визиготский гарнизон эвакуировался из города и ушел на запад.
Тогда Муса пошел по римской дороге к городу Мерида. Мерида — ныне средних размеров провинциальный городок — принадлежал тогда к столичным городам римской Испании, и до сих пор внушительные античные руины доказывают его богатство и статус. В эпоху раннего христианства он стал центром процветавшего культа святой Эвлалии. Здесь мусульманам оказали сопротивление гораздо более серьезное, нежели в Толедо и в Севилье. Кажется, Мусе пришлось осаждать город всю зиму 712/13 годов, а сдался город только 30 июня 713 года. Затем Муса двинулся навстречу Тарику, но перед тем послал своего сына Абд аль-Азиза обратно в Севилью, где начались выступления против мусульман. Муса продвинулся на восток вдоль Tаxo к визиготской столице Толедо, уже захваченной Тариком. Здесь он заставил своего подчиненного выдать конфискованные тем сокровища и богатства церквей. Арабские источники, как обычно, выказывают большой интерес к добыче и ее распределению. В данном случае они сообщают о соперничестве между Тариком и Мусой. Главным объектом конфликта стал «стол Соломона», хранившийся в замке неподалеку от Толедо. Он обладал огромной ценностью, будучи сделан из золота и украшен драгоценными камнями. Тарик захватил его, но Муса утверждал, что стол причитается ему. Тарик нехотя согласился отдать стол, но снял одну ножку и подменил ее подделкой. Муса воссел в древнем городе, как истинный владыка, а Тарик оказался в кордовской тюрьме. Как и в случае с историей Юлиана, эта явно вымышленная вставка может указывать на общую политическую напряженность: в данном случае — на соперничество Тарика с его берберами и Мусы с его арабской по преимуществу армией.
Следующей весной, 714 года, Муса снова вышел в поход к долине Эбро. Перед этим он успел взять Сарагосу, оставив там гарнизон и основав мечеть. Тем же летом он взял Лериду и двинулся по римской дороге, которая вела на Барселону и Нарбонну.
Успешные завоевания часто вызывали подозрения у дамасских халифов, которые опасались, и возможно, не без оснований, что победоносные военачальники выйдут из-под контроля. Смерть Валида I в 715 году привела к тому, что Муса ибн Носсейр, подобно Мухаммаду ибн Касыму в Синде, был смещен со своего поста и возвращен в Ирак для наказания. И Мусе, и Тарику приказано было явиться в Дамаск. Прежде чем подчиниться, оба военачальника попытались покорить районы у подножия северных гор. Тарик взял Леон и Асторгу и двинулся через Кантабрийские горы к Овьедо и Гкхону. Жители многих городов бросали свои дома и бежали в горы Пикос-де-Эуропа.
Только после этого два завоевателя решили подчиниться приказу халифа. Муса назначил своего сына Абд аль-Азиза правителем Аль-Андалуса, другие сыновья были посланы править Сусом и Кайруаном. Дело шло к установлению династии, и при других обстоятельствах, например в позднейшей Франции Меровнигов, западные мусульмане могли бы основать независимую империю, которой правили бы потомки Мусы ибн Носсейра. В раннем исламском государстве слишком крепки были узы, привязывавшие самые отдаленные провинции к центру. Как Мухаммад ибн Касым в Синде, так и Муса ибн Носсейр в Аль-Андалусе смирились с судьбой, подчинились приказам и подчинились центральной исламской власти. В обоих случаях победоносные герои претерпели унижение, лишились имущества и попали в тюрьму. Муса умер в 716-717 году, возможно, еще в заключении. О судьбе Тарика нам вовсе ничего не известно, однако возможно, что он скончался на Среднем Востоке в полной безвестности.
Дело объединения завоеванного Аль-Андалуса продолжил сын Мусы Абд аль-Азиз. Возможно, именно во время его пребывания правителем (714-716) под властью мусульман оказались большая часть современной Португалии и Каталония, однако сведения о ходе и обстоятельствах этой оккупации очень скудны. Мы лучше осведомлены о завоевании земель вокруг Мурции на юго-востоке Испании. Ими правил визигот Теодемир (Тудмир). Он после переговоров заключил с Абд аль-Азизом договор, текст которого, датированный апрелем 714 года, приводится в нескольких арабских источниках.